ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2012. № 5
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
А.Т. Павлов*
Г.И. ЧЕЛПАНОВ, ЕГО РОЛЬ В ОРГАНИЗАЦИИ
ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ФИЛОСОФСКОГО
ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ
(к 150-летию со дня рождения)
Профессор философии Г.И. Челпанов оставил заметный след в истории философского образования как замечательный педагог, организатор экспериментальных психологических исследований и активный пропагандист профессионального философского образования. Именно Г.И. Чел-панову выпала честь осуществить профессиональную подготовку специалистов по философии в Московском университете.
Ключевые слова: философия, психология, философское образование, Московский университет.
A.T. Pavlov. G.I. Chelpanov, his role in the organization of professional philosophical education in Russia (to 150th anniversary)
Philosophy Professor G.I. Chelpanov is judged well by history of philosophical education as a remarkable teacher, organizer of experimental psychological research and active propagandist of professional philosophical education. G.I. Chel-panov has the honour to carry out professional training of specialists in philosophy in Moscow University.
Key words: philosophy, psychology, philosophical education, Moscow University.
22 апреля 2012 г. исполнилось 150 лет со дня рождения замечательного преподавателя философских дисциплин, автора популярных учебников логики, психологии, введения в философию, организатора экспериментальных исследований психических явлений Георгия Ивановича Челпанова. Долгие годы его имя почти не упоминалось. Даже в таком фундаментальном издании, как пятитомная «История философии в СССР» (1968—1988), его взглядам и деятельности уделено всего десять строк в четвертом томе. А в пятом томе «Философской энциклопедии» (1970) опубликована небольшая заметка А. Петровского о Г.И. Челпанове, где его взглядам уделено тоже только десять строк, правда, ему отдана
* Павлов Алексей Терентьевич — доктор философских наук, профессор кафедры истории русской философии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (499) 614-51-25.
честь как создателю Психологического института и автору «многократно переиздававшихся учебников по психологии и логике». Анализу философских взглядов Г.И. Челпанова была посвящена всего одна диссертация, защищенная на философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова в 1983 г. В.И. Ониковым. До распада СССР философские взгляды Г.И. Челпанова рассматривались, как правило, в сугубо критическом плане в работах по критике русского неокантианства конца XIX — начала XX в. (работы А.А. Биневского, Е.А. Будиловой, Е.И. Водзинского), а также в исследовании философской мысли в Киевском университете (статья А.А. Пашковой). Более объективную оценку взглядов Г.И. Челпанова дал только М.Г. Ярошевский [см.: М.Г. Ярошевский, 1985].
К сожалению, и русские философы в целом, близкие по взглядам Г.И. Челпанову, не уделили ему должного внимания. Ни Н.А. Бердяев, ни Г.В. Флоровский, ни С.А. Левицкий в своих серьезных работах по истории русской философии не сказали о Г.И. Челпанове ни слова, только вскользь упоминают имя Челпанова Н.О. Лосский и Б.В. Яковенко, чуть больше говорит о нем Э.Л. Радлов. Один В.В. Зеньковский уделил своему учителю чуть более двух страниц в своей фундаментальной «Истории русской философии».
Вплоть до последнего времени взглядами и деятельностью Г.И. Челпанова интересовались и интересуются главным образом психологи, которые высоко ценят его как организатора психологических экспериментальных исследований в России и как создателя Психологического института при Московском университете. С 90-х гг. XX в. начали изредка появляться у нас статьи о Челпанове как о философе и преподавателе философии, написанные с позиций объективного рассмотрения его философских взглядов и его места в системе университетского образования (см. работы В.Ф. Асмуса, С.А. Богданчикова, Е.В. Верховцевой, А.Н. Ждан, В.В. Умри-хина и др.). Но все это капля в море, если сравнивать с исследованиями взглядов русских философов религиозного направления. Такое невнимание к деятельности и воззрениям университетского профессора философии, который немало сделал не только для развития в России психологии как научной дисциплины, огорчает. Ведь Г.И. Челпанов в течение тридцати двух лет был университетским преподавателем именно философии, в состав которой входила в то время и психология как дисциплина, включавшая в круг своего рассмотрения почти все проблемы теории познания. Из этих 32 лет 16 лет (с 1907 по 1923 г.) Г.И. Челпанов был профессором философии в Московском университете и 14 лет (до 1921 г.) осуществлял руководство кафедрой, которая проводила в жизнь принятый в 1906 г. новый учебный план историко-филологического факультета, в со-
ответствии с которым в университете велась подготовка студентов по специальности «Философия»1.
Конечно, Г.И. Челпанов очень много сделал для развития в России психологических экспериментальных исследований, и поэтому не случайно большое внимание ему уделяют психологи. Но ведь Г.И. Челпанов был прежде всего философом, и это специально подчеркивал В.В. Зеньковский в своей статье в журнале «Путь» после смерти Г.И. Челпанова в 1936 г., когда писал: «Г.И. Челпанов был, конечно, прежде всего философ, а потом уже психолог» [В.В. Зеньковский, 1994, с. 8]. Он был одним из инициаторов введения в России профессионального философского образования, и это тоже нельзя ни игнорировать, ни забывать.
Вообще надо сказать, что полемика вокруг философского образования, в ходе которой возникал и вопрос о необходимости готовить в университетах специалистов-философов, начала разворачиваться после принятия в 1863 г. Общего устава Императорских российских университетов, в соответствии с которым во всех университетах были восстановлены кафедры философии, которые должны были обеспечить чтение курсов по логике, психологии и истории философии. Однако более чем десятилетний перерыв в преподавании философии создал сложности в поисках специалистов, способных читать названные курсы. Министерство народного просвещения после повеления императора от 22 февраля 1860 г. о возобновлении преподавания в университетах истории философии с логикой и психологией не могло найти преподавателей этих дисциплин и в 1862 г. направило на два с половиной года за границу «для приготовления к профессорскому званию» трех выпускников духовных академий — С.П. Автократова, М.И. Владиславлева и М.М. Троицкого. По возвращении домой М.И. Владиславлев стал преподавать философию в С.-Петербургском университете и в 1874 г. предпринял попытку наладить при кафедре философии подготовку специалистов-философов. За десять лет М.И. Владиславлев сумел подготовить таких профессионально ориентированных философов, как Н.Я. Грот, Э.Л. Радлов, А.И. Введенский, Н.Н. Лан-ге, Я.Н. Колубовский. Но закрепить за кафедрой статус отделения по профессиональному обучению философов М.И. Владиславлев не смог, а может быть, не стал из-за нахлынувших на него обязан-
1 Всего в составе Московского университета Г.И. Челпанов был 21 год: три года он пребывал в качестве выпускника Новороссийского университета, прикомандированного к кафедре философии «для приготовления к профессорскому званию» (так именовалось в то время нечто подобное современной аспирантуре); с 1980 г. после сдачи магистерских экзаменов он получил должность приват-доцента и проработал в Москве до 1892 г., когда перевелся в Киев в Университет св. Владимира, где трудился до 1907 г.
ностей декана историко-филологического факультета, а затем и ректора университета2.
А между тем дискуссии в прессе о необходимости совершенствования философского образования в стране не ослабевали. Они особенно усилились после принятия в 1884 г. нового Устава Императорских российских университетов, который полностью отменил университетскую автономию. По словам Б.Н. Чичерина, этим уставом «университеты были обезглавлены и перевернуты вверх дном» [Воспоминания Б.Н. Чичерина, 1929, с. 249]. Устав 1884 г., писал Б.Н. Чичерин, «привел к полному его (просвещения. — А.П.) расстройству, к падению всякого нравственного авторитета и, в конце концов, к новым смутам» [Б.Н. Чичерин, 1900, с. 85]. В соответствии с принятым уставом в 1885 г. были утверждены новые Экзаменационные требования, предъявлявшиеся к испытуемым в историко-филологической комиссии, согласно которым студенты должны были знать только тексты Платона и Аристотеля и обнаруживать знакомство с главнейшими философскими учениями в Древней Греции. «Интерпретация греческих и римских авторов составляет главное основание всего историко-филологического испытания», говорилось в экзаменационных требованиях.
После такого ограничения в преподавании истории философии многие преподаватели философских дисциплин стали в печати доказывать необходимость более широкого знакомства с философскими учениями. Однако нашлись и сторонники изучения только истории античной философии. Так, некто А. Георгиевский писал, что знакомства с учениями Платона и Аристотеля «вполне достаточно, чтобы имеющих призвание к философии заохотить и расположить... к дальнейшему изучению этой области знания» [А. Георгиевский, 1889, с. 25]. Это мнение поддержал и очень влиятельный в то время издатель М.Н. Катков, который утверждал, что «историческое изучение философских систем может иметь смысл лишь при самостоятельном критическом отношении к ним в изложении самих мыслителей, а поверхностные сведения об учениях того или другого из них не имеют никакой цены и должны быть предоставлены собственному желанию учащихся приобрести запас имен, разных курьезов и готовых суждений без понятий» [там же, с. 23]. Но мнение университетской профессуры о необходимости более серьезного изучения истории философии все же возымело действие, и в 1890 г. были утверждены новые Правила, требования и программы, в соответствии с которыми допускалось «знакомство с главнейшими движениями мысли в патристическом, схоластиче-
2 На должность декана М.И. Владиславлев был назначен в 1885 г., а на должность ректора — в 1887 г.
ском и новом периодах», а также «более близкое знакомство с учениями Декарта, Локка, Лейбница и Канта».
Свою научную и преподавательскую деятельность Г.И. Челпанов начал в период, когда острота полемических выступлений в защиту полноценного философского образования несколько смягчилась: в университетах расширилась проблематика историко-философских лекций, появились лекционные курсы по этике. А вектор полемики сместился в сторону доказательств необходимости профессиональной подготовки философов, способных на должной высоте передавать свои знания учащимся. В связи с этим выдвигалось требование расширить знакомство с философскими проблемами в старших классах гимназии, чтобы поступающие в университеты юноши могли сразу приступать к более глубокому освоению философии, а не усваивать азы, не дающие возможности молодым людям самостоятельно разбираться со сложными философскими учениями. Не получающие в гимназии должного знания о философии молодые люди, говорил Г.И. Челпанов, «изучают самостоятельно Канта, Спенсера, Вундта, тратят массу труда, читают десятки томов, вынося оттуда очень немного, и, таким образом, возникает и закрепляется дурная привычка читать книги, а не изучать их» [Г.И. Челпанов, 1999, с. 287]. Но дать в гимназии даже первоначальные сведения о философии, раскрыть всю сложность решения философских проблем, не будучи специалистом в этой области, невозможно. Поэтому университеты должны не просто знакомить студентов с философскими проблемами, а готовить специалистов по философии, утверждал Г.И. Челпанов. Выступая в 1904 г. в киевском Обществе классической филологии и педагогики, он говорил, что преподавание философских дисциплин в университете не должно носить только общеобразовательный характер. Изучение философии в университете должно преследовать и научные цели. А подготовка специалиста, способного грамотно преподнести материал, увлечь своим предметом учащихся, должна проводиться на особом философском отделении. «Как существует у нас историческое, словесное, классическое отделение, — говорил Г.И. Челпанов, — так должно у нас существовать и особое философское отделение» [там же, с. 295]. А чтобы выпускники философского отделения могли получать полноценную педагогическую нагрузку в гимназиях (если на философию в средней школе будет отведено 4 часа), студенты этого отделения должны получать знания и по словесным дисциплинам или и по историческим. Г.И. Челпанов предполагал также и возможность принимать на философское отделение на два года окончивших другие факультеты университета. «Изучая в течение 2 лет философские дисциплины, — рассуждал Г.И. Челпанов, — студент, без сомнения, окончит отделение таким
же специалистом, какими выходят словесники, историки, и он-то и сумеет поставить преподавание философии в средней школе на должную высоту» [там же, с. 296]. Окончившие же другие факультеты, проучившись два года на философском отделении, смогут кроме философии преподавать в гимназиях математику или естествознание. Как видим, Г.И. Челпанов основательно продумывал не только программу философской подготовки на философском отделении, но и проблему трудоустройства выпускников этого отделения. К сожалению, эти мысли Г.И. Челпанова не учли (а может быть, их не знали) разработчики нового учебного плана историко-филологического факультета Московского университета, осуществлять который пригласили из Киева Г.И. Челпанова.
К началу XX столетия в университетской среде уже достаточно созрела мысль о необходимости профессиональной подготовки специалистов по философии, и к 1906 г. в Московском университете был подготовлен Новый учебный план историко-филологического факультета, по которому на факультете было создано десять узкоспециализированных групп, в том числе группа философских наук в составе трех секций: истории философии, психологии и систематической философии. Для группы философских наук в целом и для каждой секции был разработан детальный набор дисциплин, освоение которых позволяло выпускать из университета высококвалифицированных специалистов по философским наукам [подробнее см.: А.Т. Павлов, 2010, с. 201—204]. К великому сожалению, один из разработчиков этого учебного плана, профессор С.Н. Трубецкой скоропостижно скончался, и поэтому для реализации заложенных в плане идей и был приглашен Г.И. Челпанов. Такое приглашение не было случайным. Выпускник Новороссийского университета, ученик Н.Я. Грота, Георгий Иванович Челпанов для Московского университета не был «человеком со стороны». В Московском университете он подготовился и сдал магистерские экзамены, два года проработал в должности приват-доцента, а затем перевелся в Киев, в Университет св. Владимира, откуда приезжал в Москву для защиты диссертации. За время работы в Киеве он приобрел известность как великолепный педагог, организатор экспериментальных психологических исследований и страстный сторонник профессионального философского образования. В Киеве он сформировался окончательно как философ, опиравшийся на гносеологические идеи Канта, но по-своему интерпретировавший его мысль об априорном происхождении понятий пространства, времени, причинности, числа и т.п. Он несколько иначе, чем князь С.Н. Трубецкой, трактовал неясные места в определении Кантом природы априорности форм чувственности.
По Канту, понятия пространства, времени, причинности, числа и т.п. должны обладать свойством аподиктичности, т.е. быть необходимыми, всеобщими, а потому они не могут быть эмпирического происхождения. В то же время он утверждал, что всякое истинное познание возможно только в опыте, т.е. в познании явления, ибо источник явления (вещь в себе) непознаваем. Но формы чувственности, через которые мы познаем явления, не могут быть результатом опыта, они a priori предписывают всякому возможному опыту его закон, они есть не что иное, как «субъективное условие, при котором единственно имеют место в нас созерцания» [И. Кант, 1964, т. 3, с. 137]. Они не могут не быть априорными, ибо наши понятия пространства, времени, причинности и. т.п. носят характер всеобщих и необходимых, что невозможно при образовании их каждым индивидуальным сознанием. Формы чувственности, по Канту, порождаются самим сознанием еще до опыта, до чувственного познания, т.е. априорно. Это не значит, что разум самостоятельно, до опыта способен что-либо узнать о существовании чего-либо. Содержание нашего знания дается через опыт, но только через априорные формы чувственности, формируемые сознанием.
Пытаясь осмыслить, каким образом образуются эти априорные формы чувственности, дающие возможность в опыте познавать внешнюю реальность, С.Н. Трубецкой пишет, что Кант, не признавая иного сознания, кроме субъективного, «впал в явное противоречие: ибо трансцендентальная чувственность, обусловливающая пространство и время, трансцендентальное сознание, обусловливающее мир, не могут быть субъективными» [С.Н. Трубецкой, 1994, с. 539]. А поскольку объективная реальность вселенной не может быть объяснена из индивидуального, эмпирического сознания, из единичных чувственных впечатлений, то «остается допустить "трансцендентальный субъект", трансцендентальные деятельности чистого "я", отличного от всякой действительной индивидуальности» [там же, с. 533]. То есть, по Трубецкому, должно существовать сверхиндивидуальное «трансцендентальное сознание», «трансцендентальная чувственность», которые и дают человечеству априорные понятия, априорные формы чувственности.
Несколько иначе формирование априорных форм чувственности, априорных понятий понимал Г.И. Челпанов. В своей первой вступительной лекции в Университете св. Владимира он говорил, что априорные понятия получаются «не путем обыкновенной абстракции, а из наблюдений над деятельностью нашего собственного сознания» [Г.И. Челпанов, 1892, с. 10]. Например, Г.И. Челпанов писал: «...число есть продукт деятельности нашего ума. Ум творит его из себя и привносит во внешний мир, но творит по поводу внешних впечатлений». Для созидания понятия «нужно по-
степенное развитие, наблюдение, испытывание, оно в этом смысле является продуктом опыта, но только не чувственного, а рефлексии» [Г.И. Челпанов, 1900, с. 29]. То есть априорные понятия рождаются в нашем сознании путем логических рассуждений, ибо в чувственном опыте отсутствуют восприятия однородности, бесконечности пространства и времени, их необходимости и всеобщности. Челпанов писал, что «пространство и время, как мы их мыслим, имеют только субъективное существование» [Г.И. Челпанов, 1918, с 34]. Между тем «наши ощущения, — отмечал он, — являются показателем того, что вне их существует нечто, их вызывающее» [там же, с. 117—118]. А это порождает вопрос: «не существует ли помимо нашего сознания еще чего-то, что, не будучи похоже на ощущения, вызывает эти последние»? [там же, с. 118—119]. Г.И Челпанов полагает, что не одно наше сознание формирует представление о пространстве, времени, причинности, числе и т.п., «а есть еще и трансцендентное нечто, так как наше познание есть продукт двух факторов: сознания и чего-то трансцендентного» [там же, с. 119]. И это трансцендентное нечто есть не что иное, как духовная субстанция. «При объяснении духовных явлений, — подчеркивает Г.И. Челпанов, — мы никак не можем обойтись без признания духовной субстанции, как чего-то такого, что является носителем духовных явлений» [там же, с. 197]. При этом оказывается, что духовная субстанция не только обусловливает духовные явления, но лежит и в основе внешней реальности, которая состоит из материальных вещей. «В основе действительности, — пишет Г.И. Челпанов, — лежит нечто духовное, монады, которые своим соединением дают все то, что существует: и материальное, и духовное. <...> С точки зрения метафизической, и материя представляет собой нечто, составленное из нематериальных элементов, которые мы и можем признать в известном смысле духовными. <...> Таким образом, наиболее вероятным ответом на вопрос об основе действительности является допущение, что все существующее складывается из духовного, из монад. Каждая из этих монад представляет независимую субстанцию, неуничтожимую, вечную и т.п.» [там же, с. 199—200].
Таким образом, несмотря на незначительные расхождения в понимании происхождения априорных понятий, и Г.И. Челпанов, и С.Н. Трубецкой признавали за пределами индивидуального сознания нечто внешнее, глобальное, что оказывает влияние на наше познание внешней реальности: один это рассматривает как духовную субстанцию, другой — как сверхиндивидуальное трансцендентальное сознание. В этом смысле они были явно единомышленниками в философии, что и счел необходимым подчеркнуть Г.И. Челпанов в своей вступительной лекции в Московском уни-
верситете 19 сентября 1907 г., отметив, что, заступая на место кн. С.Н. Трубецкого, он будет продолжать дело своего предшественника. «В очень существенном пункте, — сказал Г.И. Челпанов, — я являюсь единомышленником своего предшественника, а именно в том, что я также являюсь защитником законности философских настроений и важности этих последних для развития самой науки» [Г.И. Челпанов, 1999, с. 321].
Близость философских позиций бывшего и нового руководителя философской кафедры, конечно, способствовала успешной реализации нового учебного плана. Но возникало и немало трудностей из-за отсутствия преподавателей, способных читать лекции по всем предусмотренным в плане дисциплинам. К преподаванию привлекались специалисты других кафедр историко-филологического факультета и других факультетов университета, которые читали весьма полезные для расширения научного кругозора лекции. Но не все темы и проблемы, предусмотренные в учебном плане для группы философских наук, удавалось обеспечивать квалифицированным преподаванием. Правда, численно росла и кафедра философии: когда в 1907 г. Г.И. Челпанов стал во главе кафедры, на ней работали профессор Л.М. Лопатин и приват-доценты А.С. Белкин, Н.Д. Виноградов, Д.В. Викторов и П.В. Тихомиров, а через десять лет, к 1917 г., кафедра выросла до двадцати человек. В первые годы существования группы философских наук отсутствие специалистов по некоторым дисциплинам приводило к тому, что не все студенты были довольны учебным процессом. Известна, например, отрицательная оценка состояния дел в группе философских наук Валентином Булгаковым [см.: В.Ф. Булгаков, 1919, с. 9]. Но были и восторженные впечатления от тех занятий, которые велись в группе [Вестн. РХД, 1988, с. 111; а также А.Т. Павлов, 2010, с. 212—213].
О том, каким великолепным педагогом был сам Г.И. Челпанов, пишет в своих воспоминаниях П.П. Блонский. Лекции Г.И. Чел-панов читал «очень популярно и слушать его можно было без всякого напряжения. <...> Читал он абсолютно понятно, и содержание лекции запоминалось как бы само». «При всех своих недостатках Г.И. Челпанов приносил много пользы. И первое: у него работали. Дисциплина в семинаре Г.И. Челпанова была образцовая. Пропуск должен был быть мотивирован, а три пропуска без причин вели к исключению. Он обращал особенное внимание на оформление научной работы — аккуратность и верность цитат, доброкачественность источников, аккуратность протоколов, план работы и т.д. Этим он вырабатывал у нас скрупулезность в работе, научную тщательность» [П.П. Блонский, 1971, с. 61, 64]. Для подтверждения мнения П.П. Блонского о ясности изложения Г.И. Челпановым
сложных философских проблем приведу высказывание А.А. Тахо-Годи, которая вспоминает, что А.Ф. Лосев, считавший себя учеником Г.И. Челпанова, рассказывал курьезный случай о том, как воспринимались лекции Г.И. Челпанова одним из служителей факультета, который, согласно предписаниям администрации, стоял у дверей аудитории, чтобы не пускать опоздавших. На вопрос А. Лосева о том, нравится ли ему, как читает лекции профессор Г.И. Челпанов, тот ответил: «"Ненаучно-с, г. студент". "Как ненаучно?" — удивился Лосев. "Да вот уж если Лев Михайлович (Лопатин. — А.П.) читают, так ничего понять нельзя. Вот это наука"». Трудные вещи, отмечает А.А. Тахо-Годи, Г.И. Челпанов излагал вполне понятно [А.А. Тахо-Годи, 1994, с. 37].
О таланте Г.И. Челпанова как педагога говорят и многочисленные переиздания его учебников. Так, его учебник «Психология» издавался 15 раз, «Логика» — 10 раз (кроме этого, еще два раза его учебник «Логика» издавался в СССР), «Введение в философию» издавалось 7 раз, и это притом, что в те же годы выходили переведенные на русский язык работы с аналогичным названием «Введение в философию» В. Вундта, Ф. Паульсена, О. Кюльпе, Г. Корне-лиуса, а также работы преподавателей философии российских университетов — Г.Е. Струве, А.И. Введенского, А.О. Маковель-ского, В.Н. Ивановского, существовал еще ряд опубликованных трудов «Введение в философию» профессоров духовных академий. Все сказанное говорит о предпочтениях, которые изучающие философию отдавали учебникам Г.И. Челпанова.
Все годы Г.И. Челпанов читал лекционные курсы «Введение в философию», «Логика», «Психология». Но особенно впечатляющими были его занятия по теоретической и экспериментальной психологии. Уже в 1907 г. по ходатайству факультета при кафедре философии был учрежден Психологический семинарий, показавший свою эффективность еще в период работы Г.И. Челпанова в Университете св. Владимира в Киеве. Постепенно в работе семинария все большее значение стали приобретать практические экспериментальные исследования, которые требовали соответствующего лабораторного оборудования и помещения, где это оборудование можно было бы разместить. К счастью, психологией увлекся сын известного владельца художественной галереи Сергея Ивановича Щукина, который уговорил отца выделить деньги на строительство здания и закупку лабораторного оборудования. В 1910 г. С.И. Щукин выделил университету 100 тыс. рублей и началась работа по организации Психологического института. Летом 1910 г. для ознакомления с деятельностью психологических лабораторий Г.И. Челпанов вместе с Г.Г. Шпетом выехал в Германию. Они побывали в Берлине, Бонне, Вюрцбурге, Лейпциге, где ознакомились с организацией
занятий и исследований в лабораториях профессоров Штумпфа, Марбе, Вундта, Кюльпе. А в 1911 г. Г.И. Челпанов побывал в Америке, где познакомился с устройством психологических институтов в Колумбийском, Чикагском, Мичиганском, Корнельском, Гарвардском, Филадельфийском университетах. В основу Психологического института при Московском университете Г.И. Челпанов решил положить устройство института В. Вундта в Лейпциге. Не буду распространяться о всех перипетиях создания института, торжественно открытого в марте 1914 г. и получившего имя безвременно скончавшейся жены С.И. Щукина Лидии Григорьевны Щукиной. Об этом значительном событии в истории российской психологии подробно поведали психологи (см. работы А.А. Никольской, Л.А. Радзиховского, А.П. Чернова, А.Н. Ждан, С.А. Богданчикова, монографию М.Э. Бокмановой, Е.П. Гусевой и И.М. Равич-Щербы и др.).
Вернемся к деятельности Г.И. Челпанова как организатора профессионального философского образования. В целом подготовка к профессиональной деятельности в группе философских наук шла успешно. Сложности возникли у выпускников факультета, когда пришла пора устраиваться на работу. Историко-филологический факультет готовил главным образом преподавателей гимназий и некоторых других учебных заведений. В средней школе из философских дисциплин преподавалась только логика в старших классах. Вести занятия по русскому языку (или латинскому, греческому и др.), литературе или истории специалисты-философы были не готовы (так же как и выпускники групп славянской филологии, сравнительного языковедения, истории славян, истории искусства и археологии). Поэтому в 1913 г. учебный план факультета был пересмотрен, вместо десяти групп было создано пять отделений: классическое, славяно-русское, романо-германское, историческое и философское с двумя секциями — словесной и исторической. С этого года студенты философского отделения стали получать знания не только по философским дисциплинам, но и по русскому языку и литературе или по истории. Таким образом, проблема трудоустройства выпускников успешно решалась. Такая реорганизация историко-филологического факультета фактически претворяла в жизнь идеи, выдвигавшиеся Г.И. Челпановым еще на заре XX в.
До 1917 г. в жизни философского отделения, как и в жизни Г.И. Челпанова ничего существенно не менялось. Учебная жизнь на факультете, несмотря на ведущиеся военные действия на русско-германском фронте, шла по накатанной колее. Г.И. Челпанов успешно трудился и как профессор факультета, и как директор Психологического института имени Л.Г. Щукиной. Тревожные вре-
мена настали после Октябрьской революции, когда начались постоянные реорганизации в системе высшего образования. В 1919 г. из состава историко-филологического факультета было изъято историческое отделение, которое включили в состав создаваемого факультета общественных наук (ФОНа). В 1921 г. был ликвидирован остававшийся филологический факультет вместе со всеми отделениями, в том числе философским. Кафедра философии в сильно сокращенном составе была переведена на факультет общественных наук, и на ней из двадцати прежних членов остались только А.В. Кубицкий, Г.И. Челпанов и Г.Г. Шпет. Последний, проявив активность и недюжинные способности при создании при ФОНе научно-исследовательских институтов гуманитарного профиля, возглавил созданный при его участии Институт научной философии, сотрудником которого стал и Г.И. Челпанов. Но в 1923 г. и Г.И. Челпанов, и Г. Г. Шпет были отстранены от преподавания в университете и сняты с постов: Г.И. Челпанов — с поста директора Психологического института (на его место был поставлен К.Н. Корнилов), а Г.Г. Шпет — с поста директора Института научной философии (его заменил В.И. Невский). Единственным местом приложения сил и знаний и для Г.И. Челпанова, и для Г.Г. Шпета стала Российская академия художественных наук, в 1927 г. преобразованная в Государственную академию художественных наук (ГАХН), где Г.Г. Шпет с 1924 г. стал занимать должность вице-президента. Для своего учителя Г.Г. Шпет в 1924 г. организовал в академии комиссию по изучению восприятия пространства, и до 1930 г., когда ГАХН перестала существовать, Г.И. Челпанов имел возможность заниматься теми научными проблемами, которые интересовали его всю жизнь.
Все эти организационные пертурбации в жизни Г.И. Челпанова сопровождались духовной травлей: его «уличали» в идеализме, в неприятии марксизма и прочих «смертных грехах». Г.И. Челпанов оказался в очень сложной ситуации, ведь все дореволюционные годы он отстаивал мысль, что философия и психология связаны неразрывно, поскольку если простейшие психические исследования можно исследовать чисто эмпирическими методами, то решение вопросов о сознании, о душе и духовной субстанции относится к области метафизики и эти вопросы можно решать только с определенных философских позиций. «Психология, — писал он в 1909 г., — должна оставаться философской наукой, ибо ее связь с философией естественна и необходима» [Г.И. Челпанов, 1999, с. 332].
Однако после революции, когда советское правительство начало активно внедрять в образование идеи марксизма, представления о сущности психических явлений получили другую интерпретацию. Те, кто перешел на позиции марксизма, а среди них были и ученики
Г.И. Челпанова — П.П. Блонский, К.Н. Корнилов, стали отстаивать мысль, что психология должна свои выводы делать из изучения человеческого поведения. Поскольку мысли человека проявляются в его поступках, то психология должна стать не наукой о сознании, о духовных явлениях, а наукой о поведении человека. В этих обстоятельствах Г.И. Челпанов вынужден был как-то приспосабливаться, чтобы выжить. Публично он стал отстаивать точку зрения на психологию, как на науку, не имеющую никаких отношений с философией, ибо занимается она чисто эмпирическими исследованиями и сущности духовных явлений не касается. В своем исследовании деятельности Г.Г. Шпета в 20-е гг. ХХ в. Л.А. Коган приводит из рукописного текста предисловия Г.И. Челпанова к своему курсу «Введение в экспериментальную психологию» (1924) любопытную цитату: «Зная мое философское направление, — пишет Г.И. Челпанов, — можно думать, что я предложу вам не ту психологию, которая принадлежит настоящему времени. Я принадлежал и принадлежу к философам идеалистам; раз философ — идеалист, то можно думать, что и психология, которую он вам предложит, будет идеалистической. Но это неверно. Моя психология никогда не содержала ни одного грамма идеализма. Нужно помнить, что психология может стоять независимо от философского направления. Мы хотим разработать психологию, которая соответствует определенной идеологии. Что же нам нужно сделать прежде всего? Ответ простой. Нам нужно изучить того, кто создал современное направление. Современное направление создал Маркс. Следовательно, нам нужно изучить Маркса» [цит. по: Л.А. Коган, 1995, с. 96]. Г.И. Челпанов в своих научных изысканиях, пытаясь опереться на марксистскую идеологию (он отрицал претензии марксизма быть философией), пришел к выводу, что областью знания, которая в качестве своих теоретических основ может использовать идеи Маркса, является социальная психология, изучающая поведение не отдельного человека, а человеческих групп, масс, народов. В 1926 г. он даже обратился в Главнауку с проектом создания Института социальной психологии. Но предложение Г.И. Челпанова не получило одобрения. По-видимому, закрепившееся за Челпановым мнение о нем как об идеалисте, взгляды которого противоречат марксизму, помешало правильно оценить проект института, который полностью соответствовал основным идеям Маркса о социальной сущности человека и человеческих сообществ.
Несмотря на все старания, Г.И. Челпанову так и не удалось «вписаться» в новый, советский мир. Правда, сохранявшаяся в ГАХН относительно доброжелательная обстановка еще позволяла Г.И. Чел-панову поддерживать себя в рабочем состоянии. Но после закрытия в 1930 г. ГАХНа Челпанов почувствовал себя в полном одиночестве.
Последние годы жизни Г.И. Челпанова были омрачены трагическими утратами близких людей: в 1934 г. скончалась дочь, в 1935 г. был расстрелян сын и умерла внучка. Вторая дочь и ее дети жили во Франции и помогать отцу и деду не могли. Единственный остававшийся близким Челпанову человек — Г.Г. Шпет в марте 1935 г. был арестован. А 13 февраля 1936 г. на 73 году жизни Георгий Иванович скончался.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Блонский П.П. Мои воспоминания. М., 1971.
Булгаков В. Университет и университетская наука: Почему я вышел из университета? 2-е изд. М., 1919.
Вестн. РХД. 1988. № 153.
Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. Московский университет. М., 1929.
Георгиевский А. Замечания на записки М.И. Владиславлева и И.В. Помяловского Об устройстве историко-филологических факультетов. СПб., 1889.
Зеньковский В.В. Памяти проф. Г.И. Челпанова // Челпанов Г.И. Мозг и душа. М., 1994.
Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1963—1966.
Коган Л.А. Непрочитанная страница (Г.Г. Шпет — директор Института научной философии: 1921—1923) // Вопросы философии. 1995. № 10.
ПавловА.Т. Философия в Московском университете. СПб., 2010.
Тахо-Годи А.А. А.Ф. Лосев и Г.И. Челпанов // Начала. 1994. № 1.
Трубецкой С.Н. Соч. М.: Мысль, 1994.
Челпанов Г.И. К вопросу об априорности и врожденности в современной философии. Киев, 1892.
Челпанов Г.И. Обзор новейшей литературы по теории познания: Учение об априорности числа, пространства, времени и причинности. Киев, 1900.
Челпанов Г.И. Введение в философию. 7-е изд. М., 1918.
Челпанов Г.И. Психология. Философия. Образование. М., Воронеж, 1999.
Чичерин Б.Н. Россия накануне XX столетия. Берлин, 1900.
Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1985.