CC BY-NC-ND
91
Зарубежная литература
М.Н. Морозова
ЭВОЛЮЦИЯ ФРАНЦУЗСКОГО РЫЦАРСКОГО РОМАНА В XIII в.: УПАДОК ЖАНРА ИЛИ НОВЫЙ ВИТОК РАЗВИТИЯ?
Данная статья посвящена эволюции стихотворного рыцарского романа во Франции в первой половине XIII в. Вопреки утверждениям многих исследователей, на этот период приходится не упадок жанра, а скорее новый виток развития, для которого характерны изменения в структуре произведения и в выборе главного героя. Целый ряд романов отводит основное место приключениям Гавейна, племянника короля Артура, который раньше играл второстепенную роль, хотя и считался образцом рыцарской добродетели. В романах XIII в. перемены в статусе этого персонажа влекут за собой смену проблематики. Своеобразная игра с репутацией, именем и сущностью героя приводят к тому, что Гавейн воспринимается не столько как личность, сколько как воплощение рыцарского сословия в целом, а его путь рассматривается не как индивидуальный рыцарский поиск, а как утверждение куртуазного рыцарского универсума.
Ключевые слова: рыцарский роман, Кретьен де Труа, Гавейн.
На рубеже ХП-ХШ вв. происходят изменения, затрагивающие коренные основы «классического» романа Кретьена де Труа, для которого были характерны двухчастная композиция и интериоризация конфликта1. В последние годы XII столетия и особенно в начале XIII-го распространяется иной тип стихотворного романа, построенный на «нанизывании» целого ряда эпизодов. Однако это не дает нам права утверждать, будто автору не достает мастерства и подобный роман лишен композиционного единства. По отношению к стихотворным романам XIII в. можно скорее говорить о формировании иного типа связей внутри произведения, которые условно можно назвать имплицитными, или скрытыми. Если воспользоваться терминологией структурализма, в данном
© Морозова М.Н., 2010
случае речь идет о «неявном», или «глубинном», уровне произведения, который не дается в непосредственном наблюдении, но раскрывается через поверхностный уровень2. Иными словами, только анализ действий, совершаемых персонажами, анализ ситуаций, в которые они попадают, и их поведения в данных ситуациях должен привести нас к пониманию взаимосвязей между элементами внутренней структуры. Идею внутренней структуры, присущей в целом преобладающему большинству произведений средневековой литературы, наиболее точно отражает термин conjointure. То есть соединение, то, «что объединяет, собирает воедино и организует различные и даже, казалось бы, столь непохожие элементы, то, что превращает их в единое целое»3, как пишет Э. Винавер. Это понятие широко используется в западноевропейском литературоведении последних лет. Однако восходит оно, как ни странно, все к тому же Кретьену де Труа, который во вступлении к роману «Эрек и Энида» употребляет его именно в том значении, которое придают ему современные исследователи. Если переводить дословно, Кретьен говорит о том, что, создавая рассказ о приключении, необходимо искусно строить все повествование:
Et trait d'un conte d'aventure
Une molt bele œnjointure4.
И хотя в русском переводе conjointure не имеет точного соответствия, в примечаниях к роману А.Д. Михайлов комментирует этот пассаж, подчеркивая, что данное понятие составляет важное место в поэтике автора и может быть описательно переведено как «особым, искусным образом организованное повествование»5. Р. Драго-нетти в одном из своих исследований дает еще более образную трактовку conjointure, полагая, что речь, в первую очередь, идет об искусстве организовать повествование таким образом, чтобы «каждое последующее действие с необходимостью вытекало из предыдущего, приобретая особый символический смысл»6.
* * *
Одним из первых образцов, относящихся к данному этапу развития жанра, стало «Первое продолжение Персеваля», задуманное как дополнение к последнему роману Кретьена де Труа «Персе-валь, или Повесть о Граале» (1181-1191), который остался незаконченным. Хотя автор «Первого продолжения» в каком-то смысле наследует знаменитому труверу в том, что касается содержания романа, он заметно отступает от канона с точки зрения композиции. Произведение состоит из шести эпизодов, или ветвей, каждой из которых ученые дали название в соответствии с ее сюжетом.
Что парадоксально, главным героем этого романа является отнюдь не сам Персеваль, как это могло бы явствовать из названия, а образцовый рыцарь Гавейн, в более ранних романах остававшийся на второстепенных ролях. Однако с точки зрения выбора героя этот роман отнюдь не является исключением. На протяжении XIII в. племянник короля фигурирует в качестве главного действующего лица в целом ряде стихотворных романов («Гибельный погост», «Отмщение за Рагиделя», «Рыцарь двух мечей»7 и др.). Если ранее Гавейн оставался образцом доблести и куртуазных манер, хотя при этом рассказ о его подвигах разворачивался на втором плане, составляя параллель странствиям главного героя, то в XIII в. он впервые приобретает статус основного действующего лица.
В сущности, это не только самый известный, но и один из самых архаических персонажей артуровского цикла. Предполагается, что он имеет шотландские корни, хотя привязать его к какой-либо, пусть даже полуисторической или полулегендарной фигуре едва ли возможно. Некоторые исследователи полагают, что образ этого рыцаря впитал в себя черты персонажа валлийского фольклора Гури Золотоволосого, и на основании этого делаются попытки вывести имя Гавейна из ирландского словосочетания, означающего «золотоволосый». Это не единственный, однако наиболее часто встречающийся перевод его имени, тем более что в Гавейне несомненно сохранились черты «солярного» героя. Так, его физическая сила возрастает до полудня, а к вечеру убывает. И упоминание этой необычной особенности сохраняется во многих романах артуровского цикла вплоть до одного из самых поздних - романа Мэлори «Смерть Артура», датирующегося XV в.8
Под разными именами этот персонаж часто появляется уже в хартиях XI в., что отражает его популярность как во Франции, так и в Германии. Однако значительную роль Гавейну впервые отводит хроника Гальфрида Монмутского «Деяния королей Британии», написанная в 30-40 гг. XII в., где он фигурирует под именем Валь-ван и изображается как один из самых доблестных рыцарей Артура. Кроме того, Гавейн изначально играет роль советника и возможного наследника короля, что находит отражение и в рыцарском романе. Превратившись из эпического героя в героя куртуазного, Гавейн первоначально сохраняет все присущие ему добродетели, соединяя в себе силу, ловкость, непревзойденную храбрость с галантностью и любовью к прекрасному полу. Однако громкая слава несколько опережает его подлинные свершения. Гавейну недостает самой малости, чтобы стать непревзойденным рыцарем, он даже допускается в замок Грааля, но терпит поражение, подобного многим другим, ибо не ему предназначено обрести Священную Чашу.
В стихотворных и прозаических романах XIII в. Гавейн появляется и как главное действующее лицо, и как второстепенный персонаж, но предстает весьма неоднозначным героем: он демонстрирует чудеса храбрости, но при случае не гнушается прибегать к сомнительным уловкам, неизменно куртуазен в обращении с дамами, но постоянно меняет возлюбленных. Этот герой переживает подлинную эволюцию, которая длится не один век и превращает его из положительного действующего лица в едва ли не отрицательное. В позднейших романах Круглого стола, и в частности в романе Мэлори, племянник короля уже немногим напоминает прежнего Гавейна: ему свойственны коварство, злоба и зависть, и в конечном счете именно Гавейн становится одним из зачинщиков раздоров, послуживших причиной распада братства Круглого стола и приведших к падению всего королевства.
Итак, когда племянник Артура начинает фигурировать в романах XIII в. в качестве главного героя, за ним уже тянется почетный шлейф подвигов. Благодаря своим свершениям, галантному обращению с дамами, неукоснительному исполнению рыцарских обычаев - то есть в высшей степени куртуазному и бесстрашному поведению - он приобретает широкую известность. Слава Гавейна гремит по всему миру, популярность его растет, но преимущественно в глазах тех, кто его никогда не видел. Таким образом, пока племянник Артура живет в Корнуолле, его репутация обретает собственное бытие и существует отдельно от рыцаря. Иными словами, имя персонажа - Гавейн, за которым стоит конкретный рыцарь, и его репутация, сформировавшаяся на основе слухов о его подвигах, отделяются и все больше отдаляются друг от друга, продолжая уже независимое существование. В результате с племянником Артура начинают происходить весьма необычные вещи: дамы влюбляются в него заочно, на основе одной его славы, его не узнают при встрече и начинают рассказывать Гавейну о нем же самом. Выделяя племянника Артура среди всех прочих рыцарей, его, тем не менее, нередко путают с другими, что не раз спасает ему жизнь. Разумеется, сразу возникает вопрос: что стоит за столь необычным «раздвоением» героя и почему именно ему выпали на долю подобные приключения?
Указанные тенденции наиболее ярко выражены в анонимном романе середины XIII в. «Гибельный погост» (LAtre Périlleux), целиком и полностью посвященном приключениям Гавейна. Изображение королевского двора, как правило, в той или иной степени представленного в более ранних романах, здесь предельно схематизируется. Анонимный автор ограничивается описанием традиционного застолья, предшествующего отъезду героя. Корнуолл в ро-
мане остается условным местом начала и окончания странствий, куда герой отправляет побежденных им рыцарей и куда, пройдя все испытания, сам попадает лишь в конце повествования. Первое, что бросается в глаза, - название произведения. Как правило, для рыцарского романа в высшей степени характерно двойное название, в котором непременно упоминается имя главного героя: «Ивейн, или Рыцарь со львом», «Ланселот, или Рыцарь телеги», «Персе-валь, или Повесть о Граале» и т. д. Или же название состоит из одного имени героя (или героев), так что в любом случае читателям (или слушателям, если речь идет о средневековой аудитории) заранее понятно, о чем пойдет речь.
С этой точки зрения автор романа «Гибельный погост» полностью отходит от сложившегося канона: вплоть до завязки мы не знаем, кто станет героем романа. Свое название произведение получает по одному из эпизодов, который на первый взгляд не является центральным и никак не связан с приключением, выпавшим на долю Гавейна. Впрочем, племянник Артура уже к середине романа проходит его до конца, однако не возвращается ко двору, а продолжает свой путь, так как в самом начале романа ему сообщили о его собственной смерти. Таким образом, еще до выполнения задания, изначально данного Гавейну, становится понятно, что его главной целью станет поиск собственных убийц и опровержение факта убийства. Однако найти их оказывается не так просто: сначала Славному рыцарю предстоит немало поединков, причем странствия героя представляют собой череду эпизодов, которые автор словно нанизывает один на другой наподобие бусин. Но чем условнее кажется композиционная связь, тем более глубоким оказывается смысл: на поверку за подобным схематизмом скрывается, как мы надеемся показать, семантическое единство.
«Гибельный погост»: на поиски утраченной личности
Итак, действие романа начинается с традиционного праздника Троицы, в честь которого все рыцари собираются в замке короля Артура. Когда празднество находится в самом разгаре, неожиданно появляется неизвестная дама, которая изъявляет желание служить виночерпием короля и просит назначить ей в защитники самого лучшего рыцаря. После некоторого колебания Артур указывает ей на своего племянника Гавейна, известного всему миру как Славный рыцарь. Однако едва начинается пир, как в залу врывается рыцарь огромного роста, который обвиняет всех собравшихся в малодушии и увозит с собой даму. Разумеется, логично было бы ожидать, что Гавейн немедленно отправится в погоню и сурово покарает наглеца. Однако племянник короля и не думает двигаться
с места, не желая нарушать придворный этикет. Зато сенешаль короля Кей горько сокрушается по поводу произошедшего и открыто обвиняет Гавейна в малодушии. Он называет его failli, то есть трусом, оспаривая доброе имя Славного рыцаря и его безупречную репутацию:
Cent dehais ait qui primes dist Qu'en lui eust bon chevalier9.
Вслед за сенешалем сам король, не находя объяснений для медлительности Гавейна, порицает его недостойное поведение, которое опровергает столь громкую славу. В порыве возмущения и гнева король втыкает свой нож в лежавший на столе хлеб, так что нож ломается на две части, выражая этим жестом недоверие к достоинствам своего племянника и словно подтверждая правоту слов Кея:
Voiant tox a un coutel pris, Si l'a fiscié par mi un pain; Puis I apoia sis a main Que le coutel froisça en dox10.
И этот удар, ставший смертельным для Славного рыцаря, превращается в символ трещины, расколовшей Артуров мир, где доселе подобное оскорбление было невозможно, а слава Гавейна непоколебима. Таким образом, тот лишается первой из своих составляющих: славы храбрейшего и благороднейшего рыцаря и прозвания «Славный рыцарь». Тем не менее, стремясь загладить свою вину, он поспешно покидает двор и с некоторым опозданием устремляется вслед за похитителем.
Углубившись в лес, Гавейн неожиданно слышит чьи-то горестные причитания и вскоре видит трех безутешно рыдающих дам в сопровождении слепого юноши. В ответ на его настойчивые расспросы дамы сообщают ему, что оплакивают безвременную и трагичную кончину доблестного рыцаря, сэра Гавейна, подло убитого тремя неизвестными рыцарями. Однако нет никакой возможности опознать убитого и подтвердить его личность, так как убийцы обезглавили труп, а затем разрезали на части и поделили их между собой. Таким образом, настоящее убийство соответствует символическому жесту короля, и теперь тело Гавейна распадается, подобно его репутации. Соответственно, и личность Гавейна оказывается под угрозой. Если его духовная составляющая, то есть рыцарская добродетель, поставлена под сомнение, то теперь оспаривается и реальность физического бытия.
Однако на этом его «обезличивание» не заканчивается. Услышав о своей собственной смерти, Гавейн, тем не менее, покидает дев
и юношу и вновь пускается вдогонку за похитителем, оскорбившим короля. Однако на его пути возникает новое препятствие: испытание на кладбище, прозванном Гибельным погостом, и поединок с дьяволом, к которому мы более подробно обратимся несколько позже.
Наконец Гавейну удается нагнать рыцаря, оскорбившего короля Артура, сразиться с ним и победить. После этого нелегкого сражения доспехи и оружие рыцаря сильно повреждены, так что ему приходится сменить их, оставив себе лишь меч. И даже если ему встретится кто-то, кто смог бы узнать его по доспехам или щиту и подтвердить его личность, теперь это становится совершенно невозможным. Из всего, что Гавейн имел при себе, покидая двор Артура, у него остаются лишь его меч и конь Грингалет.
Таким образом, племянник короля, исполнив свой долг, продолжает путь и через некоторое время вновь слышит плач и причитания некой дамы. Приблизившись к ней, он узнает, что она нечаянно выпустила из рук сокола, принадлежавшего ее рыцарю, и теперь опасается его гнева. Желая помочь даме, племянник Артура берется поймать птицу, но в этот момент появляется тот самый рыцарь, который, не поверив объяснениям дамы, обвиняет ее в измене и в гневе уезжает, забирая с собой Грингалета. И вот Гавейн лишен всех атрибутов рыцаря, которые могут подтвердить его личность во время странствия. Даже если он откроет забрало, в этих краях нет никого, кто знал бы его в лицо и смог бы поручиться, что перед ним действительно племянник Артура, и Гавейн из всем известного рыцаря постепенно превращается в никому не известного искателя приключений.
Но своей кульминации обезличивание достигает в следующем эпизоде: Гавейн приезжает в Красный Город, где в суровом бою одерживает верх над жестоким правителем, рыцарем Красного Города. И в ответ на вопрос поверженного противника, пожелавшего узнать имя своего победителя, Гавейн отвечает, что он не может назвать своего имени, потому что потерял его:
...Biaus amis, j'ai mon non perdu, Je sui le chevalier sans non11.
Поверженный рыцарь по имени Бруно Безжалостный по традиции отравляется ко двору короля Артура, чтобы сообщить о победе одного из королевских рыцарей и предоставить себя в распоряжение монарха. Однако на этот раз он не может точно сказать, кто прислал его: Гавейн, превратившийся в Рыцаря Без Имени, не имеет права назвать себя как-либо иначе. И прежде чем вернуться ко двору, он должен пройти испытание до конца и обре-
сти себя. Неоднократно на протяжении романа в ответ на просьбу открыть свое имя он так себя и называет (стр. 3503, 4064, 4382, 4395, 4446, 4567, 4658, 4806). Таким образом, Гавейн как таковой перестает существовать, его заменяет абстрактная фигура, за которой может скрываться любой из рыцарей Круглого стола и даже никому не известный персонаж.
В западном литературоведении была предложена весьма интересная концепция (и мы целиком ее разделяем), в рамках которой эта проблема приобретает семантический характер12. Если воспользоваться лингвистическими терминами, сам персонаж предстает как знак, складывающийся из означаемого, то есть в данном случае личности героя, и означающего, то есть его имени. В основе романного конфликта лежит нарушение связи между означаемым и означающим, в результате чего происходит нарушение знакового единства. Герой (означаемое) путешествует инкогнито, его никто не узнает и не признает за того самого Гавейна, чья слава гремит на все Артурово королевство. И его задача состоит в том, чтобы исправить разрушения, причиненные безупречной репутации лучшего рыцаря королевства (означающее). Тогда произойдет соединение этих двух граней его сущности, позволяющее утвердить единство знака.
Сцена на кладбище: поединок Гавейна с дьяволом
Сцена поединка на кладбище, которая дает название всему роману, стоит несколько особняком по отношению к другим эпизодам. С одной стороны, Гавейн оказывается на кладбище, прозванном Гибельным погостом, случайно: ночь настигает его в пути в самом разгаре погони. С другой - вся сцена в какой-то степени подготовлена предыдущим действием. Только что речь шла о физической смерти героя - не удивительно, что сразу вслед за этим он сталкивается с потусторонними силами. Кроме того, поединок с дьяволом становится своего рода испытанием доблести Гавейна: он потерял свое прозвание, свою славу сильнейшего и храбрейшего рыцаря и должен доказать, что он достоин избранного им пути.
Дьявол не знает пощады, поэтому ворота близлежащего замка закрывают на закате и не отпирают до самого утра. И лишь только Гавейн устраивается между надгробий, как одна из могил открывается, и оттуда появляется невиданной красоты дама, которая устремляется прямиком к Гавейну, призывая его на помощь. Удивительно не только то, что дама без колебаний признает Гавейна и обращается к нему по имени: как выясняется, это испытание предназначено специально для племянника Артура, никому кроме него не под силу справиться с исчадием ада. Победа над дьяволом
становится первым шагом на пути к самоутверждению. Особенно важны с этой точки зрения слова дамы, приветствующей победителя: она впервые с момента мнимой смерти рыцаря произносит вслух его прозвище - Славный рыцарь - и подтверждает, что Га-вейна называют так по праву:
Bien puet trestox li mondes dire Que c'est ci le Bon Chevalier, Et cil qui tox jors seut aidier As damoiseles au besoig13.
Метаморфоза, произошедшая с прозвищем главного героя, получает отражение в финале эпизода, где анонимный автор сообщает, что после победы Гавейна всем в округе стало известно следующее: дьявол потерпел поражение, и отныне жизни путников не подвергаются опасности. Таким образом, в то время как племянник Артура делает первый шаг к обретению своего прозвища, с Гибельным погостом происходит то же, что до этого произошло с Гавейном: он теряет свое название:
Et si seuscent bien trestuit Que l'Atre avoit son non perdu14.
После целой череды поединков герою удается напасть на след собственных убийц, догнать их и в честном поединке оспорить хвастливые речи. Только после этого Гавейн получает право открыть свое имя всем тем, кому до сих пор представлялся как Рыцарь Без Имени. Фактически к концу повествования Гавейн проделал круг и вернулся туда, откуда начинал, но уже подтвердив свою репутацию и заново заслужив свое имя. Его путь подобен пути, совершаемому солнцем, и в связи с этим стоит вспомнить о солярном происхождении героя. Он отправляется в путь в полдень, в зените своей славы, но постепенно она меркнет подобно солнечному свету, чтобы окончательно угаснуть со смертью Гавейна. Потеря имени равносильна тьме, в которую погружается мир, едва солнце его славы закатилось. Сумеркам соответствует и сошествие в потусторонний мир, битва с силами зла. Однако с первой победой ночь постепенно отступает, и свет солнца озаряет мир в момент возрождения Гавейна, который постепенно вновь достигает пика славы. Таким образом, автор романа обращается к истокам происхождения своего героя, подчеркивая изначальную связь Гавейна с языческим культом солнца.
Не удивительно поэтому, что эпизод битвы на погосте вынесен в заглавие: на него падает смысловой акцент, это главное испытание из тех, что приходится преодолеть Гавейну. Благодаря победе
над дьяволом ему удается вернуться в мир живых. И хотя после этого эпизода процесс обезличивания продолжается, а преследуемая им цель еще не достигнута, именно эта победа обеспечивает возможность дальнейших поисков. Она предопределяет конечную победу Гавейна, подтверждает его добрую славу, казалось бы, им потерянную.
Слово и действие
Однако несмотря на победы, которые должны были бы придать герою уверенности, метафорически описанная «смерть» Гавейна представляется настолько ощутимой, что в конце концов подменяет собой реальность, и сам герой не знает, в какую сторону ему ехать на поиски собственного «я»:
Je ne vous puis le mien non dire, Fait Gavains, que je l'ai perdu, Si ne sai qui le m'a tolu. Or le me couvient aler querre, Mais ne sai u ne en quel terre15.
Процесс отвоевания имени предполагает активные действия со стороны Гавейна: только с оружием в руках он может изобличить лжеца и, победив его, вновь обрести имя и славу в мире. Напротив, потеря имени и постепенное обезличивание Гавейна почти всегда связаны с магией слова. Анонимный автор наделяет его неограниченной властью. Так уж выходит, что все, что персонажи произносят вслух, так или иначе реализуется в процессе повествования. Развенчание и обезличивание Гавейна начинается в тот момент, когда сэр Кей прилюдно называется Славного рыцаря трусом. Слово немедленно подтверждается действием: король вонзает нож в середину хлеба, раскалывая его на две части. Таким образом, он наносит смертельный удар репутации Гавейна. Когда герой выслушивает рассказ о своей собственной смерти и пытается опровергнуть его, то не может, прежде всего, в силу того, что у него нет доказательств: нападающие разрубили тело своей жертвы на части и забрали с собой.
Сцены убийства и насилия, подробные описания поединков с перечислением всех увечий, нанесенных друг другу противниками, отнюдь не редкость для средневековой литературы. В рыцарский роман они проникают под влиянием героического эпоса и могут достигать в объеме нескольких страниц. Однако речь идет скорее о клише, прочно укоренившихся в произведениях определенного жанра и поэтому не производящих впечатления сверхъестественной жестокости или бездушия автора. Данные описания представляют собой набор «готовых формул», так что «впечатление от сце-
ны насилия... пропадает по мере появления в тексте вполне ожидаемых и достаточно условных фраз. Можно было бы говорить о насилии "формульного типа", которое просто утверждает идею насилия16». Поединок - лишь способ доказать свое превосходство, и участие в нем приносит уважение и славу рыцарю. Чем более тяжелой и кровавой будет битва, чем выше цена, которую приходится заплатить за победу, тем больше почестей ожидает победившего. Насилие становится не чем иным, как «разменной монетой» в мире рыцарства, в котором «гарантией личного престижа является доблесть, а степень тяжести и длительности поединка становится мерилом рыцарских достоинств»17.
И все же приходится признать, что в романе «Гибельный погост» подобные сцены встречаются чаще, чем во многих других произведениях, а истязания, которым персонажи подвергают друг друга, носят гораздо более изощренный характер. Разумеется, возникает вопрос, что же стоит за неоправданной жестокостью персонажей. Когда двое рыцарей отправляются на поиски Гавейна, путают его с другим и убивают того вместо племянника Артура, они надеются тем самым завоевать любовь двух дам, в которых давно и безнадежно влюблены. Две девушки, как и почти все женские персонажи романа, напротив, заочно любят Гавейна за его славу. Убив соперника, несчастливые влюбленные собираются доказать свою отвагу и силу. Точно такую же цель преследует и рыцарь Красного Города: ведь он подвергает возлюбленную жестокому наказанию лишь потому, что она усомнилась в его доблести. И он заставляет всех приезжих рыцарей сразиться с ним, чтобы представить ей доказательство своей непобедимости. Любой поединок совершается ради обретения славы, ради репутации лучшего рыцаря, и с этой точки зрения любое сражение, выдержанное Гавейном во время его странствий, ничем не отличается от жестоких испытаний, которым подвергают вышеописанные персонажи своих противников. Однако в данном случае речь идет не просто о битве во имя славы храбрейшего: достаточно обратить внимание на имена героев, чтобы убедиться в этом. Рыцарей, убивших и расчленивших тело мнимого Гавейна, зовут Фае Гордец и Гомере Не Знающий Меры. Прозвание рыцарь Красного Города говорит само за себя и вызывает ассоциации с потоками крови, в который тот погружает свой город, без жалости убивая всех приезжих рыцарей. Почти все противники Гавейна грешат гордыней, предъявляя чрезмерные или незаконные требования к своим жертвам. Племянник Артура сражается с ними, чтобы исправить содеянное и восстановить равновесие в мире, пошатнувшемся из-за жестокости и высокомерия других персонажей. Потерпев поражение, все они вынуж-
дены признать первенство Гавейна, который за счет все новых побед возвращает себе утраченную репутацию лучшего рыцаря. Таким образом, они теряют свои прозвища по мере того, как Гавейн обретает свое. Благодаря ему гордыня и отсутствие меры, распространившиеся в мире Артура, превращаются в смирение и умеренность. Гавейн действует во имя куртуазии, как ему и надлежит с самого начала. Кульминация этой борьбы за справедливость и милосердие приходится на предпоследний эпизод романа: после поражения Фае и Гомере они оба вместе с Гавейном и другими рыцарями возвращаются туда, где остались три безутешных девы и их ослепленный брат, и привозят с собой останки неизвестного рыцаря, убитого ими вместо Гавейна. Фае, который владеет тайнами магии, возвращает зрение ослепленному и воскрешает убитого. Более того, оказывается, что это последнего зовут Куртуа де Юберлан. Это имя символично, ведь его можно дать не столько конкретному герою, сколько миру рыцарства в целом, существование которого оказалось под угрозой из-за промедления и мнимой гибели Гавейна.
Итак, Славный рыцарь фактически оправдывает и утверждает устои куртуазного рыцарского общества. Он может рассматриваться не как частный персонаж, но скорее как собирательный образ: не случайно он носит такое почетное, но до некоторой степени обезличивающее прозвище. Деконструкция и, соответственно, реконструкция героя, а вместе с ним и целой системы норм и ценностей одновременно происходят на двух уровнях: слово в романе обладает поистине магической силой, но оно неизменно подтверждается действием, и наоборот.
* * *
Мы надеемся, что нам удалось показать своеобразие этого романа. Действительно, «Гибельный погост» стоит несколько особняком по отношению к другим произведениям этого жанра, хотя потеря имени и скитания безымянного героя в поисках своей личности -мотив далеко не новый в литературе Средневековья. Более того, и в «Гибельном погосте», и в других романах XIII в. о Гавейне в изобилии встречаются заимствования, параллели, отсылки к другим произведениям. Однако мы не склонны видеть в этом недостаток оригинальности автора. По мере появления все новых образцов формируется определенный литературный пласт, художественно-смысловое единство. Все существующие тексты на деле образуют единый текст, отдельный мир, в котором каждая реплика находит отголосок. И это свидетельствует не о деградации, не об упадке жанра, но, напротив, выводит его на новый уровень развития.
Примечания
7
1 Мелетинский Е.М. Средневековый роман. М.: Наука, 1983.
2 Косиков Г.К. «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: ИГ «Прогресс», 2000. С. 3-48.
3 Chrétien de Troyes. Le chevalier au lion (Yvain) / M. Roques, éd. Paris, Champion, C.F.M.A., 1965. V. 358-363.
4 И, создавая рассказ о приключении, / Он искусно строит все повествование (Chrétien de Troyes. Erec et Enide / M. Roques, éd. Paris, Champion, C.F.M.A., 1959).
5 Кретьен де Труа. Эрек и Энида, Клижес. М: Наука, 1980. С. 484.
6 Mikhaïlova M. Le présent de Marie / Diderot éd. Paris, 1996. L'Atre Périlleux, éd. par Brian Woledge. Paris, 1936; Le Chevalier aux deux épées, éd. par W. Foester, Nouvelle Edition Rodopi. Amsterdam, 1966; La vengeance Raguidel, éd. par Gilles Roussineau, Genève, Droz. 2004.
8 См.: Мэлори Т. Смерть Артура. М., 1974 (Литературные памятники).
9 «Будь стократно проклят тот, / Кто первым назвал его Славным Рыцарем». Увидев это, он схватил нож / И вонзил его прямо в середину хлеба; / И с такой силой ударил он, / Что нож раскололся надвое.
11 «Дорогой друг, я потерял свое имя, / Я рыцарь без имени».
12 Atanassov S. L'idole inconnu. Le personage de Gauvain dans quelques romans du XIIIe siècle. Paradigme, Orléans, 2000. См. также: Atanassov S. Gauvain: Malheur du nom propre et bonheur du récit // Le récit amoureux, colloque de Cerisy sous la direction de Didier Coste et Michel Zéraffa...
13 «Все могут сказать, / Что это и правда Славный рыцарь, / Который всегда приходит на помощь / Дамам в беде».
14 «Тогда все узнали, / Что кладбище потеряло свое название».
15 «Я не могу сообщить вам свое имя, - / Сказал Гавейн, - потому что я потерял его, / Я не знаю, кто украл его у меня. / И я должен отправиться на поиски, / Но я не знаю, в какую сторону мне ехать, в какие края».
16 Combes A. Sens et abolition de la violence dans l'Atre périlleux // La violence dans le monde médiéval, Sénéfiance 36, Université de Provence, 1994. P. 155.
17 Op. cit. P. 159.
10
