CC BY
168
Евразийство в контексте отечественной философской и общественно-политической мысли
Г.С. Келлер
Гуманитарный факультет МГТУ, кафедра философии
Аннотация. В статье представлен анализ философии русской истории, оформившейся в рамках философско-политического движения евразийства. Дается общая характеристика этого движения, освещается генезис и основные принципы историко-философской концепции евразийцев. Основное внимание автор сосредотачивает на раскрытии ключевой для евразийства проблемы самобытности исторического пути и культуры России и анализе базовой в интеллектуальном поле евразийства идеи связи географического ландшафта с историей. Методология исследования представляет собой синтез системного и сравнительного подходов.
Abstract. The paper contains the comparative analysis of the Euroasian concept of the Russian history. The characteristic of this concept, the genesis and main features of Euro-asianism has been presented. The special attention has been paid to the idea of connection of a geographic landscape with a history of the country.
1. Введение
Традиционно русская философская мысль была сосредоточена на проблеме решения национального пути России. В двадцатые годы нашего столетия в эмиграции возникает философско-политическое движение - "Евразийство". Представителями этого движения явились такие блестящие ученые, как: языковед и культуролог Н. Трубецкой, историки П. Бицилли и Г. Вернадский, философы Г. Флоренский и П. Карсавин, географ и экономист П. Савицкий, правоведы А. Алексеев и В. Ильин, искусствовед П. Сувчинский. Кроме них в евразийском движении активное участие принимали филологи и литературоведы Р. Якобсон, Д. Святополк-Мирский, А. Кожевников, писатель В. Иванов и многие другие. Евразийцы стремились способствовать преодолению острого духовного кризиса соотечественников, они объясняли причины событий 1917 г., пытались указать выход из создавшейся ситуации. Разносторонность интересов участников евразийства предопределила широту поисков и многообразие форм проявления течения. Они продолжили исследования самобытности русской культуры. Следует обратить внимание на то, что взгляды евразийцев не были идентичными. Здесь присутствовали и правые тенденции, которые позволяли обвинять их в близости к фашистским организациям, но их же называли и "православными большевиками". История движения насчитывает немногим более двадцати лет. Перед второй мировой войной течение распалось. В это время шовинистические настроения в Европе росли и достигли небывалой интенсивности, евразийцы же пропагандировали идеи содружества народов. В среде эмиграции представители других народов России видели в их политико-философских построениях новую форму русского великодержавия, так как многие евразийцы подразумевали, что роль гегемона в Евразии возьмет на себя русский народ. В Советском Союзе господствовали оптимистические взгляды на будущее, беспредельная вера в научно-технический прогресс, и поиски утраченных корней мало кого волновали. Но идеи евразийства развивались и в послевоенное время. В 1952 г. в Германии вышла книга Г. Пегова "Что такое Всероссия?". В семидесятые годы самой яркой фигурой, внесшей свой вклад в развитие теории, стал Л.Н. Гумилев.
В начале 90-х годов изучение данной проблематики стало крайне актуальным. Россия вновь вернулась к проблеме, владевшей обществом в начале века. В решающей степени облик следующего столетия зависит от сегодняшнего выбора пути. Как никогда остро стоит проблема сохранения этнической и культурной целостности России. Поэтому неудивителен рост научного интереса к русским социально-философским концепциям начала XX в. Возрос интерес и к евразийскому течению, в рамках которого была предпринята еще одна попытка ответить на вопрос о месте и роли России в истории и культуре человечества.
2. Постановка евразийцами проблемы самобытности России
Центральной идеей течения являлась идея России-Евразии как самобытного мира, идея исторического и культурного единства "континента-океана". Они утверждали примат России как носительницы религиозной, православной культуры в мире, ибо на их взгляд православие представляло
собой самый чистый вид подлинного христианства. Евразийцы пришли к выводу, что культура России не есть ни культура европейская, ни азиатская, ни механическое сочетание элементов той и другой. В 1927 г. в Париже выходит сборник статей князя Н.С. Трубецкого под общим названием "К проблеме русского самопознания". Около половины книги занимает очерк под названием "Общеславянский элемент в русской культуре", впервые здесь напечатанный. Статья имеет дело с вопросами русского языка, в которых автор видит звено, соединяющее Россию со славянством. Трубецкой говорит о том, что волею судеб Россия унаследовала традицию византийской культуры, традицию монгольской цивилизации, церковнославянскую литературно-языковую, но все эти "унаследованные Россией традиции только тогда становились русскими, когда сопрягались с православием. Византийская культура с самого начала была для русских неотделима от православия, монгольская государственность, только оправославившись, превратилась в московскую, а церковнославянская литературно-языковая традиция только потому и могла принести плод в виде русского литературного языка, что была церковной, православной" (Трубецкой, 19996).
В своем учении они опирались на отечественную духовную традицию, утверждавшую идею особого исторического пути России. Историк русской философии В.В. Зеньковский призывал видеть собственно философское содержание евразийских концепций и при этом подчеркивал глубокую внутреннюю связь евразийства с основными направлениями русской историко-философской мысли. Он считал, что евразийство унаследовало то, что было в русской мысли до него по вопросу о "путях России". Одной из первых идеологий, наиболее четко обозначивших особенность исторической судьбы России, была теория Филофея "Москва - третий Рим". Как известно, эта теория связывала перспективы политического развития России со спецификой православной конфессии. Автор концепции утверждал, что римская церковь перестала быть истинной, так как проникнута ересью, а церковь "второго Рима" (Константинополя) сокрушена турками. С этого момента центр православия переместился в Москву. По промыслу Божьему круг исторических судеб закончится торжеством и гибелью трех мировых царств. С гибелью третьего царства наступит конец мира. С падением двух царств, изменивших православию, осталось последнее, третье царство - Россия. Эта идея оказалась близка многим евразийцам, поскольку специфическим культурным признаком Евразии они рассматривали православие как господствующую идеологию. В 1925 г. П.Н. Савицкий пишет следующее: "Евразийцы - православные люди. И Православная Церковь есть тот светильник, который нам светит; к Ней, к Ее дарам и ее Благодати зовут они своих соотечественников... Православная Церковь есть осуществление высшей свободы; ее начало -согласие; в противоположность началу власти, господствующему в отделившейся от Нее Римской Церкви" (Савицкий, 1992). Но необходимо отметить особое видение евразийцами православия. Они ратовали за "подлинное православие", которое не было бы одним из органов государственного аппарата. Г.В. Флоровский в статье "О патриотизме праведном и греховном" писал о том, что после революции положение церкви стало предпочтительнее, чем до нее, так как "стала действенной, горящей, властною и учительной, - и снова, как древле, сделалась церковью торжествующей - в силе Духа.". Г.В. Флоровским была сделана попытка теологизировать евразийство. Отношение к религии большинства евразийцев было внутренне противоречивым. Л.П. Карсавин в работе "Оценка и задание" замечает, что предметом религии являются ценностные ориентации и "дело не в названии религии. Не столь важно как называет себя религия - христианством, атеизмом, социализмом. Важно, что от этого она не перестает быть религией". Грани православия, христианства как бы размывались. Судя по всему, евразийство не сумело сделать учение о религии целостным. В евразийстве на первый план выходят не христианские принципы, а идеология. Вся общественная жизнь в "государстве правды" должна подчиняться "идее-правительнице", которая обеспечит духовное единство и сплоченность общества.
Интересно сопоставить евразийство и со взглядами славянофилов. Вслед за славянофилами евразийцы противопоставляли европейские и русские культурные ценности. Славянофильство настаивало на "самобытном" пути России. Они не скрывали, что для них самыми важными основополагающими ценностями в мире были Православие и Россия. Следует отметить существенные различия евразийской и славянофильской концепции, позволявших порой утверждать некоторым авторам, что евразийцы предали славянофильские лозунги. Это следует из того, что внимание первых было обращено к "туранскому" элементу в русской культуре, а вторых - к чисто славянскому. С точки зрения евразийцев русская нация не может быть сведена к славянскому этносу, так как в ее образовании большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена, населявшие единое со славянами "месторазвитие" и постоянно взаимодействовавшие с ними. Однако, представители и того, и другого направления достаточно критически оценивали западноевропейское влияние в отечественной культуре. Они полагали, что с момента петровских реформ русские вынужденно "должны были проникнуться
романо-германским духом и творить в этом духе... К спешному выполнению этой задачи русские были органически неспособны. И действительно, если Россия до Петра Великого по своей культуре могла считаться чуть ли не самой даровитой и плодовитой продолжательницей Византии, то после Петра Великого, вступив на путь романо-германской ориентации, она оказалась в хвосте европейской культуры, на задворках цивилизации" (Трубецкой, 1999а). По мнению евразийца H.H. Алексеева, россиянам необходимо преодолеть в себе и через себя западного человека, а это возможно только в "исходе к Востоку" (Алексеев, 1935). Евразийцы утверждали, что западная культура претендует на универсальность, на нравственное превосходство перед другими народами, поскольку европейцы поставили себя во главу культурного прогресса. Плох, по мнению Н. Трубецкого, не сам романо-германский мир со своей специфической культурой, а неприемлемо в нем агрессивное отношение к другим культурам, склонность к цивилизационному геноциду, с желанием мерить всех "на свой аршин". Самобытность же культуры нельзя основывать на превосходстве над другими.
Евразийцы считали необходимым строго различать усвоение чужого, в котором личность преобразует усвоенное в специфически свое, и усвоение подражательное, в котором личность утрачивает свою специфичность. Органичное развитие человека и общества возможно только в том случае, если соотношение и взаимодействие культур рассматривать как обмен культурными ценностями и взаимное обогащение, как диалог в условиях полицентричного культурного мира. Н. Трубецкой утверждал не принцип градации народов и культур, а равноценность, уникальность и неповторимость всех культур земного шара. О важности самостоятельного неподражательного развития каждой национальной культуры он писал следующее: "Ни один нормальный народ в мире, особенно народ сорганизованный в государство, не может добровольно допустить уничтожения своей национальной физиономии" (Трубецкой, 1999а).
Многие установки евразийцев оказались созвучны основным идеям Н.Я. Данилевского, имя которого неотделимо от неославянофильства. Русский мыслитель подчеркивает несостоятельность теории единого исторического процесса. Данилевский выдвинул идею о разнородности цивилизаций, наличии множества культурно-исторических традиций. По его мнению все сущее на нашей планете развивается в общей направленности жизненных процессов: зарождается, расцветает, умирает. По аналогии с природой историю можно считать сосуществованием самобытных больших и малых культур, которым отведено свое место в пространстве и во времени. Он убежден, что общечеловеческой культуры не существует, а всечеловеческая выражается в отдельных культурно-исторических типах. Западноевропейский культурно-исторический тип переживает упадок и на смену ему придет восточнославянская цивилизация. Россия должна осознать себя объединительницей славян. Подобно Н.Я. Данилевскому евразийцы резко критикуют европоцентризм, где все культуры рассматриваются по степени их приближения к наиболее развитым формам культурного бытия романо-германских народов. Совпадают их точки зрения и в том, что славянский культурно-исторический тип реализуется в том случае, если избавится от "европейничанья". Подчеркивается, что западная цивилизация - одна из многих и она подчиняется тем же общим естественным законам развития. И Данилевский, и Трубецкой выделяют одну из характерных черт европейского культурного типа - "склонность к насилию". Она проявляется в политике, общественной жизни, стремлении к безграничной свободе для себя.
Очень близкие евразийцам идеи высказывает и представитель философии русского консерватизма К. Леонтьев. Согласно его взгляду, Россия есть особый культурно-исторический мир, синтезирующий в себе черты культур Востока и Запада, связующее звено между этими мирами. Характерно предположение Леонтьева о возможном благотворном влиянии "туранской примеси" (урало-алтайские племена) в русском народе, что нашло сочувственный отклик у евразийцев. Так же критически относился он к европейской культуре и цивилизации. По Леонтьеву любая культура, цивилизация развивается как биологический организм и проходит три стадии развития. Первая фаза - первоначальная простота, вторая фаза - "цветущая сложность", когда происходит дифференциация организма, усложнение его, третья фаза - вторичная простота, когда происходит распадение былой сложности, разложение и умирание организма. Критика европоцентристской модели развития носит у Леонтьева ярко выраженный антизападнический характер. С точки зрения русского мыслителя, Европа идет к единообразию, теряя самобытность и становясь постепенно культурой "среднего человека", человека без корней, не наделенного исторической памятью, без высоких духовных устремлений. Примечательно, что эту идею наш соотечественник высказал еще в прошлом веке, предвосхитив размышления авторов XX века об истощении культурного потенциала "человека-массы" (X. Ортега-и-Гассет). Часто имена Леонтьева и Данилевского относятся критиками к одному направлению - консервативной философии. Но в данном вопросе позиция Леонтьева отличалась от позиции Данилевского и вызывала больший интерес евразийцев. Будущее России Леонтьев видит не в политическом союзе славянских народов, как
Данилевский, а в единстве с народами российского Востока, при сохранении византийского православия, которое отличается веротерпимостью и идеологически сплотит народы. Леонтьев особенно подчеркивает благотворность синтетического характера культуры и ее носителя. Как и их предшественники славянофильской ориентации Данилевский, и Леонтьев, евразийцы не сомневались в том, что Европа переживает период упадка. Важнейшим признаком деградации евразийцы считали духовное оскудение. Для них распространение материализма, идей атеизма и социализма свидетельствовали о том, что в Европе душа убывает. К таким же умозаключениям приходят и европейские мыслители: О. Шпенглер, X. Ортега-и-Гассет, А. Тойнби, А. Камю. "Зов к Востоку раздается не только из уст евразийцев. Сам Запад в своем современном духовном кризисе начинает иначе относиться к Востоку, начинает внимательно к нему прислушиваться и старается понять" (Алексеев, 1935).
Большинство евразийцев были сторонниками концепции полифоничности развития культур. Воздействие же Востока на Евразию они сводили в основном к влиянию тех монгольских племен, которые пришли с так называемым татаро-монгольским игом и в результате завоевания вошли в этнический состав Евразии. Мыслители отмечают религиозную индифферентность монголо-татар как положительный фактор завоевания. Культурная среда "татар" принимала "всяческих богов" и не изменила духовного существа России, но позволила организоваться в военном плане. "Прежде всего укажем следующее: без "татарщины" не было бы России. Нет ничего более шаблонного и в то же время неправильного, чем превозношение культурного развития дотатарской Киевской Руси, якобы уничтоженного и оборванного татарским нашествием. Мы отнюдь не хотим отрицать определенных - и больших - культурных достижений древней Руси XI и XII веков; но историческая оценка этих достижений есть оценка превратная, поскольку не отмечен процесс политического и культурного измельчания, совершенно явственно происходивший в дотатарской Руси от первой половины XI к первой половине XIII века. Это измельчание выразилось в смене хотя бы относительно политического единства первой половины XI века удельным хаосом последующих веков" (Савицкий, 1997а). Киевская Русь в XII веке распалась на восемь суверенных государств "за сто лет до появления монголов и за триста лет до создания русского национального государства". Папа Римский объявил крестовый поход, в том числе и на Русь, ослабленную междоусобицей. Наш современник Л.Н. Гумилев придерживается мнения, что татаро-монгольского "ига" на Руси не было в традиционном понимании. Зависимость Руси от Золотой Орды ограничивалось политической сферой, "но не распространялась в области идеологии и быта (торговля, ремесла, празднества, образ жизни)" (Гумилев, 1991). Князь Александр Невский, заключив договор с монголами, остановил крестоносцев.
"Россией не столько отдаляется, сколько связывается "Азия" с "Европой". Но Россия не ограничилась этой ролью продолжательницы исторической миссии Чингисхана и Тимура. Россия не только посредница в культурном обмене между отдельными азиатскими окраинами. Вернее, она меньше всего посредница. В ней творчески осуществляется синтез восточных и западных культур" (Бицилли, 1993). Факт взаимовлияния культур отрицать невозможно. Древняя Русь имела достаточно тесные отношения с западным европейским миром, особенно с принятием христианства. "Имя Христа соединяет Россию и Европу", - пишет Г. Флоровский в своей статье "Евразийский образец", опубликованной в 1928 г. в сборнике "Современные записки". Уже тогда нередки родственные связи наших князей с западными государями. В Россию с принятием христианства проникает не только византийское, но и западноевропейское художественное творчество. Россия как православная страна входит в христианскую семью европейских народов. С XV века связи с Западной Европой возобновляются. В XVII веке для того, чтобы устоять против агрессии Польши и Швеции, России пришлось осуществить обновление военной техники. И взор обращается на Запад, где начиная со средневековья, активное использование огнестрельного оружия в сражениях вызвало революцию в военном деле. Развитие европейской военной техники, когда к старому вооружению прибавилось сложное оружие и пушки, положило начало металлургии, что впоследствии привело к промышленной революции. Приоритет европейцев в военной технике позволил им установить свое господство во всем мире и создать колониальные империи. С наступлением петровской эпохи контакты с европейцами резко расширились, поскольку России необходимо было противостоять сильным противникам. Военная модернизация "была куплена ценой полного культурного и духовного порабощения России" (Гумилев, 1991).
В самой России западные ценности плохо приживались, поскольку были неорганичны для больших слоев населения. Правление Екатерины Великой, Александра I вновь привлекли внимание европейцев своей "западнической" политикой, планами приведения законодательства в лучший порядок,
придав государственному строю надлежащую согласованность и органическую целостность. Тем не менее, о русском обществе в Европе по-прежнему знали мало, были убеждены, что народные массы находятся в полном бесправии, что нет самостоятельного общественного мнения, что эта цивилизация скользит по европейским поверхностным слоям. И действительно, положение помещичьих крестьян в царствование Екатерины II значительно ухудшилось по сравнению с прежним. Просвещенная императрица опасалась, как бы с освобождением крестьян не пошатнулась ее власть. Нуждаясь в поддержке дворянского сословия, своей опоры, императрица не решалась идти открыто против желаний дворянства, которое в свою очередь не допускало и мысли об изменении сложившихся отношений. Александр I увлекался наружными формами свободы. Искусственный и насильственный процесс европеизации, по мнению евразийцев, не смог затронуть глубинные корни самобытной культуры России. Следует заметить, что исторически не только Европа влияла на Россию, но и Россия к концу XIX и началу XX века оказывает влияние на Запад. Это происходит в духовной сфере. Прежде всего привлекает внимание европейцев русская литература своей глубиной, психологичностью, русскостью и наши художники, композиторы. "Русские сезоны" в Париже и Лондоне заставляют много говорить, размышлять о русской культуре. Необходимо отметить, что культура "серебряного века" имела ярко выраженный синтетический характер и сумела осуществить подлинное единство европейских художественных форм и самобытных творческих исканий. И здесь хотелось бы вспомнить, что единственно жизненную формулу национального существования П.Н. Савицкий видел следующим образом: "своя идеология и безразлично - свои или чужие - техника и эмпирические знания" (Савицкий, 19976). С точки зрения П. Бицилли, между Востоком и Западом на протяжении многих веков существовали сильные экономические, политические и духовные связи. "Концепции истории Старого Света как истории дуэли Запада и Востока может быть противопоставлена концепция взаимодействия центра и окраин как менее постоянного исторического факта. Сосредоточение в одних руках торговых путей, ведущих с Запада на Восток, связующих наше Средиземноморье с Индией и Китаем, вовлечение нескольких хозяйственных миров в одну систему - такова тенденция, проходящая через всю историю Старого Света. Подобно политической истории культурная история "Запада" не может быть оторвана от культурной истории "Востока" (Бицилли, 1993). Евразия у Бицилли несет роль центра, который связывает Европу с Азией. Результатом "европеизации" должно быть усвоение того, что недоставало Востоку и чем силен Запад. Культурную задачу нашего времени мыслитель представлял как взаимное оплодотворение, нахождение путей к культурному синтезу, который проявлялся всюду по-своему, "будучи единством в многообразии" (Бицилли, 1993). Наша страна на протяжении многих веков развивалась в силовом поле не только Востока, но и активно участвовала в "концерте европейских держав".
Подводя итог многолетнему спору-диалогу между славянофилами, евразийцами и западниками, хотелось бы воспользоваться тем положительным, что было в работах мыслителей этих направлений для постижения сущности русской культуры. Культура российского суперэтноса вместила в себя культуру целого круга народов, примыкавших к России и не исчерпывается культурой только Европы. Российский народ исторически имеет многонациональную основу, что заложило в нем толерантность и веротерпимость по отношению к другим народам. Серединное расположение России, богатый национальный и религиозный состав ее народов еще раз доказывает, что проблемы взаимосвязи Востока и Запада имеют колоссальное значение для нашей страны. В преемственности, открытости, синтезированности и самобытности русской культуры заложена объединительная тенденция.
3. Проблема исторического ландшафта как фактора общественного развития
Идея зависимости человека и природы, общества и природы - не новая идея. Проницательные наблюдения Геродота в V веке до н.э. привели его к выводу, что племена ведут образ жизни, какой указала им природа данной местности, что ход событий подчиняется природным условиям. В этом случае культура и природа не противостоят друг другу, а рассматриваются во взаимодействии и единстве. И далее эта идея развивалась целым рядом мыслителей: Монтескье, Вольтер, Гердер, Риттер. Интересен взгляд О. Шпенглера. Он отмечает, что каждая культура обнаруживает символическую и почти мистическую связь с пространством, в котором она существует. Родившись на фоне определенного ландшафта, "душа" культуры выбирает свой "прасимвол", из которого формируются затем все органы и ткани, и выражает себя не в науке и философии, а в архитектурных, художественных, языковых, технических, идеологических формах. Английский историк Г. Бокль в труде "История цивилизации в Англии" особое значение также придавал ландшафту или "общему виду природы". Он выделяет основные природные факторы (климат, почва, "общий вид природы") и прослеживает их влияние на человека и общество. Климат и почва, например, определяют характер народа.
Большое значение придавали природным условиям и русские исследователи. Русский историк С.М. Соловьев стремился определить причины особенностей исторического развития России и находил их в географической среде обитания русского народа. Бесконечная равнина принуждала русский народ к созданию огромного государства. Огромная Восточно-Европейская равнина географически подразделяется на две зоны - лесную и степную, которые противостояли друг другу. Лесная полоса способствовала оседлому образу жизни и земледелию, а степь - движению кочевых племен и скотоводству. Лесная Русь должна была оборонять себя от постоянных опустошительных набегов гуннов, печенегов, половцев, татар. Но, собравшись с силами, лесная Русь начинает наступление на степь.
С этого же вопроса начинает свои исследования истории и культуры России и крупнейший историк русского зарубежья Е.Ф. Шмурло. Свою книгу "История России 862-1917 гг." он открывает главой, где рассматривается влияние природного ландшафта на культуру и историю нашей страны. Также Е.Ф. Шмурло отмечает, что разница в обстановке и географическом положении России и Западной Европы объяснит нам, почему культурное содержание западноевропейских государств значительно богаче и разнообразнее. На Западе новые государства с первых дней своего существования, испытали на себе влияние классической культуры, Россия, наоборот, очутилась на "пустом месте", куда древняя культура почти не проникала, вследствие чего и культурное развитие ее шло медленнее и по содержанию оказалось много беднее. Для Европы Россия всегда была Востоком, но и на Руси был собственный восток - степь с ее кочевниками, с которыми она и воевала, и вступала в диалог. В.О. Ключевский, имея в виду эту геополитическую данность нашей страны, подчеркивал, что "исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем и Европа. Это переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой, но и природа положила на нее особенности и влияние, которые всегда влекли ее к Азии, или в нее влекли Азию" (Ключевский, 1996).
Из русских мыслителей о важности решения проблемы положения России среди других народов много пишет П.Н. Милюков. Первый очерк в своей книге о русской культуре он так и озаглавил "Месторазвитие русской культуры". Идеей, объединяющей черты своеобразия и сходств, пишет П.Н. Милюков, является понятие "месторазвития". Этот термин он считает наиболее удачным, ибо в нем сочетаются как элементы азиатского своеобразия, так и несомненные элементы сходства с европейской средой. Другой русский ученый Л.И. Мечников в своей работе "Цивилизация и великие исторические реки" обосновывает роль географической среды в истории цивилизаций. Он выделяет несколько направлений географического синтеза: астрономические, физико-географические, антропологическо-расовые факторы, а также влияние растительного и животного мира. Определяя свою позицию, он подчеркивает, что далек от географического фатализма, в котором нередко упрекают теорию о влиянии среды: "По моему мнению, причину возникновения и характер первобытных учреждений и их последующей эволюции следует искать не в самой среде, а в соотношении между средой и способностью населяющих данную среду людей к кооперации и солидарности". В современной литературе Л.И. Мечников считается одним из предшественников евразийства. Впоследствии идеи о роли Космоса и природной среды получили свое развитие в трудах В.И. Вернадского, А.Д. Чижевского, К.Э. Циолковского. Д.И. Менделеев посвятил более тридцати лет изучению особенностей экономического развития России. В статье "К познанию России" он пишет: "Россия - мир особый в географическом и культурном смысле, у нее своя историческая миссия - быть Евро-Азией, Востоком-Западом, отнюдь не буфером между ними, а скорее глубоко синтезирующим, примеряющим началом... назначена историею именно для того, чтобы так или иначе Европу с Азией помирить, связать и слить" (Менделеев, 1992). Эти размышления Д.И. Менделеева нашли сочувствие у евразийцев.
Именно "месторазвитие" является ключевым понятием в концепции евразийства, которым подчеркивали культурную уникальность территории, лежащей между Центральной Европой и Тихим океаном. Уникальность коренилась в общих структурах климата, географии, языках и менталитетах населявших эти земли народов, т.е. евразийцы определяли географическую среду в контексте с населяющим ее этносом. Взаимоотношение русской земледельческой культуры со степью побудила дать оценку истории России как соотношение лесной и степной полосы. По мнению одного из исследователей евразийства: "Лес был одной из составляющей русского государства. Кочевая, южная, преимущественно тюркская Степь была второй составляющей. Из этих двух элементов и сложилась Россия-Евразия, и этнически, и географически, и культурно, и мировоззренчески синтезировала в себе пары противоположностей" (Дугин, 1997). При этом ни "лес", ни "степь" не могут существовать друг без друга, они дополняют друг друга.
Содержанием исторического процесса является взаимодействие природы и общества. По мнению евразийцев "месторазвитие" существенным образом повлияло на быт, образ жизни, психологию, на государственное устройство евразийских народов. Великое пространство, незащищенные границы вели к жесткой централизации власти и охране своих рубежей. Суровый климат, непроходимые леса, набеги кочевников-степняков требовали постоянного физического, морального напряжения. В таких условиях возможны только коллективные усилия. Соборность, коллективизм, служение государству первенствовали перед личными заботами. Идеалом человека было умение во многом отказывать себе ради интересов общего дела. В большинстве своем русский человек оказывался чуждым мелкому житейскому благополучию, меркантильной расчетливости. Быть равнодушным к чужой беде противоречит религиозной соборности, основанной на идее любви. Мир переживается русским человеком, исходя не из "Я", а из "Мы" и чувство братства делает жизнь намного легче и выносимее. Влияние географической среды многообразно. "Каждая, хотя бы небольшая человеческая среда находится, строго говоря, в своей неповторимой географической обстановке. Каждый двор, каждая деревня есть "месторазвитие". Подобные меньшие месторазвития объединяются и сливаются в "месторазвития" большие" (Савицкий, 1997в).
Масштабность пространств формировала особое ощущение широты, простора, бесконечности, раздолья и чувство всеобщности, космичности. Исследование этих пространств побуждало к землепроходству, к географическим исследованиям. Непрерывное движение на восток - "неустранимая внутренняя логика месторазвития" (Вернадский, 1992). Отсутствие природных границ между европейской и азиатской частями провоцировали население осваивать новые и новые территории: крепостной крестьянин бежал на неосвоенные окраинные земли. Власти требовалось "закрепить" крестьянина на земле и здесь начинает складываться проблема произвола в отношениях между людьми, которая актуальна и сейчас. Не завоевательным инстинктом, а в силу необходимости Россия, окруженная агрессивными соседями и лишенная естественных природных рубежей, выходила к естественным рубежам евразийской державы, беря под свою защиту народы, угнетаемые и разоряемые восточными державами. Другое дело Европа: "мозаически-дробное" строение Европы и Азии способствует возникновению небольших замкнутых, обособленных мирков. Здесь есть материальные предпосылки для существования малых государств, особых для каждого города или провинции укладов, экономических областей, обладающих большим хозяйственным разнообразием на узком пространстве" (Савицкий, 1997а). Свободных земель не было. Зависимый европейский крестьянин находил убежище в городах, потому именно городские буржуазные ценности получают здесь развитие. Обихаживается и облагораживается каждый уголок земли. Ограниченность природных ресурсов, интенсивность обменных процессов способствовали интенсификации хозяйства. Российские же просторы, природные богатства породили привычку экстенсивного труда. Географическая среда "налагает печать своих особенностей на человеческие общности. Социально-историческая среда и географическая обстановка сливаются в некое единое целое, взаимно влияя друг на друга." (Вернадский, 1992).
Евразийцы считали даже, что месторазвитием, как явлением, должна заняться специальная наука - теософия, которая соединяла бы географию и историю. Этим как бы подчеркивается, что одними из главных системообразующих связей являются связи пространственные, опирающиеся на особенности природной среды, ландшафта, климата. Наш современник Л.Н. Гумилев в одной из своих статей, опубликованных на страницах "Нашего наследия" пишет: "Общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна, поскольку все этносы имеют разный вмещающий ландшафт и различное прошлое, формирующее настоящее как во времени, так и в пространстве. Культура каждого этноса своеобразна, и именно эта мозаичность человечества как вида придает ему пластичность, благодаря которой вид Homo Sapiens выжил на планете Земля" (Гумилев, 1991).
4. Заключение
Движение евразийцев продолжило одну из традиций русской философии - исследование самобытности русской культуры. В своих трудах они подчеркивают значимость развития национальных культур, уникальность и необходимость неподражательного развития. При этом акцентировалась идея необходимости постоянного взаимообогащающего диалога народов. В своем учении евразийцы опирались на глубокие духовные корни отечественной философской и общественно-политической мысли, и пытались определить место России в мировой культуре.
Идеи евразийцев, родившиеся в 20-е годы XX века, не потеряли своего значения и актуальности и в наши дни. В настоящее время, на рубеже веков, в ситуации исторического перепутья возрождается
интерес к русской идее. Многие современные отечественные мыслители заняты поиском ответов на вопросы: кто мы такие, откуда пришли, и куда идем. Вполне возможно, что историко-философское наследие евразийцев может стать важным ориентиром в этих поисках.
Литература
Алексеев H.H. Духовные предпосылки евразийской культуры. В сб.: Евразийская хроника. Берлин, вып. 11, с.13-28, 1935.
Бицилли П.М. "Восток" и "Запад" в истории Старого Света. В сб.: Метаморфозы Европы. Отв. ред.
А.О. Чубарьян. М., Наука, с.67-74, 1993. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. В сб.: Евразия. Исторические взгляды русских
эмигрантов. М., Наука, с.12-46, 1992. Гумилев Л.Н. Заметки последнего евразийца. Наше наследие, № 3, с.19-24, 19916. Дугин А.Г. Евразийский триумф. В сб.: Континент Евразия. М., Аграф, с.433-454, 1997. Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч. В 9 т. М., т.7, с.65, 1996. Менделеев Д.И. К познанию России. Вестник высшей школы, № 7-9, с.87-95, 1992. Трубецкой Н.С. Европа и Человечество. В сб.: Наследие Чингисхана. М., Аграф, с.29-95, 1999а. Трубецкой Н.С. Общеславянский элемент в русской культуре. Там же, с.63-225, 19996. Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии. В сб.: Континент Евразия. М., Аграф, с.279-294, 1997а.
Савицкий П.Н. Два мира. Там же, с.113-123, 19976.
Савицкий П.Н. Евразийство. Наш современник, № 2, с.145-152, 1992.
Савицкий П.Н. Степь и оседлость. В сб.: Континент Евразия. М., Аграф, с.332-341, 1997в.
