CC BY
38
носги. Исламская семья стремится к глубокому внутреннему миру переживаний и страданий. Практически, речь идет об изысканном чувственном и в то же время духовном наслаждении, Исламская семья не может существовать без искусства, даже любовь здесь становится искусством. Люди учатся сдержанности своих чувств.
По всем мусульманским странам, несмотря на разнообразие их народов, распространяется единая художественная и музыкальная культура, которая оказывает влияние не только на быт и повседневность, но и формирует эстетическое и нравственное мышление народов, охваченных исламом. Заметим, что исламская культура семьи ориентирована, скорее, на каллиграфию, чем на эстетические и художественные категории. Но мир исламской семьи более всего оказывается ориентированным на саму связь семьи с поэтическими произведениями. Причем, это имеет глубокий духовный смысл. Письмо в исламе сравнимо с объектами красоты и эмоционально привлекательно. Письмо соотносится с драгоценностями, цветами, садами и тканями.
Исламская семья, если следовать идее трансцендентальной концепции любви, составляет область интимных переживаний. Сама красота приносит человеческому "сердцу" и удовольствие и утонченное чувство, где каллиграфическая символика оказывается связанной с чувственными эмоциями.
Исламская семья выступает способом существования любовной лирики. Слияние искусства слова и любви выходит за границы строгой догматизации ислама. Это слияние ислама и законов красоты выходит за рамки ислама в мир человеческих чувств,
И все же почему ислам так любит искусство? Какова историческая необходимость побудила исламобратиться к проблеме прекрасного?
Ислам всегда стремился к проблеме образного представления Бога и мира, И если в христианстве борьба "иконопочитателей и иконоборцев" привела к победе первых, то для создания образа "Бога-человека" в исламе этот путь остается закрытым.
Ислам и исламская семья отвергли художественную образность, свойственную христианской образности. Не только мусульманская теология, но и философия стремились обосновать подобное отношение к миру. Вместе с тем, в исламе просвечивает идея предопределенности мира. Сам "промысел Божий простирается на все. Этот промысел оказывается свя-
занным с единичной вещью" [8, с. 34]. Исламская семья связана с особенностями этнической системы религии. Эта семья определяется ролью моральных и эстетических ценностей в культуре. В данном отношении оказываются предопределенными особенности башкирской культуры; автор выявляет факторы генезиса и развития последних. Хотя ислам и оказал влияние на становление башкирской культуры, само художественное своеобразие этой культуры обусловлены "влиянием ислама" [5, с 6], особенно такой его мягкой формы, как суфизм [10].
Необходимо заметить, что анализ взаимосвязи семьи и религии выводит нас не только на проблему становления моральных норм, которые предшествуют правовым нормам, но и на саму проблему исследования нравственной субстанции народа, в основе которой лежит сама семья как естественный и нравственный союз мужчины и женщины, отношение последних к детям.
И, Кант рассматривает дружбу как нечто более высокое, чем любовь, которая антиномич-на. Другими словами, в любви можно ориентироваться на страсть (в том числе, и духовную), но можно ориентироваться и на чистый долг, без которого, видимо, невозможна и семья [9, с 175]. ИТ, Фихте, напротив, в своемучении о нравственности исходит из любви как субстанции человеческого рода. Лицо, не состоящее в браке, заявляет он, - "человек лишь наполовину" [4, с. 124]. Таким образом, он решает задачу Канта в плане отдания предпочтения любви как свободе, без которой невозможна жизнь человека. Семья как естественный и нравственный союз есть "важнейшая ступень перехода человека" к социальной зрелости, а эта последняя, в свою очередь, "характеризуется наличием противоречия между трансцендентной устремленностью индивида к миру абсолютных ценностей и в то же время его желанием достичь жизненного благополучия и стабильности" [6, с, 8-9].
Исламская семья, в этом плане, ориентирована на духовное и физическое здоровье человека, на нравственные ценности, на моральный долг, на принцип единства свободы и ответственности. Данные ориентации, одновременно, выступают и доминантами, которые задают тон семье, ориентирующейся на обряды и их соблюдение. Заметим, что чувственная составляющая исламской семьи сегодня несколько уступает рациональной организации самого института семьи. Но эта организация, ориентированная более всего не на разум, а на рассудок, зачастую, оказывается деформи-
рованной и находится под влиянием сословных, профессиональных, групповых интересов. В этом плане, стоит заметить, что демократизм современной башкирской семьи обусловлен социальной и исторической памятью. Но в самом содержании данной памяти отражены ранние формы религиозного сознания, особенно такие, как анимизм, тотемизм и другие, башкиры исходят из идеи одушевления природных явлений. В их сознании мать означает нечто большее, чем чисто социальное явление. В то же время башкиры, как и другие этносы, ориентированные на суфийскую традицию, носят амулеты; они ценят все, связанное с родовым бытием.
Семья в исламе, особенно в суфизме, ориентирована на метафизический страх, который в своей сущности, отличен от страха-ужаса. Метафизический страх связан со страхом-тоской по утраченному совершенству, со страхом-боязнью, что все хорошее не явится. Такой страх "опосредует состояния безразличия и греха" [10, с. И]. Он выступает важнейшим модусом духовности человека. Исламская семья, как и христианская, невозможна без любви, без чувственной страсти.
Человек не может жить без любви и без нее свершить свой земной путь, В этом плане нам важно подчеркнуть значимость суфийского учения о "стоянках" или "переживаниях", ведь, данное учение постоянно обращается к трансцендентной сфере личностной самореализации.
Общество никогда не лишается своего чувственного, душевного пласта, пласта страданий, а страдание связано с проявлением любви человека и с умением конструктивно преодолевать застывшие моральные нормы, воссоединять нравственный долг с чувствами человека.
Семья лишь в том случае не распадается, если идея справедливости не сводится к представлению о самом способе добывания средств к существованию. Семья, в этом плане, есть важнейшая предпосылка развития человеческого коллектива и общества в целом. Но семью (не только исламскую!) спасает идея взаимосвязи красоты и любви. Ведь, здесь речь идет о двух фундаментальных измерениях личности. Семья должна быть направлена на духовный поиск и его продолжение. В конечном счете, семья объединяет чувство и мысль, экзистенцию и бытие, Любовь между супругами позволяет остановить процесс ускользания социальности, так как, в сущности, она выступает способом саморазвития личности.
Любовь есть "самая интимная точка соединения природы и разума" [4, с. 122], Вместе с тем сам недостаток чувственной любви состоит в том, что она, практически, не зависит от свободы. Семья должна руководствоваться принципом свободы, этим состоянием жизни, а жизнь и есть любовь.
Если И. Кант стремился очистить мышление от понятия "духовного", которое соотносимо со способностью "изображения эстетических идей" [2, с. 330], то Фихте стал исходить из идеи трансцендентального "Я" как духа, но духа, понимаемого в виде бесконечного процесса "долженствования" В результате духовная природа семьи и бытия людей становилась призрачной, а философия семьи выливалась в абстрактное морализаторство.
Исламская семья стремится преодолеть это морализаторство; она проповедует мудрость как искусство жизни. Уже Омар Хайям указывает на тот момент, что человек пусть лучше голодает, "чем что попало есть,/И лучше будь один, чем вместе с кем попало" |1, с. 149].
Исламская семья стремится обрести самостоятельность; она нетерпима к "чужой стряпне" и не стремится платить улыбки "по счетам вселенной". Никогда не стоит тужить о "времени бегущем". Не надо отягчать "души ни прошлым, ни грядущим" [3, с. 153-154].
Исламская семья озабочена не только эстетическим, но и нравственным миром. Она царит одна "во всей вселенной". Любовь в исламе несравненно больше, чем все звезды, которые бледнеют пред зарею. Исламская семья, склоняющаяся перед красотой взаимоотношений мужа и жены, означает счастье жизни, которое является земным и бренным. Исламская семья как бы забирает мощь человека, но человек в этой семье выглядит безумным и бессловесным. Семья, таким образом, отодвигается во мрак ночи, где оказываются неподвижными все краски дня.
Семья в исламе, которая основывается на утре, изгоняющем ночь, все же мыслится в более позднем и отдаленном времени. Она должна улучшить нечто, что способствует сглаживанию человеческого страдания. Когда человек стремится к отдаленности более поздних времен, то в этом стремлении все же обнаруживается страдание, которое накапливается в общественной истории. Само статичное общество, которое, в целом, изменяется во времени, рождается как нечто, что изменяется посредством волшебства. Эстетические принципы ислама и их влияние на семью, действуют на общественное бытие, как чудо. А
последнее обозначает не только "прерывание" привычного мирового процесса, но и хочет быть нечто содержательным. Но в легендах расцветает что ни есть нечто позитивное. В данном отношении возникает образ "царя-спасителя", что появляется сверху, а вовсе не трансформируется из самих основ бытия. Тем не менее, можно, видимо, вести речь об утре семьи, включая и исламскую. Ислам, как и иудаизм, заимствует эти рамки от духа мессианизма. 8 результате, зачастую, возникает паника покаяния и счастья, которая говорит о том, что царство небесное иногда подходит слишком близко к земному царству, поскольку сообщаемая полнота ожидания счастья настолько велика, что "представление об эсхатологическом творении не несет в себе ничего сугубо библейского" [3, с. 350],
В семье, которая, в принципе, выходит за границы мессианского духа, остается то, что касается самого содержания жизни человека. Человек, оставаясь преданным религии, остается преданным последнему, предельному потоку жизни. Он, конечно, соприкасается с мессианством, но, в то же время, и быстро расстается с ним.
Народ не только жаждет нового, но и отдаляется от всего пресного, устоявшегося. Он стремится отойти от существования, обремененного заботами. Новое, чего ожидает человек, связано с прекращением рабства на земле.
Остается спросить, а почему мы мыслим так нелегко сам эстетический принцип исламской семьи? Дело в том, что исламская семья требует для своего осмысления больших усилий, чем она соприкасается с ее наглядным изображением в культуре. Семья, разумеется, сопряжена с одаренностью самих детей в семье. Дети -это главнейшая ценность, что относится к пониманию новых ходов мысли, с помощью которых мы воспринимаем саму семью, а затем находим интересными сами взаимодействия межсемейных отношений, для которых харак-
терна малая подвижность. Исламская семья, несмотря на свою способность сопротивляться всему новому, тем не менее, поражает нас своим осознанием перспективы. Она отличается мистически-спонтанной функцией сопротивляться общественно обусловленному пределу оценки сущности труда по воспитанию детей.
И все же идеология исламской семьи, как и идеология семьи христианской, и ее эстетические принципы совпадают с некоторыми чертами национального склада жизни и художественного мышления многих народов. Ведь в основе семьи лежит красота межчеловеческих отношений, ритм, узоры, далекие от официальной идеологии.
Литература:
1. &лох Э. Тюбингенское введение в философию / пер. с нем. Г.Ю. Быстроеой, С.Е. Вершинина, Д.И. Криушова. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, ■ 199?. - 400; с.
2. Кат И, Сочинения еб т. - Т. 5, - М.: Мысль, 1965. -330 с.
3. Лирика. Из псрсидско таджикской поэзии. Ру-даки, Ибн Сина, Насир Хосров и др. - М.: Художественная литература, 1987, - 462 с.
4. Литвинова А.Л. Неопубликованные произведения И.Г. Фихте о проблемах брака и семьи // Философские науки. - 1972. №5. - С. 124-125.
5. Мамаева Г.З. Влияние ислама на башкирскую
культуру (философский анализ): автореф. дис____
канд. филос. наук. - Уфа, 2009. - 6 с.
6. Мингазова Н.Р. Социально-философские аспекты взаимосвязи семьи и религии : автореф. дис.... канд. филос. наук. - Уфа, 2005. - 19 с.
/. Пугапенкова Г.А., Ремпель Л.Н. Выдающиеся па мятники изобразительного искусства Узбекистана, Ташкент : "Государственное издательство художественной литературы Узбекской ССР", 1960. - 16 с.
8. Роузентал Ф. Торжество знания. Концепция знания в средневековом исламе. - М.: Наука, 1978. -34 с.
9. Фихте И.Г. Назначение человека П Сочинения в 2 т. Т. 2.-СПб.: Мифрил, 1993.-798 с.
10. Янгузин А.Р. Социально-философские аспекты генезиса суфизма. - Уфа: РИО БашГУ, 2005. - 210 с.
О Ш О OJ
-0 0-
ш <
ас et
г^ m
zr
ел
з:
m
<ÂV
i 225
•■CHRISTIAN CENTRIC" UNDERSTANDING OF HISTORY IN THE PHILOSOPHY OF P.YA. CHAADAEV
Balte v Islam Visita vich, assistan t of Depart men t of Theory and Social Work Technologies, Chechen State University,
Grozny, Chechen Republic.
The article reconstructed the philosophical position of the main representative of Westernism P. Ya, Chaadayev on the basis of a providentialistic understanding of history by the Russian philosopher. It is shown how, through the centering of the role of Christianity in the historical process, according to the Russian philosopher, a Western culture arises, from which Russia is split off. The positive mission of the Russian nation isolated from the rest of the world is also explicated.
Keywords; Russia; the West; Christianity; history; providence; culture; tradition.
DO! 10.24923/2222-243X.2020-37.49
УДК 1
ВАК РФ 09.00.03 0 Бал пев И. В., 2020
> <
ш £
и
0 О О
о с
БАЛИЕВ Ислам Висигович, ассистент кафедры Теории и технологии социальной работы, Чеченский государственный университет, Грозный, Чеченская Республика
•'ХРИСТИАНОЦЕНТРИЧЕСКОЕ" ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ В ФИЛОСОФИИ П.Я. ЧААДАЕВА
В статье реконструирована философская позиция главного представителя западничества П.Й. Чаадаева, исходя из провиденциалистического понимания истории русским философом. Показано, как через центрирование роли христианства в историческом процессе, по мысли русского философа, возникает Западная культура, от которой оказывается отколотой Россия. Также эксплицирована позитивная миссия изолированной от остального мира русской нации.
Ключевые слова: Россия/Запад;христианство; история; провиденциализм; куль тура; традиция.
Имя Петра Яковлевича Чаадаева в истории русской философии давно воспринимается как синонимичное слову "западник" и на это есть все основания, поскольку именно Чаадаев стоит у истоков философской критики национальной культуры и обращения к Европе как к образцу для подражания. Публикация в 1836 году в журнале "Телескоп" "Первого философического письма" Чаадаева навсегда обессмертила имя русского философа, в момент публикации вызвав эффект разорвавшейся бомбы. За выраженное Чаадаевым недовольство в силу оторванности России от "всемирного воспитания человеческого рода" [5, С. 6] мыслитель был объявлен сумасшедшим и в итоге свет увидела знаменитая "Апология сумасшедшего", написанная в ответ на обвинение в недостатке у русского философа патриотизма. Поскольку перечисленные события являются самыми яркими в жизни Чаадаева как публичного автора, рассмотрение его философии центрировано именно на оценке философом прошлого и настоящего современной ему России, Однако в нашей работе мы пойдем иным путем и, уделив популярным местам из первого письма и "Апологии" меньшее внимание, чем это обычно принято делать, попытаемся показать, как воззрения Чаадаева укоренены в более глубокой религиозной установке и каково специфическое понимание всемирной истории у русского мыслителя,
Михаил Гершензон,под руководством которого в 1913 г. издавалось собрание сочинений Чаадаева, писал: "Философические письма были плодом религиозного переживания, пережитого Чаадаевым в 20-е годы". [4, С. 270.] Не беря на себя ответственность в изображении Чаадаева как мистика, что делает сам Гершензон чуть далее, нам, тем не менее, важно эксплицировать религиозный мотив мысли русского философа. Отделяя свою религиозность от "религии богословов", Чаадаев называет "религией будущего" свое религиозное мироощущение. [2, С, 96,]. Будучи натурой страстной, Чаадаев стремился к религиозной полноте и глубине, но эту глубину Церковь ему дать не могла - по причине чего чувство одиночества не покидало философа. При этом Чаадаев всецело обращен к тайне истории и стремится схватитьее сакральное течение. Как справедливо замечает Зеньковский, "в теургическом восприятии и понимании истории - все своеобразие и особенность Чаадаева". [3, С. 159].
Исследованиями по истории русской философии довольно ясно прослеживается наличие теургического момента в русском религиозном сознании. Самым показательным примером может служить отношение к особой роли России, ее исторической исключительности, что находит свое выражение уже в XV-XVI! вв. в идее о "Москве - третьем Риме" Утопическая устремленность к священному царству ярко выражает склонность русского человека полагаться на
