CC BY
60
Н. В. Романова
ФАНТОМ «КУКОЛЬНОСТИ» В КУЛЬТУРЕ
В статье исследуется семиотическая природа куклы и два уровня ее экзистенции: экстернальный и интернальный. На первом уровне кукла функционирует как материальный объект (знак) и предмет деятельности. На втором уровне метафорическом - раскрываются антивитальные кукольные характеристики, объясняющие природу культурных феноменов (симурякров). Ключевые слова: теория и история культуры, кукла, оппозиция «кукольное - человеческое», текст в тексте, симулякр.
In the article semiotics nature of a doll and its levels of existence (external and internal) are investigated. At the first level doll functions as material object (a sign) and as a subject of activity. At the second (metaphysical) level antivital dolls' characteristics, explaining specific characteristics of cultural phenomena (simulacra) are revealed. Keywords: theory and history of culture, a doll, opposition "dollish - human", text in text, simulacrum.
Присутствие куклы в современной культуре — очевидно. Очевидно и неизменно ее бытование в различных пространствах и временах прошлого. Ее бытие в культуре подобно мерцанию, она с таинственном упорством, то возникает, то угасает: в ритуалах, играх, искусстве. Бывают эпохи, где ее существование особенно очевидно, так было с романтиками, так было с символистами, так и в постмодернистской культуре с нашим тяготением к симу-лякрам, фантомному двойничеству, — кукле отводится особое место. Человек с неизбежной настойчивостью вводит куклу не только в свою повседневность и быт, но и делает ее объектом своего пристального изучения. Процесс этот обещает быть долгим, по крайней мере, он не закончится до тех пор, пока все эвристические и гносеологические возможности куклы не исчерпают себя в полной мере.
Само понятие куклы охватывает большой круг предметов. Анализ существующих дефиниций позволяет сделать вывод о том, что исторически куклой было принято называть детскую игрушку в виде взрослого человека или ребенка. Затем куклой стали называть фигурку для театральных представлений. Существуют и другие значения этого слова: кукла как элемент декора, кукла-манекен, используемая
для украшения витрин магазинов, кукла-тренажер, используемая для медицинского обучения, — все эти куклы представляют собой антропоморфное изображение человека. Следует добавить, что в традиционном русском языке слово «кукла» обозначало какой-либо сверток или болванку. «Искусственность», «ненатуральность» куклы подчеркивается метафоричностью использования ее в языке.
С появлением новых компьютерных технологий, связанных с игрой, возникли новые формы визуальной коммуникации, в которых игровые, познавательные и коммуникативные сюжеты-дискурсы опосредованы общением с неким знаковым персонажем (виртуальной куклой). Появились образы куклы, куклы-подделки, симу-лякры (Ж. Бодрийяр) в художественных текстах, кукла стала функционировать как «текст в тексте» (Ю. Лот-ман). Кукла вызывала и продолжает вызывать противоречивые чувства и, соответственно, различные объяснения. «В нашем культурном сознании сложилось как бы два лица куклы: одно манит в уютный мир детства, другое ассоциируется с псевдожизнью, мертвым движением, смертью, притворяющейся жизнью. Первое глядится в мир фольклора, сказки примитива. Второе напоминает о машинной циви-
лизации, отчуждении, двойничестве» (4, с. 648). На протяжении веков кукла демонстрирует человеку то одно свое лицо, то другое. Она то стремится к предельному подражанию человеческому облику, то становится предельно условной и обобщенной. В начале XXI века можно наблюдать необыкновенную популярность куклы, причем в большей степени ее антропоморфного изображения. Куклы, находящиеся раньше в театре или в доме, теперь активно участвуют в политических и юмористических телепередачах, художественных и торговых выставках, используются при оформлении интерьеров. Куклы способны становиться предметом, определяющим материальное благосостояние человека и даже в некоторой степени его социальный статус. Следует сказать, таким образом, что отношения человека и куклы, всегда бывшие непростыми, сейчас обострились до предела. Кукла актуализируется во времена метафизической мутации, когда ложное подламывает истинное, а вместо восхождения к истине на первый план выступает собственное бытие как единственная забота и данность.
Имеем ли мы дело с куклой или маркируем ею другие явления, с ней не связанные? Зададим наш вопрос иначе: Кукла ли это? Что есть кукла? Наше вопрошание выводит нас на феноменологию куклы, обращает внимание к ее экзистенции — сущности и существованию. А феноменология куклы выводит нас на двойную задачу. Первая: определить атрибуты, совокупность которых определяет общую сущность куклы. Вторая, герменевтическая: в разных сферах и формах бытия - культурной, социальной, личностной — обнаружить явление куклы как Идеи, эйдоса в платоновском смысле. Или как универсалии, если под последней понимать форму всеобщности, присущую как мышлению, так и независимой
от него реальности. Или как архетип, выражающий законы бытия Космоса (как предлагал трактовать архетипы «поздний» К. Г. Юнг). Все это вместе взятое, позволит подойти к общему родовому сущностно-универсальному представлению о кукле, тем более что такого определения на сегодняшний день в научной практике еще не существует. То, что не названо, не может быть осмыслено; то, что не может быть осмыслено, не может быть понято; то, что не может быть понято не имеет статуса экзистенции. Кукла и то, что с ней связано, — фантом, несуществующее существование — оксюморон современной культуры. Таким же оксюмороном звучат названия последних публикаций — монографии А. Васильковой «Душа и тело куклы» (1) и сборника статей «Живая кукла» Центра типологии и семиотики фольклора (2). Характерно, что свое исследование А. Василькова начинает с сакраментального вопроса: «есть ли душа у куклы?», постановка которого уже сама по себе и ирреальна, и провокационна одновременно. Так что же такое «кукла», каковы ее сущностно-универсаль-ные признаки, каковы, наконец, критерии и характеристики «кукольности», этой ее метакатегории. Как метакате-гория понятие «кукольности» не сводимо к понятиям «мертвенности», «искусственности», «симулятивности»: оно — ни то, ни другое, ни третье; но оно и первое, и второе, и третье одновременно. Казуистический парадокс — кукла является знаком человека, но «кукольность» аккумулирует его антивитальные, нежизненные характеристики. Почему под «кукольностью» понимается такое представление о телесности, которое прежде всего ассоциируется с бинарной оппозицией к понятию живого и человеческого?
При первом приближении к проблеме можно обнаружить, что феномен «кукольности» в культуре суще-
ствует на двух разных уровнях реальности. Первый уровень назовем — экстернальный. На этом уровне кукла предстает перед нами как материальный объект, предмет деятельности, как общественное и культурное явление. Этому явлению присущи функции, инспирируемые личным и социальным бытием индивида, его общественными потребностями и возможностями, его идеологическими и эстетическими задачами. В этом случае кукла несет на себе определяющие признаки типа культуры, отражает менталитет и психологию общества, демонстрирует уровень культуры, способы социального поведения или проведения досуга.
На втором — интернальном — уровне кукла функционирует как структурообразующее начало «некукольного» существования. Кукольность перевоплощается в разные виды искусственности, подделки, удвоения, театрализации и лицедейства: от пачки фальшивых банкнот и пустого и бездушного человека до особого типа культуры.
Подразумевая этот уровень ку-кольности, мы рассуждаем о политиках-марионетках, об имидж-маске. Кукольность как театральность современной публичной жизни иллюстрируется рекламным ажиотажем вокруг поп-звезд, культом топ-моделей, показами «от кутюр» и прочими формами маскарада. С мотивом кукольности, подделки, лицедейства перекликается господство куклы в художественном творчестве: для чего необязательно вспоминать уже упоминавшихся нами романтиков или Серебряный век русской культуры. Инсталляции, перфо-мансы и прочие приемы, заменившие сегодня традиционные формы искусства, не скрывают своей симулятивной природы. Современные искусства создают новые игровые пространства, в которых антропоморфная образность выявляется сквозь призму сво-
его удвоения — куклы, и обратно. В этих пространствах — кукла, изначально неживая и мертвенная, обретает жизнь и одухотворенность.
Рассматривая куклу с этих двух позиций, мы даем себе возможность улавливать как «собственные», так и «превращенные» ее формы, когда по ее образу и подобию выстраиваются «внекукольные» формы существования и деятельности. Для дифференцированного и более точного понимания реальных проявлений кукольности в культуре требуется учитывать ее многообразие и специфику. Это подвигает нас к необходимости выявления ее экзистенциональных модальностей.
Первая экзистенциальная модальность куклы - собственно кукла. Ее природа в современном мире чрезвычайно многообразна. В научной практике кукла чаще всего предстает объектом исследования детских психологов (детская игрушка), искусствоведов (кукольный театр и коллекционная игрушка), этнологов (историческая кукла), фольклористов (народная национальная игрушка) и т.д. Все эти исследования разнообразных смыслов куклы существуют в большой зоне рассеивания, так как сама природа куклы понимается авторами по-разному, в зависимости от того контекста, который им наиболее близок.
Задачи исследования, определяют точку зрения и придают значимость одним структурным элементам куклы и нивелируют другие несущественных с точки зрения исследователя. Введение дополнительных денотатов превращает куклу в сложный невербальный текст, который может восприниматься с разных точек зрения — и как «человеческое изображение», и как религиозно-этическое, мистическое или эстетическое сообщение. Все зависит от точки зрения наблюдателя.
Точка зрения определяет пространство смысловых значений куклы
и создает триумвират функциональных дискурсов куклы в культуре -игровой (кукла-игрушка), моделирующий (кукла-модель) и эстетический (кукла - художественный текст -искусство).
В игровом дискурсе кукла существует как игрушка. Кукла-игрушка -это «активированный» антропоморфный визуально осязаемый знак, то есть особая семиотическая конструкция, которая связана прежде всего с игрой. «Игра - один из способов понимания, с помощью которых человек понимает себя <...> и стремится через такие смысловые горизонты объяснить одновременно бытие всех вещей» (5, с. 362). «С точки зрения формы, мы можем <...> назвать игру свободной деятельностью, которая осознается как "невзаправду" и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющими, не преследует при этом никакого прямого материального интереса, не ищет пользы, - свободной деятельностью, которая совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени. Протекает упорядо-ченно, по определенным правилам» (6, с. 24). Игра не «замещает» внешнюю реальность, а конструирует, репрезентирует свою собственную реальность, обособленную от первой. Отсюда источником игры является не окружающая человека реальность, а отражение ритуальных структур, которые изменяли свою форму. Через куклу-игрушку в игре усваиваются прежде всего эти ритуальные структуры.
Однако в культуре кукла существует не только для игры. Есть отдельные разновидности кукол, которые используются для неигровой презентации. На двойственность куклы в культуре как игрушки и модели обращает внимание Ю. Лотман в статье «Куклы в системе культуры» (4). В дискурсе неигровой презентации кукла выступает
как модель. Кукла-модель - это антропоморфный знак, аналог означаемого, воспроизведенный в другом материале, для достижения утилитарных (прагматических) целей: познания, компенсации, магического воздействия и т.д.
Как гносеологическая модель кукла есть замещение, причем замещение наглядное, воспроизводящее многие внешние черты означаемого, и потому — иконический знак. Это делает ее исключительно удобным инструментом познания, так как с ней можно поступать так, как нельзя поступать с живым человеком. Куклы-манекены, куклы-роботы, куклы-тренажеры и т.д. как раз и служат этой цели.
Кукла-модель может осуществлять компенсаторную функцию. Она способна компенсировать как отдельные человеческие свойства и качества, так и быть знаковой заменой человека в целом. Характерно, что эта компенсация может быть буквальной - предметной, тогда кукла-модель буквально «замещает» живого человека. Таковы, например, вотивы - дары, предназначавшиеся для исполнения обрядов человеческого жертвоприношения богам, где человек заменялся «ритуальной обманкой» - куклой. Таковы манекены-модели, наглядно и выгодно представляющие своей неподвижной статикой декоративные и функциональные свойства одежды и инвентаря. Таковы куклы-манекены и куклы-имитаторы, позволяющие заменить живого человека его дубликатом (куклы -медицинские тренажеры, куклы-мишени в тире, надувные куклы - эротические имитаторы).
Возникнувшей из утилитарных потребностей культуры кукле, тем не менее, никогда не была чужда эстетическая составляющая. В чувственно воспринимаемом представлении о красоте, опредмеченном в кукле, отражаются эстетически доминантные обще-
ственные стереотипы. Эти общественные эстетические стереотипы раскрывают черты национального общественного уклада, быта, нравов, обычаев, особенности ментальности, а так же технические и художественные достижения эпохи.
Однако утилитарность куклы табу-ирует ее красоту — кукла должна быть красива в меру своей утилитарной значимости. С появлением и доминированием такого рода красоты — красоты «незаинтересованной», неутилитарной, исчезает и сама утилитарность куклы — она становится эстетическим феноменом - искусством.
Эстетическая составляющая особенно очевидно проявляет себя в авторской художественной кукле. В отличие от утилитарной куклы (куклы-игрушки, куклы-модели) эти произведения созданы исключительно для созерцания и порой поражают своей «неигрушечной» глубиной. К настоящему времени этот вид искусства полностью сформировался, обрел собственные направления и течения, имеет своих классиков и авангардистов (см., например: 3).
Кукла, являясь знаком человека, в реальности как бы стремится «замаскировать» свою знаковую функцию, скрыть сам факт замещения, подмены. Кукла в реальности может проявить стремление изменить свою семиотическую природу, пытаясь сравняться с человеком, стать «человеком», из неживой — превратиться в живую материю, в «одухотворенную» телесность. Мифология, магия и искусство дают тому множество примеров.
Изображение человека в форме куклы глубоко двойственно по своей природе: по отношению к человеку и игровой реальности кукла выступает как бунт против знаковости, вызов знаковому миру, но по отношению к самой реальности кукла реализует себя как особо утонченная форма знака.
Первая экзистенциальная модальность куклы влечет за собой ее вторую модальность — в семиосфере (Ю. Лот-ман). В этой диспозиции представление о кукольности существует в виде многочисленных метафор в языке и текстах, где свойства кукол используются для описания или объяснения людей и различных культурных феноменов. Отсюда — вторая модальность куклы: метафорическая. Кукольная красота. Кукольная бездушность. Марионеточная политика. Человек-робот. Метафорическое словоупотребление бесконечно разнообразно. «Кукольная» метафора обозначает искусственность, заданность, автоматизм. Кукольность это а-человечивание, погружение в видимость человека, его иллюзию, в ее основе коннотации не к человеку, а к кукле. Кукольность есть метафорическое представление о человеке, в котором аккумулируются его а-челове-ческие характеристики, связанные с представлением о кукольности как смысловой противоположности живого и человеческого. Таким образом, кукольность есть удвоение удвоения, то есть знак знака. Там, где мы сталкиваемся с метафорой человека, мы имеем дело не с человеком, а его неизбежно имманентной противоположностью.
Главное свойство метафоры — перенос смыслов. Метафора утверждает (подсказывая) другую, противоположную реальность, превосходящую дихотомию иллюзорного и истинного, сущего. Метафора кукольности откровенна в своей не-человечности и, одновременно, эвристична в намеке на человеческое, живое.
Обращение к метафоре позволяет обнаружить скрытую роль того понятия, которое мы превращаем в метафору. Метафора позволяет установить сходство и, главное, различие между двумя противоположными объектами — человеком и куклой, а далее наше
абстрагирующее усилие направить на то, чтобы превратить метафорически употребляемое понятие в абстракцию
- и теперь уже его самое подвергнуть анализу.
Свойства кукольности проявляются лишь в контексте культуры, а человеческая культура по своей природе строится на основе знака. Это приводит к неожиданным трансформациям, которым подвергаются и человек и кукла в процессе знакового удвоения, дублирования. Тема двойничества и его значения в культуре - тема и интересная и продуктивная с точки зрения познания, что в свое время доказали работы представителей Тартуской эстетической традиции и Пражского лингвистического кружка и продолжают доказывать многие сегодняшние исследователи.
Если кукла - знак человека, то сам человек, уподобленный кукле и тем самым включенный в знаковый мир культуры, становится знаком знака, включаясь в знаковые отношения. Это создает длинную цепь сложных семиотических отношений человека и куклы. Если кукла стремится к «очеловечиванию», то человек в определенных культурно-семиотических ситуациях проявляет обратную тенденцию -стремление стать куклой. Человек «обрастает» знаковыми признаками, превращается в эмблему. «Живые куклы»
- симулякр современной постмодернистской культуры.
Кукла (а ее потенциальное семиотическое зерно - механическое отражение объекта в зеркальной плоскости) создает иллюзию тождества объекта и его образа. Кукольность же, напротив, проявляет себя в стремлении скрыть это тождество. Таким образом, к процессу осознания сущности «кукольности» прибавляется еще одно звено: сначала должна быть вскрыта ее знаково-условная природа: воспринимаемый наивным сознанием как безу-
словный человек должен быть осознан в его знаковой условности. Практически это означает, что несловесному тексту (кукле) на этом этапе приписываются черты словесного в виде смысловых значений - характеристик куколь-ности. И только на следующем этапе происходит вторичная иконизация человека, что соответствует такому поэтическому акту, когда словесному метафорическому тексту приписываются черты несловесного (иконичес-кого).
Сущность бинарной оппозиции «человек - кукла» выясняется отнюдь не в сопоставлении двух однолинейных величин. Сложная многофактур-ность человека сравнивается с чертами как «человеческого», так и «кукольного» посредством многочисленных контекстуальных связей. И само сравнение не есть одномоментный акт. Черты «кукольности» становятся ощутимыми не из имманентного рассмотрения куклы, а из сопоставления «живого» человека с «неживой» куклой и обратно. В этом процессе человек раскрывается по-разному, и до того, как была создана кукла, и после этого.
Таким образом, оппозиция «кукольное - человеческое» принадлежит, прежде всего, к семиотическим образованиям культуры, но при этом «человек» - в семантическом плане денотат куклы - берется в его реальности, противопоставленной знаковости как таковой. Человеку приписывается не просто материальность, но и единственность, самодовлеющее бытие, цельность и особая, независимая от человека и его идей подлинность. Тогда как кукла воспринимается как нечто условное, созданное человеческой культурой, ей приписывается условность и чувственная реальность, вводящая в мир социальных конвенций.
Представление о «кукольности», то здесь, то там всплывающее в культуре, рождается диалектически сложно,
оно составлено из сходства и несходства с человеком, уподобление «ку-кольности» включает в себя и его противопоставление. Сходство и несходство порождает меру условности куклы, которая исторична и социально обусловлена.
Неуклонно возрастающая в истории культуры тяга к абстрагированию от сходства с куклой — к кукольным деталям (кукольности), приводит не к уменьшению, а к увеличению общего сходства человека и куклы. Количественное понятие «увеличение сходства» означает, что в процесс сопоставления вовлекаются все более существенные аспекты кукольности, причем осуществляется переход от сопоставления куклы с внешностью человека, к раскрытию — через сопоставление внешности — внутреннего сходства явлений.
Процесс сопоставления человека и куклы — основа выявления кукольно-сти — имеет два аспекта: с одной стороны, это сопоставление людей между собой, с другой стороны — сопоставление куклы и человека. Сущность их неодинакова. Первое выясняет качественное своеобразие кукольности. При этом большую роль играет не только то, что изображено, но и то, что неизображено. Во втором случае явление «кукольности» выделяется из ряда других, подобных ему («челове-
ческое»), по принципу ряда соотнесен-ностей, например контраста (неживое
— живое, искусственное — естественное и т.д.).
Очевидное движение современных деятелей культуры «в сторону куклы» началось не сегодня. Еще в эпоху романтизма пришло осознание острого чувства «механистичности» новой эпохи, с жестко просчитанной рациональностью ее жизненных схем. «Долой теории-категории! Назад — к чувству!»
— лозунг иенских романтиков — ни что иное, как стремление понять это новое время, выразить через него свои жизненные ощущения и передать угрозу возможной исторической катастрофы. Пытаясь уйти, бежать от этой механистичной, искусственной, кукольной реальности, романтики стремились в другие, ментальные миры — мечты, сны, грезы. В этих мирах неживое сказочным образом преобразовывалось в живое, бездуховное в одухотворенное, несуществование в бытие и обратно. Это давало человеку покой, умиротворение и новое ощущение жизни. Кукла являет собой удачный пример для такого рода экспериментирования. Она объясняет человеку его мир, перестраивает и создает новый мир, который то пересекается с действительностью, то несоизмеримо далек от него. Но она помогает решить главную задачу — понять человеку самое себя.
Примечания
1. Василькова А. Н. Душа и тело куклы: Природа условности куклы в искусстве XX века: театр, кино, телевидение / А. Н. Василькова. - М., 2008.
2. Живая кукла: сб. статей. - М.: РГГУ, 2009. - 265 с.
3. Куклы мира / ред. группа: М. Аксенова, Е. Ананьева, Т. Евсеева. - М.: Мир энциклопедий, Аванта +, Астрель, 2008. - 184 с.: ил. - (Самые красивые и знаменитые).
4. Лотман Ю. М. Об искусстве / Ю. М. Лотман. - СПб.: Искусство - СПБ, 2000. -704 с., ил.
5. Финк Е. Основные феномены человеческого бытия / Е. Финк // Проблема человека в западной философии. - М., 1988.
6. Хейзинга Й. Homo ludens / Й. Хейзинга. - М., 1998.
