CC BY
42
О.В. Бондаренко, 2005
ФОРМАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГЛАГОЛА БЫТИ В РАБОТАХ В.И. БОРКОВСКОГО ПО ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА
О. В. Бондаренко
Труды академика В.И. Борковского, являясь яркими образцами отечественной науки, несомненно, составляют фундаментальную основу для дальнейших исследований в области истории русского и других славянских языков. По мнению ученого, для лучшего понимания фактов современного языка необходимо «знание истории языка и, в частности, того материала, который содержится в исторической грамматике»1.
Глагол быти, имеющий высокую частотность употребления в памятниках письменности и представленный в текстах всех жанров, неоднократно служил объектом анализа в плане описания глагольной парадигматики и синтагматики древнерусского языка, истории формирования аспеюуально-тем-поральной и модальной систем. Этот своеобразный глагол и отдельные его формы представляли интерес для ученых разных лингвистических направлений2. Однако морфоло-го-синтаксические, лексико-семантические, словообразовательные и другие особенности данной языковой единицы, ее роль в системе выражения действия, в становлении и эволюции функционально-семантических парадигм до сих пор исследованы недостаточно.
В научной, учебной и справочной лингвистической литературе сложилась традиционная точка зрения на систему значений и функций древнерусского глагола быти, согласно которой он включается в группу слов, характеризующихся многозначностью и полифункциональностью. Быти обладает способностью выступать в различных функциях: в качестве самостоятельного глагола, как лексическая единица во всей совокупности значений3, в качестве глагола-связки в составе именных сказуемых, а также выполнять функции вспомогательного глагола4. Под самостоятельным глаголом мы понимаем глагольную форму, функционирующую в качестве простого глагольного сказуемого и характеризующуюся наличием самостоятельных значений. Вслед за В.И. Борковским и © П.С. Кузнецовым, определяем под связкой
употребление глагола быти в составе именного сказуемого, а под вспомогательным глаголом — использование быти при образовании аналитических временных форм, а также в пределах составных глагольных и сложных сказуемых5.
В.И. Борковский прослеживает эволюцию рассматриваемой единицы в процессе анализа безличных предложений. Как считает ученый, древнейшую основу безличной конструкции, несомненно, составлял глагол быти в его знаменательном, экзистенциальном значении6. «Важно обратить внимание на то, что уже в первых памятниках древнерусской письменности отражено движение глагола быти (в составе данных оборотов) в сторону связки. Это проявляется при определенных семантико-синтаксических условиях»7, при наличии в структуре предложения члена, указывающего на лицо, на которое распространяется означенная ситуация. Семантика состояния лица, заключенная в безличном обороте, трансформирует в какой-то степени и синтаксические отношения, поэтому функция глагола быти и в будущем времени в подобных построениях представляется близкой к связочной: ей чадо боудеть ти ткоже ти са об'кща англъ тивъса въ образ'к мокмь8.
Как известно, глагол быти может выполнять чисто грамматическую функцию, выступая в качестве вспомогательного глагола в форме перфекта, либо в сочетании с инфинитивом, либо в употреблении при подлежащем, выраженном именем существительным, субстантивированным прилагательным или кратким причастием. Например: иже бо есть пр'кялъ причастие, неправьды исплъньнъ9; иже убо отъ плъти изллъ есть сласть10. Использование вспомогательного глагола в форме перфекта обеспечивало соотношение результата действия с настоящим. По мнению В.И. Борковского, чем менее конкретно подлежащее, тем более оснований для употребления связки. «Вполне понятно поэтому, что в определенно-личных бесподлежащных предложениях всегда нахо-
дим связку». Ученый считает, что «исследуя вопрос о предикативном падеже (именительном и творительном), о форме прилагательного (именной или местоименной), следует выяснить степень знаменательности глагола, входящего в составное сказуемое»11.
Анализ контекстов, где быти употребляется в сочетаниях с инфинитивом как составная часть глагольного сказуемого, позволяет говорить о том, что эти конструкции приобретают значение долженствования или возможности: когожьдо дело яко же есть ог-нье искусити 12 = ‘каждое дело должен искусить огонь’; и б’к вид'кти чюдо преславьно яко лвис/л ис13 = ‘можно видеть преславное чудо, как явился Иисус’; б’к вид’кти свер’кпоую оноу силу огньноу погашъшоу14 = ‘можно видеть свирепую ту огненную силу, погасшей’.
Анализируя составное сказуемое В.И. Борковский, указывал, что надо «учитывать не только то, какая часть речи является предикативным именем, но, в случаях со связкой — вспомогательным глаголом в форме настоящего времени (или без этой связки)», следует также принимать во внимание, «какой частью речи выражено подлежащее». По наблюдениям ученого, «в древнерусском языке нормой являлось составное сказуемое без связки ксть и соуть, а употребление 1-го и 2-го лица вспомогательного глагола диктовалось необходимостью указать на лицо 15.
Имя прилагательное в составе сказуемого в древнерусских памятниках последовательно употребляется в именной форме и стоит в именительном падеже. Употреблению творительного падежа прилагательных, по мнению ряда ученых, способствовал рост случаев с творительным предикативным имен существительных. Преобладание творительного предикативного над именительным предикативным характерно д ля деловых памятников|6. При имени прилагательном в составном сказуемом употреблялся вспомогательный глагол-связка, указывающий налицо — 1-е или
2-е. В 3-м лице связка (ксть, соуть), как правило, не употребляется.
В случаях, когда в составное сказуемое входит местоимение, глагол-связка в форме настоящего времени 3-го лица тоже отсутствует.
В.И. Борковский приводит некоторые примеры, в частности из Полоцкой грамоты, где быти сохраняет свое конкретное значение бытия, существования и является знаменательной связкой. В так называемых знаменательных связках академик Л. В. Щерба справедливо заметил, что «мы наблюдаем контамина-
цию двух функций — связки и большей или меньшей глагольности (наподобие контаминации двух функций у причастия)»17.
Глагол быти может иметь функционально-модальное значение. Например: в ныняшь-нее немниться радости быти 18; ба т'кши въ д’кл’кхъ добрыихъ добро датьникомъ быти обьштъникомъ быти богатлштемъ добромъ въ будуштее|9. В данных контекстах между словоформами в словосочетаниях «радости быти, добро датьникомъ быти, обьштьникомь быти», по нашему предположению, пропущено ка-кое-то модальное слово (например: добро дать-ником должен быти), и модальное значение переносится на инфинитив или же быти в данных контекстах имеет значение долженствования, побуждения к совершению действия: радость пусть будет и датьником будь.
В своих работах по истории русского языка В.И. Борковский для характеристики языковых фактов привлекает разные типы конструкций, которые имеют свою специфику. Для историков русского языка ценны наблюдения В.И. Борковского о том, что «синтаксическая конструкция должна изучаться не только со стороны ее формы, но и со стороны ее значения»20. Анализируемый нами глагол часто по-разному интерпретируется ученым в предложениях разного типа. Остановимся на конструкциях с условным значением, при функционировании которых важную роль играет формально-семантическая характеристика быти. В анализируемом материале зафиксировано употребление имперфекта от глагола быти.
Славянский имперфект в древности образовывался преимущественно от основ несовершенного вида, что, по мнению Ю.С. Маслова, является «нормальным» типом имперфекта в славянских языках21. Значение этой временной формы в славистике изучено достаточно хорошо: древнерусский имперфект обозначает «действие в прошлом, длительное и неограниченное во времени, также повторяемое в прошлом, но опять-таки без ограничения этой повторяемости»22.
Для образования такой формы от глагола быти существовала особая основа имперфекта б± (б’кахъ, б’Ьаше, б’кахж), от которой образовывалась также форма аориста (б’кхъ, б’к, б^ш/ь) с той же грамматической функцией, из чего можно заключить, что именно основа б’к- являлась носителем значения «длительности, незаконченности». В древнерусских памятниках имперфект от этой основы обычно употреблялся в так называемой «стяженной»
форме: блхъ, блше, 6ахм. Однако наряду с этими регулярными образованиями исследователями истории русского языка отмечается еще одна, особая форма имперфекта того же глагола, образованная от основы бжд- (боуд-), обычно использовавшейся для производства форм со значением будущего — собственно будущего времени (бквк', бкдешь, бЬдЫп) и повелительного наклонения (бьди, бЬд'&те)23.
В лингвистической литературе такое образование имперфекта иллюстрируется примерами из «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку. Данная форма названа «особой» и встречается чаще в форме 3-го лица единственного числа, в основном в условных конструкциях. Например, аще по'йхати буд/лше собърину, не дадлше вьпрлчи кона, ни вола...24 В контексте рассматриваемая форма употреблена в сочетании с инфинитивом, ее значение и функции могут быть истолкованы по-разному25. Возможность перевода сочетания по'кхати будлшв на русский язык как «случилось поехать» передает «наиболее полно и ярко те функционально-семантические особенности, которые были свойственны формам имперфекта, производным от основ СВ (совершенного вида. — О. Б.)», «способствует передаче модально-экспрессивной окраски внезапных, немотивированных действий»26. В.И. Борковский приводил примеры, когда «глагол ксмъ— быти в форме
3-го лица единственного числа будущего или прошедшего времени в сочетании с инфинитивом входил в состав безличного предложения, обычно являющегося частью сложного предложения, в качестве его сказуемого со значением “случится (случилось)”, “приведется (привелось)”, “будет нужно (было нужно)”»27. По свидетельству В.И. Борковского, безличная конструкция с боудеть почти не встречается в памятниках церковно-книжного языка, в летописях представлена небольшим числом случаев и в то же время широко употребляется в грамотах28.
В другом фрагменте, в повествовании о святом житии старца Феодосия в пещере, форма имперфекта употреблена в соединении с существительным: аще ли будлше нужьное орудье, то ожоньцемъ малымъ бес'кдоваше 29, что можно перевести таким образом: ‘если оказывалась (случалась) необходимость, то (он) беседовал через маленькое окошко’.
Обследование старейших древнерусских текстов позволило нам обнаружить, что, вопреки мнению исследователей об уникальности словоформы будяше, она встречается еще
в ряде древнерусских памятников и не обязательно в условных конструкциях. Эта словоформа девять раз употреблена в Житии Феодосия Печерского, дошедшем до нас в составе Успенского сборника (XII—XIII вв.). Например: от множества же овада и комара все т’кло его покрьвено боудмие и ядяхоу плъть его30 = ‘из-за множества слепней и комаров все тело его оказывалось в крови, и (они) изъедали тело его'. Интересующий нас глагол выступает здесь в «качестве связки в составном сказуемом, выражая предельно-результативное значение и подчеркивая тем самым завершенность, результативность действия, которое могло быть и обычным, повторяемым многократно»31.
Можно заметить, что во всех случаях — как в летописном, так и в житийном текстах — употребление боудмие связано с указанием на обычность, повторяемость ситуации (в прошлом), что «нормальному» имперфекту (от основ несовершенного вида) не свойственно. Это обстоятельство заставляет исследователей ассоциировать форму боудмие с относительно редкими случаями имперфекта ых образований от основ совершенного вида и связывать ее с первичной ингрессивной семантикой основы боуд-, которая могла также обозначать и границу во времени32. Вероятна и интерпретация формы боудмие как «способа актуализации модального значения», «возможного проявления, обнаружения действия, состояния или признака»33. Однако, по мнению В. Б. Силиной, такой подход представляется оправданным лишь в тех случаях, когда данная форма употреблена в условных конструкциях. Существование же контекстов, где форма боудлше отмечена в чисто временном значении констатации реального совершившегося действия (обычного или завершающего цепь действий), как представляется, предполагает анализ указанной формы не только в аспекте модальности, но и в соотнесении с кругом индикатива»34.
Таким образом, глагол быти, обладающий в древнерусском языке многозначностью и по-лифункциональносгью, употреблялся в текстах всех жанров. Отмеченные В.И. Борковским особенности использования форм глагола быти в зависимости от типа памятника и тонкие наблюдения ученого, касающиеся парадигматических, синтагматических и семантико-стилис-тических свойств языковой единицы, дают возможность говорить о перспективе дальнейшего исследования поставленной проблемы на материале памятников письменности разных эпох.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963. С. 3.
2 Например, см. работы: Буслаев Ф.И. Историческая грамматика. М., 1959; Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М., 1958; Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. М., 1957; Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951; Борковский В.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1978; и др.
3 Семантические изменения смысловой структуры древнерусского глагола быти рассматриваются в статье: Бондаренко О.В. Функционирование древнерусского глагола быти II Вестник ВолГУ. Сер. 2, Языкознание. Вып. 2. 2002. С. 38-41.
4 См. об этом: Русская грамматика: В 2 т. Т. I. М., 1980. С. 593, 627, 662—663; Словарь русского литературного языка. Т. 1. М.; JI., 1948. С. 726-732; Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1975. Вып. 1. С. 366-367.
5 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Указ. соч. С. 260, 332.
6 Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение / Под ред.
B.И. Борковского. М., 1978. С. 246.
7 Там же. С. 247.
8 Успенский сборникXII—XIII вв. М., 1971.
C. 69.
9 Изборник Святослава 1073 года. Факс. изд. М., 1983. Л. 77 об.
10 Там же. Л. 63.
11 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Указ. соч. С. 332.
12 Изборник Святослава 1073 года. Л. 56.
13 Сказание о Борисе и Глебе, приписываемое мниху Якову // Успенский сборник XII— XIII вв. М., 1971. Л. 21в.
14 Житие Нифонта и Федора Студита // Вы-голексинский сборник. М., 1977. С. 152.
15 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Указ. соч. С. 332.
16 Подробно об этом см.: Там же. С. 338.
17 ЩербаЛ.В. О частях речи в русском языке. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 78.
18 Изборник Святослава 1073 года. Л. 66 об.
19 Там же. Л. 91 об.
20 Борковский В.И. Использование диалектных данных в трудах по историческому синтаксису восточнославянских языков // Исследования по славянскому языкознанию. М., 1961. С. 353.
21 Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. Л., 1984. С. 111.
22 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Указ. соч.
С. 273.
23 Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М., 1959. С. 200—201; ср.: Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М., 1877. Т. 4, вып. 2. С. 182.
24 Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Том первый. М., 1997. Л. 4 об. Стй 12.
25 Лопушанская С.П. Основные тенденции эволюции простых претеритов в древнерусском книжном языке. Казань, 1975. С. 216—217.
26 Там же. С. 217.
27 Борковский В.И., Кузнецов П.С. Указ. соч.
С. 390.
28 См. многочисленные примеры из грамот в работе: Борковский В.И. Синтаксис древнерусских грамот: (Простое предложение). Львов, 1949. С. 66—67.
29 Лаврентьевская летопись. Л. 62 об. Стб. 185.
30 Житие Феодосия Печерского // Успенский сборник. Л. 366—36в.
31 См. об этом: Силина В.Б. Глагол //Древнерусская грамматика XII—XIII вв. М., 1995.
С. 440.
32 См. об этом подробно: Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка М., 1959. С. 201.
33 Подобное значение усматривается в статье: Мустафина Э.К. Редкая форма имперфекта глагола быти в литературном языке Древней Руси // Исследования по глаголу в славянских языках: История славянского глагола. М., 1991. С. 59—60.
34 Силина В.Б. Указ. соч. С. 441.
