CC BY
148
УДК 82:13(47) ББК 83.3(2)-022.34
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ЧТЕНИЯ И ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ: ВЯЧ. ИВАНОВ В ЭСТЕТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ М. ВОЛОШИНА И А. БЛОКА В 1900-Е ГОДЫ1
С.Д. ТИТАРЕНКО
Санкт-Петербургский государственный университет Университетская набережная, д. 7/9, г. Санкт-Петербург, 199034, Российская Федерация
E-mail: svet_titarenko@mail.ru
Исследуется феномен чтения сочинений теоретика русского символизма Вяч. Иванова как тип эстетической реакции и творческой рефлексии. Анализируется читательский опыт М. Волошина и А. Блока в период расцвета русского символизма, когда в центре внимания читателей находилась философская поэзия и проза Вяч. Иванова. Показывается, что для Блока и для Волошина читательский опыт постижения книг Иванова был процессом типологически близким. Выявляются принципы эстетики Волошина и Блока. Исследуются статьи, рецензии, записные книжки, дневники, письма, черновые заметки Волошина и Блока, маргиналии на полях прочитанных книг. Доказывается, что как для Волошина, так и для Блока главная цель чтения произведений Вяч. Иванова заключалась в понимании природы его открытий и их значения для русского символизма. Дается осмысление проблемы «читатель и текст». Используются принципы изучения феномена чтения, разработанные Р. Ингарденом и немецкими исследователями В. Изером и Х.-Р. Яуссом. Учитывается опыт аналитической антропологии чтения В. Подороги. Утверждается, что чтение сочинений Вяч. Иванова оказало существенное влияние на художественный мир Блока и Волошина в 1900-е годы, на опыт их творческой рефлексии и выработку символистского комплекса эстетических представлений. Делается вывод, что восприятие сочинений Вяч. Иванова Блоком и Волошиным было продуктивным в 1900-е годы и деструктивным в 1910-е годы в связи с кризисом русского символизма и рядом других причин.
Ключевые слова: творчество Вяч. Иванова, эстетика М. Волошина, эстетика А. Блока, феноменологическая критика, рецептивная теория, аналитическая антропология, проблема идеального читателя, символ и сознание, мимесис, горизонт ожиданий, интерпретация, читательский опыт.
PHENOMENOLOGY OF READING AND PROBLEM OF UNDERSTANDING: VYACHESLAV IVANOV IN AESTETIC PERCEPTION OF M. VOLOSHIN AND A. BLOK IN 1900S.
S.D. TITARENKO Saint Petersburg State University 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation E-mail: svet_titarenko@mail.ru
The article is devoted to the theorist of Russian symbolism Vyacheslav Ivanov and studies phenomenon of reading as a type of aesthetic reaction and creative reflection. The author analizes the
1 Статья выполнена в рамках научно-исследовательского проекта при финансовой поддержке фонда РГНФ (проект № 15-34-11047).
reading experience of M. Voloshin and A. Blok in the period of blossom of the Russian symbolism is analyzed, when Vyacheslav Ivanov's philosophic poetry and prose were in the centre of attention among readers. It is shown that M. Voloshin and A. Blok had typologically the same reading experience understanding Vyacheslav Ivanov's works. The article reveals aesthetic principles of M. Voloshin and A. Blok. M.Voloshin's and A. Blok's articles, reviews, notebooks, diaries, letters, drafts and notes on the margins of the books that they were reading are used as materials for the article. It is proved that the main goal for M. Voloshin and A. Blok as readers of Ivanov's works was to find the nature of his discoveries and their relevance for Russian symbolism. The article reveals the problems of the reader and the text. The principles of studying the reading phenomenon described by R. Ingarden and German researchers H.-R. Jauss and W Iser are used. The article explores the experience of analytical anthropology of reading described by V. Podoroga. It is stated that reading Vyacheslav Ivanov's works had a substantial influence on artistic world of M. Voloshin and A. Blok in 1900s. The reading process forms the experience of creative reflection and develops the symbolic complex of aesthetic perception. The conclusion is made that perception of Vyacheslav Ivanov's works by M. Voloshin and A. Blok was productive in 1900s and became destructive in 1910s due to the crisis of Russian symbolism and other reasons.
Key words: Vyach. Ivanov's works, M. Voloshin's aesthetics, A. Blok's aesthetics, phenomenological criticism, reception theory, analytical anthropology, the problem of an ideal reader, symbol and consciousness, mimesis, horizon of expectations, interpretation, perception, understanding.
Философия чтения и таинство понимания сокровенного смысла художественного творения - большая и сложная тема Серебряного века. М.А. Волошин в своей записной книжке 1905-1907 годов писал: «Художественное произведение принадлежит тому, кто понимает его, а не тому, кто его создал. Не муки рождения дают право собственности, а радость любви и понимания» [1, с. 85]. Для М.А. Волошина и его современников проблема понимания во многом была связана с творчеством Вяч. Иванова, неожиданно заявившего о себе в начале 1900-х годов, когда русский символизм был уже сложившимся и достаточно ярким явлением в лице таких его законодателей, как Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, В.Я. Брюсов, Ф. Сологуб, К.Д. Бальмонт и только вступивших на его поприще А.А. Блока и А. Белого. Интеллектуализм, символическое кодирование, теологические и философские фигуры мысли, затемнение смысла и барочная усложненность приемов, архаизированный стиль и необычные формы мифологизации стали откровением для многих его читателей, о чем свидетельствуют статьи, отзывы, очерки, рецензии и воспоминания, опубликованные в недавно вышедшем издании «Вячеслав Иванов: Pro et contra»2. Создание особого языка мысли является безусловным открытием Вяч. Иванова как теоретика русского символизма. М.А. Волошин в своей автобиографической прозе -дневнике «История моей души»- приводит слова В.Я. Брюсова, очень важные для оценки реакции его современников: «Я люблю стихи Вячеслава Иванова, потому что я не выношу больше понятных стихов» [3, с. 183]. Вяч. Иванов, безусловно, расширил сферу исканий русского символизма и вовлек в нее таких начинающих поэтов, как М.А. Волошин и А.А. Блок.
2 См.: Вячеслав Иванов: Pro et contra. Антология. Т. 1 / сост. К.Г. Исупова, А. Б. Шишкина; коммент. Е.В. Глуховой, К.Г. Исупова, С.Д. Титаренко, А.Б. Шишкина и др. СПб.: РХГА, 2016 [2].
В 1900-е годы для Волошина и Блока Вяч. Иванов как личность, мыслитель и поэт стал авторитетом par excellence, они не были «наивными читателями», а постигали его универсализм в ходе сотворения символистской культуры как другой по отношению к существующей в процессе своих духовных и творческих прозрений. В своей «Автобиографии» Волошин указал: «Из произведений современных поэтов раньше других я узнал "Кормчие звезды" Вячеслава Иванова (1902), после Бальмонта. У них и у Эредиа я учился владеть стихом»[4, с. 214]. В записной книжке А.А. Блока сохранилась заметка: «Я хотел бы иметь своими учителями Мережковских, Валерия Брюсова, Вяч. Иванова...» [5, с. 145].
Почему объединены такие фигуры, как Блок и Волошин? Прежде всего, потому что Волошина и Блока интересовало созвучие поисков Вяч. Иванова их собственным прозрениям. Самосознание для них становится «мерой всех учений». «Мерой всех учений» - слова М. Мерло-Понти о постижении им М. Монтеня, когда самовозрастание в процессе чтения становится важнее постулатов науки и оно возникает как «диалог с собой», «вопрошание», «"испытание" самого себя»3.
И для Блока, и для Волошина читательский опыт постижения книг Иванова был процессом типологически близким, и начинается он в период творческих дебютов Иванова, когда выходят в свет его первые книги стихов «Кормчие звезды» (СПб.: Типография А.С. Суворина, 1903), «Прозрачность» (М.: Скорпион, 1904), публикуются лекции «Эллинская религия страдающего бога» и «Религия Диониса» на страницах журналов «Новый путь» и «Вопросы жизни» (в 1904-1905 гг.). Волошин узнал об Иванове в 1902 году и познакомился с ним в 1904, после выхода в свет книги стихов Вяч. Иванова «Кормчие звезды»4. Блок узнал об Иванове в этот же период и первую свою рецензию, написанную в апреле 1904 года еще до знакомства с Ивановым, посвятил книге стихов «Прозрачность». Он познакомился с Ивановым в начале 1905 года, когда писал свою статью «Творчество Вячеслава Иванова» для журнала «Вопросы жизни». Сам факт написания Блоком своих первых значительных статей о творчестве Иванова показателен.
Взаимосвязи Иванова и Блока в этот период отражены в переписке Блока с Вяч. Ивановым и рассматривались в историко-литературном аспекте5. Отношения Блока и Иванова осложнились в период «симпосионов» на «Башне» Вяч. Иванова и стали драматичными в 1910-е годы в связи со спорами вокруг русского символизма. Но в первой половине 1900-х годов Волошина и Блока объединяет переживание творчества Вяч. Иванова, которое для них становится основой поиска открытий русского символизма. В. Изер в своей работе «Процесс чтения: феноменологический подход» пишет, что чтение - это акт взаимодействия вообра-
3 См.: Мерло-Понти М. В защиту философии. М.: Изд-во гуманит. лит-ры, 1996. С. 189-191 [6].
4 См. об этом подробнее: Купченко В.П. Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества. 1877-1916. СПб.: Алетейя, 2002. С. 107 [7]; Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годы. Документальные хроники. М.: Изд-во Кулагиной - Intrada, 2009. С. 18 [8].
5 См.: Из переписки Александра Блока с Вячеславом Ивановым / публ. Н.В. Котрелева // Известия Академии наук СССР. Сер. Литература и язык. 1982. Т. 60. № 2. С. 163-168 [9]; Минц З.Г Блок и Вяч. Иванов // Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. СПб.: Искусство-СПб, 2000. С. 621-629 [10].
жения читателя с текстом автора. Через воображение осуществляется формирование целостного образа путем вовлечения читателя в «действительность текста», которую он сам и создает. Изер называет этот процесс раскрытием «текста как живого события», когда возникает «впечатление жизнеподобия», того, что называют «идентификацией читателя с прочитанным»6. «"Идентификация"- как считает В. Изер, - не есть самоцель, но стратегия, с помощью которой писатель подталкивает читателя занять определенную позицию» [11, с. 221]. Встреча Волошина и Блока с произведениями Вяч. Иванова была подлинным посвящением, и периоды чтения и увлеченности - это вехи яркой духовной жизни и становления их общесимволистских представлений в связи с высокой филологической и философской культурой Вяч. Иванова, отмечавшейся и Волошиным и Блоком. Сближает Блока и Волошина также история чтения - интенсивное чтение, признание и преклонение перед Вяч. Ивановым в начале и в середине 1900-х годов и сложный обратный процесс, скорее деструктивный, который начинается с конца 1900-х годов и усиливается в 1910-е годы.
Нас будет интересовать читательская рецепция как творческий процесс открытия себя в другом. Поэтому философия чтения понимается как опыт рефлексии. Важны два аспекта процесса чтения: «встречи» сознаний и понимания. «Понимание - это отсвет творения», - писал Волошин в записных книжках [1, с. 83]. Поэтому большую роль при анализе феномена чтения у Волошина и Блока играют такие понятия, как «конкретизация» и «горизонт ожидания». Как считает Р Ингарден, «конкретизация литературного произведения, и особенно произведения художественной литературы, является результатом взаимодействия двух различных факторов: самого произведения и читателя, в особенности творческой, воссоздающей деятельности последнего, которая проявляется в процессе чтения» [12, с. 72-73]. Читатель достраивает опыт автора и обогащает его в своем восприятии. Феноменологическая теория искусства основана не столько на рецепции текста, сколько на ответных действиях по отношению к нему в соответствии с «горизонтом ожидания», как пишет В. Изер в статье «Процесс чтения: феноменологический подход»7. «Горизонт ожидания» в символистской культуре сродни откровению слова в 1900-е годы - в период расцвета русского символизма, так как процесс истолкования текста стал герменевтической процедурой постижения сокровенного знания, начиная с литературной критики В.С. Соловьева.
Для анализа важны не только статьи или рецензии как опыт литературной критики Волошина и Блока, но, прежде всего, их лаборатория чтения: записные книжки, дневники, письма, черновые заметки, маргиналии на полях книг, сохранившиеся в личных библиотеках. Они зафиксированы в библиографических описаниях, например, личной библиотеки Блока8. Мемориальная библиотека Волошина, сохранившаяся в его Доме-музее в Коктебеле, еще ждет своего ис-
6 См.: Изер В. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. М., 2004. С. 220-221 [11].
7 См: Изер В. Процесс чтения. Феноменологический подход. С. 201.
8 См.: Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 1. Л.: Библиотека Академии наук, 1984. 316 с. [13]; Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 3. Л.: Библиотека Академии наук, 1986. 330 с. [14].
следования, которое уже начато9. Записные книжки, дневники, пометы на полях прочитанных книг предназначались для самого себя, поэтому опыт чтения, зафиксированный на повседневном языке спонтанно возникающей мысли и нетеоретического мышления, наиболее ценен для изучения феномена рефлексии над текстом. Как считает Х.-Р Яусс, «при первом чтении идет прокладывание определенных направлений в процессе управляемого восприятия»10. И для Вяч. Иванова, и для его читателей - в данном случае Блока и Волошина - важно не готовое мнение критики, а их собственная рецепция как познание человека читающего и открывающего самого себя как другого.
В связи с этим большой интерес для исследования заявленной проблемы представляет опыт антропологии чтения, обобщенный в исследованиях В. По-дороги. Подорога понимает чтение как процесс творческого взаимодействия и как способность воспринимающего сознания удерживать ценностно значимые подобия в процессе мимесиса11. В одной из своих последних работ он выделяет так называемые «антропограммы» - «произведенческие матрицы» как «основные фигуры чтения»12. «Такая фигура, не имеющая конкретной локации в тексте, скорее "сквозящая" нам на разных его уровнях, - след глубоко интимного, телесно-экзистенциального соприкосновения с жизнью, который оставлен автором и благодарно сопереживаем читателем», - объясняет этот феномен Т. Венедиктова [20, с. 78-79]. В этом плане антропологическая установка есть миметический опыт творческого сознания, который проблематизируется в процессе чтения и воссоздается в опыте рецепции, то есть в воображении и в художественном претворении. Это способность сближения с творчеством другого как отражение другого в своем творческом сознании. В своей книге «История моей души» Волошин писал: «Я зеркало. Я отражаю в себе каждого, кто становится передо мной. И я не только отражаю его лицо - его мысли - я начинаю считать это лицо и мысли своими....» [3, с. 207].
Нас интересует опыт творческой рефлексии Волошина и Блока как результат чтения сочинений Вяч. Иванова, как своеобразная метафизика духовной жизни. Мы затронем лишь несколько аспектов проблемы чтения ими сочинений Вяч. Иванова, так как указанная тема достаточно многогранна и круг источников обширен. Эти аспекты связаны с интеллектуальными поисками читателя Серебряного века, живущего утопической мечтой о литературе как сокровенном знании. Нас интересует конструктивная роль «идеального» читателя в сотворении мифа о литературе, поэтому основная цель - понять механизмы
9 См.: Мемориальная библиотека М.А. Волошина в Коктебеле. Книги и материалы на иностранных языках. М.: Центр книги Рудомино, 2013. 480 с. [15]; Рычков А.Л., Мирошниченко Н.М. Вл. Соловьев в личной библиотеке и творчестве М.А. Волошина // Соловьевские исследования. 2012. № 2. С. 124-161 [16].
10 См.: Яусс Х.-Р История литературы как вызов теории литературы // Современная литературная теория: антология. М., 2004. С. 194 [17].
11 См.: Подорога В.А. Мимесис: Материалы по аналитической антропологии литературы: в 2 т. Т. 1: Н. Гоголь; Ф. Достоевский. М.: Культурная революция; Логос; Logos-Altera, 2006. 688 с. [18].
12 См.: Подорога В.А. Антропограммы: Опыт самокритики. М.: Логос, 2014. 124 с. [19].
формирования и разрушения опыта «идеального» читателя в аспекте конкретизации и проблематизации чтения и в аспекте формирования «горизонта ожиданий». В связи с этим в центре нашего внимания будут достаточно конкретные задачи: рассмотреть основные этапы процесса чтения Волошиным и Блоком сочинений теоретика русского символизма; определить проблематизацию их собственного творческого подхода; дать анализ творческой рефлексии, возникшей в процессе чтения; выявить некоторые специфические особенности подражания (мимесиса), осуществляющегося в творческом взаимодействии; показать формирование «горизонта ожидания».
Волошинское читательское сознание раскрывается на страницах его записных книжек 1897-1900 гг., где он сделал многочисленные записи о прочитанном. Конспекты и заметки о прочитанном - способ сохранить себя и свою духовную жизнь. Это опыт, который должен заменить ему молитву, как он сам пишет на первых страницах записной книжки 1897 года13.
В письме к М.В. Сабашниковой от 3 августа 1904 года Волошин сообщает: «В Женеву меня влекло желание познакомиться с Вячеславом Ивановым...» [21, с. 107]. Он выражает желание иметь книгу Иванова «Прозрачность» и говорит об этом в письме к В.Я. Брюсову14. Судя по кругу чтения и конспектам, сделанным в его записных книжках в 1905-1907 гг., творчество Иванова он оценивает в кругу таких книг, как Библия, «Книга Зогар», «Бхагавадгита», учение о мудрости карт Т&ро, сочинения Платона, Плутарха, Порфирия, Б. Паскаля, А. Шопенгауэра, Р Штайнера, Вл. Соловьева, И.-В. Гёте, А. Франса, В. Гумбольдта, А. Пушкина, О. Уальда, Рене Гиля, М. Метерлинка, Р де Гурмона, Ф. Ницше, П. Клоделя, французских и русских символистов. Он отрицает мысль Р де Гур-мона, что наиболее утонченным является наслаждение автора «быть не поня-тым»15. Главное для читателя, как считает Волошин, искусство понимания, а первоначальное неприятие текста - «не признак ли оно того, что мы уже захвачены талантом автора.»16.
Письмо Волошина к М. Сабашниковой от 11/24 августа 1904 года из Парижа свидетельствует о возникшем интересе поэтов к друг другу. «Разговоры с Ивановым - это целый океан новых мыслей, столкновения и подтверждения старых», - пишет Волошин [21, с. 120]. «Для меня Женева была наполнена, конечно, разговорами с Вячес<лавом> Ив<ановым>. <.> Он обогатил меня мыслями, горизонтами и безднами на несколько лет», - сообщает Волошин Брюсову 11/24 сентября 1904 года [22, с. 156]. Истоком интереса М. Волошина к Вяч. Иванову стал сборник стихов «Кормчие звезды». Он сохранился в личной библиотеке Волошина в Доме-музее в Коктебеле с дарственной надписью автора: «Дорогому поэту Максу Александровичу Волошину на добрую память о нашем общении в Красоте, "в надежде славы и добра" Вячеслав Иванов. Женева. 9 ав-
13 См.: Волошин М.А. Записные книжки. М.: Изд-во «Вагриус», 2000. С. 10 [1].
14 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. IX. Письма 1903-1912. М.: Эллис-Лак, 2010. С. 121 [22].
15 См.: Волошин М.А. Записные книжки. С. 89-90.
16 Там же. С. 132.
густа 1904 года»17. Привлекали Волошина также лекции Иванова «Эллинская религия страдающего бога» и «Религия Диониса», сборник «Эрос» и статьи, вошедшие в книгу «По звездам» (СПб.: Оры, 1909). Книге стихов «Cor Ardens» (Ч. 1-2. М.: Скорпион, 1911) Волошин собирался посвятить статью в «Ликах творчества», но замысел не был осуществлен18.
В письме от 29 июля/11 августа 1904 года из Женевы Волошин пишет М. В. Сабашниковой: «Часто вижусь с Вячеславом Ивановым и подолгу говорю. Читаю в "Новом пути" его "Эллинскую религию страдающего бога'.'Это страшно важная вещь. От нее разверзаются под ногами новые провалы. А это может быть самое важное - открыть новую бездну» [21, с. 109]. Именно с «Эллинской религии...» начинается период известности Вяч. Иванова как ведущего теоретика русского символизма. Работа оформилась в процессе подготовки им лекций о древнегреческой религии, которые, как известно, первоначально читались им в парижской Высшей школе общественных наук в 1903 году, а затем публиковались на страницах журналов «Новый путь» (1904. № 1, 3, 5, 8-9) и «Вопросы жизни» (1905. № 6-7). Теория дионисийского мифа, разработанная Ивановым, не укладывалась в рамки русского символизма. Она представляла собой и теорию мифа, и модель творчества как теургического «перехода» за «границы искусства», и процесс художественного и религиозно-философского мышления, и образец герменевтической эксегезы, и мифокритику, и предвосхищение архетипов К.Г. Юнга в области «коллективного бессознательного». Дионисийский миф в творчестве Иванова, погружая в бессознательную стихию (хаотическое), вызывал активизацию архетипов сознания, демонстрируя то универсальное, что лежит в основе мистической связи человека с высшим началом. В символистской среде подобная эстетика религии была истолкована неоднозначно. С одной стороны, дионисийство понималось как форма индивидуального мифа Вяч. Иванова, с другой - как игра в религию, например, в трактовке Д.С. Мережковского или Д.В. Философова19. В восприятии Волошина-читателя «Эллинской религии.» открываемая Ивановым «бездна» является основой для сближения искусства и религии. Рассматривая актуализацию эстетического начала в религиозных теориях символистов, А. Ханзен-Леве не случайно указывает на близость архетипологии у Вяч. Иванова, Волошина и Юнга20.
Волошин исследует свои читательские реакции, которые позволяют ему понять сокровенный смысл религиозно-философского сочинения Вяч. Иванова как нового откровения. Дионисийский архетип он принимает в эстетическом аспекте и углубляет в связи с волнующими его проблемами. Например, на него
17 Фотоснимок обложки с дарственной надписью опубликован И. Левищевым. См.: Levichev I. Автографы Вяч. Иванова и Л. Зиновьевой-Аннибал из мемориальной библиотеки Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле // Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 43. С. 227 [23].
18 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. V М.: Эллис-Лак, 2007. С. 647-648 [24].
19 См. статьи Д.С. Мережковского, Д.В. Философова в кн.: Вячеслав Иванов: Pro et contra. Антология. Т. 1.
20 См.: Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Кн. II. СПб., 2003. С. 13 [25].
большое влияние оказала дионисийская теория происхождения греческого танца, а также гипотеза о роли маски в античной трагедии и мысль о ритуальной роли человеческого жертвоприношения. Волошин, как и Иванов, видит танец очистительным действом, восходящим к древнейшим обрядам, посвященным богам. В письме к М. Сабашниковой 21 июня/4 июля 1905 г. из Парижа Волошин сообщает: «Пришла июньская книжка "Вопросов жизни" и в ней продолжение "Религии Диониса" Там говорится о тризнах, о похоронных маскарадах, как начале всех масок. Но есть еще более важное. <.. .> Это обычай человеческих жертвоприношений. Избранный для жертвы становится царем - богом в течение года, а затем его торжественно убивали. <...> Сознание священной неизбежности казни Царя во мне растет не переставая.» [21, с. 214-215]. О своем читательском впечатлении от «Эллинской религии» он сообщает в письме к А.М. Петровой от 29 июля/11 августа 1904 года: «Интереснее всего для меня Вячеслав Иванов, с которым я лично не был знаком до сих пор, хотя знал его как поэта значительно раньше Московского кружка и первый указал Брюсову на его "Кормчие звез-ды'.'Человек это в высшей степени начитанный и тонкий» [22, с. 139]. Он отмечает вовлеченность себя как читателя в процесс понимания филологического и философского сочинения Вяч. Иванова: «Следили ли Вы за его "Эллинской религией страдающего бога" в "Новом пути"? Я раньше был знаком с его Диони-сово-христианскими идеями и знал, что он рассматривает Христа как одно из воплощений Диониса и христианство как органическое продолжение религии Греции, но мне только теперь в этих статьях открылась вся глубина и широта его мысли. Это целое откровение, и при том обставленное таким тяжеловесным боевым аппаратом филологии текстов, что от него никак не отделаешься одним словом "декадентство" даже все митральезы факультетских познаний не сокрушат эту толщу цитат» [22, с. 139]. Ивановскую архетипную теорию Христа как воплощения Диониса Волошин принимает восторженно как откровение о единстве божества в сознании человека и в истории человечества. Например, в разговоре с Брюсовым, зафиксированном в записных книжках, он указал на важное для себя ивановское открытие мистической Греции, что привело его «к «пониманию внутренней мистической сущности Египта»21. Приведенные примеры свидетельствуют о том, что, читая сочинения Вяч. Иванова, Волошин постигал архаическую природу древнейших религий и культур. Для него архетипический образ, созданный Ивановым, - это своеобразная «фигура чтения», «матрица» сознания, а если говорить языком исследований В. Подороги, - «антропограм-ма» как сложившийся ментально-культурный комплекс представлений читателя, находящегося в сфере влияния автора.
Причем Волошин как принимает ивановские центральные культурфило-софские и антропологические идеи, так и сопротивляется их господству как читатель, творец и исследователь. Например, в статье «Террор и танец» (1906 г.) он, анализируя состояния дионисийского экстаза, приводимые Ивановым в «Эллинской религии.», полемизирует с ним. «Вячеслав Иванов, - пишет он, - в "Эллинской религии страдающего бога" дает картину того стихийного состояния
21 См.: Волошин М.А. Записные книжки. С. 58-59.
души, из которого путем преднамеренных религиозных дисциплин развился стройный и гармоничный строй эллинского мира и эллинской трагедии. Он рисует нам людей тех времен как народ бесноватых и эпилептиков», близких «безумию погромов, убийств и пожаров», которые «таятся в самом существе первобытной души», и пишет об их опасности для России22. Иванов, по мнению Волошина, сумел тонко показать движения ритма, которые были спасительны для дионисийского сознания, но, как он считает, теоретик дионисийства не понял опасности «способности к безумию» дионисийской души. Он слышал дионисий-скую музыку и ощущал преодоление хаоса ритмом и хороводом, а Волошин усмотрел в этом феномене прообраз звериного и стихийного явления, разрушающего чувства человека и народов.
В литературно-критической эссеистике и в стихах Волошина встречаются случаи воплощения некоторых читательских находок, взятых из сочинений Иванова. Например, в стихотворении «Мятеж» он использует архетип безумия древнего человека, прозревшего в себе божество: «.зверь, сойдя с ума, проснулся человеком.. ,»23. Фраза ассоциирована со словами Иванова из продолжения «Эллинской религии.», печатавшейся под названием «Религия Диониса» в журнале «Вопросы жизни». «Способность к безумию, быть может, определила впервые разумное сознание, и когда животное сошло с ума - оно стало человеком», -писал Иванов [27, с. 137]. Эта же идея находит отражение и в разговорах Волошина с Вяч. Ивановым, зафиксированных в дневнике «История моей души»24, а также в статьях Волошина «Лица и маски» (1910 г.), «О смысле танца» (1911 г.), в его переписке с А.М. Петровой25 и др.
Произведение живет в сознании, как считает Волошин, когда оно понято и принято, а поэт «может создавать произведения, одухотворенные волей не своих, а чужих переживаний, интуитивно им понятых»26. Бытие рождения произведения Волошин понимает в триединстве: как «момент творческого переживания, момент творческого осуществления и момент понимания. <...> Момент понимания по объективному значению своему в искусстве не только не ниже, но, может быть, выше, чем творчество» [28, с. 112]. Неслучайно самые сокровенные и мистические свои стихотворения, такие как, например, «Гностический гимн деве Марии» (1908 г.), Волошин посвятил Вяч. Иванову. Показательно, что ключевые метафизические формулы мысли Вяч. Иванова (например, «Ты еси») Волошин использовал в ряде своих статей и, прежде всего, в «HOROMEDON»27 (1909 г.). Статья несет следы влияния философской прозы Иванова. Это лирико-философский этюд, основанный, как и у Иванова, на принципе фрагментирова-ния, на использовании мифологем, философем в статусе художественных обра-
22 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. V С. 253.
23См.: Волошин М. Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931. М.: Эллис Лак 2000, 2004. С. 644 [26].
24 См.: Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. ^1,1. М.: Эллис-Лак, 2006. С. 163 [3].
25 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. IX. Письма 1903-1912. С. 141-142.
26 См.: Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988. С. 112 [28].
27 греч. - вождь племени.
зов, на иносказаниях, герметизме, гностических мотивах и образах, а также на принципе цитатности. Некоторые фразы как бы сотканы из цитат Иванова и Ницше: «О ты, солнечной стрелой поразивший змея и на вратах храма, на змеином воздвигнутом гнезде, возвестивший каждому человеку: "Ты еси"»; или «"Ах, и в камне таилось издревле пленное слово" раскрывается Мелампу, которому змеи лизали уши.» [29, с. 300-301]. Это случаи так называемой вторичной мифологизации, или метамифологизации чужого слова, присущей русским символистам, как считает А. Ханзен-Леве28. Формула «Ты еси» становится у Волошина в данном случае категорией мышления, как и у Иванова.
Еще один пример того, что процесс чтения Волошиным сочинений Вяч. Иванова - это опыт сотворчества. В мемориальной библиотеке Волошина в Коктебеле находится оттиск статьи Вяч. Иванова «Кризис индивидуализма» из журнала «Вопросы жизни» за 1905 год с его дарственной надписью, датированной 1906 годом29. Известный опыт освоения идей этой работы Иванова представляет статья Волошина «Индивидуализм в искусстве», опубликованная в журнале «Золотое руно» (1906. № 10). Волошин выступает как эстетически заинтересованный читатель. Он использует архетипические формулы Вяч. Иванова, выработанные им в статьях первой половины 1900-х годов, такие как «восхождение», «нисхождение», «канон». «Канон в искусстве, - пишет Волошин, - ограничивает только выдумку» [28, с. 258]. Поэтому тот символистский канон, который разрабатывает Вяч. Иванов, он считает плодотворным, и следы влияния «канона Иванова» в его творчестве - доказательство этого.
Уже современники считали влияние Иванова на Волошина губительным. Так, например, А.В. Гольштейн в январском письме 1907 года писала Волошину, что его стихотворения «Солнцу» и «Кровь» «носят отпечаток деспотии Иванова». «Зачем? - спрашивает она.- Разве в душе поэта нет своих идей?» [22, с. 276].
Вяч. Иванова Волошин считает, как свидетельствуют его записные книжки, одним из творцов, «которые думают - именами», в отличие от способа думать глаголами (Брюсов) или прилагательными (Блок, Бальмонт)30, а «цель языка - имя»31. «Надо писать так, чтобы каждая фраза была именем» - напишет он потом в статье «HOROMEDON»32, которую считал синтезом всей своей эс-тетики33. Сравнивая Иванова с другими символистами, Волошин-читатель в записной книжке 1908 года замечает: «Бальмонт - Брюсов - Вячеслав <Иванов> = чувство-воля-мысль. Б<альмонт> - чувство, окрыленное порывами воли.
28 См.: Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Кн. II. С. 24.
29 См.: Купченко В.П. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1877-1916. С. 163.
30 См.: Волошин М. А. Записные книжки. С. 155.
31 Там же. С. 157.
32 См.: Волошин М.А. Собр. соч. Т. VI,! М., 2007. С. 302 [29].
33 См. письмо к С.К. Маковскому от 2 августа 2009 г. Письмо интересно в связи с размышлением Волошина об «идеальном читателе», который, в отличие от «реального», поймет смысл его статьи. «Понимающий» - это «идеальный читатель», это тот, «для кого ищешь самой законченной и четкой формы.» [22, с. 467].
Брюс<ов> - воля, окрыленная мыслью. Вяч<еслав> - мысль, окрыленная и чувством, и волей» [1, с. 160]. Кроме того, Иванов, по мысли Волошина, вернул словам «магическое, заклинательное значение», поэтому язык «Бальмонта, Брюсо-ва, Мережковского, надо будет теперь хоронить, т. к. это язык уже утомленных слов»34. Цитируя строку стихотворения Иванова «Сон Мелампа» («Ах в камне немело издревле плененное слово»), Волошин пишет о слове-логосе, о том, что искусство «ищет истинных имен вещей», что «все явления возникли через Слово», так как «В начале было Слово»35. Поэтому слово Иванова приравнивается откровению, считается путем прозрения истины.
В своих записных книжках Волошин также пересказывает фрагменты из философской прозы Вяч. Иванова, объединенные под названием «Спорады». Они были опубликованы в журнале «Весы» (1908. №8) и позднее вошли в книгу «Борозды и межи», изданную в 1909 году. Волошин отмечает ключевые формулы мысли Иванова: о «действительности как зеркале», об «иной действительности», об образах, «прозреваемых гением иных миров». Полемику с Ивановым вызывает суждение о гении. Волошин полемически замечает, что «не гений пло-доносен в художнике, а талант», гений - «бесплодный» огонь, сжигающий все вокруг, истинный художник - Бог, «и суд его будет судом художника»36.
Особое место в читательском опыте Волошина имел сборник Вяч. Иванова «Эрос» (СПб.: Оры, 1907), совпавший с его углубленным постижением философии Платона, Соловьева и эзотерических мистических сочинений. О выходе сборника в свет как о появлении «поразительной» книги он пишет в письме к А.М. Петровой от 14 декабря 1906 года37. В мемориальной библиотеке Волошина имеется экземпляр книги Вяч. Иванова с дарственной надписью автора: «Возлюбим друг друга, да единомыслием целовемы. Максу возлюбленному Вячес-лав-per odium ad amorem38»39. Сборнику «Эрос» Волошин посвятил литературно-критическое эссе «"Эрос" Вячеслава Иванова» (1907 г.). Феномен «Эроса» трактуется Волошиным включенным в парадигму современного сознания и обогащенным Вяч. Ивановым. И то, что в книге нет «лица поэта», а есть его «голос», говорит о том, что Волошин-читатель считал этот голос своим в данный период. Голос как провозвестник нового Слова-огня, он проявляется в ритмах книги и стихотворениях-заклинаниях, как считает Волошин. Слово Иванова, по его мысли, пробуждает чувство истинной поэзии, ведущей к пониманию того, что «из небытия переходит к бытию»40. Как феномены сознания Волошин прочитывает и символы книги: Диотима-пророчица и Диотима-целящая, Диотима-
34 См.: Волошин М.А. Записные книжки. С. 70.
35 Там же. С. 146.
36 Там же. С. 99-100.
37 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. IX. Письма 1903-1912. С. 262.
38 Per odium ad amorem (лат. через ненависть - к любви)
39 Фотоснимок обложки с дарственной надписью опубликован И. Левищевым. См.: Levichev I. Автографы Вяч. Иванова и Л. Зиновьевой-Аннибал из мемориальной библиотеки Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле. С. 231.
40 См.: Волошин М.А. Лики творчества. С. 480.
змея и кратэр-священная чаша, Эрос-демон-посредник, восхождение, божественное единение, мать Сыра-Земля и др.
Принимая мифообразы Иванова и восторженно оценивая книгу «Эрос» как читатель, Волошин неожиданно в конце своей статьи называет ее трагической, сравнивая ее со стихотворением Ст. Малларме «Дар поэмы», где есть строки, которые он дает в переводе: «Я приношу тебе, дитя Идумейской ночи, Черное с окровавленным бледным крылом, лишенным перьев.» [28, с. 484]. Здесь есть перекличка с библейской истиной: «За то, так говорит Господь Бог: простру руку Мою на Едома и истреблю у него людей и скот, и сделаю его пустынею; от Фе-мана до Дедана все падут от меча» (Иез. 25:13). Сравнение с Малларме противоречит всему восторженному пафосу чтения Волошиным книги Вяч. Иванова. Ключевое слово для понимания - трагическая книга - «идумейская ночь». Древние идумеи исчезли после разрушения римлянами Иерусалима. Рецензию нужно читать с конца, тогда трагизм понимания восторженного интеллектуализма Иванова Волошиным становится понятен. Это и утонченность реальнейшего, и желание автора внушить, загипнотизировать мифообразами и философемами-«заклятиями», и разрыв с христианской традицией, и гениальность одинокого пророка, и крылья Эроса, и бескрылие пророка как знамение. Внутреннее постижение трагизма книги видится Волошину через образность Малларме как гибель Эроса с «окровавленным бледным крылом, лишенным перьев». Это говорит о сложном его отношении к башенному антропологическому проекту Иванова с «посвятительными браками», к его андрогинности-сверхчеловечнос-ти, к плену дионисийской мистерии, к проблеме мистического Эроса и к творчеству Иванова как власти над миром его сознания.
В «Истории моей души» Волошин зафиксировал «слом» своего читательского и творческого сознания и разрушение иллюзий от влияния Иванова как «пророка, насилующего душу». Он записал 2 января 1909 года: «Теперь, когда все личное к Вяч<еславу> у меня исчезло (нет, не исчезло - погашено), теперь я знаю, насколько я ему и всему, что от него, враг. Не ему только: враг всем пророкам, насилующим душу истинами» [3, с. 258]. «История моей души» - яркое свидетельство того влияния, которое оказал Вяч. Иванов как личность и писатель-мыслитель на самосознание Волошина. Его идеи оказались для Волошина и созидательными, и разрушительными, привели к формированию и разрушению «горизонта ожидания». Его собственный творческий опыт давал возможность понимания своего пути.
Стихотворения Волошина, посвященные Иванову, в связи с этим - особая тема, но для нас они важны как итог читательского и человеческого общения. Показательно стихотворение «Вяч. Иванову», посланное Волошиным 15 апреля 1907 года из Коктебеля, в котором он пишет о «солнцах Вячеслава», которые ему еще дороги41. Это еще период вдохновенного сотворчества, который отражен в переписке Волошина с М.В. Сабашниковой. 1907-1908 годы - время борьбы Волошина за самого себя и «за Вячеслава» внутри своего сознания в связи с
41 См.: Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. IX. Письма 1903-1912. С. 299.
драматической историей ухода М.В. Сабашниковой и ее любовью к Вяч. Иванову. В письме к А.М. Петровой от 8/21 сентября 1908 года из Парижа он сообщает: «... все время шла долгая и очень трудная борьба внутри себя за Вячеслава. <.> Так дух мой непроизвольно был связан с ним и с его жизнью. <. > Даже его мистицизм заставил меня отойти от мистицизма» [22, с. 368]. Стихотворение Волошина 1909 года, обращенное к Вяч. Иванову, очень показательный итог:
О да, мне душно в твоих сетях И тесен круг,
И ты везде на моих путях -И враг, и друг.
Вкусили корни земной мечты Единых недр,
Но я не стану таким, как ты, -Жесток и щедр. В ковчеге слова я скрыл огонь, И он горит,
Мне ведом топот ночных погонь, Крик Эвменид [26].
Отречение от Вяч. Иванова идет у Волошина с признанием его глубочайшего влияния на сферы всей его духовной жизни. Но на этом этапе для Волошина был важен собственный опыт самопознания и творчества. Близкий этому путь развития читательской рефлексии можно найти в лице А.А. Блока.
В мемориальной библиотеке Блока, хранящейся в Институте русской литературы (Пушкинский дом) РАН, сохранились сочинения Вяч. Иванова 1900-х годов «Кормчие звезды», «Прозрачность», «Эрос», «По звездам»42. Некоторые из них («Кормчие звезды», «Прозрачность» и «По звездам») содержат пометы, сделанные в процессе чтения Блоком. Книги «Кормчие звезды» и «Прозрачность» Вяч. Иванова были, как указано выше, очень важными для творческого самопознания Блока и понимания природы его исканий. Многие стихотворения в «Кормчих звездах» он пометил красным карандашом, поставив знак крестика. Но записей на полях, которые делал Блок, как правило, при чтении других книг, нет. Обширные пометы Блока в виде отчеркиваний на полях и подчеркиваний содержат лекции Вяч. Иванова «Эллинская религия страдающего бога», а в статье «Мысли о символизме» имеются множественные записи на полях43. В письме к А. Белому от 6 августа 1907 года Блок признался: «Вяч. Иванова ценю, как писателя образованного и глубокого и как прекрасного поэта, мировоззрение же его ("мифотворчество") воспринимаю как лирику» [30, с. 308]. Выделим лишь несколько важных этапов развития рефлексии Блока - читателя сочинений Вяч. Иванова.
В записной книжке Блока, датированной ноябрем 1903 года, сохранилась запись о намерении написать для журнала «Новый путь» рецензии на новые сбор-
42 См.: Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 1. С. 293-298.
43 См.: Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 3. С. 187-190, 200-201.
ники Ф. Сологуба, К. Бальмонта, В. Брюсова и Вяч. Иванова («Прозрачность»)44. Личность и творчество Вяч. Иванова заинтересовали Блока, и он включил его в ряд ярких представителей символистского движения. Пометы на книге «Кормчие звезды» были сделаны, видимо, в процессе первоначального чтения и подготовки литературно-критической статьи Блока «Творчество Вячеслава Иванова» (1905 г.). Статья показывает, что он хорошо знал книги лирики Вяч. Иванова и пережил потрясение от знакомства с ними. В статье Блок пишет об Иванове как совершенно отдельном и уникальном явлении русского символизма. Значительность исканий Иванова, по его мнению, сразу определила его роль теоретика русского символизма. Он говорит о трудности читательского понимания эзотерических книг поэта и исключительной сложности его «ученой», в духе александрийской школы философии, «замкнутой поэзии»45. Сам же он считал статью свою абсолютно бездарной, в силу невозможности передать через читательский опыт значение исключительности Иванова46. В своей статье он выступает как вожатый в лабиринте ивановских сюжетов и символических образов, осуществляя вместе с читателями выход, как он пишет, из «платоновской пещеры». Особенно близки ему принципы александрийской школы тайного «умного де-ланья» Иванова, принцип прозрачности и «двойного зрения», природа символа, который «имеет душу и внутреннее развитие, . живет и перерождается», особый статус мифа, который «есть раскрытие воплощения»47. Опыт Вяч. Иванова ценен для него, так как поэт, по его мнению, «есть бессознательный орган народного воспоминания», запечатленный в образах-символах, - «наследье родовое» «всеобщего мифа»48. Иванов воскрешает архетипические образы древнейшего сознания, и его философская лирика является «лирической философией», как пишет Блок, ее можно считать «ученой». Блока привлекают цитатные комплексы поэтического языка Иванова из стихотворений «Воззревшие», «Увенчанные», «Фуга», «Цикады», «Хмель», «Душа сумерек» и др.49
Привлекшая внимание Волошина «Эллинская религия страдающего бога» Вяч. Иванова была ценным опытом сокровенного познания для Блока - читателя и поэта. В этом плане показательна записная книжка Блока, в которой содержится указание на ряд важнейших источников, изучение которых позволяло ему понять замысел Вяч. Иванова. 30 окт. 1901 г. он указал, что купил книги, среди авторов которых: Виндельбанд, Любкер, Кесслер, Соболевский, Платон и Вергилий, а также «Психология» (У. Джеймса), словарь (Ф. Любкера), История религии (А. Мензиса), мифы (Г Штоля), труды Архиепископа Хрисанфа, Э. Тэйлора и др.50
44 См.: Блок А.А. Записные книжки. 1901-1920. М.: Худож. лит., 1965. С. 57 [5].
45 См.: Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Т. 7. М.: Наука, 1997. С. 7 [31].
46 См.: Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. С. 217 [30].
47 См.: Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Т. 7. С. 8-9.
48 Там же.
49 Влияние образных комплексов стихотворений Иванова на Блока проанализировано З.Г Минц. См.: Минц З.Г. Блок и Вяч. Иванов // Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. С. 621-629.
50 См.: Блок А.А. Записные книжки. 1901-1920. С. 25-26.
Анализ сохранившихся помет Блока на полях «Эллинской религии.», зафиксированных библиографами, чрезвычайно важен для углубления представлений о характере влияния на него «эллинизирующего» сознания теоретика русского символизма. Пометы позволяют прояснить характер первоначального восприятия Блоком комплекса идей самой сложной религиозно-философской работы Иванова, которая не только выразила его миросозерцание, но и воплотила особенности его методологии, основанной на универсализме и взаимосвязи филологии, философии, антропологии, психологии и религии. В связи с тем, что подробный анализ помет Блока на книге уже опубликован нами ранее51, остановимся кратко на аспекте читательского опыта прочтения этой книги Блоком. Большой интерес для нашего анализа представляет первый номер журнала «Новый путь» со сплошными пометами Блока и следами неоднократного прочтения. Пометы сделаны красным и простым карандашом, иногда они накладываются друг на друга и свидетельствуют о неоднократном чтении этой работы.
Блок пытается понять сложный язык рассуждений автора, обращая внимание на его концепцию дионисизма: «Что разуметь под греческой религией страдающего бога?» Блок отчеркивает на полях фразу, в которой содержится ответ на этот вопрос: это часто встречающееся представление в мифологии, «оно -душа трагического мифа, а миф греческий, издавна тяготевший к трагическому, стал таковым почти всецело, почти во всем своем составе, под влиянием Диони-совой религии и Дионисова искусства - трагедии»52. Блоком выделено отчеркиванием на полях красным карандашом и подчеркиванием суждение Иванова об отношении раннехристианских апологетов к идее страдающего бога как аномалии религиозного сознания, «чтобы сделать очевидным заблуждение языче-ства»53. На полях после подчеркнутой фразы стоит восклицательный знак. Блок осмысливает идею страдания богов, восходящую к древнегреческим архаическим культам, не принятым римлянами и ранними христианскими апологетами, связь дионисийских мистерий с христианством. Одно из важнейших ключевых понятий - понятие «страстей» - отчеркнуто Блоком на полях двойной чертой. Во фразе - «мы ищем осмыслить их прозрение исторически» Блок подчеркивает последнее слово, понимая важность идеи преемственности в изучении религиозного феномена54.
Анализ помет Блока в первой главе работы Иванова показывает, что он обращает внимание на параллелизм христианской и языческой дионисийской обрядности и на реалии дионисийского зимнего культового служения. Большой интерес у него вызывают женские вакханалии, сопровождающиеся мистическими радениями и их изображение на вазописи. Блока волнуют мифологические ипостаси Диониса. Он выделяет отчеркиванием на полях красным карандашом и подчеркиванием простым карандашом размышление Иванова о соответ-
51 См.: Титаренко С.Д. Пометы А. Блока на «Эллинской религии страдающего бога» Вяч. Иванова // Шахматовский вестник. Вып. 12. М.: Наука, 2011. С. 232-249 [32].
52 См.: Иванов Вяч. Эллинская религия страдающего бога // Новый путь. 1904. № 1. С. 110 [33].
53 Там же. С. 112.
54 Там же. С. 116-117.
ствии дифирамба - Дионису и пеана - Аполлону и об изображении Аполлона «в живописи и ваянии - не стареющим и юным, а Диониса - многообразным и раз-ноликим»55. Важнейшая черта дионисийства - его дуализм, двуприродность - не обойдены вниманием Блока. Пытаясь понять различные направления в изучении мифа и религии вслед за Ивановым, Блок пытается выйти к пониманию универсальной методологии Иванова как к ключу к вопросу о происхождении религии. Поэтому он идет вслед за автором в попытке разрешения проблемы, отчеркивая абзацы, где указывается на односторонность многих исследований. Таким образом, эстетическая реакция Блока-читателя «Эллинской религии страдающего бога» говорит о важности для него открытий Вяч. Иванова, которые найдут отражение в его поэзии, драматургии, эстетике и литературной критике.
Вместе с тем в середине 1900-х годов наметился перелом в восприятии Блоком сочинений Вяч. Иванова как непреложного законодателя символистского канона, что нашло отражение в записных книжках поэта. Важнейшее из влияний, ощущаемых Блоком, - это дионисийский миф и ритуал. 21 декабря 1906 года он записывает: «... мне проклятие за перерождение. Нельзя даром призывать Диониса - в этом все призывание Вакха, по словам самого В. Иванова. Если не преображусь, умру так в томлении» [5, с. 84]. Это реакция на стихотворение Иванова «Вызывание Вакха» из книги «Эрос». К августу 1907 года относится мысль Блока, зафиксированная в записных книжках: «Мое несогласие с Вяч. Ивановым в терминологии и пафосе (особенно -последнее). Его термины меня могут оскорблять. Миф, соборность, варварство. Почему не сказать проще? Ведь, по существу, в этом ничего нового нет»[5, с. 96]. 20 августа 1907 года по поводу моды на мистический анархизм он замечает: «Совершенно в стороне для меня в этом отношении стоит Вячеслав Иванов, который глубоко образован и писатель замечательный (статьи его в «Весах» и стихи). <...> Неприятен мне его душный эротизм и противноватая легкость» [5, с. 96].
Вышедший в 1907 году сборник «Эрос» Блок-читатель оценивает негативно. В марте этого же года он пишет Л.Л. Кобылинскому (Эллису): «"Эрос" -совсем уж не книга и не стихи, пожалуй, это - чистая лирика, которая всегда -болотна и проклята. Меч - слово, но, когда за словом становится музыкальное марево, - меч тонет. Поэтому бороться с Вяч. Ивановым (этой необходимости я не отрицаю) нужно не романтизмом, не лирикой и не манифестом А. Белого. Его чувственную музыку можно заглушить теперь только льдом... <...> Я не боюсь Вяч. Иванова, хотя он стоит на дороге и его не объедешь. Может быть, пройти сквозь него надо жизнью...» [34, с. 182].
В то же время публиковавшиеся в журнале «Весы» «Спорады» Вяч. Иванова вызвали интерес А. Блока, написавшего о своих впечатлениях: «Вячеслав Иванов в "Весах" (№ 8) - вот это истинный "тон" можно послушать» [5, с. 115]. Философские фрагменты «Спорады» вошли в книгу Вяч. Иванова «По звездам», опубликованную в 1909 году. Книга содержит черновые пометы А. Блока и находится в составе его личной библиотеки с дарственной надписью «Александру
55 См.: Иванов Вяч. Эллинская религия страдающего бога. С. 128.
Блоку с любовью. Вяч Иванов»56. Она еще не привлекала внимания исследователей в плане анализа маргиналий Блока. Мы лишь отметим основную направленность помет Блока-читателя, так как эта проблема может быть положена в основу специального исследования.
Больше всего помет Блока содержится в статьях «Ницше и Дионис», «Символика эстетических начал», «Поэт и чернь», «Новые маски», «Копье Афины», «Две стихии в современном символизме» и некоторых других. Некоторые статьи, уже публиковавшиеся на страницах журналов и хорошо знакомые Блоку, он вновь перечитывает. Характер помет на этих и других статьях говорит о близости идей Блока и Иванова. Это, во-первых, мысль о возврате Ницше как провозвестника возрождения трагического бога Диониса, пассаж о пророческом прозрении в Дионисе «распятого Христа», идея дионисийского экстаза (который Волошин оценивал противоречиво в статье «Террор и танец»). Блок подчеркивает фразу: «Этот экстаз счастья, очевидно, надрыв души.»57. Ему, как поэту-лирику, близки дионисийские состояния сознания, категории восхождения и нисхождения, разрабатываемые Ивановым, его понятия и образы. В статье Иванова «Ницше и Дионис» он подчеркивает важные для него ключевые образы и понятия: «совершенного сверхчеловека», «завет христианства», «биологической эволюции»58. В другой статье Иванова («Символика эстетических начал») Блок выделяет ключевые фразы: «Нас пленяет зрелище подъема, разрешающегося в нисхождение»; «купол и дуга устрояют душу»; «хаотическое»59. В эссе «Новые маски» Блоком подчеркнута ключевая мистическая формула Иванова «Tattvam asi "то ты еси"- "это ты сам"»60.
Пометы Блока на книге Иванова 1909 года говорят об увлеченности Блока-читателя, еще не разочарованного в символистских построениях теоретика символизма. Самый большой интерес, судя по характеру помет, вызвала у Блока статья Вяч. Иванова «Две стихии в современном символизме». Ему созвучно понимание Вяч. Ивановым природы символа. Он подчеркивает следующие слова и словосочетания: «знак, или ознаменование», «иероглиф», «многозначащий», «в каждом плане иные сущности», «знамением, смысл которого раскрывается в соответствующем мифе», «символика-система символов», «символизм - искусство, основанное на символах», «знамения иной действительности», «так, истинное символическое искусство прикасается к области религии»61. Знаком NB отмечена центральная ивановская мысль, восходящая к платоновской идее о начале ознаменования и начале преобразования62. Дальнейшие подчеркивания в статье свидетельствуют о притягательности этой идеи, которая привлекает Блока как поэта и ху-
56 В библиографическом описании библиотеки А. Блока дарственная надпись не зафиксирована. См.: Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 1. С. 294-296.
57 См.: Иванов Вяч. По звездам. Статьи и афоризмы. СПб.: Оры, 1909. С. 17 [35].
58 Там же. С. 16.
59 Там же. С. 25, 29.
60 Там же. С. 55.
61 Там же. С. 247-248.
62 Там же. С. 255.
дожника. Он следит за мыслью автора о разделении искусства на идеалистический и реалистический символизм. В то же время на полях прочитанной Блоком книги есть пометы, говорящие о его несогласии с Ивановым. Например, он не согласен с мыслью Иванова о том, что скрытое начало добра выявляется в нисхождении (в статье «Символика эстетических начал» фрагмент помечен знаком минус)63. Отнесение Данте к типу художника келейного в статье «Копье Афины» также вызывает у Блока непонимание, выраженное знаком вопроса64.
Важнейший этап, характеризующийся разочарованием Блока в символистском каноне, насаждаемом Вяч. Ивановым, представлен в его читательском опыте маргиналий на страницах журнала «Труды и Дни» (1912. №1), где печатались программные для символизма в эпоху его кризиса манифесты - статьи «Мысли о символизме» Вяч. Иванова, «Символизм» А. Белого и др. В письме Белому, опубликованному в составе переписки поэтов, Блок констатирует, «что много "трудился" над своими впечатлениями о "Трудах и днях"», и добавляет: «не досадуй на меня за мое "анти-Вяч. Ивановство" для меня его атмосфера тяжела ненужно.»65. Сложные и развернутые пометы Блока в статье Вяч. Иванова «Мысли о символизме» проанализированы нами в специальном исследовании, написанном совместно с Н.Ю. Грякаловой66, поэтому здесь подведем лишь итоги. Пометы Блока в статье Вяч. Иванова говорят о том, что у него нет солидарности с Ивановым как теоретиком символизма, что провозглашаемый канон символизма требует в эпоху постсимволизма 1910-х годов иного языка и иного обоснования. Блок такого побудительного импульса в статье Иванова, как следует из характера его помет, не видит. Блока не устраивает размытость определений символизма, сформулированных Ивановым, отсутствие понимания теоретиком символизма литературной ситуации, изменившейся роли поэта и функций искусства в современной литературе, клишированность принципов, не изменившихся с 1900-х годов, когда символизм был фаворитом движения.
Вяч. Иванов «открыл» Волошину и Блоку такие глубины творчества, существование которых они и не предполагали, и сделал процесс чтения подлинным интеллектуальным испытанием. Поэтому их читательский опыт развивается от восторженности и глубины личного восприятия - до скепсиса, непонимания и даже отрицания. С точки зрения процесса чтения можно говорить о передозировке символистских иллюзий и в опыте Блока, и в опыте Волошина. «Чтение текста - это процесс постоянного выбора, ... это часть жизненного опыта читателя», - пишет В. Изер в статье, посвященной феноменологии чтения67. В 1910-е годы меняются функции литературы. Позиции символизма оспаривают-
63 См.: Иванов Вяч. По звездам. Статьи и афоризмы. С. 27
64 Там же. С. 48.
65 См.: Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. С. 450.
66 См.: Грякалова Н., Титаренко С. Маргиналии А. Блока на статьях теоретиков символизма (к феноменологии и герменевтике чтения) // Die Welt der Slaven. Internationale Halbjahresschrift für Slavistik. München - Berlin, 2017. Jg. LXII, Heft 1.S. 100-115 [36].
67 См.: Изер В. Изменение функций литературы // Современная литературная теория: антология. М.: Флинта; Наука, 2004. С. 207-210 [37].
ся не только во внутрисимволистских полемиках, но и в связи с выдвижением новых литературных направлений. Изменение функций литературы определяет и процесс отказа читателя от прежних установок. В. Изер в работе «Изменение функций литературы» указывает на то, что в литературе модернизма был актуализирован взгляд на литературу как на сокровенный источник знания. В пору заката модернизма важна была другая функция литературы - «удовлетворять антропологические потребности человека»68, т. е. потребности в понимании и объяснении мира. Избыточность иллюзий и кризис символизма вызывают понимание опыта другого как навязываемого себе. Пока шел активный процесс претворения, рефлексия над текстом была самовозрастанием. Приобретя опыт самопознания и творчества, Блок и Волошин пошли своим путем.
Список литературы
1. Волошин М.А. Записные книжки. М.: Изд-во «Вагриус», 2000. 174 с.
2. Вячеслав Иванов: Pro et contra. Антология. Т. 1 / сост. К.Г Исупова, А.Б. Шишкина; ком-мент. Е.В. Глуховой, К.Г. Исупова, С.Д. Титаренко, А.Б. Шишкина и др. СПб.: РХГА, 2016. 996 с.
3. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. VII,1. М.: Эллис-Лак, 2006. 544 с.
4. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. VII, 2. М.: Эллис-Лак, 2008. 768 с.
5. Блок А.А. Записные книжки. 1901-1920. М.: Худож. лит., 1965. 664 с.
6. Мерло-Понти М. В защиту философии. М.: Изд-во гуманит. лит-ры, 1996. С. 189-191.
7. Купченко В.П. Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества. 1877-1916. СПб.: Алетейя, 2002. 512 с.
8. Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах. Документальные хроники. М.: Изд-во Кулагиной-Intrada, 2009. 286 с.
9. Из переписки Александра Блока с Вячеславом Ивановым / публ. Н.В. Котрелева // Известия Академии наук СССР Сер. Литература и язык. 1982. Т. 60. № 2. С. 163-168.
10. Минц З.Г Блок и Вяч. Иванов // Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. СПб.: Искусство СПб., 2000. С. 621-629.
11. Изер В. Процесс чтения. Феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. М., 2004. С. 201-224.
12. Ингарден Г! Исследования по эстетике. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. 570 с.
13. Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 1. Л.: Библиотека Академии наук, 1984. 316 с.
14. Библиотека А.А. Блока: Описание. Кн. 3. Л.: Библиотека Академии наук, 1986. 330 с.
15. Мемориальная библиотека М.А. Волошина в Коктебеле. Книги и материалы на иностранных языках. М.: Центр книги Гудомино, 2013. 480 с.
16.Рычков А.Л., Мирошниченко Н.М. Вл. Соловьев в личной библиотеке и творчестве М.А. Волошина // Соловьевские исследования. 2012. № 2. С. 124-161.
17. Яусс Х.-Р История литературы как вызов теории литературы // Современная литературная теория: антология. М., 2004. C. 192-200.
18. Подорога В.А. Мимесис: материалы по аналитической антропологии литературы: в 2 т. Т. 1: Н. Гоголь; Ф. Достоевский. М.: Культурная революция; Логос; Logos-Altera, 2006. 688 с.
19. Подорога В. Антропограммы: Опыт самокритики. М.: Логос, 2014. 124 с.
20. Венедиктова Т. «Антропограммы»: варианты прочтения (от составителя) // Новое литературное обозрение. 2016/2. № 138. С. 78-80.
21. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. XI, кн. 1. М.: Эллис-Лак, 2013.736 с.
22. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. IX. Письма 1903-1912. М.: Эллис-Лак, 2010. 784 с.
68 См.: Изер В. Изменение функций литературы. С. 39.
23. Levichev I. Автографы Вяч. Иванова и Л. Зиновьевой-Аннибал из мемориальной библиотеки Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле // Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 43. С. 224-235 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.utoronto.ca/tsq/).
24. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. V М.: Эллис-Лак, 2007. 928 с.
25. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтичес-кий символизм. Кн. II. СПб., 2003. 814 с.
26. Волошин М. Собрание сочинений. Т. II. Стихотворения и поэмы 1891-1931. М.: Эллис Лак 2000, 2004. 768 с.
27. Иванов Вяч. Религия Диониса // Вопросы жизни. 1905. № 7. С. 122-148.
28. Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988. 848 с.
29. Волошин М.А. Собрание сочинений. Т. VI, 1. М., 2007. 896 с.
30. Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. 608 с.
31. Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Т. 7. М.: Наука, 1997. 502 с.
32. Титаренко С.Д. Пометы А. Блока на «Эллинской религии страдающего бога» Вяч. Иванова // Шахматовский вестник. Вып. 12. М.: Наука, 2011. С. 232-249.
33. Иванов Вяч. Эллинская религия страдающего бога // Новый путь. 1904. № 1.С. 110-134.
34. Блок А.А. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 8: Письма. М.; Л.: Изд-во «Художественная литература», 1963. 771 с.
35. Иванов Вяч. По звездам. Статьи и афоризмы. СПб.: Оры, 1909. 438 с.
36. Грякалова Н., Титаренко С. Маргиналии А. Блока на статьях теоретиков символизма (к феноменологии и герменевтике чтения) // Die Welt der Slaven. Internationale Halbjahresschrift für Slavistik. München - Berlin, 2017. Jg. LXII, Heft 1. S. 100-115.
37. Изер В. Изменение функций литературы // Современная литературная теория: антология. М.: Флинта; Наука, 2004. С. 22-45.
References
1. Voloshin, M.A. Zapisnye knizhki [Notebooks], Moscow: Izdatel'stvo «Vagrius», 2000. 174 p.
2. Vyacheslav Ivanov: Pro et contra. Antologiya. T. 1 [Vyacheslav Ivanov: Pro et contra. Anthology. Vol. 1], Saint-Petersburg: RKhGA, 2016. 996 p.
3. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy. T. VII, 1 [Collected Works, vol. VII, 1], Moscow: Ellis-Lak, 2006. 544 p.
4. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy. T. VII, 2 [Collected Works, vol. VII, 2], Moscow: Ellis-Lak, 2008. 768 p.
5. Blok, A.A. Zapisnye knizhki. 1901-1920 [Notebooks. 1901-1920], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1965. 664 p.
6. Merlo-Ponti, M. V zashchitu filosofii [In Protection of Philosophy], Moscow: Izdatel'stvo gumanitarnoy literatury, 1996, pp. 189-191.
7. Kupchenko, VP. Trudy i dni Maksimiliana Voloshina: Letopis' zhizni i tvorchestva. 1877-1916 [Works and Days of Maksimilian Voloshin: Chronicle of Life and Creativity. 1877-1916], Saint-Petersburg: Aleteyya, 2002. 512 p.
8. Bogomolov, N.A. Vyacheslav Ivanov v 1903-1907 godakh. Dokumental'nye khroniki [Vyacheslav Ivanov in 1903-1907. Documentary Chronicles], Moscow: Izdatel'stvo Kulaginoy-Intrada, 2009. 286 p.
9. Iz perepiski Aleksandra Bloka s Vyacheslavom Ivanovym [From Alexander Blok's Correspondence with VyacheslavIvanov], in Izvestiya Akademii nauk SSSR. Ser. Literatura i yazyk, 1982, vol. 60, issue 2, pp. 163-168.
10. Mints, Z.G. Blok i Vyach. Ivanov [Blok and Vyach. Ivanov], in Mints, Z.G. Aleksandr Blok i russkie pisateli [Alexander Blok and Russian Writers], Saint-Petersburg: Iskusstvo SPb., 2000, pp. 621-629.
34
CoAoebeecKue uccnedoeaHun. BbmycK 4(52) 2016
11. Izer, V. Protsess chteniya. Fenomenologicheskiy podkhod [Process of Reading: Phenomenological Approach], in Sovremennaya literaturnaya teoriya: antologiya [Modern Theory of Literature: Anthology], Moscow, 2004, pp. 201-225.
12. Ingarden, R. Issledovaniya po estetike [Works onAesthetics], Moscow: Izdatel'stvo inostrannoy literatury, 1962. 570 p.
13. Biblioteka A.A. Bloka: opisanie. Kniga 1 [Blok's Library Description. Book 1], Leningrad: Biblioteka Akademii nauk, 1984. 316 p.
14. Biblioteka A.A. Bloka: opisanie. Kniga 3 [Blok'sLibrary: Description. Book 3], Leningrad: Biblioteka Akademii nauk, 1986. 330 p.
15. Memorial'naya biblioteka M.A. Voloshina v Koktebele. Knigi i materialy na inostrannykh yazykakh [Memorial Library of M.A. Voloshin in Koktebel. Books and Materials in Foreign Languages], Moscow: Tsentr knigi Rudomino, 2013. 480 p.
16. Rychkov, A.L., Miroshnichenko, N.M. Vl. Solov'ev v lichnoy biblioteke i tvorchestve M.A. Voloshina [V Solovyov in M.A. Voloshin's Private Library and Creative Works], in Solov'evskie issledovaniya, 2012, issue 2, pp. 124-161.
17. Yauss, Kh.-R. Istoriya literatury kak vyzov teorii literatury [The History of Literature as a Literary Criticism Provocation], in Sovremennaya literaturnaya teoriya: antologiya [Modern Theory of Literature: Anthology], Moscow, 2004, pp. 192-200.
18. Podoroga, VA. Mimesis: materialy po analiticheskoy antropologii literatury v 2 t., t. 1: N. Gogol'; F. Dostoevskiy [Mimesis: Materials on Analytical Anthropology of Literature in 2 vol., vol. 1: N. Gogol; F Dostoyevsky], Moscow: Kul'turnaya revolyutsiya; Logos; Logos-Altera, 2006. 688 p.
19. Podoroga, V Antropogrammy: Opyt samokritiki [Antropogramma: Experience of Self-criticism], Moscow: Logos, 2014. 124 p.
20. Venediktova, T. «Antropogrammy»: variant prochteniya (ot sostavitelya) [«Antropogramma»: Interpretation Options (from the Author)], in Novoe literaturnoe obozrenie, 2016/2, issue 138, pp. 78-80.
21. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy. T. XI, kn. 1 [Collected Works, vol. XI, book 1], Moscow: Ellis-Lak, 2013. 736 p.
22. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy. T. IX. Pis'ma 1903-1912 [Collected Works, vol. IX. Letters 1903-1912], Moscow: Ellis-Lak, 2010. 784 p.
23. Levichev, I. Avtografy Vyach. Ivanova i L. Zinov'evoy-Annibal iz memorial'noy biblioteki Doma-muzeya M.A. Voloshina v Koktebele [Autographs of Vyach. Ivanov and L. Zinovyeva-Annibal from Memorial Library of the House Museum of M.A. Voloshin in Koktebel], in Toronto Slavic Quarterly, 2013, issue 43, pp. 224-235. Available in: http://www.utoronto.ca/tsq/
24. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy. T. V [Collected Works, vol. V], Moscow: Ellis-Lak, 2007.
928 p.
25. Khanzen-Leve, A. Russkiy simvolizm. Sistema poeticheskikh motivov. Mifopoeticheskiy simvolizm. Kniga II[Russian Symbolism: System of Poetical Motifs: Early Symbolism: Mythicpoetical Symbolism. Book II], Saint-Petersburg, 2003. 814 p.
26. Voloshin,M. Sobranie sochineniy. T. II. Stikhotvoreniya ipoemy 1891-1931 [Collected Works, vol. 2: Poetry and Poems 1891-1931], Moscow: Ellis-Lak, 2004. 768 p.
27. Ivanov, Vyach. Religiya Dionisa [Dionysus's Religion], in Voprosy zhizni, 1905, issue 7, pp. 122-148.
28. Voloshin, M.A. Liki tvorchestva [Faces of Creativity], Leningrad: Nauka, 1988. 848 p.
29. Voloshin, M.A. Sobranie sochineniy, t. VI, 1 [Collected Works, vol. VI, 1], Moscow: Ellis-Lak, 2007. 896 p.
30. Andrey Belyy i Aleksandr Blok. Perepiska. 1903-1919 [Andrey Bely and Alexander Blok. Correspondence. 1903-1919], Moscow: Progress-Pleyada, 2001. 608 p.
31. Blok, A.A. Polnoe sobranie sochineniy Ipisem v 201., t. 7 [Complete Works and Letters in 20 vol., vol. 7], Moscow: Nauka, 1997. 502 p.
32. Titarenko, S.D. Pomety A. Bloka na «Ellinskoy religii stradayushchego boga» Vyach. Ivanova [A. Blok's marginalias on the «Hellenic Religion of the Suffering God» of Vjach Ivanov], in Shakhmatovskiy vestnik, 2011, issue 12, pp. 232-249.
33. Ivanov, Vyach. Ellinskaya religiya stradayushchego boga [The Hellenic Religion of the Suffering God], in Novyj put', 1904, issue 1, pp. 110-134.
34. Blok, A.A. Sobranie sochineniy v 8 t., t. 8: Pis'ma [Collected works in 8 vol., vol. 8: Correspondence 1898-1921], Moscow; Leningrad: Izdatel'stvo «Khudozhestvennaya literatura», 1963. 771 p.
35. Ivanov, Vyach. Po zvezdam. Stat'i i aforizmy [On Stars. Articles and Aphorisms], Saint-Petersburg: Ory, 1909. 438 p.
36. Gryakalova, N., Titarenko, S. Marginalii A. Bloka na stat'yakh teoretikov simvolizma (k fenomenologii i germenevtike chteniya) [Blok's Marginalias on Articles by Symbolism Theorists (About Phenomenology and Interpretation Hermeneutics)], in Die Welt der Slaven. Internationale Halbjahresschrift für Slavistik, Munchen - Berlin, 2017. Jg. LXII, Heft 1, pp. 100-115.
37. Izer, V Izmenenie funktsiy literatury [Change of Literature Functions], in Sovremennaya literaturnaya teoriya: antologiya [Modern Literature Theory. Anthology], Moscow: Flinta: Nauka, 2004, pp. 22-45.
УДК 83.3:27(47) ББК 83.3:86.37(2)
ДИСКУССИИ О ХРИСТИАНСКОМ ИСКУССТВЕ В РОМАНЕ Л.Н. ТОЛСТОГО «АННА КАРЕНИНА»
И.Ю. МАТВЕЕВА
Российский государственный институт сценических искусств Моховая ул., д. 34, г. Санкт-Петербург, 191028, Российская Федерация E-mail: inga.matveeva.spb@gmail.com
Рассматривается одна из сцен романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина» - знакомство главных героев с русским художником Михайловым в Италии. Отмечено, что в образе Михайлова отразились некоторые черты биографии художника-портретиста, автора знаменитой картины «Христос в пустыне» И.Н. Крамского, с которым Толстой познакомился в годы работы над романом. Излагаются взгляды И.Н. Крамского на изображение христианских сюжетов в живописи. Дается обзор основных этапов работы И.Н. Крамского над картиной «Христос в пустыне». Определяется значение творчества А.А. Иванова в разработке христианских сюжетов в русском искусстве и влияние его картины «Явление Христа народу» на художественные поиски И.Н. Крамского. Материалом для исследования эстетических представлений И.Н. Крамского стала переписка художника с Л.Н. Толстым, П.М. Третьяковым, Ф.А. Васильевым и его статьи, связанные с вопросами современного изобразительного искусства. Обращается внимание на то, что в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» в отношении картины художника Михайлова «Христос перед Пилатом» повторяются споры и суждения зрителей и критиков картины И.Н. Крамского: осуждаются реализм и повседневность в изображении Христа, реализму новой живописной школы противопоставляются работы старых мастеров. Выявляется, как диалог об искусстве Л.Н. Толстого и И.Н. Крамского переосмыслен в романе «Анна Каренина», а также,
