CC BY
98
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
УДК 316.2 1БЬ А14, 213
Б01 10.25205/2542-0429-2018-18-1-159-168
Д. В. Зайцев Н. И. Ловцова Я. Ю. Правкина 2, В. В. Щебланова 3
1 Саратовский государственный технический университет имени Ю. А. Гагарина ул. Политехническая, 77, Саратов, 410054, Россия
2 Саратовский государственный аграрный университет имени Н. И. Вавилова Театральная пл., 1, Саратов, 410012, Россия
3 Саратовская государственная юридическая академия ул. Чернышевского, 104, Саратов, 410022, Россия
zaitsevd@bk.ru, n.lovtsova@mail.ru,pravkina@yandex.ru, dvzsaratov@mail.ru
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВИРТУАЛЬНЫХ ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ
МОЛОДЕЖИ *
Представлен комплексный анализ результатов исследования (2012-2018 гг.) особенностей виртуальных трудовых отношений молодежи в трех регионах России. Развитие виртуальной трудовой деятельности сегодня стало устойчивым трендом как в мире, так и в России. Цель исследования - обосновать с позиций современной социологической методологии процессы институциализации и профессионализации виртуальных трудовых отношений молодежи в контексте развития экономики и социального управления. Исследование способствует решению не только научной проблемы (ограниченность научных представлений о феномене виртуальной дистанционной занятости), но и социальной - совершенствование мер социально-экономической политики в области трудоустройства безработной молодежи. Методология представлена микс-стратегией, в контексте которой впервые произведено оригинальное смешение ресурсов структурализма, функционализма, институциализма, количественного и качественного исследовательских подходов, позволившее реализовать комплексный подход и получить информацию об экономических, социально-управленческих проблемах, специфике и перспективах виртуальных трудовых практик российской молодежи, выявить ряд отличительных параметров виртуальной занятости, определить тенденции ее развития в региональных контекстах, осуществить триангуляцию данных. При интерпретации эмпирических данных анкетного опроса и интервью использовались результаты пула социально-экономических общероссийских исследований (вторичный анализ), проводилось сравнение с современными статистическими данными. Научно-практическая значимость работы заключается в приращении научного знания в области экономики труда, социологии труда, развитии методологии и методики комплексных исследований; формировании основы для оптимизации занятости безработных граждан, распространения интернет-занятости, прогнозирования ее динамики, снижения уровня социально-экономического неравенства в стране. Основными результатами исследовательской работы являются следующие выводы и положения: молодежные виртуальные дистанционные практики характеризуются примерно равной степенью распространения в Приволжском, Центральном и Сибирском федеральных округах России; существенные проблемы реализации данных практик представлены невыплатой вознаграждения работодателем, необходимостью самостоятельного ведения работником бухгалтерской и налоговой отчетности, низким качеством интернет-услуг, относительно высокой степенью потребности в «живом общении»; подтверждена гипотеза о позитивном влиянии виртуальных трудовых отношений на социально-экономический статус молодежи, степень социальной мобильности ее представителей, преодоление социального неравенства; в России сформированы системы профессионального образования в области телеработы, профессиональные сообщества, биржи виртуальной дистанционной занятости; виртуальные трудовые отношения, благо-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научных проектов № 16-06-00227 и 18-013-00560.
Зайцев Д. В., Ловцова Н. И., Правкина Я. Ю., Щебланова В. В. Экономические и социально-управленческие аспекты виртуальных трудовых отношений современной российской молодежи // Мир экономики и управления. 2018. Т. 18, № 1. С. 159-168.
ISSN 2542-0429. Мир экономики и управления. 2018. Том 18, № 1 © Д. В. Зайцев, Н. И. Ловцова, Я. Ю. Правкина, В. В. Щебланова, 2018
даря их профессионализации и институциализации, стали реальным инструментом занятости для многих представителей российской молодежи.
Ключевые слова: социально-экономический анализ, виртуальная занятость молодежи, виртуальные трудовые отношения, телеработа, управление дистанционными социально-трудовыми практиками, фриланс.
Современные глобализационные процессы, социально-структурные трансформации национального масштаба, генерируют комплекс возможностей для молодежи в сфере трудоустройства за счет многоформатного развития информационно-телекоммуникационного пространства. Это способствует преодолению множества негативных последствий реформирования секторов жизнедеятельности российского общества, в том числе в контексте социально-трудовых отношений молодежи (например, сжимание рынка вакансий, низкая заработная плата, «теневое трудоустройство»). Молодежь традиционно дискриминируема на рынке труда по объективным причинам (отсутствие стажа, необходимого образования, завышенные требования молодежи и т. п.). В итоге, по данным Росстата на 01.01.2017, доля молодежи среди безработных составляет почти 30 % что подтверждается результатами независимых исследовательских агентств (например, W-City.net, 2015; Superjob.ru, 2016).
Большое значение для формирования успешных социально-трудовых отношений молодежи сегодня имеет развитие практик виртуальной трудовой деятельности (в том числе фриланса, телекомьютинга) обусловленное прогрессом телекоммуникационной сферы. Виртуализация труда, его интернетизация повышают мобильность молодых работников, содействуют профессиональному самоопределению и совершенствованию.
Виртуализация профессиональной деятельности является итогом общемировых тенденций информатизации и виртуализации жизни современных обществ. Это проявляется в создании электронных правительств, виртуальных офисов, магазинов, телемедицины, телебанкинга, в развитии дистанционных систем предоставления образовательных и иных услуг.
В России виртуальная занятость распространена относительно мало и проходит период институциализации. Насчитывается около четырех миллионов телеработников (данные www.hh.ru,www.top.rbc.ru, 2017) против 60 миллионов человек, которые трудятся дистанционно в Европе и США [1]. Процесс становления дистанционных практик труда в США, как указывает Д. Эдельман, сопровождался управленческими инновациями и демократическими преобразованиями, продвижением большинством работодателей идей фрилансинга, как отмечается в работе [2]. В зарубежной науке проблематика дистанционной занятости обсуждалась, прежде всего, в трудах Г. Гордона, Ф. Кинсмана, Д. Ламонда, Дж. Найллса, У. Хьюса, которые фактически осуществили концептуализацию данного вида занятости с позиций современной социологии и экономики [3]. У. Мюэльбергер особо подчеркивал зависимость дистанционной самозанятости от социально-экономических условий и личностных ресурсов работников [4]. Это объективно, так как для ее успешной реализации требуется не только специальное телекоммуникационное оборудование, но и особый склад личности, предполагающий, по мнению Й. Шварца, способность обходиться без непосредственного общения с коллегами [4]. В целом, феномен автономизации современного работника, его дрейфа от классических институциальных производственных структур к сетевым, виртуальным представляется интересным для научного исследования. Впервые о работнике как свободном агенте труда написал Д. Пинк, отметив положительные и отрицательные стороны данного явления [3].
В России сложилась интересная ситуация в области анализа дистанционной занятости, которая характеризуется наличием пула исследований междисциплинарного формата при фактической неразвитости соответствующих практик (например, М. Луданик, Я. Правкина, Р. Рывкина, Л. Хахулина, М. Шабанова) [5]. Процессуально дистанционная социально-трудовая деятельность в нашей стране реализуется стихийно, редко регламентируется в реальности, но трансформирует существующие социальные отношения, структурирует их особым образом, так как способствует появлению новых видов и форм трудовой деятельности (Ю. Веремейко, В. Гимпельсон, Р. Капелюшников, О. Синявская) [6]. Это позитивно в связи
1 Федеральная служба государственной статистики. Банк готовых документов. Вкладка «Занятость и безработица». URL: http://www.gks.ru/bgd/free/B09_03/.
с высокой степенью безработицы в молодежной среде. Самозанятость, в том числе виртуальная, позволяет обеспечить трудоустройство (пусть временное, частичное) юношей и девушек, что станет препятствием к их миграции из региона (Н. Воловская, Л. Плюснина, А. Русина, А. Иноземцева) [7]. Также важен, по мнению Л. Кветного, экономический мультипликативный эффект дистанционной занятости [8]. На данный позитивный эффект обратили внимание и московские исследователи Д. Стребков и А. Шевчук. Проведя межстрано-вое исследование электронной занятости, они установили, что трансформируется структура всей жизни телеработника - и деловая, и семейная, появляются новые возможности, бонусы, наблюдаются новые выгоды. Однако в целом фокус внимания ученых сосредоточен на представлении статистических социологических данных при игнорировании теоретической интерпретации результатов [9].
В совокупности созвучных научных трудов виртуальная дистанционная занятость не исследуется с позиций институциального, структуралистского, функционалистского подходов, что, на наш взгляд, представляется перспективным в аспекте приращения научного знания, развития методологии экономической социологии, социологии управления и совершенствования мер молодежной политики.
Виртуальная дистанционная занятость структурно сегодня сложилась в определенную транснациональную многоуровневую сеть. Например, в России на базовом уровне виртуальное пространство занятости молодежи представлено совокупностью организационных и управленческих форм (провайдеры, агенты е-образования, электронные биржи труда, региональные министерства занятости, труда и миграции, общероссийская сеть центров занятости молодежи, координационных центров социальной поддержки молодежи, муниципальных и региональных центров содействия занятости молодежи, что свидетельствует о развитии процессов институциализации и профессионализации феномена. Тем более что виртуальная дистанционная занятость выполняет комплекс социетальных функций, основными из которых являются адаптация молодежи к трудовой деятельности, смягчение социально-экономического неравенства, функция профессиональной мобильности.
Методические аспекты исследования
Разработка программы социологического исследования, определение объекта и предмета, формулирование гипотезы осуществлялось с учетом авторского трактования ключевого понятия. Мы рассматриваем виртуальную занятость как особую форму организации социально-трудовой деятельности, вне традиционного рабочего места, на основе виртуального взаимодействия, с целью удовлетворения индивидуальных, социальных и социетальных потребностей с использованием электронных информационно-коммуникационных средств. Синонимичными понятиями выступают телезанятость, телеработа, дистанционная трудовая деятельность, дистанционные социально-трудовые практики. Виртуализированность рассматриваемой практики проявляется в применении специализированных информационных ресурсов, интернет-сайтов, в конструировании трудовых отношений на основе виртуального взаимодействия, предполагающего относительно высокую степень доверия между работником и работодателем.
Поскольку дистанционная занятость пока не является широко распространенной, легитимной практикой, у выбравших ее возникает множество проблем организационно-процессуального порядка. С целью выявления особенностей (проблем и перспектив) виртуальной дистанционной занятости российской молодежи нами в 2012-2017 гг. был проведен анкетный интернет-опрос молодых телеработников в трех российских регионах (методология социологического исследования в Сети разработана с учетом современных исследований [10]). Анкетный лист содержал закрытые и полузакрытые вопросы. Генеральная совокупность представлена российской молодежью.
Конструирование выборки осуществлялось на основе открытых данных баз адресов электронной почты молодежи (Ы = 1 200), занятой дистанционно и зарегистрированной во фри-ланс-системах 2. Итоговая выборочная совокупность (Ы = 600) была получена посредством
2 Freelance (от англ. free - свободный, lance - копье) - внештатная, свободная, наемная, по отдельным заказам, удаленная систематическая работа с использованием средств телекоммуникации.
систематического отбора (при шаге выборки 2). Соответственно, выборка систематическая, упорядоченная по определенному критерию (молодые люди, занятые телеработой), разновидность случайной выборки [12]. Возврат анкет составил 392 единицы. Проведен контроль полученных данных. В итоге массив составил 300 единиц опроса, представляющих три федеральных округа: Центральный (ЦФО), Приволжский (ПФО) и Сибирский (СФО).
Данная выборка основана на следующих принципах: типическая, группа конструировалась исходя из критерия случайности попадания единиц [13. C. 145], объем выборочной совокупности определялся в ходе текущей обработки поступающих анкет и был ограничен при завершении поступления новых ответов респондентов. По вопросам анкетного листа дисперсия оказалась малой (0,3), ее обоснованность подтверждается дихотомичностью практически всех переменных. Это свидетельствует о высоком проценте концентрации одного варианта. Стандартная ошибка незначительна (в среднем 0,03), что свидетельствует о достоверности полученных результатов и указывает на возможность их экстраполяции на генеральную совокупность. Обработка данных производилась посредством применения программы SPSS for Windows.
Основная гипотеза исследования заключалась в том, что развитие виртуальной занятости молодежи характеризуется наличием признаков процессов институциализации и профессионализации. Это происходит в основном при отсутствии законодательного регулирования и стихийного распространения виртуальных форм, видов социально-трудовой деятельности. Дополнительные гипотезы содержали предположение о существовании различий в развитии виртуальной дистанционной занятости молодежи в трех федеральных округах России, а также о позитивном влиянии виртуальной занятости на социальный статус молодежи.
Социально-демографически выборка исследования представлена 156 женщинами (52 %) и 144 мужчинами (48 %), дифференцированными по возрасту на три группы: 56 % - люди в возрасте от 25 до 30 лет, 23 % - от 21 до 24 лет; 21 % - юноши и девушки в возрасте 1820 лет. Каждый шестой респондент (14 %) отметил наличие проблем со здоровьем. На первом месте по уровню образования оказались участники опроса, окончившие вуз (42 %); на последнем - люди с общим средним образованием (12 %). Распределение участников исследования по указанному признаку в каждом из трех федеральных округов соответствует данным по всей выборке.
Анализ гендерной специфики показывает, что среди телеработников доминируют представители мужского (50 %) и женского (33 %) пола с высшим образованием. Полученные данные сопоставимы с результатами опроса «Евробарометр 75.2. Women in the European Union», направленного на исследование гендерного паритета на рынке труда Европейского
союза 3.
Соответственно, образование, выступая, по Г. Чередниченко, «стартовым образовательным ресурсом», является важной социокультурной характеристикой, дифференцирующей трудоустройство молодежи [14. С. 119]. Выпускники школ, а в ряде случаев и средних специальных учебных заведений, изначально оказываются в менее выгодных условиях на современном рынке труда.
По результатам исследования примерно равным оказалось число состоящих в браке и одиноких участников опроса - 48 и 52 % соответственно. В браке состоит 55 % мужчин и 45 % женщин, что коррелирует с данными Росстата за 2015-2016 гг. 4 Отчасти это можно объяснить возрастом информантов и тенденциями к позднему супружеству, развивающимися во многих странах мира.
Жилищные условия молодых людей, занимающихся виртуальной трудовой деятельностью, оказались относительно схожими. Примерно равными стали доли участников опроса, проживающих отдельно от родителей в собственной квартире или доме (32 %); на отдельной, но арендуемой жилплощади (30 %); совместно с родителями (28 %). Только каждый десятый проживает в общежитии. В целом, из анализа статистических данных по трем округам России видно, что наиболее обеспеченными сегодня являются жители ЦФО (40 % имеют собст-
3 Оригинальные пакеты данных в формате SPSS доступны на сайте www.gezis.org? 2011, N = 10 000.
4 Федеральная служба государственной статистики. Банк готовых документов. Регламентные таблицы demo 31(1).xls и 13(1).xls/ URL: http://www.gks.ru
венное жилье). В ПФО относительно часто молодые люди вынуждены проживать с родственниками (35 % случаев), примерно столько же в СФО арендуют жилплощадь.
Проблемы и последствия дистанционного труда
российской молодежи: результаты опроса
В процессе телеработы (на этапе подготовки и при осуществлении практической деятельности) к дистанционному работнику предъявляется ряд требований. У 2/3 опрошенных при подготовке к работе появились определенные проблемы. Так, население всех трех округов отметило нехватку познаний в отношении информационных технологий, компьютеров (28 %), нужных для работы в Интернете программ (18 %); невозможность покупки требующейся оргтехники. При этом при подготовке к телеработе трудностей с покупкой оргтехники не ощутили женщины, в отличие от мужчин (20 %). При попытке оформить трудовые отношения одинаковое число мужчин и женщин (в среднем 15 %), преимущественно живущих в ЦФО (20 %), встретилось с несогласием нанимающей стороны.
Согласно ответам респондентов в ряду трудностей, возникающих в самом начале процесса телеработы, такие как «установление способа продуктивной коммуникации с нанимателем», «дефицит информации о верном оформлении "электронных" отношений», «важность овладения познаниями по управлению людьми без визуального контакта» (по 1 %). В некоторой степени эти проблемы объяснимы тем, что лишь 38 % опрошенных отметили возможность реализации их профессиональной деятельности в дистанционном формате. Практики интернет-работы требуют приобретения определенных социально-психологических умений и навыков, а по сравнению с мужчинами (50 %) их чаще получают женщины (71 %).
Освоение основ виртуальной трудовой деятельности участниками опроса осуществлялось по-разному: 15 % научил работодатель, 48 % - посредством самообразования, 20 % - на специальных курсах, 17 % пришлось перенимать опыт родственников, друзей, знакомых. Юноши в два раза чаще обучались по соответствующим программам, нежели девушки (40 % против 15 % соответственно). Полученные результаты коррелируют с известными даны-ми массовых опросов, например Kensington Technology Group, в ходе которых было установлено, что 65 % занятых в виртуальной сфере не проходили специального обучения 5 (http://www.i2r.ru/static/314/out_5647.shtml).
Основными трудностями, которыми сопровождается начальный этап телеработы, стали: отсутствие своевременной оплаты виртуального труда нанимателем (20 %); отсутствие качественных услуг связи (15 %); сложность самостоятельного ведения бухгалтерии (16 %); недостаток непосредственного общения с людьми (12 %) (наиболее ценится оно в ПФО, наименее - в СФО), а на проблему неоплачиваемого больничного пожаловался каждый девятый человек из ста. Недостижимость непосредственной коммуникации больше проблематизиро-валась женщинами, в отличие от мужчин (18 и 6,5 % соответственно). Это подтверждается результатами опросов: у российских женщин в предпочтениях выбора трудовой деятельности первостепенна возможность общения с людьми, нахождения в коллективе (28 %) [15].
Проблему равнодушного, игнорирующего отношения со стороны руководящего состава компании, в которой они работают, отметили 6 % опрошенных. Так, дистанционных работников чаще всего в ПФО не осведомляли о бонусах, не информировали о корпоративных мероприятиях. В пять раз чаще такие дискриминационные практики осуществлялись в отношении женщин, по сравнению с мужчинами (10 и 2 % соответственно), в пользу этой тенденции свидетельствуют и результаты многочисленных исследований [16].
Часть респондентов сообщила о трудностях с самоорганизацией при занятии телеработой, поскольку необходимо «к работе себя принуждать». Небольшая часть опрошенных, осуществляющих административные функции, подметила, что дистанционная занятость способствует непрозрачности деятельности телеработника, проблемам контроля рабочего времени и трудового процесса; сотрудники указывают на сбои в интернет-соединении как причину задержки сеанса связи, непредоставления отчета по выполненной работе. Для современного мира это является допустимым. Как отмечает З. Бауман, сам феномен взаимной ответственности работника перед работодателем и наоборот исчезает [17. С. 88].
5 Дистанционный коллектив - от колледжа до кочевья. URL: http://www.i2r.ru/static/314/out_5647.shtml
Для части опрошенных возрастание числа проблем обусловливалось ситуацией персонального нездоровья или нездоровья их родных, обстановкой в семье, проблемами с требующимися для оформления договорных отношений документами. В выборке оказалось 15 % молодых людей с инвалидностью, в основном проживающих в СФО. Из них: девушек в два раза больше, чем юношей. Второе место по значимости занимают проблемы, связанные с уходом за близкими родственниками (детьми, родителями (4,5 %)).
Со случаями дискриминации в виртуальном пространстве сталкивались, прежде всего, представители мужского пола, проживающие в ПФО (4 %). У многих участников опроса вызвал затруднение вопрос о потенциальной карьере в виртуальном пространстве, реальных перспективах виртуальной трудовой деятельности (36 %). Это может быть обусловлено, с одной стороны, возрастом (рано задумываться), с другой - недостаточной осведомленностью юношей и девушек о ресурсах профессионального развития в Сети. Также возможно фактическое отсутствие карьерной лестницы в определенной профессиональной нише (например, скрипт конфирмер / кликальщик ссылок или интернет-серфинг). Большинство опрошенных не видит перспектив построения карьеры в Сети (в среднем 60 % юношей и девушек). Карьерный рост очевиден только для 5 %, а карьерные амбиции демонстрирует малое число работников. Так, по результатам одного из социологических исследований трудоустройства граждан, только 3 % мужчин относятся к работе как карьерному ресурсу, и это в два раза меньше, чем среди женщин (6 %) [14]. При этом желание перейти на обычную (не дистанционную) форму занятости выразили только 7 % респондентов.
В ходе опроса установлено, что среди молодежи 26 % девушек дистанционно трудится самостоятельно (против 42 % юношей); молодые работники редко оформляют социально-трудовые отношения (договоры, трудовые книжки), и свободное время, «предоставляемое» виртуальным дистанционным трудом, ценится меньше (11 %). В основном среди молодежи доминируют дистанционные социально-трудовые практики исполнительного характера. Большинство молодых суммарно тратит на трудовую деятельность от 3 до 6 часов в день (65 %), часто указывает на проблемы организации эффективного виртуального делового взаимодействия, общения с работодателем, недостаточность профессиональных знаний и умений. Для молодежи не является характерным наличие второго или третьего вида трудовой занятости, ведение нескольких проектов и т. п. Отчасти это связано с тем, что многие получают помощь от родителей.
Дифференциация участников опроса по уровню получаемого дохода от виртуальной занятости следующая: 39 % - от 10 до 15 тыс. руб. в месяц; 22,5 % - от 15 до 20 тыс. руб.; 13 % -от 5 до 10 тыс. руб.; примерно столько же - более 20 тыс. руб. Доход в диапазоне от 15 до 20 тыс. руб. в месяц является средним и считается таковым во всех российских регионах [14]. Относительно высокий уровень заработка продемонстрировало 12,5 % опрошенных, из которых: 6 % ежемесячно получают свыше 40 тыс. руб., 3 % - свыше 50 тыс. руб., примерно столько же - свыше 30 тыс. руб. Заработок в 80 тыс. руб., который можно считать максимальным, в ходе нашего исследования указало три респондента.
Анализ ежемесячного дохода, получаемого от реализации комплекса различных профессиональных компетенций юношей и девушек в ходе виртуальной дистанционной занятости, свидетельствует о его невысоком уровне. Доход сопоставим с размером вознаграждения, получаемого большинством россиян за выполнение обычной (не дистанционной) трудовой деятельности (по данным Росстата, это 15-20 тыс. руб. в месяц (http://www.gks.ru, 2013-2017 (табл. zrpl-v.doc)). Молодежь считает несправедливой ситуацию, когда за мизерную зарплату нужно каждый день с утра до вечера работать (74 %). Проведенный группой исследователей (Ю. Епихина, А. Зотов, И. Попова, В. Сапов, М. Черныш) анализ результатов репрезентативных опросов, организованных крупными социологическими службами, отдельными учеными, показывает, что молодежь, прежде всего, задумывается о своем персональном благополучии, нежели о «благополучии народа, достойных зарплатах и пенсиях» (9 % в группе 1824 лет) [17. С. 255].
Однако в ряде случаев виртуальная занятость в обществе воспринимается, по нашим наблюдениям, как занятость привилегированного типа (гибкий график деятельности, возможность работать в домашних условиях), что повышает социальный статус виртуального работника. Комфортные условия труда привлекают молодежь, и для 40 % ее представителей
они являются приоритетными [18. С. 173]. В целом, виртуальный труд актуализирует социальную мобильность человека, выравнивает его жизненные шансы, способствует смягчению социального неравенства.
Выводы
Виртуальная трудовая деятельность приобрела сегодня транснациональный формат. Она выдвигает конкретные требования к человеку как на подготовительном к ней этапе, так и на этапе реализации виртуальных дистанционных трудовых практик. Данные практики характеризуются примерно равной степенью распространения в Приволжском, Центральном и Сибирском федеральных округах России. Теоретическая гипотеза о потенциальных различиях между федеральными округами не подтвердилась эмпирически (результаты недостаточно значимы статистически), и требуется дальнейшая проверка полученных результатов на более масштабной информационной базе. Основные проблемы, затрудняющие реализацию виртуальных социально-трудовых практик на подготовительном этапе, сводятся к ограниченности знаний молодежи об информационных технологиях, специализированных программах для работы в Интернете. Наиболее существенным для телезанятых юношей и девушек являются невыплата вознаграждения работодателем, необходимость самостоятельного ведения бухгалтерской и налоговой отчетности, низкое качество интернет-услуг, высокая степень потребности в «живом общении».
Результаты эмпирического исследования отчасти подтвердили предположение о позитивном влиянии виртуальной занятости на социальный статус молодежи, степень социальной мобильности ее представителей, преодоление социального неравенства. По мнению многих респондентов, отмечается потенциал виртуального труда в конструировании привилегированного положения телеработников. Большинство участников опроса с опытом телеработы в среднем 5 лет считает, что для них виртуальная трудовая деятельность стала привычной, устоявшейся, приносящей удовлетворенность, хабитуализированной [19]. Это выступает свидетельством происходящих процессов институциализации виртуальной дистанционной занятости и ее профессионализации, что подтверждается наличием сформировавшегося профессионального сообщества [20. С. 258], а также критериев профессиональной роли: специальное формализованное профессиональное образование, навыки реализации профессиональных знаний [21. С. 347], что подтверждает выдвинутую нами ключевую гипотезу. Профессиональное образование выступает одним из необходимых условий успешности виртуальной трудовой деятельности, особенно его первоначальное звено - профессиональная ориентация. Умение организаторов данных процессов учесть профессиональную направленность молодежи позволяет отобрать наиболее соответствующих для определенного вида труда, а значит, обеспечить его эффективность [22. С. 116]. Виртуальные трудовые отношения благодаря их профессионализации и институциализации сегодня стали реальным инструментом занятости для многих представителей российской молодежи.
Список литературы
1. James K. The Status of Telework in the Federal Government. Report to the Congress, United States Office of Personnel Management. May 2014. URL: http://www.dis.ru/library/manag/ archive/2014/6/ 3802.html (дата обращения 15.09.2017).
2. Edelman D. Freelancing in America: A National Survey of the New Workforce, 2014. URL: https://fu-web-storage-prod.amazonaws.com/content/freelancinginamerica_report.pdf (дата обращения 17.09.2017).
3. Мегатренды мирового развития / Под ред. М. В. Ильина, B. Л. Иноземцева. М.: Экономика, 2001. 296 с.
4. Neumark D., Deborah R. Employment Relationships in the New Economy // National Bureau of Economic Research. April 2002. Working paper 8910.
5. Василюк Т. Н., Колосова Р. П., Луданик М. В. Дистанционная занятость в России: Монография. М.: МГУ, ТЕИС, 2006. 112 с.
6. Гимпельсон В. Е., Капелюшников Р. И. Нестандартная занятость и российский рынок труда. Препринт WP3/2005/05. М.: ГУ ВШЭ, 2005. 36 с.
7. Воловская Н. М., Плюснина Л. К., Русина А. В., Иноземцева А. В. Незанятое население и самозанятость в регионе // Социологические исследования. 2015. № 5. С. 52-60.
8. Кветной Л. М. Развитие дистанционных форм занятости в современной мировой экономике. М.: Финансовый университет, 2011. 180 с.
9. Стребков Д. О., Шевчук А. В. Фрилансеры на российском рынке труда // Социологические исследования. 2010. № 2. С. 45-55.
10. Онлайн-исследования в России 2.0 / Под ред. А. В. Шашкина, И. Ф. Девятко, С. Г. Давыдова. М.: РИЦ «Северо-Восток», 2010. 328 с.
11. Шмерлина И. А. Процедурные начала исследовательской социологии // Официальный портал Нижегородского гос. ун-та им. Н. И. Лобачевского. URL: http://www.unn.ru/rus/f14/k2/ courses/shmerl1.htm (дата обращения 09.09.2017).
12. Башина О. Э., Спирин А. А. Общая теория статистики. 5-е изд. М.: Финансы и статистика, 2005. 440 с.
13. Чередниченко Г. А. Новое в образовании и профессиональной деятельности молодежи // Социологические исследования. 2009. № 7. С. 119-125.
14. Арсланова С. К. Гендерные стереотипы трудовой занятости женщины в условиях рыночных отношений // Средняя зарплата в России и других странах мира в 2012 г. URL: http://old.tisbi.org/science/vestnik/2004/issue2/Kult1.html (дата обращения 20.09.2017).
15. Романов П. В., Ярская-Смирнова Е. Р. Политика инвалидности: социальное гражданство инвалидов в современной России. Саратов: Науч. кн., 2006. 260 с.
16. Бауман З. Власть без места, место без власти // Социологический журнал. 1998. № 34. С. 88-90.
17. Епихина Ю., Зотов А., Попова И., Сапов В., Черныш М. Социальная справедливость в русской общественной мысли. М.: ООО ИПЦ «Маска», 2014. 270 с.
18. Горшков М. К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. М.: ИС РАН, 2010. 597 с.
19. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.
20. Цвык В. А. Профессионализация как социальный процесс // Вестн. РУДН. Сер. Социология. 2003. № 4-5. С. 258-269.
21. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000. 880 с.
22. Тощенко Ж. Т., Цветкова Г. А. Социология труда. М.: ЦСПиМ, 2012. 464 с.
Материал поступил в редколлегию 24.08.2017
D. V. Zaitsev \ N. I. Lovtsova \ Ya. Yu. Pravkina 2, V. V. Scheblanova 3
1 Saratov State Technical University 77 Politechnicheskaya Str., Saratov, 410054, Russian Federation
2 Saratov State Agricultural University 1 Teatralnaya Sq., Saratov, 410012, Russian Federation
3 Saratov State Law Academy 104 Chernishevsky Str., Saratov, 410022, Russian Federation
zaitsevd@bk.ru, n.lovtsova@mail.ru,pravkina@yandex.ru, dvzsaratov@mail.ru
ECONOMIC AND SOCIAL-MANAGEMENT ASPECTS OF VIRTUAL LABOR RELATIONS OF MODERN RUSSIAN YOUTH
The article presents a comprehensive analysis of the research results (2012-2017) on the characteristics of virtual labor relations of youth in three regions of Russia. The development of virtual
labor activity today has become a stable trend, both in the world and in Russia. The aim of the research is to substantiate the processes of institutionalization and professionalization of virtual labor relations of youth in the context of economic development and social management from the standpoint of modern sociological methodology. The research contributes to solving not only the scientific problem (limited scientific understanding of the phenomenon of virtual distance employment), but also social - improving the measures of social and economic policy in the field of job placement for unemployed youth. The methodology is represented by a mixed strategy, in the context of which the original mixing of the resources of structuralism, functionalism, institutionalism, quantitative and qualitative research approaches was made for the first time, which allowed to realize a comprehensive approach and to obtain information on economic and social-management problems, specifics and prospects of virtual labor practices of Russian youth, identify a number of distinctive parameters of virtual employment, determine the trends of its development in the regional context, implement data triangulation. When interpreting the empirical data of a questionnaire and interview, the results of a pool of socio-economic all-Russian studies (secondary analysis) were used, comparison with modern statistical data was carried out. The scientific and practical significance of the work consists in incrementing scientific knowledge in the field of labor economics, the sociology of labor, the development of methodology and methods of integrated research; the formation of the basis for optimizing the employment of unemployed citizens, the spread of Internet employment, forecasting its dynamics, reducing the level of socio-economic inequality in the country. The main findings of the research work are the following conclusions and provisions: youth virtual distance practices are characterized by an approximately equal degree of distribution in the Volga, Central and Siberian federal districts of Russia; significant problems in the implementation of these practices are represented by non-payment of remuneration by the employer, the need for independent accounting and tax reporting by the employee, poor quality of Internet services, a relatively high degree of need for «live communication»; the hypothesis about the positive impact of virtual labor relations on the socio-economic status of young people, the degree of social mobility of youth, overcoming social inequality is confirmed; in Russia, the system of professional education in tele-working, professional communities, virtual distance employment exchanges have been formed; virtual labor relations, thanks to their professionalization and institutionalization, have become a real employment tool for many representatives of Russian youth.
Keywords: socio-economic analysis, virtual youth employment, virtual labor relations, telework, remote social and labor management, freelance.
References
1. James K. The Status of Telework in the Federal Government. Report to the Congress, United States Office of Personnel Management. May 2014. URL: http://www.dis.ru/library/manag/ ar-chive/2014/6/3802.html (accessed 15.09.2017).
2. Edelman D. Freelancing in America: A National Survey of the New Workforce, 2014. URL: https://fu-web-storage-prod.amazonaws.com/content/freelancinginamerica_report.pdf (accessed 17.09.2017).
3. Megatrendy mirovogo razvitiya [Megatrends of world development]. Eds. M. V. Il'ina, B. L. Inozemceva. Moscow, Еkonomika, 2001, 296 p. (In Russ.)
4. Neumark D., Deborah R. Employment Relationships in the New Economy. National Bureau of Economic Research, April 2002, working paper 8910.
5. Vasilyuk T. N., Kolosova R. P., Ludanik M. V. Distantsionnata zantatost' v Rossii [Remote employment in Russia]. Moscow, MGU, TEIS, 2006, 112 p. (In Russ.)
6. Gimpel'son V. E., Kapeljyushnikov R. I. Nestandartnaya zanyatost' i rossiyskiy rynok truda [Non-standard employment and Russian labor market]. Preprint WP3/2005/05. Moscow, GU VShE, 2005, 36 p. (In Russ.)
7. Volovskaya N. M., Plyusnina L. K., Rusina A. V., Inozemtseva A. V. Nezanyatoe naselenie i samozanyatost' v regione [The unoccupied population and self-employment in the region].
Sotsiologicheskie Issledovaniya [Sociological Studies], 2015, no. 5, p. 52-60. (In Russ.)
8. Kvetnoy L. M. Razvitie distantsionnykh form zanyatosti v sovremennoy mirovoy ekonomike [Development of remote forms of employment in modern world economy]. Moscow, Finansovyy universitet, 2011, 180 p. (In Russ.)
9. Strebkov D. O., Shevchuk A. V. Frilansery na rossiyskom rynke truda [Freelancers in the Russian labor market]. Sotsiologicheskie Issledovaniya [Sociological Studies], 2010, no. 2, p. 4555. (In Russ.)
10. Onlain-issledovaniya v Rossii 2.0 [Online research in Russia 2.0]. Eds. A. Shashkina, I. Devyatko, S. Davydov. Moscow, RIC North-East, 2010, 328 p. (In Russ.)
11. Shmerlina I. Protsedurnye nachala issledovatel'skoy sotsiologii [Procedural principles of research sociology]. URL: http://www.unn.ru/rus/f14/k2/courses/shmerl1.htm (accessed 09.09.2017). (In Russ.)
12. Bashina O., Spirin A. Obshhaya teoriya statistiki [General Theory of Statistics]. 5th ed. Moscow, Finance and Statistics, 2005, 440 p. (In Russ.)
13. Cherednichenko G. Novoe v obrazovanii i professional'noy deyatel'nosti molodyozhi [New in education and professional activity of youth]. Sotsiologicheskie Issledovaniya [Sociological Studies], 2009, no. 7, p. 119-125. (In Russ.)
14. Arslanova S. Gendernye stereotipy trudovoy zanyatosti zhenshhiny v uslovijakh rynoch-nykh otnosheniy [Gender stereotypes of women's employment in the conditions of market relations]. URL: http://old.tisbi.org/science/vestnik/2004/issue2/Kult1.html (accessed: 20.09.2017). (In Russ.)
15. Romanov P. V., Yarskaya-Smirnova E. R. Politika invalidnosti: Sotsial'noe grazhdanstvo invalidov v sovremennoy Rossii [Disability policy: Social citizenship of disabled people in modern Russia]. Saratov, 2006, 260 p. (In Russ.)
16. Bauman Z. Vlast' bez mesta, mesto bez vlasti [Power without a place, a place without power]. Sotsiologicheskiy Zhurnal [Sociological Journal], 1998, № 3-4, p. 88-90. (In Russ.)
17. Epikhina Yu., Zotov A., Popova I., Sapov V., Chernysh M. Sotsial'naya spravedlivost' v russkoy obshhestvennoy mysli [Social justice in Russian social thought]. Moscow, Mask, 2014, 270 p. (In Russ.)
18. Gorshkov M., Sheregi F. Molodezh' Rossii: sotsiologicheskiy portret [Youth of Russia: a sociological portrait]. Moscow, IS RAS Press, 2010, 597 p. (In Russ.)
19. Berger P., Lukman T. Sotsial'noe konstruirovanie real'nosti: traktat po sotsiologii znaniya [Social construction of reality: a treatise on the sociology of knowledge]. Moscow, Medium, 1995, 323 p. (In Russ.)
20. Tsvyk V. Professionalizatsiya kak sotsial'nyi protsess [Professionalization as a social process]. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya Sotsiologiya, 2003, no. 4-5, p. 258-269. (In Russ.)
21. Parsons T. O strukture sotsial'nogo deistviya [On the structure of social action]. Moscow, Academichesky proekt, 2000, 880 p. (In Russ.)
22. Toshchenko Zh., Tsvetkova G. Sotsiologiya truda [Sociology of labor]. Moscow, TsSPiM, 2012, 464 p. (In Russ.)
For citation:
Zaitsev D. V., Lovtsova N. I., Pravkina Ya. Yu., Scheblanova V. V. Economic and Social-Management Aspects of Virtual Labor Relations of Modern Russian Youth. World of Economics and Management, 2018, vol. 18, no. 1, p. 159-168. (In Russ.)
DOI 10.25205/2542-0429-2018-18-1-159-168
