CC BY
988
УДК 101
А.М. Кравченко*
эпистемологический анархизм п. фейерабенда в контексте политического анархизма п. кропоткина**
Сопоставляя эпистемологический анархизм П. Фейерабенда и политический анархизм П.А. Кропоткина, автор выявляет сходства и различия этих концепций и показывает, с одной стороны, утопизм анархистских идей, а с другой стороны, их мощный критический потенциал, который реализуется у Кропоткина в критике властных структур современного ему политического устройства общества, а у Фейерабенда - в методологически эффективной критике современной ему науки.
Ключевые слова: Кропоткин, Фейерабенд, анархизм, общество, свобода, человек, наука, общественный идеал
Paul Feyerabend's epistemological anarchism and Peter Kropotkin's political anarchism: comparative analysis. ANDREY M. KRAVCHENKO (Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences).
Comparing epistemological anarchism of Paul Feyerabend and political anarchism of Peter Kropotkin, the author reveals the similarities and differences between these concepts and shows, on the one hand, the utopianism of anarchist ideas and, on the other hand, their strong critical potential. Kropotkin implemented this potential in his criticism of the political structure of the society he lived in, while Feyerabend used it to build a methodologically effective critique of contemporary science.
Keywords: P.A. Kropotkin, P. Feyerabend, anarchism, society, freedom, human, science, social ideal
В современной философии науки особую роль играют идеи П. Фейерабенда. Наиболее привлекательной для исследователей является его концепция «эпистемологического анархизма», в которой постулируется несоизмеримость теорий и отказ от единой методологии. При этом важно отметить, что современные философы науки, следуя за Фейерабендом, в большей степени акцентируют внимание на социальных условиях формирования научного знания, оставляя в тени исторические и культурные контексты (См.: [12]). Однако в его концепции есть такие повороты мысли, которые, как правило, остаются незамеченными за социологическим ракурсом и громким провозглашением «Anything goes». Именно
о них и пойдет речь в данной статье, поскольку культурно-историческая эпистемология обращается «как раз к тому, что и предлагал делать Фейерабенд, <...> к обсуждению социокультурных обстоятельств, так или иначе определяющих ориентиры и стандарты конкретных научных исследований, причем определяющих каждый раз по-своему - по-разному в частных познавательных ситуациях, в различных областях науки в разное историческое время» [6, с. 21]. В качестве культурно-исторического фона для анализа концепции Фейерабенда в данной статье будет выступать «анархизм» Кропоткина.
Сравнение двух таких разных (как внешне, так и внутренне) «анархизмов» как «анархизм» Петра
* КРАВЧЕНКО Андрей Михайлович, аспирант сектора этики Института философии Российской академии наук. E-mail: shirmapetz@yandex.ru © Кравченко А.М., 2015
** Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ. Проект № 14-03-00587.
Кропоткина и «эпистемологический анархизм» Пола Фейерабенда позволяет, прежде всего, осмыслить социологический поворот в философии науки второй половины ХХ в. как культурно-исторический феномен, а также прояснить, что собственно вносит «анархизм» в трактовку науки как культурно-исторического феномена.
В процессе анализа трудов Кропоткина «Современная наука и анархия» и Фейерабенда «Против метода...» становится очевидным, что наука и анархия понятия коррелятивные, только способы их корреляции у этих философов различны.
Наука в первую очередь интересовала Фейерабенда как социокультурный феномен. Именно наука является главным объектом его критики и именно науку он намеревался корректировать с помощью анархистских идей: «.наука стала слишком влиятельной, напористой, и опасно оставлять ее в таком состоянии» [10, с. 219]. И еще: «анархизм помогает достигнуть прогресса в любом смысле. Даже та наука, которая опирается на закон и порядок, будет успешно развиваться лишь в том случае, если в ней хотя бы иногда будут происходить анархистские движения» [10, с. 47].
В центре научного анализа Кропоткина находится анархия, для него важно построить анархизм как научное учение, по последнему слову современной ему философии и методологии науки (позитивизма). «Анархия есть миросозерцание, основанное на механическом понимании явлений (Лучше было бы сказать кинетическом, так как этим выразилось бы постоянное движение частиц вещества; но это выражение менее известно), охватывающее всю природу, включая сюда и жизнь человеческих обществ. Ее метод исследования - метод естественных наук; этим методом должно быть проверено каждое научное положение» [1, с. 280].
Тем не менее, концепции Фейерабенда и Кропоткина сопоставимы, поскольку и тот и другой постулируют значимость анархического социального устройства как обеспечивающего прогресс в достижении идеального состояния общества или научного сообщества.
Для Фейерабенда важно, что «эпистемологический» анархизм имеет корреляции с анархизмом «политическим». Он убежден, что «.хотя анархизм, быть может, и не самая привлекательная политическая философия, он, безусловно, необходим как эпистемологии, так и философии науки» [10, с. 37]. Более того, он заостряет свое видение социального стиля научного исследования, указывая, что «идеального ученого» было бы лучше на-
звать не анархистом, а «дадаистом»: «Используя термин "анархизм" в своих целях, я просто следовал общему употреблению. Однако анархизм - в том виде, в котором он развивался в прошлом и в настоящее время приобретает все большее число сторонников, - имеет особенности, которые мне не импонируют. <.> Поэтому теперь я предпочитаю пользоваться термином дадаизм... <...> Надеюсь, что, прочитав данный памфлет, читатель будет думать обо мне скорее как о ветреном дадаисте, чем как о серьезном анархисте» [10, с. 320]. Но почему же, несмотря на все это, Фейерабенд использует термин «анархизм» для обозначения специфики своей эпистемологической программы? Для ответа на этот вопрос, на мой взгляд, следует обратить внимание на ряд общих и для Кропоткина, и для Фейерабенда мировоззренческих установок.
Прежде всего, и Фейерабенд и Кропоткин не просто описывают социальную реальность, они «предписывают ей» нечто, оценивают ее. Причем, актуально существующую социальную реальность оба оценивают весьма негативно (здесь, кстати, и проявляется экивок Фейерабенда в сторону «дадаизма», провозглашающего негацию как образ жизни). Если в трудах Кропоткина это очевидно, то относительно Фейерабенда может возникнуть затруднение, поскольку указываемое им «свободное общество» имеет многие черты актуально существующего общества. В данном контексте для нас особенно важна ремарка редактора первого русского издания трудов Фейерабен-да, И.С. Нарского: «под "свободным обществом" автор имеет в виду некое идеальное общество, в котором всем культурным традициям предоставлены равные права» [9, с. 476]. Оба философа не просто оценивают окружающую реальность негативно - они строят собственные концепции лучшей реальности. Для Кропоткина таковым является общество, которое будет создано после победы анархизма во всем мире. Для Фейерабенда это -«свободное общество», где ничто не господствует, в том числе и наука. Но при этом, если бы кто-то назвал идеальное общество Кропоткина «свободным обществом», он, надо полагать, согласился бы. Ибо для обоих мыслителей верно утверждение: «анархия - это свобода».
Именно свобода становится второй точкой сближения позиций Фейерабенда и Кропоткина. Причем речь идет «о свободе от принуждения». Для Кропоткина главный враг свободы - власть, экономическая и политическая эксплуатация. Любое взаимодействие на основе насилия после победы анархизма будет невозможным. Здесь никто не может никого «заставить» сделать что-ли-
2015 • № 1 • гуманитарные исследования в восточной сивири и на дальнем востоке
141
бо. Необходим свободный выбор сторон. Так и для Фейерабенда главная задача, главный смысл «свободного общества» - поставить все традиции в равное положение, так, чтобы ни одна из них не могла при помощи государственной власти подавлять другие. При этом различия интересов побуждают философов обращать внимание на разные аспекты свободы. Кропоткин в первую очередь говорит о свободе социальной («обществе людей свободных и равных» [1, с. 288]). В центре внимания Фейерабенда оказывается свобода интеллектуальная, свобода выбора той или иной традиции мысли и человеческой культуры. И в этом, безусловно, сказывается историческая специфика принимаемых ими форм анархизма.
Обратим внимание также на почти незаметный экономический аспект «свободного общества» Фейерабенда (что весьма актуальный сегодня). О чем в первую очередь ведет он речь, когда говорит о равенстве всех традиций? О том, что общества (заметим - общества в целом), а не абстрактное «государство», должны выделять средства той или иной традиции, т.е. сами свободные люди должны решать, кому пойдут их деньги. Этот принцип управления средствами - вполне «анархический». Примечательно также, что о «частном» финансировании отдельными лицами Фейерабенд не говорит ничего. В конструируемом Фейерабендом идеальном обществе, реальному капитализму «не находится места», реальные принципы его функционирования просто не принимаются во внимание. Фактически идея анархии выступает здесь инструментом критики капиталистической экономической системы. И можно констатировать, что вся структура принятия решений в свободном обществе Фейерабенда вполне соответствует идеям Кропоткина.
«Проблемы, - пишет Фейерабенд, - решаются не специалистами, <...> а заинтересованными лицами в соответствии с идеями, которые они ценят, и способами, которые они считают наиболее подходящими. Разумеется, участники этого развития будут пользоваться определенными идеями, различные группировки будут пытаться учиться друг у друга; они могут подчинить свои воззрения некоторой общей цели, и благодаря этому временно могут возникнуть более общие идеологии. Но такие идеологии будут формироваться из решений, принимаемых в конкретных и зачастую непредсказуемых ситуациях, они будут отображать чувства, желания и мечты тех, кто принимал решения» [9, с. 471]. Переведя это рассуждение на язык политического анархизма, мы получим следующее: равноправные группы людей реша-
ют свои проблемы «на местах», не обращаясь ни к какому иерархическом авторитету, решают их в свободном взаимодействии друг с другом, при помощи собственного здравого смысла. А вот как Кропоткин описывал такой способ решения жизненных проблем: «Возникнут также федерации общин между собою и потребительских общин с производительными союзами. И наконец, возникнут еще более широкие союзы, покрывающие всю страну или несколько стран. Все эти союзы будут соединяться по свободному соглашению между собой» [2, с. 389-390].
Здесь необходимо указать и еще на одну знаковую общую черту анархистских установок Кропоткина и Фейерабенда. Для обоих философов осуществление их общественных идеалов - «конец истории». Они не конструируют будущих состояний общества, мощь анархистских идей проявляется, прежде всего, в критике существующей исторической реальности (которая у каждого своя). Ни Кропоткин, ни Фейерабенд не строят никаких концепций относительно того, что будет после свободного или анархического общества, ибо их представления о «свободном обществе» и «обществе после победы анархической революции» - не просто концепции общества, но общественные идеалы обоих мыслителей. При этом чрезвычайно показателен здесь оптимизм обоих авторов относительно возможности реализации этих общественных идеалов.
Кропоткин многократно подчеркивает, что никакого «хаоса», регресса и падения цивилизации в результате глобальной анархической революции не будет. Не будет даже временных эксцессов -ведь народ в первые же часы прекрасно разберется в том, что делать: «Но всякий, кто хоть когда-нибудь видел, как народ решает свои собственные дела, особенно когда над ним не тяготит палка исправника и податного инспектора, ни минуты не усомнится в том, что раз только народу будет предоставлено распределение продуктов, он будет руководиться в этом деле самым простым чувством справедливости» [1, с. 81]. В точном соответствии со знаменитым изречением учителя Кропоткина, Бакунина, анархия оказывается матерью порядка.
Точно так же и Фейерабенд приводит контраргументы по поводу того, что передача в руки профанов решений в сфере образования может привести к разрушению науки, остановке технического прогресса: «Не следует опасаться, что такое отделение (науки от государства. - прим. авт) приведет к разрушению техники. Всегда найдутся люди, которые изберут карьеру ученого и которые охотно подчинятся необременительному (духовному и
организационному) рабству при условии хорошей оплаты и существовании людей, проверяющих и оценивающих их работу. Греки развивались и прогрессировали, опираясь на труд подневольных рабов. Мы будем развиваться и прогрессировать с помощью многочисленных добровольных рабов из университетов и лабораторий, которые снабжают нас лекарствами, газом, электричеством, атомными бомбами, замороженными обедами, а иногда - интересными волшебными сказками» [9, с. 454-455]. И в принципе, полагает он, никакого зла от того, что человек, не являющийся специалистом, получит контроль над наукой и техникой, вообще на любом уровне не будет.
Анархизм и Кропоткина, и Фейерабенда утопичен в принципе. Но сила утопии - не в конструкциях будущего общества, а в критическом отношении к наличному обществу (как это и было у Томаса Мора). Каждый из них критикует свою историческую реальность: Фейерабенд - попытки манипулировать сознанием людей на основе науки, Кропоткин - прямое политическое господство властных структур. Но в обоих этих случаях анархистские идеи позволяют очень точно поставить социальный диагноз: изменение места науки в обществе, тоталитарное вырождение властных структур.
Особенно отчетливо эта позиция Фейерабенда проявляется в «Заметках о релятивизме», когда он излагает учение Протагора. Протагор, по отношению к которому Фейерабенд использует эпитет «великий» [11, с. 57], является автором знаменитого изречения - «человек есть мера всех вещей, существующих - в том, что они существуют, несуществующих - в том, что они не существуют». Это изречение кажется Фейерабенду настолько точным, верным и близким, что он выводит его в качестве одного из собственных тезисов, трактует не онтологически, а социально: абстрактные категории, созданные специалистами, не должны подавлять мнение обыкновенного человека. Апеллировать следует именно к чувствам и мыслям последнего, а никак не к таким понятиям как «Благо», «Истина» и, как продолжает за Протаго-ром австрийский философ, «Наука», «Рациональность».
Именно безоглядное доверие к человеку оказывается наиболее важной чертой, вызывающей у Фейерабенда симпатию к Протагору. И в этом еще одна общая черта обоих анархистов - антиэлитаризм. Причем оба доходят в проведении этой позиции до самой последней черты. Но и здесь, конечно же, основной пафос философов направлен на наиболее интересующие каждого из них
области. Кропоткин в первую очередь обличает элиту экономико-политическую, отвергает и опровергает ее претензии на правомочную власть над другими людьми, на нравственное превосходство. Фейерабенд со своей стороны подвергает резкой критике элиту интеллектуальную.
Впрочем, и Кропоткин многократно утверждает, что ни один интеллектуал не способен сравниться со здравым смыслом простого народа: «Пусть только предоставят народу свободу действия, - полагает он, - и через неделю распределение припасов будет происходить с удивительною правильностью. Сомневаться в этом может только тот, кто никогда не видел рабочего народа в действии, кто провел всю жизнь, уткнувшись в бумаги. Поговорите же об организаторском духе народа - этого великого непризнанного гения - с тем, кто видел его в Париже в дни баррикад, во время Коммуны или в Лондоне во время большой стачки в гавани, когда приходилось прокармливать полмиллиона голодных людей, - и они скажут вам, насколько народ стоит в этом отношении выше всех канцелярских чиновников» [1, с. 79]. А Фейерабенд, со своей стороны, не раз критикует политические элиты, пытающиеся навязывать представителям других систем ценностей свои ценности. Причем совпадение их позиций проявляется здесь также и в том, что оба анархиста отстаивают достоинство «примитивных» культур, их образа жизни, их систем ценностей. Оба открещиваются при этом от утверждений о том, что они «идеализируют дикаря», но всякий раз, когда они сравнивают примитивные сообщества с западной цивилизацией, авторская симпатия однозначно оказывается на стороне «дикарей». И в этой симпатии к примитивным культурам ярко проступает общая для обоих мыслителей (и, по моему мнению, фундаментальная для анархизма вообще) черта, которую можно назвать антропологическим оптимизмом. В данном случае нельзя не согласиться с замечанием В.Н. Поруса: «П. Фейерабенд предпочел "растворить" рациональность в безграничной и аморфной среде "человеческой духовности", не только не подчиненной рациональному началу, но и исключающей любые претензии на иерархию в своем содержании» [4].
Что же касается различий, то они, на мой взгляд, объясняются здесь скорее тем, что внимание Фей-ерабенда приковано к более тонкой, и одновременно - более актуальной сегодня разновидности власти, нежели власть непосредственно политическая. Для Фейерабенда главным врагом является власть в сфере мысли. Именно эта власть - тонкая, аккуратная, почти незаметная и оставшаяся,
главным образом, незамеченной анархизмом XIX века - может изменить самого человека. Именно интеллектуальная власть вызывает у Фейерабенд сопротивление, и он вполне готов признать необходимость политической власти, коль скоро она будет ограничивать интеллектуальное давление. Политическую власть можно использовать во благо, говорит Фейерабенд, и в этом они с Кропоткиным расходятся, но использование политической власти во благо - это использование ее для освобождения человека от интеллектуальной власти.
Пожалуй, наиболее принципиальным, однако, является их различия в выборе путей построения «идеального» общества. Кропоткин выбирает путь революции. «Всем нам, кому дорого будущее, и кто в будущем хочет увидать социальную революцию - удачную, живучую - всем нам предстоит серьезно задуматься над условиями, при которых такая революция может совершиться - и удастся» [1, с. 6]. И в основе его выбора - убежденность в нравственном характере народных масс. Единственное, чего, по Кропоткину, следует остерегаться - это «узурпация» революции, создание (псевдо)-революционной власти, которая поставит народное движение под контроль кучки жуликов (или даже честных людей), провозглашающих себя главными революционерами, которые, дескать, знают что нужно народу. В этом случае революция действительно может иметь разрушительные последствия, она вырождается в реакцию (именно такой, по Кропоткину, была судьба Великой французской революции).
Фейерабенд же несколько раз ясно указывает, что наилучшим (или даже «единственно возможным») путем создания «свободного общества» является эволюция, постепенно развитие и усовершенствование существующего строя на основании демократических процедур. Фейерабенд уверен, что люди «шаг за шагом завоевывают то пространство, которое до сих пор было занято специалистами, и идут в этом направлении все дальше. Свободные общества возникнут в результате именно таких действий, а не благодаря претенциозным теоретическим схемам» [9, с. 471]. Стоит предположить, что именно революционизм, агрессивность и призывы к вооруженной борьбе (вкупе с реальными следствиями этих призывов, о которых Фейерабенд не мог не знать) и были определяющей причиной того, почему Фейера-бенд называл анархизм «не лучшей политической философией». Фейерабенду чужд политический радикализм, требующий немедленного переустройства общества. И в рамках его системы это
также последовательно: хотя человек теоретически и способен построить свободное общество при помощи своего здравого смысла, в реальной жизни он находится под контролем многочисленных репрессивных идеологий, которые мешают ему этот здравый смысл использовать. Перед тем, как изменять общество, нужно изменить человека, открыть ему глаза на ограниченность «идеологий». Неслучайно идеальный «анархист» Фей-ерабенд не просто свободно выбирает одну из традиций - он выбирает их несерьезно, играет с ними, не придавая им большой ценности: «Эпистемологический анархизм, - подчеркивает он, -отличается и от скептицизма, и от политического (религиозного) анархизма. В то время как скептик либо считает все концепции равно хорошими или равно плохими, либо вообще воздерживается от оценок подобного рода, эпистемологический анархист способен без угрызений совести защищать самые избитые или наиболее вызывающие утверждения» [9, с. 332].
Однако и Кропоткин, осмысливая опыт социальных потрясений, в своих более поздних работах скорректировал свою оценку роли революций, сделал ее менее радикальной. Как отмечает Д.И. Рублев: «В "Письмах о текущих событиях" (1914-1918), в своей речи на Государственном совещании (14 августа 1917) и в программных документах "Лиги Федералистов" (1918) Кропоткин сформулировал идею о преобразовании России в конфедеративную республику с широкими правами местного самоуправления, которая по форме политического устройства напоминала бы Швейцарию» [9, с. 227-228]. Причем, как отмечает другой исследователь П.В. Рябов, Кропоткин идет на такое изменение в своих взглядах, несмотря на оглушительную критику, которую обрушили на него за это товарищи и последователи [10, с. 232-235]. Здесь Кропоткин уже различает более свободные, более прогрессивные общества (Франция, Англия, Швейцария), идущие все-таки по пути прогресса - медленно, с трудом, но идущие, и общества регрессивные, направленные не вперед, а назад, которые стремятся подавить все очаги свободы и самоорганизации жесточайшей реакцией (Германия). И в это же время Кропоткин все более обращается от политики к этике, от прямой политической агитации за революцию - к моральному учительству. Он начинает писать фундаментальный трехтомный труд по этике. Позиция Кропоткина, таким образом, изменяется под влиянием изменения исторических условий. Изменяется само общество, острее очерчиваются проблемы, ранее почти незаметные. И на этом фоне
А.М. КРАВчЕнКО
проступает то общее, что сближает Кропоткина и Фейерабенда в понимании сути анархизма.
Именно в области истории можно найти также и ответ на вопрос о том, почему Фейерабенд порой столь решительно отмежевывается от политического анархизма, считая его «далеко не лучшей политической философией». Фейерабенд имел возможность читать классиков анархизма уже после потрясений первой половины ХХ в.. И, следовательно, читать их, уже осознавая, что реальность анархистских объединений времен гражданской войны в России и Испании оказалась далека от наивных представлений анархистов XIX в..
Фейерабенд учел опыт истории. Тем не менее, поставив перед собой задачу критически проанализировать роль науки в современном ему обществе и методологический потенциал этой науки, он обращается к идеям анархизма, чтобы обогатить ими философию науки.
«Современная философия науки, погрузившись в обсуждение внутренних структур когнитивной деятельности в науке, утеряла из виду, что научность - культурная, а не только техническая характеристика когнитивной активности, что познание обращено к истине как элементу культурного сознания и без понимания этой обращенности невозможно, во всяком случае, научное познание. И что важнейшая функция методологии как самосознания науки - раскрывать культурный смысл познавательной деятельности. Сегодня, кажется, эта задача связана с возвращением непрагматического смысла в научно-познавательную деятельность, с возвращением научному знанию «достоинства» в отличие от полезности» [6, с. 31]. И как инструмент анализа исторической реальности (в данном случае - анализа места и роли науки в обществе) анархизм позволяет Фейерабенду вскрыть действительные пороки современного ему научного сообщества и общества в целом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кропоткин П.А. Хлеб и Воля. Современная наука и анархия. М., 1990.
2. Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1988.
3. Нарский И.С. Пол Фейерабенд и кризис «постпозитивистской» методологии // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
4. Порус В.Н. Рациональность, наука, культура. М., 2002.
5. Пружинин Б.И. Введение: Специфика культурно-исторической эпистемологии // Культурно-историческая эпистемология: проблемы и
перспективы. К 70-летию Бориса Исаевича Пру-жинина / Отв. ред.-сост. Н.С. Автономова; науч. ред. Т.Г. Щедрина. М., 2014.
6. Пружинин Б.И. Ratio serviens? Контуры культурно-исторической эпистемологии / Науч. ред. Т.Г. Щедрина. М., 2009.
7. Рублев Д.И. Развитие анархо-коммунистиче-ских идей П.А. Кропоткина в русской анархической мысли (1900 - 1930-е гг.) // Петр Алексеевич Кропоткин / под ред. И.И. Блауберг. М., 2012.
8. Рябов П.В. Петр Кропоткин и Алексей Боровой: от классического к постклассическому анархизму // Петр Алексеевич Кропоткин / под ред. И.И. Блауберг. М., 2012.
9. Фейерабенд П. Против метода. Очерк анархистской теории познания // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
10. Фейерабенд П. Против метода. Очерк анархистской теории познания / Пер. с англ. А.Л. Никифорова. М., 2007.
11. Фейерабенд П. Прощай, разум / Пер. с англ. А.Л. Никифорова. М., 2010.
12. Щедрина Т.Г. Культурно-историческая эпистемология и социальная эпистемология: два пути к реальности // Культурно-историческая эпистемология: проблемы и перспективы. К 70-летию Бориса Исаевича Пружинина / Отв. ред.-сост. Н.С. Автономова; науч. ред. Т.Г. Щедрина. М., 2014.
REFERENCES
1. Kropotkin, P.A., 1990. Khleb i Volya. Sovremennaya nauka i anarkhiya [Bread and freedom. Modern science and anarchy]. Moskva. (in Russ.)
2. Kropotkin, P.A., 1988. Zapiski revolyutsionera [Notes of a revolutionary]. Moskva. (in Russ.)
3. Narskiy, I.S., 1986. Pol Feierabend i krizis «postpozitivistskoy» metodologii [Paul Feyerabend and the crisis of «postpositivist» methodology]. In: Feyerabend, P., 1986. Izbrannyye trudy po metodologii nauki. Moskva. (in Russ.)
4. Porus, V.N., 2002. Ratsional'nost', nauka, kul'tura [Rationality, science, and culture]. Moskva. (in Russ.)
5. Pruzhinin, B.I., 2014. Vvedeniye: Spetsifika kul'turno-istoricheskoy epistemologii [Introduction: the specificity of the cultural-historical epistemology]. In: Avtonomova, N.S. and Shchedrina, T.G. eds., 2014. Kul'turno-istoricheskaya epistemologiya: problemy i perspektivy. K-70 letiyu Borisa Isayevicha Pruzhinina. Moskva. (in Russ.)
6. Pruzhinin, B.I., 2009. Ratio serviens? Kontury kul'turno-istoricheskoy epistemologii [Ratio serviens? The contours of the cultural-historical epistemology]. Moskva. (in Russ.)
7. Rublev, D.I., 2012. Razvitiye anarkho-kommunisticheskikh idey P.A. Kropotkina v russkoy anarkhicheskoy mysli (1900-1930-ye gg.) [Development of anarcho-communist ideas of P.A. Kropotkin in the Russian anarchist thought, 1900-1930s]. In: Blauberg, I.I. ed., 2012. Petr Alekseyevich Kropotkin. Moskva. (in Russ.)
8. Ryabov, P.V., 2012. Petr Kropotkin i Aleksey Borovoy: ot klassicheskogo k postklassicheskomu anarkhizmu [Peter Kropotkin and Alexey Borovoy: from classical to post-classical anarchism]. In: In: Blauberg, I.I. ed., 2012. Petr Alekseyevich Kropotkin. Moskva. (in Russ.)
9. Feyerabend, P., 1986. Protiv metoda. Ocherk anarkhistskoy teorii poznaniya [Against method: outline of an anarchistic theory of knowledge].
In: Feyerabend, P., 1986. Izbrannyye trudy po metodologii nauki. Moskva. (in Russ.)
10. Feyerabend, P., 2007. Protiv metoda. Ocherk anarkhistskoy teorii poznaniya [Against method: outline of an anarchistic theory of knowledge]. Moskva. (in Russ.)
11. Feyerabend, P., 2010. Proshchay, razum [Farewell to reason]. Moskva. (in Russ.) 12. Shchedrina, T.G., 2014. Kul'turno-istoricheskaya epistemologiya i sotsial'naya epistemologiya: dva puti k real'nosti [Cultural-historical epistemology and social epistemology: two ways to reality]. In: Avtonomova, N.S. and Shchedrina, T.G. eds., 2014. Kul'turno-istoricheskaya epistemologiya: problemy i perspektivy. K-70 letiyu Borisa Isayevicha Pruzhinina. Moskva. (in Russ.)
