CC BY
135
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 8 (430). Философские науки. Вып. 53. С. 44—50.
УДК 130.2 ББК 87.6
DOI 10.24411/1994-2796-2019-10807
Карнавальный дискурс сетевой субкультуры Е. П. Пьяных
Уральский государственный университет путей сообщения, Екатеринбург, Россия
Целью данной статьи является философский анализ карнавального дискурса субкультуры социальных сетей. Карнавализация является неотъемлемым атрибутом виртуального сетевого пространства, в котором обнаруживаются практически все особенности народной смеховой культуры: свободный и выраженный игровой (масочный) характер сетевого общения, театральность, зрелищность, наглядно-чувственное представление информации, исключение иерархии, особый карнавальный язык. Результаты проведенного анализа позволяют разработать принципы этики и эстетики виртуальных коммуникаций.
Ключевые слова: социальная сеть, сетевая субкультура, виртуальная субкультура, сетевое бытие, сетевое сообщество, виртуальная реальность, карнавальный дискурс, карнавал, смеховая культура.
Развитие новых информационных технологий существенным образом повлияло на индивидуальное и социальное бытие и сознание, открыв новые возможности в сфере коммуникаций, поиска и структурирования разнообразной информации, самовыражения и т. п. Благодаря глобальной сети Интернет сформировалась новая реальность — виртуальное сетевое пространство, освоенное миллионами людей и ставшее объектом ежедневного массового потребления. Данная реальность стала специфическим социокультурным феноменом, требующим внимания и изучения.
Виртуальные социальные сети (ВСС) стали постоянным «ареалом обитания» большого количества людей в разных странах, в том числе и в России. Их огромная популярность обусловлена прежде всего доступностью и обширным функционалом: поиск контактов, постоянные коммуникации между пользователями, получение и трансляция разнообразной информации, передача индивидуального и социального опыта, самовыражение, развлечения и др.
Влияние новейших информационных технологий на социокультурные процессы, особенности Интернета как субкультуры, отраслевые субкультуры внутри глобальной сети являются предметом исследований многих отечественных и зарубежных социологов, философов, культурологов (Н. Г. Асмус, Е. А. Булатова, А. Г. Горбачева, Е. А. Омельченко, И. А. Смирнова, А. В. Толстых, К. Н. Ушаков, Н. В. Якушина, Н. Винер, М. Ка-стельс, Х. Рейнголд и др.). Актуальность данных исследований обусловлена целым рядом причин.
Во-первых, виртуальная субкультура стала неотъемлемой частью социокультурного пространства, что ставит проблему взаимосвязи и взаимодействия реальных и виртуальных культур-
ных феноменов. Во-вторых, сетевая субкультура определенным образом влияет на доминантные культурные процессы. В виртуальной среде социальных сетей трансформируются традиционные и зарождаются новые нормы, правила, ценности, образцы и модели поведения, устраняется цензура и дискриминация. Сетевое пространство буквально «засасывает» одно поколение за другим, практически не оставляя выбора — быть или не быть в глобальной сети. Последняя активно претендует на статус единственной реальности, присваивая себе социализирующие, организующие, мобилизующие функции. Данные процессы ускоряются параллельно появлению новейших гаджетов, сервисов, онлайн-возможностей. То, что казалось фантастикой десять лет назад, сегодня превратилось в реальность.
Виртуальная сеть и соответствующая субкультура являются объектом междисциплинарного исследования, поскольку могут быть рассмотрены в философском, социологическом, культурологическом, лингвистическом, антропологическом аспектах. Сетевая субкультура обладает собственной онтологией, имеет немалый гносеологический потенциал, продуцирует собственные нормы и стандарты сетевого поведения, является носительницей своеобразных языковых форм, влияет на сознание и поведение большого количества людей. Данная субкультура формируется, поддерживается и потребляется активными пользователями глобальной сети; ее основным субъектом и объектом является «человек сетевой» — современный социально-виртуальный тип, сформировавшийся в Интернете — феномен, достойный отдельного изучения.
Социальные сети имеют все признаки социального института: они охватывают большие массы
людей; имеют свою структуру и организацию; выполняют определенные функции, связанные с удовлетворением индивидуально и социально значимых потребностей; регулируются собственными нормами и правилами; воспроизводят и транслируют собственные ценности, символы и ритуалы. В качестве социального института социальные сети являются определенными культурными моделями, задающими образцы поведения и определяющими статусы и роли пользователей.
Субкультура виртуальных социальных сетей имеет ряд особенностей. С одной стороны, она носит локальный характер, что обусловлено ее специфической виртуальной онтологией, особенным сетевым субъектом, актуализирующим ее в необходимые ему моменты. Эта субкультура, в отличие от доминирующей, бытийная и небытийная одновременно, она становится реальной и перестает ею быть одним нажатием кнопки соответствующего устройства. Ее бытие зависит только от технико-технологических возможностей и потребностей пользователей
С другой стороны, она, безусловно, глобальна, поскольку не имеет границ: ее фактический ареал обитания — «глобальная деревня», в то время как доминирующая культура имеет конкретную социокультурную «фиксацию».
В качестве контркультуры социальные сети являются своеобразными «площадками», где могут быть представлены мнения и позиции, отличающиеся или контрарные по отношению к доминирующей культуре. Субкультура ВСС или ее отдельные элементы зачастую носит эпатаж-ный, вызывающе-агрессивный, скандальный или провокационный характер (например, известная в России субкультура «падонков»), противопоставляя тем самым себя доминирующей культуре. Природа данного противостояния во всех вариантах (хиппи, панки, рокеры, готы и др.) одинакова: отрицание принципов существующей системы, воспринимаемых как нечто навязанное, мешающее свободному самовыражению, творчеству и личной независимости.
Сетевая субкультура является результатом коллективного творчества, ее контент наполняется участниками в режиме online или offline. Таким образом обеспечивается ее свободный, динамичный и свободный характер, доступность и коммуникабельность ее содержания.
Сетевая субкультура, как и различные культурные феномены, характеризуется особым дискурсом, который может быть определен как карнавальный. Теория карнавала, разработанная М. М. Бахтина, довольно популярна в культурологических, философских, филологических ис-
следованиях. Понятие карнавала применяется к различным культурным явлениям — литературным произведениям, празднествам, играм и др. На наш взгляд, карнавализация является неотъемлемым атрибутом виртуального пространства социальных сетей.
Данная статья представляет собой контур фило-софско-культурологического анализа субкультуры виртуальных социальных сетей (ВСС). Непосредственным предметом рассмотрения избран карнавальный дискурс сетевой субкультуры.
Определим ключевые понятия данного исследования и некоторые особенности изучаемых феноменов. Под виртуальной социальной сетью понимается «структура, состоящая из пользователей (индивидуумов и групп индивидуумов), которые функционируют в сети Интернет в рамках созданного компьютерами и программным обеспечением киберпространства» [1].
Карнавальный дискурс определен признанным специалистом в данной области М. М. Бахтиным как «...словесное выражение карнавального начала, сюжетов, мотивов и образов карнавального мира и связанных с ним народно-смеховых форм, которые являются воплощением народной смехо-вой культуры во всей ее исторической изменчивости» [3].
Виртуальное бытие социальных сетей пронизано театральностью, зрелищностью, праздничностью, юмором и смехом. Если народная смеховая культура Средневековья, описанная М. Бахтиным, жила на площадях, то ее современница, не теряя своей карнавальной сути, переселилась в виртуальное пространство, обнаруживая все «классические особенности смеховых обрядово-зрелищных, карнавальных форм народной культуры:
1) свобода как форма существования;
2) конкретно-чувственный характер и наличие сильного игрового элемента;
3) близость к художественно-образным формам, именно к театрально-зрелищным;
4) отсутствие разделения на исполнителей и зрителей;
5) всенародность;
6) праздничность;
7) отмена всех иерархических отношений;
8) особые формы речи, не признающие дистанций и свободные от пристойности;
9) особый язык карнавальных форм и символов» [2].
Согласно Бахтину, смысл карнавала состоит в «переворачивании смысла бинарных оппозиций» [2] христианской культуры. Согласно общепринятому определению, бинарная оппозиция понимается как «универсальное средство рационального
описания мира, где одновременно рассматриваются два противоположных понятия, одно из которых утверждает какое-либо качество, а другое — отрицает» [5, с. 72]. Метод бинарных оппозиций, зародившийся в лингвистическом анализе, широко используется в гуманитарных исследованиях, признан универсальным средством познания и описания различных явлений.
Бинарные оппозиции можно обнаружить практически в любом дискурсе: философском, политическом, информационном, а также в виртуальном дискурсе социальных сетей.
Используя в качестве методологии основные положения концепции Бахтина и других исследователей карнавала (Ю. Кристева, У. Эко, Р. Ге-нон, В. Н. Топоров), рассмотрим дискурс сетевой субкультуры.
Сутью карнавала является свобода, проявляющаяся в переворачивании всех «несущих конструкций» реального бытия индивида.
Основные бинарные оппозиции карнавального дискурса социальных сетей можно обозначить следующим образом:
• онтологическая оппозиция: «бытие реальное» — «бытие виртуальное»;
• гносеологическая оппозиция: «правда» — «ложь»;
• социальная оппозиция: «слуга» — «господин»;
• антропологическая оппозиция: «лицо» — «личина»;
• эстетическая оппозиция: — «зритель» — «актер»;
• лингвистическая оппозиция: — «язык» — «антиязык».
Сетевой «карнавал» начинается с «опрокидывания» бытия реальной личности в бытие личности виртуальной. Первое есть некая биосоциальная реальность, подчиненная определенным законам физического и социального мира, ограниченная пространственно-временными рамками, зачастую эмоционально скованная и т. п. Реальное бытие никогда не будет до конца свободным: природные законы неотменимы (хотя современные технологии, особенно в области медицины, позволяют внести коррективы); социокультурная реальность «сжимает» до общепринятых стандартов, следование которым делает жизнь человека относительно безопасной и комфортной. Свобода реального бытия и состоит в подчинении необходимости, заданной извне (природой, обществом, государством и др.).
В противоположность этому бытие виртуальное свободно от пространства и времени, нематериально. Виртуальное бытие, как и карнавал
в теории Бахтина, обладает амбивалентностью, оно «воплощает в себе двойственный смысл: мнимость, кажимость, потенциальность и истинность» [5, с. 243]. Виртуальное «Я» одновременно обладает и не обладает бытием (как образ шутовского короля у Бахтина [2]), что делает его схожим с персонажем сказки или карнавала. Оно физически не соприкасается с реальным бытием, но тем не менее существует. Это марионеточная субстанция, приводимая в движение своим хозяином — автором данной конструкции, остающимся в тени и невидимым для других: «карнавал ликвидирует субъекта: здесь обретает плоть структура автора как олицетворенной анонимности, автора творящего и в то же время наблюдающего за собственным творчеством...» [2].
Бытие виртуальное или карнавальное «Я» является своеобразным отрицанием (антиподом) бытия реального: оно невещественно, относительно безопасно, анонимно, не привязано к каким-либо условиям (кроме технико-технологических) и правилам, помимо принятых в рамках социальной сети. Им можно управлять практически в любых условиях — достаточно войти в Интернет, чтобы проигрывать различные сценарии и роли, примерить любой карнавальный костюм.
Карнавальное «Я» обладает собственной историей (или биографией), отражаемой в ленте (на «стене»). История также имеет произвольный игровой характер и совсем не обязательно совпадает с реальностью. Карнавалу свойственна утопичность [2], сетевой субкультуре — фанта-зийность, выдумка, иллюзия.
Виртуальный топос позволяет смешивать реальность и фантазию, законы карнавала стирают границы между правдой и неправдой, выдумкой, ложью. Карнавальное сознание делает правду явлением условным, относительным, даже неважным. Не имеет смысла разгадывать, что скрывают виртуальные маски — аватарки, поскольку правда может не понравиться. Виртуальное бытие анонимно и бесстрашно, принципиально безответственно, что делает возможным разнообразное шутовство, кривляние, насмешку, сарказм, агрессивные высказывания и призывы, а также всевозможные слухи и сплетни. Бинарная оппозиция «правда — ложь» проявляется также через феномен фейка — недостоверной или откровенной лживой информации, практически не подлежащей опровержению или разоблачению. Безфейковые новости, даже в официальных СМИ, являются редким событием, не говоря о виртуальных новостных порталах. Сила и живучесть фей-ков состоит в том, что они притягательны своей карнавальной скандальностью, практически не-
опровержимы, рассчитаны на нерассуждающую аудиторию. Фейки — своеобразные карнавальные игрушки — переходят репостами из «рук в руки», умножая количество потребителей контента, и не позволяют остывать атмосфере интриг и развлечения. Фейковый контент рассчитан на широкую анонимную аудиторию, и, в конечном счете — на массовое сознание, не склонное к критике и рассуждению. В сетях действует неоспоримый закон карнавала — преобладание эмоционального начала над рассудочным, поэтому при всем желании правды массовая аудитория не склонна к серьезным размышлениям по поводу истинного положения вещей, будь то политика, экономика, культура или досуг. Когда очередной фейк исчерпывает свой интригующий ресурс, появляется новый, причем мало кого из пользователей сети интересует его первоисточник: сетевое поведение, как правило, довольно лениво, карнавал не располагает к серьезности, наоборот, он призван к ее отрицанию. В конечном счете, фейки нивелируют значимость правдивой информации, отсылают потребителей к упрощенным схемам тех или иных событий, скандальным слухам. «Правда» остается за пределами карнавальной атмосферы, суть карнавала — в опрокидывании действительной картины мира.
Переворачивание реального и виртуального бытия сопровождается сменой оппозиций «слуга» — «господин». «Слуга» — социализированная форма реального человеческого бытия. Будучи укорененной в социуме, личность неизбежно встраивается в определенную иерархию, наделяется правами и обязанностями соответствующих статусов и социальных ролей, зависит от большого количества правил и установлений, социальных потребностей и интересов. Таким образом, личность является «слугой» различных социальных институтов и обременена ответственностью разного рода.
Карнавальное бытие социальных сетей отрицает все привычные социальные роли, делает «слугу» виртуальным «господином». Оно лишено каких-либо сугубо утилитарных потребностей, свободно от бюрократического официоза, моральной сентенциозности. Сетевое бытие обладает «веселой относительностью» и незавершенностью, оно целиком подвластно своему обладателю, который волен его размножить, изменить или уничтожить. Такое бытие свободно от непосредственного государственного и социального контроля, подчинено только сетевому этикету, который, в свою очередь, является результатом неписаного консенсуса. Конечно, «бытие виртуальное» не лишено некоторой ответственно-
сти: существуют определенные ограничения на выражения, репосты и т. п. Но сутью карнавала является свобода, отмена иерархий и нарушение запретов, культурных и религиозных табу. Именно карнавальная свобода служит инструментом отрицания многих установлений и условностей, запретов и ограничений социокультурного характера. Ее смысл — в освобождении от официальных принуждений, серьезности, моральных и религиозных установок и бытовых условностей, норм и правил языка и традиционного этикета. Сетевой субъект — это априорно свободный распорядитель как своего виртуального двойника, так и сетевого пространства в целом. Карнавальная сущность сетевой субкультуры — это свобода творчества, эпатирования, отрицания, основанная на смеховом начале. Современные технологии (особенно связанные с фотографией) позволяют экспериментировать с любыми изображениями (внешностью, окружением, интерьером и т. п.), превращая «шутов» в «королей», и наоборот. Возвышение и снижение, юмор и пародия — неотъемлемые атрибуты карнавализации.
Таким образом, пользователь социальных сетей становится обладателем сразу двух форм бытия: реального, в котором он играет роль «слуги» (гражданина, налогоплательщика, работника, семьянина и др.), и виртуального, в котором он оказывается «господином», полновластным владельцем самого себя, способным делать любой выбор, выстраивать любую траекторию «бытия-в-сети».
Карнавал, согласно концепции Бахтина, лишен всех иерархических отношений: «... на карнавале все считались равными. Здесь — на карнавальной площади — господствовала особая форма вольного фамильярного контакта между людьми, разделенными в обычной, то есть внекарнавальной, жизни непреодолимыми барьерами сословного, имущественного, служебного, семейного и возрастного положения» [2]. Субкультура социальных сетей не знает иерархии: активные пользователи социальных сетей априори принимают сверхдемократичные правила игры.
Привлекательность сетевых сообществ обусловлена не только потребностями в общении и получении необходимой информации, но и потребностью играть, придумывать, фантазировать. Реальное бытие, ограниченное физическими характеристиками (внешность, пол, возраст) и замкнутое во множество норм, правил и условностей, не всегда позволяет реализовать данную потребность. Виртуальная реальность позволяет высвободить многие потенции, самореализоваться в «личине».
«Личина» — это личный профиль автора, антипод лица, своеобразный «дизайнерский продукт».
Это сугубо индивидуальная конструкция, являющаяся ярлыком виртуального бытия. Неотъемлемыми атрибутами «личины» являются аватар-ка — фото пользователя либо любое изображение, и статус. Атрибуты, как правило, презентуют автора, отражают его настроение или жизненное кредо, и могут периодически обновляться. Многие пользователи и группы, особенно в таких демократичных сетях как «Одноклассники» и «ВКонтакте» предпочитают шутливые, смешные или эпатажные картинки и фразы с целью привлечь внимание гостей страницы. В сетевой «кадр» помещается только тот образ, который соответствует принципам карнавальной свободы и карнавального мироощущения пользователя.
«Личин» может быть сколько угодно, как и профилей в социальных сетях. Сетевое бытие вариабельно, потенциально множественно, выдавая различные клоны одной индивидуальности. Подобная полибытийность диктуется свободой и анонимностью; кроме того, сетевая культура не требует от пользователей специфических знаний, умений и навыков. В карнавальной виртуальности правдивая информация совсем не обязательна, а независимость от каких-либо правил и приличий позволяет пользователю экспериментировать с любой информацией, в том числе и личной: в сети он таков, каким желает себя презентовать.
Сетевой человек имеет все возможности свободного управления своими «личинами», создавая им соответствующие «шлейфы», т. е. вербальную и визуальную информацию, сопровождающую сетевое бытие. Пользователь может также самостоятельно определить круг обозревателей своей «личины», получить обратную реакцию, вступить в диалог с другими «личинами». Сетевое бытие приобретает все черты театрализованного представления, в котором каждый персонаж одновременно и зритель, и исполнитель разнообразных ролей.
Сетевая культура, безусловно, обладает собственной эстетикой, в основе которой — игровое, образно-эмоциональное начало.
Игра, театрализация, актерство — неотъемлемая часть карнавального дискурса. «Карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей» [2]. Анонимность позволяет пользователям фантазировать и примерять различные маски, в том числе и те, что в реальной жизни находятся под запретом морали и совести. Перефразируя Шекспира, можно сказать: виртуальные сообщества — это театр, а пользователи в нем — актеры. Элемент театрализации не в последней степени обеспечивает социальным сетям большую популярность. Здесь можно если не все, то очень
многое. Можно жить чужой жизнью, пробовать (проигрывать) различные варианты отношений, менять «личину». «Человек сетевой» есть «человек играющий» (Й. Хейзинга) [7]. Поскольку игра — деятельность свободная, постольку она не подчиняется указаниям свыше. Государственные структуры не обладают возможностями тотального контроля социальных сетей; даже девиантные сетевые сообщества (подобные «Синему киту») привлекают новых членов как раз благодаря игровому характеру. «Игра не есть обыденная жизнь и жизнь как таковая. Она скорее выход из рамок этой жизни во временную сферу деятельности, имеющей собственную направленность» [6, с. 18].
Карнавальный дискурс виртуальных социальных сетей характеризуется смешением зрительских и актерских ролей, социальные сети привлекают возможностью быть не только пассивным созерцателем чужих действий, отношений, чувств, эмоций и т. п., но и активным соучастником. Любая сеть располагает инструментарием, позволяющих передать едва практически любые чувства, эмоции, оценки, критические замечания, пожелания и др. Особенной популярностью пользуются чувственно-эмоциональные, лаконичные визуальные средства — «гифки» (gif) и идеограммы («смайлики»), способные заменять средства вербальные. Эстетика социальных сетей — это эстетика клипа, образа-картинки. Последние, заменяя громоздкие вербальные конструкции, облегчают освоение информационного контента: для считывания визуального послания необязательно прилагать интеллектуальные усилия и тратить дополнительное время.
Визуальная информация носит не только развлекательный характер, она облегчает коммуникацию, позволяет организовать совместный эстетический опыт, привносит элемент праздничности в «суровую повседневность».
В карнавальном мироощущении главную роль играет смех. Карнавальный смех — смех на миру, универсальный амбивалентный (веселый и насмешливый одновременно) [2]. Огромное количество сообществ и групп в социальных сетях продуцируют именно смеховой контент («Сарказм», «Интеллектуальный юмор», «Юмор Шрединге-ра», «МХК» и подобные «ВКонтакте», аналогичные в «Одноклассниках» и «Фейсбуке» и других популярных сетях). Сетевой смех вербален и визуален, непрагматичен и безграничен, его объектом становится буквально все, особенно «верх» и «низ». Поскольку априорно карнавальная культура противостоит культуре официальной и государственной пропаганде, важным объектом смеха во все эпохи является власть. Для карнавального
смеха в принципе нет ничего святого, нарушение культурных и религиозных табу совершается намеренно. В рыночном обществе, где потребление и связанное с ним удовольствие является практически единственной целью для большинства людей, цинизм и сарказм давно стали нормой оценки любых событий и явлений. Но поскольку смех в принципе неутилитарен, он создает ощущение свободы, независимости от навязываемых извне стандартов. Смех, живущий в ВСС, обладает, как и карнавал в целом, антистрессовым действием, что актуально для многих современных пользователей.
Сетевой язык и принципы виртуального общения также имеют карнавальную природу. Карнавальный этикет перевернут, «верх» становится «низом», и «низ» — «верхом» [2]. Отсутствие иерархии позволяет фамильярности стать нормой общения. Даже поверхностный анализ речевых форм ВСС позволит увидеть, что, по сути, это площадной язык, в котором присутствуют нецензурная лексика, брань, скабрезный анекдот, пошлость и т. п. Большинство пользователей это не удивляет и не оскорбляет, это понятный всем народный язык, вольный дух сетевой свободы. Это фольклор карнавала, оборачивающий в шутливую форму любые проблемы и потрясения. Смеховая форма становится своеобразным контекстом общения, делая доступным и понятным то, что в серьезной форме не всегда может быть воспринято. Представление серьезного в форме анекдота или частушки позволяет снять трагизм, остроту проблемы через ее «приземление» и опрощение.
Для характеристики интернет-сленга употребляют понятие «олбанский язык» (или стиль «падонкаф») — «широко распространившийся в Рунете в начале ХХ1_века стиль употребления русского_языка с фонетически почти верным, но нарочно неправильным написанием слов (эрра-тивом), частым употреблением мата и определённых штампов, характерных для сленгов» [8]. Специфическая лексика, особенности написания слов и словосочетаний позволяют квалифицировать данный язык как «антинорму». Языковая амбивалентность подчеркивает единство «нормы» и «антинормы», дает последней право на
существование.
Таким образом, сетевая реальность выстраивается по законам карнавала. Карнавальный характер сетевой культуры представляется явлением вполне закономерным. Во-первых, виртуальный социальные сети и соответствующая субкультура представляют собой ту же бинарную оппозицию культуре официальной. Диффузии реального и виртуального бытия, индивидуальности и «личины», жизни и игры, словесной нормы и «антинормы», карнавальная свобода и карнавальный смех есть не что иное как протест против реальных, в первую очередь социальных проблем и преград: засилья бюрократии, всевозможных запретительных и разрешительных практик, иерархических отношений и условностей, излишней политизации, пропаганды и лживости СМИ и различных официальных структур, условностей этикета, социального лицемерия и других примет времени. Такова природа карнавала, который противостоит повседневной жизни и официальным установлениям.
Во-вторых, карнавальная субкультура социальных сетей является виртуальным продолжением народной смеховой культуры. Другими словами, традиционные формы смеха и карнавала получили виртуальное бытие, а вместе с ним практически неограниченные возможности демонстрации, вариабельности и распространения. Публичные праздничные действа на городских площадях, народные празднества не привлекает такого большого количества людей (особенно молодежи), их режиссура носит внешний характер. В противоположность этому сетевой «карнавал» охватывает огромные аудитории, дает возможность практически каждому сыграть свою роль, побыть и зрителем, и режиссером, оставить свой «след», будь то комментарий, «лайк» или селфи. Сетевая культура хранит неисчислимое количество таких «следов», но эту историю можно изменить, переписать или удалить.
Виртуальные социальные сети можно считать современным, модернизированным типом карнавала, переместившимся с городских площадей в реальность интернета, что в свою очередь придает карнавалу поистине глобальный характер.
Список литературы
1. Баранов, А. Б. Виртуальная коммуникация в Социальной Сети: основные понятия и модель взаимодействия / А. Б. Баранов. — URL: https://cyberlenmka.m/artide/n/virtualnaya-kommunikatsiya-v-sotsialnoy-seti-osnovnye-ponyatiya-i-model-vzaimodeystviya-1.
2. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. Введение. Постановка проблемы / М. М. Бахтин. — URL: http://litmir.me/br/?b=53048&p=1.
3. Руднев, В. Словарь культуры XX века / В. Руднев. — URL: http://Hb.m/KynbTypa/RUDNEW/slowar.txt
4. Кристева, Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Ю. Кристева. — URL: russianway.rhga.ru/upload/ main/17_Kristeva.pdf.
5. Маньковская, Н. Б. Эстетика постмодернизма / Н. Б. Маньковская. — СПб. : Алетейа, 2000. — 347 с.
6. Трубецкой, Н. С. Классификация оппозиций // Н. С. Трубецкой. Основы фонологии / пер. с нем. А. А. Холодовича. — М. : Аспект Пресс, 2000. — 352 с.
7. Хейзинга, Й. Homo ludens / Й. Хейзинга. — М. : Прогресс, 1992. — 464 с.
Сведения об авторе
Пьяных Елена Павловна — кандидат философских наук, доцент кафедры «Мировая экономика и логистика», Уральский государственный университет путей сообщения, Екатеринбург, Россия.
Lena. cogito@yandex. ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2019. No. 8 (430). Philosophy Sciences. Iss. 53. Pp. 44—50.
Carnival discourse network subculture E.P. Pyanykh
Ural state university of railway transport, Ekaterinburg, Russia. lena.cogito@yandex.ru.
The purpose of this article is a philosophical analysis of the carnival discourse of the subculture of social networks. Carnivalization is an integral attribute of the virtual network space, which reveals almost all the features of the folk culture of laughter: free and pronounced game (mask) nature of network communication, theatricality, entertainment, visual and sensual representation of information, the exclusion of hierarchy, a special carnival language. The results of the analysis allow us to develop the principles of ethics and aesthetics of virtual communications.
Keywords: social network, network subculture, virtual subculture, network existence, network community, virtual reality, carnival discourse, carnival, laugh culture.
References
1. Baranov A.B. Virtualnaya kommunikatcia v sotsialnoy seti: osnovnie ponyatiya i model wzaimodeystvya [Virtual communication in Social Network: basic concepts and model of interaction]. Available at: https:// cyberleninka.ru/article/n/virtualnaya-kommunikatsiya-v-sotsialnoy-seti-osnovnye-ponyatiya-i-model-vzaimodeystviya-1. (In Russ).
2. Bakhtin M.M. Tvortchestwo Fransua Rable i narodnaya kultura Srednevekovya i Renessansa. Vvedenie. Postanovka problemi. [Creativity Francois Rabelais and folk culture of the middle Ages and Renaissance. Introduction. Problem statement)]. Available at: http:// litmir.me/br/? b=53048&p=1. (In Russ).
3. Rudnev V. Slowar kulturiXXveka [Dictionary of culture of the XX century]. Available at: http://lib.ru/ Культура/RUDNEW/slowar.txt (In Russ).
4. Kristeva Yu. Bachtin, slovo, dialog i roman [Bakhtin, word, dialogue and novel]. Available at: russianway. rhga.ru/upload/main/17_Kristeva.pdf. (In Russ).
5. Man'kovskaya N.B. Estetikapostmodernizma [The aesthetics of postmodernism]. St. Petersburg, Aleteia Publ., 2000. 347 p.
6. Trubetskoy N.S. Klassifikazia oppoziziy [Classification of oppositions]. Osnovi fonologii [Basis of phonology]. Moscow, Aspekt Press Publ., 2000. 352 p. (In Russ).
6. Hazing J. Homo ludens. Moscow, Progress Publ., 1992. 464 p. (In Russ).
