Экспрессивно-эмоциональный стиль французского перевода латинского «Жития блаженного стефана гранмонского» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

О. Ю. Школьникова

экспрессивно-эмоциональный стиль французского перевода латинского «жития блаженного стефана гранмонского»

Перевод латинского «Жития блаженного Стефана Гранмонского» был сделан в 1427 г. в городе Тьер в Оверни для Марии де Бурбон по случаю передачи ею мощей святого в дар кафедральному собору этого города и дошло до нас в единственной рукописи, которая хранится в Национальной библиотеке Франции (B. N. ms. fr 990).

Старофранцузская версия представляет собой образец типичного для позднесредневекового культурного пространства translatio (перевод-переложение), которое характеризуется определенным набором внутренних установок и внешних особенностей.

Перелагая латинский текст, переводчик стремился к переносу знания в среду бытования национального языка, «знакомого и понятного каждому», что способствовало обогащению и развитию национального языка и культуры.

Традиционно для этой эпохи то, что переводной текст предназначен аристократическому читателю, в прологе указывается заказчица данного перевода и то, по какому случаю он сделан.

Текст старофранцузского переложения совмещает черты буквального перевода и адаптации — свидетельство тщательной работы переводчика со словом, с языком и, напротив, внимание к другим смысловым акцентам, преследование других целей.

Чертами адаптации стали многочисленные упрощения, опущения имен персонажей и географических названий, сокращение цитирования, краткий пересказ отдельных фрагментов, реструктуризация глав. Несмотря на эти трансформации, французский перевод намного превосходит объемом латинский оригинал.

Признаками буквальности перевода являются внутренние глоссы в форме синонимических пар, среди которых как экспликативные, так и риторические, а также фрагментов, которые переводчик вводит оборотами: «c’est assavoir», «comme s’il voulsist dire» и т. д.

С точки зрения стиля изложения, французская версия намного превосходит латинский прототип в эмоциональной выразительности. Рассмотрим, с помощью каких приемов французскому переводчику удается усилить экспрессивность.

Прежде всего, он работает с семантическими возможностями своего родного языка и предлагает одновременно разные варианты перевода одного и того же латинского слова. Так возникают ряды однородных членов, внутри которых складываются разные отношения. В синонимических парах, например, misericorde et charite («милость и милосердие»), plaisir ou delectation («удовольствие и приятность»), ceste charte... me soit escu et targe.

«эта грамота... будет мне щитом и броней»1 один из членов представляет собой близкий перевод, второй добавлен переводчиком и иногда является внутренней глоссой для первого. Тавтологические сочетания, например, fondeur, instituteur premier («основатель, первый учредитель»), soi mesme, de son propre volonte («сам по своей воле»), s’est sacrifier et est offert a dieu («пожервовал и посвятил себя Богу») своим появлением также обязаны

© О. Ю. Школьникова, 2008

дополнительному варианту, предложенному при переводе, и демонстрируют богатство языковых средств языка, на который переводят. Также для усиления выразительности используются плеонастические обороты, например, depuis n’est tourne au siёcle du monde («и уж не вернулся в мир мирской»). Все эти сочетания создают ощущение неопределенности выражения, незаконченности поиска языковой формы, с их помощью передается динамика текста, а также создается особый ритм.

Автор перевода внимательно относится к выразительным моментам латинского текста. Так, например, он никогда не пренебрегает экспрессивными сравнениями с миром природы и метафорами, которые имеют место в оригинале: Pierre Limosin second prieur, simple comme colombe, florissant en virginite, luisant en toute sainctete («Петр Лиможский второй настоятель, бесхитростный, как голубь, цветок непорочности, сверкающий святостью»), vestemens blans come nege («белоснежные одеяния»), son corps fust une soche de bois, tant estoit sec; ses bras et jambes sambloient que ce fussent bastons («тело его было сухим, словно пень, а руки и ноги были похожи на палки»), ala de soi mesmes, qui par avant ledit jour se trainoit sur la terre comme se ce fust ung serpent qui n’eust point de piez ne de mains («он шел сам, он, который до этого дня влачился по земле, аки змей безногий и безрукий»), ses mains et ses genoilz estoient durs et endurciz comme d’un chamel («руки и колени его были твердыми и затвердевшими, как у верблюда»).

Иногда описание кажется переводчику недостаточно выразительным, и он для большего эффекта добавляет от себя детали, — например, в истории о том, как брата Жана защемило деревом. Латинский текст констатирует: «oportuit arborem vertere ab alio latere, quae retinuit fratrem quendam, Ioannem nomine, vidente iam dicto priore, qui ibi loquebatur forte cum quodam religioso homine». Глагол retinere переводится описательно четырьмя французскими глаголами: tomber, accracher, opprimer и soutenir, далее автор французской версии использует лексику, входящую в семантическое поле «страдание = мученичество»: douleur (2 раза), martire, souffrir, crier, grief, terriblement; экспрессия усиливается повторением наречия tellement и прилагательного tel, выражающих интенсивность. Все это кажется недостаточно выразительным автору перевода, и он заключает описание придуманным им сравнением: «un frere nomme Jehan, <qui> aidoit a abatre un arbre, ledit arbre tomba sur son bras et le lui accraicha et opprima tellement que pour la douleur et grief martire qu’il souffroit, et soustenoit le bras et main dudit frere Jehan, lequel pour ce crioit moult terriblement, tellement que il demoura en tel douleur que on lui cuida copper le bras au plus pres du corps» («брат по имени Жан помогал валить дерево, это дерево упало ему на руку и так ему ее раздавило, прижало и защемило руку и предплечье, что из-за боли и страшного мучения, которое он испытывал, он ужасно кричал и так страдал от боли, что подумали, что руку ему оторвало по самое плечо»).

Особый ритм повествованию придают ассонансы и аллитерации. Автор перевода внимательно относится к фонетическому облику слов, поэтому ряды однородных членов часто имеют созвучия в окончаниях (например, umilite et povrete ou tu nous as fondez или en grans tormens et batemens), иногда также и в корнях (nombrer et nommer) или приставках (desister et delaisser).

Оживляют повествование вкрапления прямой речи. Обычно переводчик следует тексту, и прямая речь появляется там же, где и в латинском оригинале, однако в переводе как авторские комментарии, так и речь героев приобретает больший объем, «обрастая» дополнительными восклицаниями, и звучит более патетично. Например, в главе «Comme, par les prieres de saint Estienne, les maisons et biens d’un sien famillier et aussi d’un chanoine de

Sens, qu’il amoit, furent gardez d’un grant feu» в латинском тексте герой, увидев, что горит его дом, вопрошает: «О Deus, quid faciam?». В переводе получилось следующее: «О Dieu de paradis! О glorieuse Vierge Marie! Je voi grant douleur en ceste povre ville, en laquelle j’ai toute ma substance....» («О Господь, пребывающий в раю! О преславная Дева Мария! Большое несчастье зрю я в этом бедном доме, в котором все мое имущество...») — добавлены эпитет, дополнительное обращение к Деве Марии и иносказательно описывается ситуация с использованием ряда лексем из семантического поля «несчастье».

Так же расширяет переводчик и авторские ремарки. Сравним, например, фрагмент главы «De l’enfermete et maladie qui survint a l’enfant saint Estienne au retour dudit pelerinage». В латинском тексте автор восклицает: «О pietas patris! О providentia supernae dispensatio-nis!», переводчик же увеличивает ремарку, поясняет причину, вводит дополнительные обращения с эпитетами: «О tresdoulx Dieu, quant grande est la paie du pere de cest enfant! О Dieu, quant grande est la pitie du pere, la sapience et pruidence de son enfant, la disposicion divine! («О сладчайший Господь, сколь великую плату заплатил отец этого чада! О Боже, какую жалость испытывает отец, какова мудрость и рассудительность его сына, каково божественное предопределение!»).

В главе «Miracle d’un cloc ou boiteux redrecie, d’un homme aveugle et de deux femmes aveugles enluminees» мы наблюдаем ритмически организованный фрагмент, являющийся прямой речью героев, представляющий собой попарно рифмованный восьмисложник: «Aujourdui Dieu louer devons / des grans miracles que veons. Loue soit son famillier / saint Estienne le confesseur. Le pueple doit avoir grant joie / des miracles qu’il lui envoie: l’aveugle voit bien clerement, / le boiteux va abillement. Ces deux miracles en pou d’espace / ont este faiz par tresgrant grace, Dieu de ce doit estre loue / et saint Estienne exaucie» («Сегодня Господа должны благодарить / за чудо, что изволил нам явить. Его наперсник будь благословен, / наш исповедник господин святой Этьен. Чудеса народу посылает, / ликовать людей всех призывает: ясно видит слепой, / быстро ходит хромой. Два чуда сразу совершились — / на то была Господня милость, за то нам Господа хвалить / и святого Этьена благодарить».

К семантическим средствам следует также отнести изобилие эпитетов, многие из которых употребляются парно, и в их устойчивом употреблении можно увидеть черты эпической формульности выражения2. Впервые понятие «формульность» использовал в своих исследованиях гомеровских текстов американский филолог-классик Милмэн Пэрри, который определял его как «группу слов, регулярно используемую в одних и тех же метрических условиях для выражения данной основной мысли»3. Определение Пэрри заменило термин «повтор», неоднозначность которого состояла в том, что он мог иметь в виду повторение как словосочетаний, так и эпизодов, а также термины «эпические клише» и «стереотипное словосочетание», которые несли в себе негативный оттенок. Ученик и коллега Пэрри Альберт Б. Лорд в своей книге, посвященной живой эпической традиции в Югославии ^SG^ — 195G^ гг., предложил следующую классификацию устойчивых формул, «которые выражают понятия, чаще всего встречающиеся в эпической поэзии»:

• имена действующих лиц;

• основные действия;

• обозначения времени и места4.

Важно, что формулы представляют собой не словосочетания, которые сказитель заучивает и воспроизводит, а некие модели или системы, которые проявляют разную степень продуктивности5.

Рассматриваемый нами текст, хотя и не является стихотворным, обнаруживает следы формульности, которые делают его похожим на произведение фольклорного жанра. В старофранцузской версии встречается большое количество повторяющихся словосочетаний, которые можно признать формулами6.

Специфика французской версии состоит в том, что основное внимание в ней уделяется чудесам. Среди них можно выделить ряд типов, в соответствии с которыми можно построить типологию встречающихся сюжетов. Самыми частотными являются следующие, различные вариации которых неоднократно встречаются в «Житии»:

• освобождение рыцарей от греха гордыни;

• освобождения из плена;

• исцеления и воскрешения мирян;

• исцеления и воскрешения рабочих при строительстве Гранмона;

• избавление от огня и пожаров;

• исцеления безумных и вразумление святотатцев.

В каждом из них фигурируют соответствующие герои. Каждый тип персонажа получает свой способ называния. Главный герой произведения — святой Этьен — имеет разные формулы называния, каждая из которых устойчиво употребляется в тексте:

• tresglorieux corps saint monseigneur saint Estienne;

• saint et glorieux confesseur monseigneur saint Estienne;

• le glorieux saint et confesseur, tressaint et glorieux confesseur et hermite;

• premier pere, instituteur et fondeur de tout l’ordre de Grantmont;

• premier pastour et fondeur de l’ordre de Granmont.

Следующая группа формул используется для именования св. Этьена в прямой речи других героев:

• homme de Dieu;

• ami de Dieu;

• homme et serf de Dieu.

Архиепископ Милон всегда вводится следующей формулой, где варьируется составляющая home / preudomme, и остается неизменной сама конструкция:

• le saint homme l’arcevesque Milo;

• le saint preudomme l’arcevesque Milo.

Для называния папы римского используется формула:

• nostre saint pere le pape.

Большинство героев вводится следующей конструкцией, в которой обязательно словосочетание une bonne femme / une bonne pucelle / un bon homme. Далее следует определение или придаточное предложение, описывающее ситуацию, которая является зачином для действия, что развернется в данной главе:

• une bonne femme sourde;

• un bon homme du quel la femme estoit au lit malade;

• une bonne femme qui avoit un enfant muet et manchet;

• un bon homme qui estoit marie a une bonne femme;

• une bonne femme de Normandie qui avoit la main seiche;

• une bonne femme nommee Perronelle avec son filz qui estoit tout sec de maladie;

• bonne pucelle et tant povre.

Устойчивость проявляет конструкция «un... qui moult amoit saint Estienne» — содержащаяся в придаточном информация является залогом совершения чуда со стороны святого:

• ung sien familier qui moult amoit saint Estienne et ses disciples;

• un chanoine qui moult amoit monseigneur saint Estienne et tout l’ordre de Grant-mont.

Для называния персонажей, благородных по происхождению, но не являющихся духовными лицами, используются следующие формулы:

• un tresnoble homme et seigneur;

• le vaillant seigneur;

• vaillant homme riche et noble;

• noble homme et devost;

• un chevalier de tresgrant et noble lignage;

• un chevalier noble seigneur.

Словосочетание preudomme / preude femme употребляется в нескольких типах формул, появляясь в них в разной позиции по отношению к сопутствующим прилагательным:

• sains et vaillant preudomme;

• preudomme clerc et vaillant;

• clerc benigne et preudomme;

• preude femme, loialle et de grant devocion;

• sains religieux etpreudommes hermits;

• sains et vaillans preudommes de Calabre.

Второй областью использования формул является основной набор действий, которые повторяются в каждом фрагменте, что обусловлено самим жанром чудес.

Главы начинаются словами:

• il advint que (un jour) (au terroux de Limoges);

• raconte la vie (et histoire);

• (long temps) apres;

• encores vous raconterai;

• au temps de revelacion de saint Estienne;

• or vous vueille ennuier de oir plusieurs autres miracles / encores ne vueillez ennuier en vostre verite et devocion de oir un autre miracle.

Действия святого Этьена обычно сопровождаются следующим сравнением, в котором обязательно присутствует существительное pere или pastour:

• comme doulx, piteux et debonnaire pastour;

• comme bon et vrai pastour;

• comme loial et debonnaire pere et pastour;

• comme doulx pere et piteux.

В обращениях одного героя к другому и в обращениях к Богу участвуют междометия и ограниченный ряд эпитетов:

• О tresdoulx Dieu;

• О mon doulx pere;

• He, mon doulx sires;

• О ma bonne mere.

Большая часть сюжетов — это паломничество к святому c какой-либо просьбой, которая выполняется. После выполнения просьбы герои благодарят Бога и святого, поэтому эпизоды заключаются следующим образом:

• et rendi graces a Dieu;

• et rendi graces a Dieu et audit saint;

• et rendirent graces a Dieu et a monseigneur saint Estienne.

После совершения чуда герои возвращаются домой исцеленные и довольные, потому, что просьба их чудесным образом выполнена. Это действие выражается глаголом sen tourner + два и более обстоятельства (часто прилагательные, обычно синонимы):

• s’en tourna en grant gloire et exultacion;

• s’en tournerent joieux sains et en bon point;

• s’en tourna (l’enfant avec sa mere et aussi la mere) alaigres et joieux;

• s’en tourna sain et bien parlant;

• s^n tourna a son pie tout liez et sain.

Формулы французского варианта являются новшеством по сравнению с латинским житием. Безусловно, не следует говорить о полностью формульном характере французского текста, можно наблюдать в нем лишь элементы этой системы. На наш взгляд, здесь присутствует намеренная стилизация под произведение устного народного творчества посредством создания особого ритма в прозаическом тексте.

Изменение стилистики жития, которое мы наблюдаем в процессе его перевода с латыни на французский язык, кажется, в первую очередь, связанным с изменением аудитории или адресата текста. Если текст латинского жития создавался для использования его в богослужебной практике и был включен в состав агиографических сборников, то французская версия была ориентирована на светскую аудиторию и позиционировалась как нравоучительно-полезное чтение, аналог романа. В начале проповеди, предваряющей «Житие», автор обращается к своей аудитории следующим образом: «Seigneurs de tresgrant reverence et dames de tresgrant excellence», что подтверждается материальной историей

самого кодекса, заказанного не для монастыря, а для знатной семьи герцогов де Бурбонн. В самом жанре средневекового романа А. Б. Лорд усматривает эпическое начало, вызванное желанием приукрасить историю, чтобы усилить к ней интерес7. Т акую же тенденцию можно наблюдать в истории текста «Жития святого Этьена», трансформировавшегося из строгого текста латинской агиографии основателя ордена Гранмон в сказочно-увлекательное повествование о чудесах, творимых старцем святым Этьеном.

Риторический стиль, в котором выполнен перевод, характерен, в целом, для средневековых переводов на народные языки, и близок стилю, который распространился в русской агиографической традиции приблизительно в это же время (на рубеже XIV-XV вв.) вместе с произведениями Епифания Премудрого и Пахомия Логофета и получил название «плетение словес»8. И в русской, и во французской агиографии того времени шло освоение возможностей языка и поиск выразительных художественных средств, которые могли бы адекватно отразить динамику и экспрессию самой человеческой жизни на примере ее выдающихся представителей, какими видели авторы своих героев.

1 При переводе на русский язык не всегда возможно подобрать достаточно близкие по смыслу синонимы. Здесь дословно: «щитом и щитом воина неблагородного происхождения».

2 Подтверждение правомерности и уместности применения в данном случае понятия «формульность» мы нашли в труде А. Б. Лорда «Сказитель» (Lord A. B. The Singer of Tales. Cambridge, 1960; Лорд А. Б. Сказитель. М., 1994).

3 Parry M. Studies in the Epic Technique of Oral Verse-Making. I: Homer and Homeric Style // Harvard Studies in Classical Philology. 1930. Vol. 41. P. 80.

4 Лорд А. Б. Сказитель. М., 1994. С. 45.

5 «Рассматривая модели и системы устного повествовательного стиха, мы в действительности наблюдаем «грамматику» этой поэзии, причем эта грамматика как бы накладывается на грамматику соответствующего естественного языка. Используя другой образ, можно сказать, что внутри грамматики языка мы обнаруживаем некую особую грамматику, необходимость которой обусловлена версификацией. Словосочетаниями и предложениями для этой грамматики являются формулы»; «Хотя может показаться, что главное в обучении сказителя — это усвоение формул от других певцов, я все же полагаю, что по-настоящему важно не это, а выработка разнообразных моделей, которые позволяют приспосабливать словосочетания к контексту и образовывать по аналогии новые словосочетания» (Лорд А. Б. Сказитель. М., 1994. С. 48, 50).

6 «Мы опознаем эти выражения, поскольку можем показать, что их употребление у сказителя приобрело регулярный характер» (Лорд А. Б. Сказитель. М., 1994. С. 61).

7 «Кажется весьма вероятным, что средневековый роман восходит к продиктованным текстам устного эпоса на том этапе, когда его величественная религиозная магия ощущалась уже не столь сильно и в то же время когда, по крайней мере, некоторые из его создателей уже не довольствовались «подлинной историей» и желали чего-то фантастического и чудесного» (Лорд А. Б. Сказитель. М., 1994. С. 151).

8 См.: Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 2002; Ключевский В. О. Древнерусские жития святых. М., 1871; Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1960.