Духовная культура Кенозерья в сакральной топографии и эпической традиции Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

УДК 39

ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА КЕНОЗЕРЬЯ В САКРАЛЬНОЙ ТОПОГРАФИИ И ЭПИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

Н.М. Ведерникова, М.Н. Мелютина

sds46@yandex.ru, nauka@kenozero.ru г. Москва, г. Архангельск, Россия

Аннотация. Сквозь призму народных верований и сказаний рассматриваются наиболее значимые объекты сакральной топографии — монастыри, святые рощи, часовни, поклонные кресты. Предания, легенды, поверия, связанные со святыми местами Кенозерья, показаны как явления живой культуры, раскрывающие содержание и функции сакральных объектов в культурном ландшафте. Важнейшим элементом культурного пространства Кенозерья служит также эпическая традиция, прослеживаемая на этой территории с конца XIX века. Рассмотрены её жанры и история исследований, свидетельствующая о Кенозерье как уникальной сокровищнице духовной культуры России и мира.

Ключевые слова: монастыри, святые рощи, церкви, часовни, кладбища, обетные кресты, народные верования, эпос, былины, духовные стихи, исторические песни, баллады.

Для цитирования: Ведерникова Н.М., Мелютина М.Н. Духовная культура Кенозерья в сакральной топографии и эпической традиции. Наследие и современность = Heritage and Modern Times. 2019;2(2):95-108.

Обращение к духовной культуре Кенозерья как сокровищнице духовных ценностей, определяющих отношение к окружающему миру, помогает понять особенности формирования культурного пространства этого края. Являясь средством передачи традиционных знаний, духовная культура обеспечивает неразрывную связь материального и нематериального культурного наследия, определяя таким образом целостность культуры. Это особенно ярко проявляется при рассмотрении сакральной топографии, устных рассказов - преданий, легенд, поверий - раскрывающих содержание самых ценных и примечательных объектов культурного ландшафта, а также эпической традиции, зафиксированной в многочисленных исследовательских работах.

Сакральная топография

Сакральная топография Кенозерья может быть представлена как многоуровенная система, в которой региональный уровень представлен монастырями, кустовые приходы - церквями и кладбищами, деревни -часовнями со святыми рощами и крестами (общинными и обетными).

Монастыри, основанные в Средневековье, частично преобразованные в церковные приходы в период секуляризации монастырских владений, но неизменно почитаемые жителями Кенозерья (Кенский Спасо-Преображенский монастырь, именуемый также Кенской Пахо-

миевой пустынью, Макарьевская Хергозерская пустынь, Наглимозер-ская пустынь, Кирилло-Челмогорский монастырь), обладали большим духовным авторитетом и служили местами паломничества [1]. И хотя ни один из них не сохранился, но воспоминания о посещении монастырей, сами места, где они располагались, стали частью культурной памяти. Устные рассказы о монастырях вобрали в себя основные темы народных преданий о святых местах: основание по чудесному знамению, положение заветов, чудеса исцеления, которые соотносятся с темами преданий и поверий, связанных с почитанием других святых мест Кенозерья - святых рощ, часовен, церквей, крестов.

Святые рощи, церкви, часовни, поклонные кресты, расположенные в деревнях или близ кенозерских поселений, по сравнению с монастырями более плотно «вписаны» в культурный ландшафт и локальные традиции народной культуры. Святые рощи могут рассматриваться как явление народного религиозного сознания, составляя одну из главных примечательностей ландшафта (рис. 1). В них никогда не проводились хозяйственные работы. Общественный запрет на вырубку деревьев (даже поваленное дерево не разрешалось трогать) определяет естественный, природный характер этих лесных участков, в них много старовозрастных деревьев, позволяющих вычленять силуэт рощи даже среди уже наросшего вокруг леса [2]. Как и рощи, деревья у часовен, церквей или обетных крестов считаются священными. Содержание многих устных рассказов составляют истории о нарушении запретов, связанных с поведенческими нормами в святых местах, и последующей каре - болезни, смерти. Обережная функция таких запретов очевидна. Святые рощи есть место соборное, где проводились сельские обрядовые праздники, и сегодня они остаются особо почитаемыми местами.

й

Рис. 1. Святая роща, деревня Шишкино

Особое место в системе сакральных объектов занимают кладбища, расположенные на островах (Ряпусово, Боровое), а также озёрных мысах («Скоморошье», «Под Ивана», «Плакида» и др.), которые по своей обрядности соотносятся с островными захоронениями, - места уникальные по сохранности древних верований [3]. Остров в народной мифологии - царство мёртвых. Путь по воде - дорога в загробное царство. Эти представления сохранились в кенозерской похоронной обрядности. Архаичен и способ захоронения: в могилу по четырём углам вбивали столбы, сверху клали плахи, пространство между гробом и плахами - имитация дома. Землю набрасывали поверх плах. Островное кладбище, сакральность которого обозначена также святой рощей, часовней, могильными крестами, - неприкосновенно, и потому требует соблюдения особых поведенческих правил. Запреты строго соблюдаются и в настоящее время, что позволяет рассматривать острова-кладбища как сохранившиеся сакральные памятники кенозер-ского ландшафта, архаичные в традициях их использования.

Основное место в системе сакральных мест Кенозерья занимают церкви и часовни. По рассказам местных жителей, церковь часто «вырастала» из часовни, становясь приходской для нескольких деревень. Такова история Ильинской церкви в д. Думиной, а также Сретенской церкви в д. Погост на Ряпусовском берегу. Ныне нет ни одной постоянно действующей церкви (хотя наиболее архитектурно ценные из них отреставрированы), но в памяти людей они остаются как знаковые постройки, хранящие память о временах, «когда звонили колокола».

Как особо значимые в духовной жизни людей церкви порождали и продолжают порождать вокруг себя предания и легенды, передающие достоверные, по народному мнению, события. Знаковое из них -возведение церкви. Так, по преданию, приходская церковь Лёкшмозе-ра поставлена рыбаками в честь св. апостолов Петра и Павла на том месте, где была обретена икона святых апостолов. Церковь в д. Ведя-гиной (рис. 2) также была построена по явленной иконе Ильи Пророка. Разорение Ведягинской церкви в советские годы породило легенду: приехали люди разбирать церковь, но выползло змей видимо-невидимо, лежат на паперти, на ступеньках - не дали разрушить церковь [4]. Примечательно и то, что с закрытием и разрушением церквей в советское время сохранялось восприятие их как святого места. Жители кенозерских деревень убеждены, что молитва даже у разрушенной церкви творит чудеса.

Рис. 2. Церковь Андрея Первозванного в деревни Ведягина

Часовни представляют едва ли не главную особенность культурного ландшафта Кенозерья. Они интересны не только многообразием часовенных форм, их многочисленностью на относительно небольшой территории, но и позволяют осмыслить уникальность культурного ландшафта в специфике его пространственной организации и духовной культуры. При рассмотрении часовен как одной из важнейших частей сакральной географии Кенозерья, связь материальной и духовной культуры раскрывается в особой полноте [4], поскольку выявляет:

- отношение кенозеров к часовне как явлению духовной и материальной культуры;

- традиции в пространственном размещении часовен;

- функции часовен (сакральные, бытовые, социальные).

Каждый житель деревни (из старожилов) может перечислить все церкви и часовни Кенозера с их точным названием. История часовен и церквей - это и история деревень. В сознании людей определилась прямая связь: пока стоит часовня (церковь) - будет стоять деревня; судьба церкви, часовни - это и судьба деревни. К часовенному святому до сих пор относятся как к святому покровителю деревни и её жителей. Часовни прежде никогда не закрывались, они были открыты всегда и для всех, принимая молитвы и заветы (дары - праздничные полотенца, пелены, платки). Эта традиция сохранилась до настоящего времени и определяет особенности часовенного интерьера. Сегодня за часовнями присматривают местные жители и службы национального парка, открывая их по первой просьбе.

В декоре убранства организующая роль принадлежит «небесам» - монументальной живописи ХУШ-Х1Х веков на потолочных перекрытиях. Низкая, близкая к человеку установка «небесной» конструк-

98

ции создавала впечатление близости мира духовного и сопричастности ему (рис. 3). Основными заказчиками росписи были крестьяне, поэтому отбор образов святых на «небесах» преломлялся сквозь призму картины мира локального сообщества. На угловых гранях «неба» иногда представлены «два светила великие» Солнце и Луна (их изображение находится на «небе» часовни св. апостола Иоанна Богослова в деревне Зехнова). В этом бинарном изображении заложена символика смерти и возрождения, преемственности христианством мифологической картины миры. В ветхозаветных космологических построениях звезды на небе должны охраняться ангелами, поэтому на «небесных» гранях традиционным было изображение «ангельского собора». Народное сознание мир небесный строило по образу и подобию земного: в нём есть храмы, города, пейзажи, здесь престол Бога, рай или Град Господень. Художники предпочитали изображать на «небе» композицию «Распятие» с образом Небесного Града Иерусалима. Самый выразительный образ «Града» создан на грани «неба» часовни Рождества Пресвятой Богородицы деревни Тамбич-Лахта [5].

Ряд часовен посвящён достопочтимым на территории Кенозерья святым - основателям монастырей: преподобным Макарию Унжен-скому и Хергозерскому, Пахомию Кенскому, Антонию Сийскому. Среди других чтимых святых находим прп. Зосиму и Савватия, русских князей Бориса и Глеба, Александра Невского. Так часовенные посвящения стали хранителями глубинной памяти о времени новгородского и московского освоения Севера. Немало часовен поставлено в честь особо почитаемых на Русском Севере святых - св. Георгию (Егорию) в деревнях Минина и Спицына; Николаю Угоднику в п. Усть-Поча, деревнях Бухалово, Вершинино, Горбачиха [1].

Рис. 3. Небеса в часовне Николая Чудотворца, п. Усть-Поча. Фото Д. Бастета

К часовенным святым обращались как к первым помощникам в самых разных обстоятельствах. В часовню в д. Глущево, поставленную в честь «Богородицы Жены Мироносицы», ходили будущие матери. Илья Пророк (часовня на Мамоновом) - «тучи уводит». Святых Кирика и Улитту - часовня в д. Майлахта - просили защитить от змей. Иоанн Богослов спасал от пожара, потому жители д. Зехнова никогда не горели. Параскева Пятница покровительствовала женским ремёслам (рис. 4) и оберегала овец (деревни Тырышкино, Семеново).

Одна из значимых функций кенозерских святынь - церквей и часовен - консолидирующая, связывающая жителей деревень одного куста и более отдаленных деревень в единое этническое сообщество. Дни почитания святых в кенозерских деревнях охватывают основные, особо значимые даты церковного календаря, что служит весомым поводом посещения кенозерами соседних деревень. Это отражено в глубоко утвердившейся традиции гоститься - ездить в гости в другие деревни на местные престольные праздники. Во время таких праздников не только проведывали родных и друзей, но и завязывались новые знакомства, парни присматривали невест, а девушки женихов, укреплялись хозяйственные связи.

Рис. 4. Часовня Параскевы Пятницы в святой роще у деревни Тырышкино

Деревянные кресты, стоящие у деревень, по дорогам, в полях, -яркие приметы культурных ландшафтов Русского Севера. Профессор Н.М. Теребихин считает крест центральным символом религиозно-духовного движения русского населения к берегам Студёного моря, который служил основным знаком сакрализации пространства. Крест мог быть предшественником часовни. Крест также ставился на месте разрушенной часовни [6].

На Кенозере традиция возведения обетных крестов как сакральных символов сохранена до настоящего времени. Кресты ставили в священных рощах (о. Медвежий) и у святых деревьев (у деревень По-ромское, Зехнова, Майлахта, Телицына), на пограничье, отделяющем деревню от полей и леса. У «пограничных» крестов, выходя за пределы деревни, творили молитвы, благословляясь на дневные работы, ограждая себя от болезней, встречи со зверем или змеями. Кресты ставили также в полях, поскольку верили, что крест в поле оберегал урожай.

Кресты стоят на старых дорогах, которые вели к монастырям, они служили путевыми знаками и местами для молитвы. Так, широкой известностью пользуется Николин крест по дороге к бывшей Наглимозерской пустыни (рис. 5). Семантическая нагруженность этих дорог, отмеченных крестами, поведенческим этикетом паломников делает их частью сакрализованного пространства [7]. Кресты, как и многие часовни, «принимают» молитвы и заветы. «Крест молитву бережёт», - так считала одна из старожилов д. Семеново А.Ф. Селуя-нова. Н.В. Капустина (д. Зехнова) по-своему понимала молитву у креста: по её мнению, всякий, поклонившийся кресту, молится и за тех, чьи заветы принесены в это место.

Рис. 5. Николин крест при дороге из деревни Морщихинской к бывшей Наглимозерской пустыни

И ещё одно традиционное место постановки крестов - пересечение или развилка дорог («росстань»). Росстань - место знаковое в народной топографии, это место опасное, нечистое. Крест на росстани становился атрибутом обрядовой традиции: здесь гадали в святки, ворожили. Крест на росстани также очищал опасное место, обережная молитва здесь была особенно значима. Крест на росстани служил и путевой меткой, не позволяющей сбиться с пути.

Таким образом, фольклорные материалы показывают, что святые рощи, церкви, часовни, кладбища, кресты, будучи значимыми визуальными приметами культурного ландшафта Кенозера, являются и содержательными доминантами, выявляя определённые закономерности в духовной организации пространства. Их включенность в обрядовые и бытовые традиции, подтверждаемая преданиями, легендами, устными рассказами, делает их частью живой традиционной культуры Кенозера.

Эпическая традиция

Уникальной частью духовного наследия Кенозерья является эпическая традиция, обнаруженная здесь ещё в 1860-х годах [8] и прослеживаемая на протяжении почти всего последующего столетия.

В Кенозерье было записано 349 текстов былин на разные сюжеты. Среди них былины мифологического содержания (о князе-оборотне Волхе, богатыре-великане Святогоре), воинские - о временах Киевской Руси, о борьбе с половцами и татаро-монголами (былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алёше Поповиче и других богатырях-воинах); былины социально-бытовые, отразившие торговое величие и демократический уклад Великого Новгорода («Садко», «Василий Буслаевич», «Хотен Блудович»), а также былины о других героях русского эпоса - Дунае, Михайле Потыке, Иване Годиновиче, Василии Окуловиче и др., где героические мотивы переплетены со сказочно-новеллистическими (о добывании невесты, чудесном сватовстве и пр.).

В отличие от других регионов Русского Севера, былины в Кено-зерье сохранялись до 1970-х гг., их пели в разных деревнях, мужчины и женщины, люди разных возрастов. Варианты былин свидетельствовали о творческом освоении эпической традиции. Отсюда множественные сюжетные контаминации, появление мотивов, отражающих местные природные особенности. Широкое бытование эпических произведений на Кенозере, в отличие от Заонежья, и позволило проф. А.Ф. Гильфердингу, посетившему Кенозеро в 1871 г., назвать его «Исландией русского эпоса» [9]. И в этом - одна из черт исключительности кенозерского культурного пространства, сохранявшего столь длительное время духовное наследие Древней Руси.

Эта уникальная особенность былин Кенозерья - длительность и повсеместность бытования - объясняется несколькими причинами. Одни из них, по определению Гильфердинга, - «свобода и глушь». Кенозерье не знало крепостного права, и потому идеалы свободы, независимости, человеческое достоинство, воспеваемые былинами, были близки и понятны людям, а особенности природного ландшафта отвечали эпическому миросозерцанию. «Глушь», т.е. отдалённость от промышленно развитых центров, во многом определяла верность традициям, что проявлялось во всех сферах жизни, в том числе и следовании дедовским преданиям.

Специфика хозяйственных занятий - изготовление рыболовных сетей, портняжничество, сапожное ремесло, предполагающая долгие часы работы на одном месте, также создавала благоприятные условия для исполнения былин. Пение былин заполняло время за однообразной работой, слушатели же легко усваивали слышанное. Сохранности эпических произведений способствовала и обязательность соблюдения норм православной жизни и бытовых правил: во время постов запрещалось петь песни, но запрет не распространялся на былины и духовные стихи ввиду их торжественности и строгости содержания.

Побывав более чем в 10 деревнях Кенозера, прослушав более 20 исполнителей, Гильфердинг записал 59 былин (отразивших 33 сюжета), кроме того, 10 исторических песен, 7 баллад и эпические пародии, Гиль-фердингом были составлены биографии исполнителей, обозначены места записи. О кенозерах же Гильфердинг писал: «Народа добрее, честнее и более одаренного природным умом и житейским смыслом, я не видывал».

Таким образом, мы имеем уникальное описание живой народной культуры этих мест с ее точной временной обозначенностью - 1871 г. и довольно солидным перечнем родовых кенозерских фамилий, позволяющих в дальнейшем проследить преемственность исполнительской традиции эпических произведений [10].

Следующая экспедиция по изучению эпической традиции на Ке-нозере, оставившая заметный след в истории науки, была экспедиция, возглавляемая московским учёным, профессором Юрием Матвеевичем Соколовым. Экспедиция работала на Кенозере в 1927 году, она подтвердила основные выводы предшественников, завершив исследование эпической традиции по всем деревням Кенозера [11]. Повторные записи былин от ряда исполнителей и сопоставление их с записями Гильфердинга выявили существование на Кенозере особой исполнительской школы - Сивцевых-Поромских, которая прослеживается с 1830-х гг. [12]. Экспедицией Ю.М. Соколова было записано 117 эпических произведений (27 эпических сюжетов) от 30 человек из 18 деревень. При прослушивании былин использовался фонограф, к некоторым опубликованным текстам были даны нотировки [13].

При том, что результаты экспедиции Соколова были ошеломляющими, ученые все же пришли к выводу, что былевая традиция находится на грани забвения, поскольку возраст большинства информантов составлял от 60 до 100 лет. Некоторые из сюжетов были уже позабыты. Однако экспедиции Московского университета им. М.В. Ломоносова 1958-1961 гг., в которых работал известный фольклорист Ю.И. Смирнов, подтвердив угасание эпической традиции на Кенозере как тенденции, вместе с тем записали несколько былин в деревнях Першлахта, Поромское, Зехнова, а также в деревнях по р. Кене. Отметив общность эпической традиции этих мест, на Кенозере были выявлены разные исполнительские школы [14]. Последние единичные записи былин были сделаны в 1966 и 2002 гг.

Помимо былин Кенозеро оказалось хранителем и других жанров эпической поэзии, которые широко бытовали в этих местах: ранние исторические песни, баллады, духовные стихи и скоморошины (стихотворные пародии).

Ранние исторические песни, записанные на Кенозере (Гильфер-дингом и экспедицией Соколова), представлены уникальными сюжетами. Одна из них, «Щелкан Дудентьевич», повествует о тверском восстании 1327 г. против ордынского наместника, собиравшего дань с русских земель. Из десяти известных науке вариантов этой песни шесть записаны на Кенозере [15]. Другая уникальная ранняя историческая песня - «Авдотья Рязаночка» (время создания песни датируется рубежом Х1У-ХУ вв.) отразила один из трагических эпизодов татаро-монгольского нашествия - разорение Батыем Рязани [16].

Среди эпических жанров, широко бытовавших в Кенозерье, рядом с былинами стоят духовные стихи (народное название статьи) -религиозные стихи, в которых содержится народное толкование веры, сюжетов Ветхого и Нового заветов, а также житий святых. Духовные стихи поются, распев торжественен, сродни распеву былин. Исследователи полагают, что старейшие из них зародились в Х1-ХУ вв. и «утвердились в древнерусской культуре как легендарные эпические сказания о христианских героях-святых («Егорий Храбрый», «Федор Тирон». «Дмитрий Солунский» и др.) и основах мироустройства («Голубиная книга») со всеми признаками былинного повествования» [17].

Широкое бытование духовных стихов в кенозерских деревнях было отмечено еще Гильфердингом (в 1871 г.), первые же записи духовных стихов на Кенозере были сделаны лишь в 1927 г. экспедицией Соколова - 33 текста. Репертуар духовных стихов Кенозерья типичен для Заонежья. Их сохранность на протяжении столетий, вплоть до конца ХХ в., подтверждает характеристику Кенозерья как хранителя лучших традиций древнерусской культуры [18].