ФЕНОМЕН КАРНАВАЛА М.БАХТИНА В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФИИ ИГРЫ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

PHILOSOPHICAL SCIENCES

ФЕНОМЕН КАРНАВАЛА М.БАХТИНА В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФИИ ИГРЫ

Лисоколенко Т.В.

к.филос.н., доц.,

доцент кафедры философии Коммунального Заведение Высшего Образования

«Днепровская академия непрерывного образования»

THE PHENOMENON OF M. BAKHTIN'S CARNIVAL IN THE CONTEXT OF THE PHILOSOPHY OF

THE GAME

Lysokolenko T.V.

PhD, Associate Professor, associate Professor of Philosophy of Communal Higher Educational Institution

"Dnipro Academy of Continuing Education "

Аннотация

Проводится анализ феномена карнавала М.Бахтина как игрового пространства. Внимание акцентиро-ванно на том, что в карнавале создается ценностное пространство игры. Проведенный анализ дает возможность утверждать, что игра в пространстве карнавала является сложной и разноликой категорией анализа. Амбивалентность игры воспринимается как попытка выражения игры в различных плоскостях реальной жизни. Бинарность игры в пространстве карнавала раскрывается через категорию антиструктуры, поскольку, с одной стороны в карнавале разыгрывается «веселая» игра, с другой - эта игра, высмеивающая элементы официальных порядков, является иным бытием, объявленным автором экстерриториальным пространством. Игра, в пространстве карнавала определяется как игра в жизнь. <

Abstract

The analysis of the phenomenon of M. Bakhtin's carnival as a game space is conducted. Attention is focused on the fact that in the carnival, the value space of the game is created. The analysis makes it possible to assert that the game in the space of carnival is a complex and diverse category of analysis. The ambivalence of the game is perceived as an attempt to express the game in various planes of real life. The binary nature of the game in the space of the carnival is revealed through the category of the antistructure, since on the one hand a "cheerful" game is played in the carnival, on the other - this game, which is mocking the elements of the official order, is another being that is declared by the author as an extraterritorial space. The game, in the space of carnival is defined as a game of life.

Ключевые слова: игра, карнавал, бытие, концепция, пространство.

Keywords: game, carnival, being, concept, space.

Осмысление роли и значения феномена игры в философском пространстве характеризуется поливариативностью, граничащей с междисциплинар-ностью, что обусловлено процессом создания определенных концептуальных центров интерпретации игры в пределах философии в целом. Кроме общеизвестных и теоретически оформившихся теорий: языковой игры, игры в культурном пространстве, игры в медиареальности и конечно, игры как утилитарного вида деятельности, сегодня необходимо исследовать игру сквозь призму иных концепций. Именно такой подход позволит расширить границы понимания феномена игры и воспроизводимых ею смыслов на качественно ином уровне философской рефлексии. Поскольку, только философский уровень анализа способен обосновать, что игра - это универсальная категория, позволяющая раскрыть многогранность различных теорий, концепций и понятий, обогатив их смысл новыми аспектами. Исследование феномена карнавала Михаила Бахтина в контексте философии игры, является попыткой раскрыть как новые грани карнавала, так и привнести определенные детали в осмысление феномена игры, в воспроизводимые ею смыслы как категории философского анализа.

В одной из предыдущих статей [4] уже уделялось внимание осмыслению роли и значения феномена игры в работе М.Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности». На основе предыдущего анализа удалось установить, что игра как явление находится в четкой взаимосвязи с искусством. Отведя игре место иного бытия, М.Бахтина демонстрирует перед читателем скрытые контексты образа «Автора» и «Героя». Также, обозначалось, что развитие и изменение взглядов М.Бахтина на сущность игры происходило по направлению от бытия «Автора» и «Героя» к абсолютизации значимости игры в карнавале как антиструктуре, когда сама народная культура наделяется определенным игровым критерием [4]. Следовательно, эта статья является продолжением осмысления роли и значения феномена игры в творчестве М.Бахтина.

В новейшем философском словаре карнавал определяется как «культурный и массовый поведенческий феномен <...>. Выступал значимым компонентом средневековой и ренессансной народной культуры» [5, с.469]. Р.Кайуа, в свою очередь утверждает, что «карнавал по своему происхождению представляет собой взрыв вольности, который еще больше бал-маскарада требует переодевания и

зиждется на производимой им свободе» [3, с. 148]. Исследователи феномена игры утверждают, что: «игра - экзистенциальный феномен человеческого бытия, в котором проявляются его особенности и потребности <...>. Для Бахтина игра - истинная принадлежность только народной, только «низовой» культуры, смыкающейся с природой в противоположность социальному порядку с его строгой иерархичностью» [2].

Автор статей и соредактор ряда изданий, посвященных М.Бахтину, Девид Шеппард считает, что М.Бахтин осуществил теоретический подход к культуре как системе и к карнавальной системе образов. «Стоит всецело поддерживать продуктивную концепцию карнавала, а не истолковывать ее как заблуждение, не подчинять и не относить ее к какой-либо другой, более подходящей, на первый взгляд, по духу или времени бахтинской категории» [8, с. 455]. В поддержку продуктивной теории карнавала высказался и Р.Кайуа: «Нет ничего абсурдного в том, чтобы ставить диагноз целой цивилизации на основе тех игр, которые в ней особенно процветают <...>. Будучи выражением или отдушиной для коллективных ценностей, игры предстают закономерно связанными со стилем и призванием различных культур» [3, с.103;106].

М.Бахтин, в свою очередь, предлагает взглянуть на карнавал в узком и широком смысле. «Слову «карнавальный» мы придаем расширенное значение <...>. Понимая под ним не только формы карнавала в узком и точном смысле, но и всю богатую и разнообразную народно-праздничную жизнь средних веков и эпохи Возрождения <...>. Но и карнавал в узком смысле слова - явление далеко не простое и не однозначное. Слово это объединило под одним понятием ряд местных празднеств» [1, с. 241-242].

Майкл Холквист в одной из своих работ предложил «использовать М.Бахтина как линзу, сквозь которую мы могли бы более пристально присмотреться к тому, что сделал Деррида» [7,с.91]. В этом исследовании, хотелось бы позаимствовать «принцип линзы», только применить его в ином значении - использовать теорию карнавала Михаила Бахтина для раскрытия новых граней игры и воспроизводимых ею смыслов. Возможно, что такой подход обогатит философскую концепцию игры, привнеся в нее новые значения и смыслы. Цель работы: провести анализ феномена карнавала М.Бахтина как игрового пространства.

В работе М.Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» в контексте философии игры важным и интересным выступает феномен карнавала, как явление, предлагающее кардинально иной взгляд на игру, не вписывающийся в привычные ее определения. М.Бахтин в пределах карнавала создал определенное ценностно-смысловое пространство, в котором игра воспроизводит совершенно иные, отличные от утилитарных значений, смыслы.

М.Бахтин утверждает, что во время карнавальных празднеств создавался особый мир, особое

The scientific heritage No 21 (2018) пространство бытия, кардинально отличное от привычного бытия людей того исторического периода. «Итак, в карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью. В этом специфическая природа карнавала, особый род его бытия» [1,с. 13]. М.Бахтин, по сути, проводит деконструкцию понятия игры в контексте игрового пространства карнавала, а в сущности, целой исторической эпохи. Хотя по мнению Шеппарда Д. «карнавализа-ция сознания <...> превосходит интеллектуальное детище - деконструкцию <...> карнавализация неотделима от карнавального смеха, который <...> направлен на все и вся» [8, с. 453].

Важно также обратить внимание, что подходы к определению карнавала М.Бахтина в контексте философии игры, практически сводят на нет классические подходы к определению игры как сферы деятельности, в ход которой можно как «включиться» так и «выключиться». В карнавале не играли, в нем жили как в параллельном мире. Здесь создавалось определенное «иное» бытие, которое сосуществовало с обычной жизнью, которую довольно часто высмеивали, игнорируя официальные статуты и роли людей в обществе. Сам М.Бахтин предпочитает называть такие празднества «второй жизнью» [1,с.14], которая существенно отличалась от официальных празднеств средневековья, как церковных, так и светских. «Бахтин выделяет священную серьезность внутри самой игры» [2]. Можно предположить, что в пределах официально регламентированных празднеств создавалась своя «официальная игра», которую следовало бы назвать определенным церемониалом, чуждым карнавальному пространству. Конечно же, изменение исторических условий, привело к легализации некоторых элементов карнавальных празднеств. Карнавал как игровое пространство был сферой для сбора, обработки и фильтрации определенных идей, взглядов и концепций, которые в последующем либо отмирали, забывались, либо становились частью официальной догмы, в зависимости от их социальной эффективности и угодности власти. Так, Р.Кайуа высказал мысль, подтверждающую вышеприведённые предположения, утверждая следующее: «В каждой культуре происходит неявное, неточное, неполное распределение ценностей на те, за которыми признают социальную эффективность, и на все остальные. При этом последние развиваются в оставляемых им периферийных областях, среди которых важное место занимает область игры» [3,с.94]. Поэтому, согласно Р.Кайуа, возможно провести параллель между историческим периодом и доминирующим в этом периоде играми. Данное предположение позволяет рассуждать о том, почему площадное пространство карнавала стало наиболее популярной нишей для существования и развития игры в средние века.

Говоря об игре в контексте карнавала, очевидно, что игра здесь наделяется, с одной стороны, утилитарным смыслом. Особенно когда речь идет об оппозиции игры карнавала - серьезности средневековья. Однако если посмотреть на формы про-

никновения игры в сферу серьезного, то эта «утилитарность» частично снимается. Что также происходит через процесс лиминальности. Процесс перехода либо видоизменения игр, их легализация на уровне официальной власти можно сравнить с феноменом лиминальности игры, ибо «подлинная праздничность была неистребима, и поэтому приходилось терпеть и даже частично легализовать ее вне официальной стороны праздника» [1,с.15]. Процесс превращения карнавальных элементов, когда они преобразуются в одну из официально регламентированных системой власти мероприятий, М.Бахтин называл «обеднением обрядово-зрелищ-ных карнавальных форм народной культуры» [1,с.41]. Но, до того как игра или ее элементы были легализированы, игра продолжала существовать в отведенной для нее плоскости карнавала, как пространства свободы и вольности.

Карнавал противостоял официальному празднику, будучи иным бытием, которое ближе к сфере природы человека. В рамках карнавального пространства «человек возвращался к самому себе и ощущал себя человеком среди людей» [1,с. 15]. Здесь для характеристики праздника и соответственно игры, которая в его пределах раскрывалась, можно использовать принцип амбивалентности, как двойственности праздника, официального и неофициального, как отношения людей того исторического периода к явлению игры. С одной стороны, игра была пространством для развлечений, с другой - пространством, в котором высмеивались пороки, уставы, возможно догмы того общества. Амбивалентность игры в пространстве карнавала раскрывается через противопоставление игрового неигровому, игры серьезности. «Это игра «высокими» и «священными» вещами, которые сочетаются здесь с образами материально-телесного низа» [1,с.212]. Соответственно, игра обогащалась уже совершенно иными значениями, это фактически была игра с нормами жизни, граничащая с сарказмом. Подобный амбивалентный статус игры в пространстве карнавала позволяет создавать иные онтологические плоскости для анализа феномена игры и говорить об игре как о феномене с неопределенным статусом в работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса».

Карнавал у М.Бахтина также можно представить как бинарное явление, точнее бинарную оппозицию. Поскольку сам карнавал с одной стороны утверждает праздник, образуя ценностно-смысловое пространство игры, с другой стороны - отрицает игру только как сферу праздника, создавая область иного бытия, своеобразную антиструктуру, в которой высмеивается общественная догма, формируется иное восприятие официальных явлений и регламентаций. Для передачи одного из основных смыслов карнавала - бинарной оппозиции М.Бахтин использует смех, вытесненный в средние века из сферы официальной культуры: «Поэтому каждый праздник рядом со своей официальной - церковной и государственной - стороной имел еще

_61

вторую, народно-карнавальную, площадную сторону, организующим началом которой был смех» [1, с.95].

Правда, крен в утилитарное как противопоставление игры серьезности все же продолжает сохраняться у М.Бахтина. И это просматривается в представлении о бинарности жизни в средневековье: «средневековые люди были равно причастны двум жизням - официальной и карнавальной» [1,с. 109]. Однако, утилитарность игры как противопоставление серьезности, снимается. Пространство карнавальной игры М.Бахтин объявляет «экстерриториальным» пространством, в котором: «создается та высокая площадная атмосфера вольной и веселой игры, в которой высокое и низкое, священное и профанное уравниваются в своих правах» [1,с. 178].

Игра как форма деятельности, как утилитарное понятие, противостоящее серьезности или рациональности, является частью смеховой культуры. Следовательно, если отталкиваться от классификации многообразных проявлений и выражений народной смеховой культуры, игра выступала частью: празднеств карнавального типа, словесных смеховых произведений, различных форм фамильярно-площадной речи. Можно предположить, что словесные смеховые произведения и формы фамильярно-площадной речи выступают частью теории языковых игр, а вот празднества карнавального типа - это особый мир, часто противостоящий официально репрезентированной реальности. М.Бахтин процесс бинарности и амбивалентности карнавала называет «двойным аспектом восприятия мира» [1,с.10]. При этом, согласно М.Бахтину: «Все эти три вида форм, отражающие - при всей их разнородности - единый смеховой аспект мира, тесно взаимосвязаны и многообразно переплетаются друг с другом» [1,с.9]. Причем, недооценка роли этих празднеств, попросту может привести к искажению восприятия картины всего исторического периода.

Именно через смех происходило «включение» в процесс игры, именно через смех раскрывается игра как иная плоскость бытия, со своими правилами и законами, которые принципиально отличны от официальных. Точнее сказать карнавал «играет» некоторыми из официальных законов, высмеивая их. «Средневековая пародия ведет совершенно необузданную веселую игру со всем наиболее священным и важным с точки зрения официальной идеологии» [1,с.98].

У М.Бахтина смеховая игра похожа на гротеск, особенно в процессе включения смеховой игры в сферу серьезного. М.Бахтин играет даже с репрезентацией контрастов в понимании игры, двигаясь от игры как вида деятельности к карнавалу как площадному типу игры.

Игра также выполняла свою роль в победе над страхом, через игру люди побеждали моральный страх, который является в карнавале тем, над чем смеются: «страшное становится «веселым страшилищем» [1,с.105].

Михаил Бахтин также обращает внимание на сами игры, как определенные виды деятельности,

условно их можно назвать «игры-забавы» в пространстве карнавала. Отмечая, что Конечно, такие игры существенно отличаются от понимания игры как онтологической категории, в виде которой можно представить карнавал у Михаила Бахтина.

Карнавал в определенный исторический период все же был антиструктурой, которая противостояла официальным правилам и догмам. М.Бахтин утверждает, что влияние карнавала трансформируется и видоизменяется, конечно же, его влияние на общество снижается со временем. Однако карнавал продолжает играть значительную роль в литературе. В самом романе Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» [6] игры становятся источником для метафор, сравнений, переносов и гипербол. И это не было случайным, поскольку, по мнению М.Бахтина: «игра не стала еще просто бытовым явлением, частью даже отрицательного порядка. Она сохраняла свое миросозерцательное значение» [1,с.260]. Подобное положение игры в обществе наталкивает на мысль о возможном соотношении культур и определенных процветающих играх в них.

На основе проведенного анализа феномена карнавала как игрового пространства, можно констатировать следующее. Михаил Бахтин акцентировал внимание на карнавале как на основе художественных произведений периода средневековья и ренессанса, но само понятие карнавала, выходит далеко за рамки литературы, являясь не просто, культурным пластом, но и определенным ценностно-смысловым пространством игры. Игра в пространстве карнавала является довольно сложной и разноликой категорией анализа. Ее разноли-кость связана с ее амбивалентным и бинарным восприятием, сложность соответственно - с формированием ценностей культуры и воспроизводством новых смыслов. Амбивалентность игры в игровом пространстве карнавала в работе М.Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» можно воспринимать, как попытку выразить игровое в неигровом, игру, наделенную новым смыслом. Бинарность игры в пространстве карнавала раскрывается через категорию антиструктуры, поскольку, с одной стороны в карнавале разыгрывается «веселая» игра, с другой -эта игра, высмеивающая элементы официальных порядков, устоявшихся догм, является иным бытием, другой реальностью, объявленной автором экстерриториальным пространством, уравнивающим противоположные полюса восприятия игры. Созданное М.Бахтиным пространство игры, позволяет раскрывать латентные смыслы этого феномена, что можно воспринимать как высокий показатель развития духовной культуры, описанного общества. Игра в карнавале является целой жизнью, в которую невозможно быть включенным

лишь частично. Карнавал практически исключал созерцательности зрелища, предполагая полную включенность участников в процесс. Игра, таким образом, определялась как игра в жизнь, все моменты которой воспринимались в серьез. «Концепция карнавала, выдвинутая в книге Бахтина о Рабле, вызвала при своем появлении и публикации бурные споры <...>. Она сыграла большую роль в развитии и стимулировании культурологических исследований, в расширении горизонтов научной мысли» [5, с.470]. Однако именно карнавал как пространство игры с системой ценностей, рассматривался исследователями творчества Михаила Бахтина, опосредованно, в контексте иных его идей. Это привело к тому, что этот аспект творчества М.Бахтина попросту остался неоправданно забытым, растворенным среди иных идей. Однако анализ феномена карнавала как пространства игры позволяет выйти на совершенно иной пласт репрезентации игры и воспроизводимых ею смыслов в современном мире.

Список литературы

1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. - 2е изд. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.

2. Дубровская Е.А. Игра как социокультурный феномен / Е.А. Дубровская, С.В.Франц // Дискуссии. Вып.7 (48). - 2014; [электронный ресурс]. - Режим доступа: www.iornal-discussion.ru/publica-tion.php?id=1137

3. Кайуа Р. Игры и люди; Статьи и эссе по социологии культуры / Роже Кайуа; [пер.с фр. С.Н.Зенкина]. - М: ОГИ, 2007. - С.33-204.

4. Лисоколенко Т.В. Игра как иное бытие в работе М.М.Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности» / Т.В. Лисоколенко // The scientific heritage (Budapest, Hungary), No. 16 (16) P.1, 2017. pp.44-46.

5. Новейший философский словарь: 3-е изд. -Мн.: Книжный дом, 2003. - 1280 с.

6. Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль / Франсуа Рабле; [пер.с фр. Н.Любимова]. - М.: Художественная литература, 1973. - 784 с.

7. Холквист М. Услышанная неслышимость: Бахтин и Деррида / Майкл Холквист; [пер с англ.В.Л.Махлина] // Бахтинский сборник.Вып.5. -М.: Языки славянской культуры, 2004. - С.88-108.

8. Шеппард Д. «Общаясь с миром иным»: противоположные взгляды на карнавал в новейших российских и западных бахтиноведческих исследованиях / Дейвид Шеппард // М.М.Бахтин: pro et contra. Творчество и наследие М.М.Бахтина в контексте мировой культуры. Т 2. СПб.: РХГИ, 2002. - С. 443-458.