CC BY
143
УДК 113 ББК Ю3(2)6-62
А. С. Гулин
г. Чита
Естественные и социальные факторы исторического процесса в философии истории Л. И. Мечникова
В статье рассматриваются сущность и значение философии истории Л. И. Мечникова, роль и влияние естественных и социальных факторов на исторический процесс в понимании автора. Проведен анализ историософских взглядов ученого с позиций нового, реабилитирующего понимания географического детерминизма как геоистрического подхода к истории. Проанализирована состоятельность географической теории как возможного охватывающего закона исторического процесса.
Ключевые слова: цивилизация, географическая среда, гидросфера, географический детерминизм, цивилизационные центры, цивилизующее пространство, центр-периферия.
A. S. Gulin
Chita
Natural and Social Factors of Historical Process in L. I. Mechnikov’s Philosophy of History
The article reveals the author’s view on the essence and the meaning of L.I. Mechnikov’s philosophy of history, the role and the influence of natural and social factors on the historical process. The analysis of the historical and philosophical views of the author is based upon the new rehabilitative understanding of geographical determinism as a geohistorical approach to the history. The potential of geographical theory as one of the possible laws of history is under study.
Keywords: civilization, geographic environment, hydrosphere, geographical determinism, civilization centers, civilizing space, center - periphery.
Ретроспективный взгляд на критические оценки географической теории исторических народов Л. И. Мечникова, русского географа и социолога, изложенной им в книге «Цивилизации и великие исторические реки», в русской, советской и постсоветской историософской литературе, на наш взгляд, далек от реального понимания авторской концепции; за исключением подхода Г. В. Плеханова, к аналитическим оценкам которого однако впоследствии прислушивались с должным вниманием только в узкокритическом смысле, отмечая «схематизм» в работах Мечникова, с оговоркой в пользу точки зрения Г. Д. Гловели, заметившего некоторое сходство позиции Мечникова с взглядами Ф. Броделя [9]. Тем не менее, Мечников, причисленный некогда к «географическому детерминизму» (в абсолютно узком смысле этого термина, понимаемого как односто-
роннее толкование исторических процессов) и классифицированный по этому признаку в одну группу вместе с В. О. Ключевским,
B. С. Соловьевым и Л. Н. Гумилевым, вряд ли заслуживает таких беглых оценок. Например, Ю. И. Семенов считает, что периодизация Мечникова - простое совпадение с общепринятой [19]; И. М. Савельева и А. В. Полетаев [18] характеризуют его теорию всего лишь как «любопытное ... деление всемирной истории на три эпохи по географическому признаку;
C. Г. Банных [2] отмечает веру Мечникова в прогрессивное развитие как позитивный момент его историософской концепции. Более того, если пролистать все вышедшие за последние годы учебные пособия для вузов по истории русской философии и философии истории, в частности, то можно заметить, что имя Мечникова и вовсе исчезло со страниц подобного рода литературы. Как можно
было бы представить, русская философия настолько насыщена философскими теориями, в том числе и в области философии истории, что таким «незначительным» теоретикам там и вовсе нет места (См., например, работы А. В. Малинова и А. В. Прохоренко [10], Л. И. Новиковой и И. Н. Сиземской [15], М. А. Маслина [11], Б. В. Яковенко [20] и т. д.).
В данной статье мы не ставим задачи подробного и развернутого анализа всех предшествующих критиков Мечникова, но, обобщая ранние критические оценки, делаем вывод, что на понимание сути сформулированной Мечниковым концепции авторов критических статей влияла прежде всего их методологическая и мировоззренческая позиция, основанная на «производничестве» (термин И. Валерстайна [6]) и экономическом детерминизме, с одной стороны, и культурноисторическом подходе - с другой, что, впрочем, a priori неизбежно вытекает из точки зрения обозревателя, стоящего на той или иной позиции, отдаляя его «от», или приближая «к» пониманию той или иной концепции.
Мечников рассматривает исторический процесс прежде всего с позиции прогресса и эволюционизма, в диалектическом единстве общества и географической среды, как поступательное движение вперед, но не прямолинейное, а путем возникновения цивилизующих центров, которые, зародившись в речных долинах, сместились от цивилизаций Египта и Ассиро-Вавилонии к морским побережьям Средиземноморья и продвигались к северным морям по пути к Атлантическому и Тихому океанам.
Он не ассоциирует исторический процесс только с техническим прогрессом, т. к. считает, что такой прогресс не вносит ясности в истории, совершаясь «скачками».
Предлагая к рассмотрению свою теорию исторического прогресса, Мечников анализирует естественные факторы, влияющие на ход мировой истории или определяющие его с точки зрения современных автору концепций, и выделяет несколько: 1) астрономический, 2) климатический, 3) геологический, 4) биологический и 5) географический.
1. Астрономическое влияние, по его мнению, следует рассматривать как планетарное положение Земли по отношению к Солнцу, которое выражается в наклоне земной оси и неравномерном распределении солнечной энергии по поверхности Земли, что образует
различные климатические пояса по широтам, которые находятся в «неодинаково благоприятных положениях для развития в них органической жизни и исторического процесса» [12, с. 273].
То влияние, которое является причиной ледниковых периодов и «заключается в изменениях величин эксцентриситета земной орбиты, которые переходят от максимума к минимуму раз в восемьсот пятьдесят тысяч лет, т. е. в течение столь громадного периода времени в сравнении с исторической эпохой, что мы смело можем оставить их влияние вне рассмотрения» [12, с. 318].
2. Отсюда, переходя к климатическому влиянию, Мечников утверждает, что климат как фактор влияет в пределах существующих изотерм на демографическое расселение человечества на земной поверхности, уменьшающееся от экватора к полюсам, от тропического климата к арктическому. С другой стороны, климат обеспечивает скудность или избыточность, а также разнообразие природных ресурсов в виде растений или животных, являющихся решающим фактором в жизни первобытных народов. Для одних, в зоне тропического пояса, он слишком благоприятен и обеспечивает без особых усилий со стороны человека кровом и пищей; для других, в арктических широтах - слишком суров, обеспечивая людей лишь скудным однообразием природных ресурсов. Только в широтах умеренного пояса, между 20-м и 40-м градусом северной широты, климат способствовал зарождению цивилизаций, здесь существовало «самое необходимое условие для зарождения исторической жизни и прогресса - потребность постоянного и более или менее напряженного труда» [12, с. 274].
Критикуя современные ему положения о том, что незначительные колебательные процессы, происходящие в историческое время между самыми низкими среднегодовыми температурами и самыми высокими, периодами похолодания и потепления, Мечников утверждает, что эти колебания не могут быть явными причинами цивилизующих процессов. «Пробуждение Индии к исторической жизни. произошло спустя восемьсот пятьдесят веков после самого холодного года в северном полушарии и за тридцать веков до наиболее жаркого года (т. е. 1248 года)» [12, с. 320].
Отметая же положения А. д’Ассье о движении цивилизации в сторону более низкой изотермы, он замечал, что «.цивилизация не переставала распространяться к югу, с берегов Желтой реки (изотерма+15) к долине реки Янцзы (изотерма +18), чтобы затем перейти через тропик Рака и занять Кантон и Формозу (изотерма + 22)» [12, с. 321].
Несмотря на то, что исторические цивилизации развивались в границах изотермических линий, северная +4 и южная +22, Мечников замечает, что «однако, цивилизация, особенно в эпоху своей зрелости, ни в коем случае не похожа на один из тех нежных цветков, которые сразу гибнут вследствие малейшего понижения температуры. Человеческая цивилизация - более стойкий продукт истории и может переносить иногда и крайне неблагоприятные условия» [12, с. 321].
3. Биологические факторы в виде разнообразия растительного и животного мира определяют хозяйственный быт туземного населения: охота, рыболовство, земледелие и т. д. Играют они и свою определенную роль в виде закона борьбы за существование и полового отбора Ч. Дарвина, и закона дифференциации К. Бэра. Однако, отмечает Мечников, человеческое общество несводимо к биологическим законам, общество нельзя понять, опираясь только на эти законы. Он критикует теории
О. Конта, Г. Спенсера и Т. Мальтуса. Законы солидарности и кооперации, утверждает он, стоят гораздо выше биологической рефлексии. «"Общество есть организм” ... Ослепленные этим определением, самые выдающиеся ученые. утверждают до сих пор, что дарвиновский закон борьбы за существование составляет не только основной закон биологии, но и является главным законом социальной жизни. В действительности, однако, положение “общество есть организм” представляет собою только фигуральное выражение, утратившее еще со времен Менения Агриппы даже оттенок оригинальности» [12, с. 243].
4. Геологические явления в историческую эпоху хотя и имели некоторые катастрофические последствия - поднятие почв на Синайском полуострове, приведшее к иссушению климата и исчезновению лесов; заиливание Латмийского залива в Греции, произошедшее благодаря тем же процессам и приведшее к полному упадку Милета, конкурента Спарты и Афин, - тем не менее носили локальный характер и не могли существен-
но влиять на ход истории. Жители «Милета не смогли сделать того, что позднее сделали римляне со своей гаванью Остией. Остия, древний порт Рима, еще со времен Августа начал заполняться наносами реки Тибр, . по повелению цезарей к югу от занесенного лимана вырывались новые каналы» [12, с. 312].
5. Такие физико-географические факторы, как цепи огромных горных массивов Гиндукуша и Памира, втиснутые между Гималаями, Небесными горами, Тянь-Шанем, Алатау, Тарбагатаем, Алтаем и т. д., сыграли более значимую роль в истории человечества, по мнению автора, чем климатические колебания и геологические катаклизмы местного значения, определившие, ввиду относительно надежной изоляции, и иную судьбу двух великих цивилизаций Востока - Индии и Китая.
«Мы далеки от географического фатализма, в котором нередко упрекают теорию о влиянии среды, - пишет Мечников, - .причину возникновения и характер первобытных учреждений и их последующей эволюции следует искать не в самой среде, а в соотношениях между средой и способностью населяющих данную среду людей к кооперации и солидарности. Таким образом, историческая ценность той или другой географической среды, предполагая даже, что она в физическом отношении при всех обстоятельствах остается неизменной, тем не менее, бывает различна в разные исторические эпохи, смотря по степени способностей обитателей к добровольному солидарно-кооперативному труду» [12, с. 262].
Отметая этнологические концепции, Мечников утверждает, что расовые теории в корне противоречивы и далеки от истины. Он задает несколько вопросов сторонникам этих теорий:
«1. Почему столь родственные этнические группы, как курды и немцы, англичане и афганцы, принадлежащие к одной и той же арийской ветви белой расы, тем не менее, сыграли и играют в истории несхожие роли?
2. Почему в различные исторические периоды наблюдается перемещение ролей между народами? ...
3. Почему исторические судьбы одной и той же группы народов так часто менялись, несмотря на то, что ее этнографические и антропологические характерные черты остаются неизменными?» [12, с. 304-305].
Мечников утверждает вслед за Геродотом: «египетские жрецы имели полное основание смотреть на белокожих эллинов примерно так, как смотрим теперь мы на каких-нибудь папуасов и зулусов» [12, с. 304-305].
«Вырождение», - ответят нам, чтобы объяснить эти явления. Но ведь это слово ничего не объясняет нам в области истории» [12, с. 305], - далее дискутирует Мечников со сторонниками этнологического подхода.
Географическая теория в идеологическом своем смысле была направлена против «европеизма» в его крайних этнологических, антропологических и расовых проявлениях, тем не менее, она оставляла лазейки для ее сторонников в таких узких моментах, как способность тех или иных народов к цивилизованному развитию, возможность стать морской цивилизацией или остаться земледельческой и погибнуть. Момент выбора и способности - очень тонкий и скользкий социологический, судьбоносный вопрос, в философии Мечникова звучит неопределенно, врезаясь в область социальной психологии в ее историческом значении. Однако альтернативность социального выбора в философии Мечникова уравновешивает в ней географическую детерминанту, ставя ее в зависимость от выбора социума - быть, или не быть.
Один из критиков Мечникова и сторонников этнологического подхода Ришар Гастон (Richard Gaston) в своем труде «Идея эволюции в природе и истории» пишет, что теория трех циклов Мечникова убедительно показывает географические причины отставания или прогресса тех или иных народов, но она, по его словам, абсолютно не объясняет, почему мистическое воображение некоторых народов не может воспринять европейского рационализма: «...в то время как другие уподобляются цивилизации столь быстро, что несут ее затем дальше чем инициаторы... Индия, ... хотя она сравнима с Грецией в логической тонкости и с Германией в метафизической плодовитости, она никогда не основывала никакую науку, никогда не принимала научный разум. Итак, очень трудно себе представить, что трезвость западного воображения и обильная плодовитость индийского воображения как-либо связаны с географическими циклами. ...
Географическая среда, следовательно, либо останавливает социальное развитие, делая бесполезным работу ее обитателей, либо
дисциплинирует их, и как отсюда следует, либо стимулирует воображение в ущерб рациональным способностям. И поэтому именно в самом человеке должны искаться настоящие факторы остановки развития, и мы должны будем оставаться на позициях этнографии в истории» [22, с. 268].
Эта иллюстрация, на мой взгляд, ярко показывает то, как недостатки теоретических положений могут быть питательной средой противников. И хотя наша статья посвящена не столько недостаткам, сколько достоинствам теории Мечникова, проходить мимо таких замечаний вовсе не следует.
Географическая среда у Мечникова - это синтез атмосферы, геосферы и гидросферы: климата, почвы, ландшафта и водных ресурсов, где последние выступают синтетическим выражением всей естественной арены, на которой развертывается «историческая драма» тех или иных народов, всеобщей истории человечества. Все реки впадают в моря, океаны -это внутренние моря континентов, в этом Мечников видит географическую логику исторического процесса. Все исторические цивилизации или культуры, осваивая реки, продвигаются к морским побережьям, где наступает ключевой момент: переходят ли эти народы в морские, осваивая далее побережье, или «поворачиваются к морю спиной», оставаясь земледельческими, внутренне замкнутыми; или поглощаются другими прибрежными цивилизациями; или становятся зависимыми от них.
Геоисторический подход, предложенный ученым, рассматривая историческое время в трехчастной модели периодизации всеобщей истории, предлагает иную физикогеографических протяженность, иное понимание географической среды, иное понимание ее влияния на ход истории. Нам следует понимать теорию Мечникова как теорию исторического прогресса человечества путем роста общечеловеческой солидарности, кооперации (в терминах, используемых Мечниковым), через освоение, расширение географической среды: вначале - речных долин с образованием производящего хозяйства, путем принудительного труда посредством деспотий. Второй «фазис» - морской: преодоление территориальной замкнутости с развитием мореплавания и морской торговли посредством олигархических федераций, городов-государств (Карфаген, Афины, Рим,
Венеция, Генуя). И, наконец, третий «фазис» - это океанский период, связанный со смещением цивилизационного центра к Атлантическому океану из зоны Средиземноморья (Франция, Голландия, Англия), в связи с чередой великих географических открытий (начиная с Колумба), который распадается на два периода; и второй начинается только сейчас, отмечает Мечников, в связи с развитием Северной Америки, выходом Японии из самоизоляции, открытием портов Китая и выходом России через Амур к Тихому океану. Этот второй период Мечников называет «всеобщим историческим», не рискуя дать ему название Тихоокеанского, т. к., по его выражению, Атлантика вряд ли уступит свое первенство. И этот период, по его мнению, будет торжеством идей декларации «Прав человека и гражданина», ввиду всеобщего возрастания человеческой солидарности и кооперации. Достижение высшей ее формы - безвластие и анархия.
Мечников, находясь в плену Прудонов-ских идей в области социологии, стремится идеалистически, вопреки логике своих материалистических позиций, вытекающих из его теоретических положений о историческом процессе, разрешить проблемы общественного устройства через добровольные свободные союзы в условиях безвластия. Власть - это всегда принуждение, и, по мнению его, человечество должно преодолеть эти принудительные мотивы общественной организации. Всякая демократия, даже в пору рассвета демократических Афин, была едва ли прикрытой олигархией, утверждает он [12, с. 265].
Мечников выдвигает положение, что единственным критерием, по которому можно судить, прогрессирует общество или нет, является степень свободы в этом обществе; «социальный прогресс находится в обратном отношении к степени принуждения, насилия или власти, проявляющихся в общественной жизни, и, наоборот, в прямом отношении к степени свободы и самосознания, или безвластия, анархии» [12, с. 252]. Вряд ли можно спорить с этим положением в абстрактном его смысле. Мечников не мыслит общество как сложноорганизованный продукт социального прогресса, где власть может и должна трансформироваться, и кроме подавления и принуждения у нее есть и иные функции управления, без которых сложное общество как общество не возможно. Плеханов крити-
чески замечает: «.если человечество когда-нибудь прониклось прудоновскими идеями, то совершенно невозможной стало бы планомерная организация общественного производства на каких бы то ни было началах свободы и равенства» [17, с. 26].
«Нам кажется, - пишет Плеханов далее, -что раз Л. И. Мечников заговорил об особенностях, например, “цивилизаций средиземных морей”, то ему следовало сделать хотя бы намек на происхождение этих особенностей из свойств географической среды и через посредство экономии. Теперь же остается неясно, почему эти цивилизации были, как он их называет, олигархическими, т. е. почему они основывались на рабстве. Точно так же следовало: бы подробнее объяснить и то, на каком основании и в какой мере автор уподобляет быт средневековой континентальной Европы быту таких республик, как финикийская, карфагенская, афинская и т. д. [курсив наш - А. Г.]. Одного порабощения масс еще недостаточно для такого уподобления. Притом же порабощение масс в средиземноморских цивилизациях имеет свою историю, для объяснения которой недостаточно сделать общее указание на роль средиземных морей, а нужно проследить внутреннюю экономическую историю возникших на их берегах обществ. Л. И. Мечников говорит, что средневековый феодализм со своим крепостным правом представляет собою лишь сельское дополнение к городским республикам вроде Карфагена, Афин или Рима... Но ведь сельское значит по преимуществу земледельческое, а для земледельческих народов, по собственной теории Л. И. Мечникова, море не имеет значения; земледельческие народы часто даже удаляются от моря, “поворачиваются к нему спиною”, вместо того, чтобы искать его. Каким же образом Средиземное море могло иметь решительное влияние, на склад общественных отношений средневековой земледельческой Европы? Ясно, что влиянием географической среды нельзя выяснить, всего хода истории. [курсив наш - А. Г.]. Среда делает, конечно, свое дело, но создавшиеся под ее влиянием общественные отношения также имеют свою внутреннюю логику, которая часто может стать даже в противоречие с требованиями среды» [17, с. 28-29].
На выделенные мною курсивом замечания Плеханова дал ответ в следующем столетии Фернан Бродель, сначала в своем
знаменитом труде «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II». принесшем ему известность, и затем в столь же знаменитом трехтомном исследовании «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв.». Бродель, используя, как и Мечников, методы сравнительной географии, с одной стороны, политэкономии Адама Смита и принципы миросистемного анализа Валерстайна - с другой, убедительно доказывает, что торговые республики Венеции и Генуи, как Мечников называет их, «финикийского типа», создав свои морские торговые империи, эксплуатируют феодальную земледельческую Европу, приучая к коммерции и кредиту, создавая свои фактории не только в Средиземноморье и Причерноморье, но проникая и в североморские города и порты. Так, паутина финансово-торговых олигархических «морских» республик превращает Европу в Мир-экономику капиталистического типа.
Конечно, Мечников не мыслил специфическими категориями Валерстайна и Броделя, но он увидел аналогию между зависимостью аграрных обществ Древнего Мира от олигархических городов-государств финикийского типа и зависимостью феодальных обществ средневековья от олигархических городов, по его мнению, того же типа - таких как Генуя, Венеция и Флоренция. Мечников выдвигает понятие «периферийной зависимости» - важного понятия в миросистемном понимании истории. Распутывая «ариаднину нить», Мечников говорит, что цивилизационный центр вдоль побережий смещается к Атлантике (Франция, Голландия, Англия). А в современную ему эпоху этот центр уже продвигается к Тихому океану, вследствие бурного экономического роста США, открытия портов Китая, выхода и самоизоляции Японии, в связи с выдвижением России через Амур к океанскому побережью, создавая новое географическое единство и историческое пространство и придавая географии человечества новый исторический смысл. И сегодня, 130 лет спустя, Дж. Арриги утверждает, что центр уже там и начинается новая Тихоокеанская эпоха мировой цивилизации [1], отнюдь не в фигуральном выражении.
Улавливая суть географического развития исторических народов путем освоения гидросферы земли в экономическом, техническом и коммуникационном смысле, и
влияние ее на цивилизационные процессы, Мечников не придавал своей теории исключительного характера, он видел в ней более общий смысл: «Такое деление всемирной истории, при котором мы имели в виду не самую драму, так сказать, а только сцены, на которой разыгрывались различные акты ее, различается от общепринятого только тем, что изменяет установленные представления об отношении средних веков к классической древности и об отношениях финикийских, эллинских и итальянских олигархий к деспотиям Египта и Азии. Затем предстоит только проверить: точно ли вышепомеченным последовательным перемещениям истории - из данных некоторых исключительных рек на средиземноморские берега, а оттуда в более обширную океаническую среду - соответствует последовательное развитие самого внутреннего содержания истории?» [13, с. 362]. Внутреннее наполнение этой теории «охватывающего» типа (см. подробнее о законах в истории и их функциях работы К. Гампеля [7; 8]) предполагает проверку ее законами экономического и социологического характера, что, на мой взгляд, может дать серьезные результаты при применении методов и принципов миросистемного анализа, выстроить более стройную историю человечества, теорию, предполагающую, что геоистория человечества еще не завершена.
И если говорить о детерминизме как таковом и о географическом в том числе, но не в вульгарном его понимании, то можно согласиться с Э. Нагелем, что «.отбросить детерминистический принцип как таковой означает выйти из науки» [14, с. 111].
Ход истории детерминирован различными процессами, и в том числе экономическими, но ни экономическая, ни любая другая человеческая деятельность не строится в индифферентной плоскости, на индифферентной протяженности, она детерминирована конкретным временем и конкретным пространством. В историческом исследовании, как и в понимании исторического процесса, невозможно обойтись, как отмечал Ф. Бродель, «без слова “география”, тем самым и без исследования проблем, поставленных физическим пространством социальной системы - проблем, очевидных для внимательного наблюдателя» [3, с. 141].
Выделим ключевые моменты философии истории Мечникова:
1. Географическая среда, оставаясь в относительно неизменном виде, меняет свое историческое значение и историческую ценность в различные исторические эпохи, в зависимости от способности обитателей к солидарному труду.
2. Географическая среда принуждает туземное население к определенному виду деятельности.
3. Синтезом, связующим природным фактором географической среды является гидросфера.
4. Она же, гидросфера, является главным цивилизующим фактором географической среды, определяющим прогрессирующий экономический быт; международное общение и торговлю: реки, моря, океаны.
5. Древние деспотии являются продуктом специфической географической среды, ответом человеческого общества на вопрос: жизнь или смерть? (что позднее описал А. Тойнби в законе вызова-и-ответа).
6. Исторически политическая организация цивилизаций имеет две формы: деспотия и олигархия.
7. Древние речные цивилизации лишены синхронизма, каждая является продуктом своей среды.
8. 2-й фазис, I этап (800-330 гг. до н. э, Константин Великий): история меняет парадигму от речных цивилизаций к морским -Финикия, Греция и Рим (осевое время К. Ясперса [21], но лишенное трансцендентности);
9. Две древние речные цивилизации -Египет и Ассиро-Вавилония сливаются с морскими, их территории становятся земледельческими колониями олигархических городов-государств. Цивилизации Индии и Китая идут своим путем, благодаря изолированности и прочному аграрному фундаменту.
10. II этап 2-го фазиса: (330-1492 гг. -открытие Америки), «когда в орбиту цивилизаций втягивается Черное море, а затем Балтийское». Эпоха Средневековья, где ведущую роль играют не аграрные феодальные
общества, а олигархические республики Средиземноморья, такие как Венеция и Генуя. Земледельческие Франция и Англия играют роль периферии (ср. миросистемный анализ Ф. Броделя [4; 5]).
11. 3 период: I этап, Атлантический (1492-80-у гг. XIX в.) - Голландия, Англия, Франция; 2 этап, всемирный, или Тихоокеанский (80-е гг. XIX в.) - США, страны Атлантики и Тихоокеанского бассейна (см. анализ Броделя, Арриги [1; 4; 5]).
12. Историческая значимость географической среды заключается в том, что она детерминирует изменение исторической судьбы народа - ему суждено измениться или погибнуть.
13. Историческая роль того или иного народа зависит от исторической значимости его географической среды.
14. Важные понятия: варварская среда; варварские реки; цивилизующая среда; центр -периферия, цивилизующая центры; способность общества к напряженному системному труду; историчность географической среды; олигархические городские федерации; асин-хронность в историческом процессе; понятие социального выбора - жизнь или смерть.
15. Выдвинута важная проблематика, подробный анализ которой еще предстоит, -о соотношении и соподчиненности аграрного способа производства (деспотия, рабство, крепостничество) и протокапиталистиче-ских и капиталистических олигархических городов-государств.
Важно не только не забывать такую фигуру, как Мечников, повторим мы вслед за Плехановым [16], но и понять значение его теории, уделить ей должное внимание не только в разряде «мыслителей прошлого», но в современном ее значении. И, возможно, осмыслив суть этой теории, мы преобразим наш Дальний Восток и Восточную Сибирь из периферийной окраины «империи» в передовой край современной России в Тихоокеанскую эпоху (см. рис. 1) .
Рис. 1 «Средиземное море» Тихоокеанской эпохи
Список литературы
1. Арриги Дж. Адам Смит в Пекине: Что получил в наследство XXI век. М.: Институт общественного проектирования, 2009. 456 с.
2. Банных С. Г. Географический детерминизм от Льва Мечникова до Льва Гумилева. Екатеринбург, 1997. 120 с.
3. Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая действительность // Философия и методология истории. М.: Прогресс, 1977. С. 115-142.
4. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Время мира: в 3 т. М.: Весь мир, 2007. Т. 3. 751 с.
5. Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II: в 3 т. М.: Языки славянской культуры, 2002. Т. 1. 495 с.
6. Валерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: Территория будущего, 2008. 247 с.
7. Гемпель К. Мотивы и «охватывающие» законы в историческом объяснении // Философия и методология истории. М.: Прогресс, 1977. С. 72-93.
8. Гемпель К. Функции общих законов в истории // Время мира: Альманах. Вып. 1, Новосибирск, 2000. С. 13-26.
9. Гловели Г. Д. Лев Мечников // Альтернативы, 1995. № 1.
10. Малинов А. В., Прохоренко А. В. Философия истории в России. СПб.: Европейский Дом, 2010. 256 с.
11. Малявин С. Н. История русской социально-философской мысли: М.: Дрофа, 2003. 256 с.
12. Мечников Л. И. Цивилизации и великие исторические реки. М.: Пангейя, 1995. 446 с.
13. Мечников Л. И. Географическая теория развития исторических народов // Вестник Европы. СПБ, 1889, вып.3, с. 331-362.
13. Нагель Э. Детерминизм в истории // Философия и методология истории. М.: Прогресс, 1977.
С. 94-112.
14. Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Русская философия истории. Курс лекций: М.: Аспект Пресс, 1997. 400 с.
15. Плеханов Г. В. Л. И. Мечников (Некролог) // Собр. соч. в 23 т. М.-Л., т. 7, 1923. С. 329-331.
16. Плеханов Г. В. О книге Л. И. Мечникова «Цивилизации и великие исторические реки» // Собр. соч. в 23 тт. М.-Л., 1923. Т. 7. С.17-30.
17. Савельева И. М., Полетаев А. В. Законы о прошлом. Теория и история. Конструирование прошлого: в 2 т. СПб.: Наука, 2003. Т. 1. 452 с.
18. Семенов Ю. И. Философия истории. М.: Современные тетради, 2003. 366 с.
19. Яковенко Б. В. История русской философии: М.: Республика, 2003. 510 с.
20. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994. 528 с.
21.Gaston R. L'Idée d’évolution dans la nature et l’histoire. F. Alcan, Paris, 1903. 406 p.
