CC BY
124
ТРИ «М»: МЕТОД — МЕТОДИКА — МЕТОДОЛОГИЯ
И. А. Шаповал
Доктор педагогических наук, профессор, профессор кафедры специальной психологии Оренбургского государственного педагогического университета E-mail:irinashapoval@ yandex.ru
I. A. Shapoval
Dr. Sc. (Education), Professor, Professor of the Department of special psychology, Orenburg State Pedagogical University, Russia
УДК 316.472 Б01: 10.24411/2071-6427-2019-10078
Диспозиции социальных субъектов инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью в общество
В статье представлены результаты исследования проблемы социальных практик инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью на фоне продуцирования и репродукции традиционной модели инвалидности. Цель работы заключается в изучении диспозиций социальных субъектов инклюзии и интеграции и их согласованности как условия внедрения и протекания этих процессов. В качестве метода исследования выбран междисциплинарный анализ теоретических концептов и эмпирических фактов социологии, социальной и клинической психологии, психологии личности, педагогики. Результаты анализа констатируют ведущие черты диспозиций субъектов социальной инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью. Современная социальная политика ориентирована на тотальность и навязывание инклюзии и интеграции на основе одностороннего преобразования общества на фоне репродуцирования традиционной модели инвалидности. Общество характеризуют группоцентризм, межгрупповая пристрастность, амбивалентность в отношении к инвалидам и интеграции с ними, неготовность к диалогу, дефицит альтруизма, недоверие к социальным инновациям, не связанным с персональными интересами. Диспозиции лиц с инвалидностью разделились на «субъектные» и «объектные» в зависимости от отношения к ситуации ограниченных возможностей и выбора социальных стратегий интеграции. В заключение автор
Как цитировать статью: Шаповал И. А. Диспозиции социальных субъектов инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью в общество // Ценности и смыслы. 2019. № 4 (62). С.44-58.
приходит к выводам о несогласованности диспозиций социальных субъектов инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью, о необходимости развития у них децентрации и способности к диалогу для осознания и признания ими многомерности социального мира.
Ключевые слова: диспозиции, социальный субъект, инклюзия, интеграция, лица с инвалидностью, принцип тотальности, амбивалентность, выбор.
Введение
Исходящая из идей либерального прогрессизма политика социальной интеграции лиц с инвалидностью как процесса и результата их инклюзии, включения в более широкое сообщество имеет целью приобщить их к социальной жизни и культурному процессу. Однако достижение этой цели сталкивается с проблемой инклюзивности и ин-тегрированности подсистем общества и отдельных его членов: их готовности и способности предоставить возможность включения и согласованности их диспозиций.
Каждый из трех равноправных субъектов социальной интеграции — политика (включая бюрократический аппарат), сами инвалиды и социум (отдельные группы и люди) — имеет собственные социальные потребности и интересы, способен в той или иной степени самостоятельно выбирать стратегии социальных отношений и вносит свой вклад и в решение задач интеграции: эмоциональные, интеллектуальные и ценностные установки, отношения, настроения, мнения и чувства. Наблюдающаяся здесь дисгармония генерирует актуальные противоречия процессов инклюзии и интеграции [1; 6; 7]:
1 - намерения устранить путем интеграции социальное разделение
опираются на классификацию инвалидов относительно нормы (квалификацию диагнозов) для распределения льгот и гарантий, что способствует их сепарации, росту социального неравенства, пассивного пенсионирования и бюрократического аппарата, распределяющего льготы;
2 - нацеленность интеграции на формирование статуса человека
с ОВЗ по принципу «равного» игнорирует действующую модель защиты таких людей по принципу «барина»: государство предписывает им пенсию, льготы, лечение и т.д. за счет законодательного изымания результатов чужого труда;
3 - призывы к равноправию инвалида в выборе образовательных
услуг, трудоустройства и т.д. не всегда адекватно оценивают его ресурсы социализации и реализации им равных прав, обремененных равными обязанностями;
4 - возложение обязанности решать организационные и психо-
логические проблемы инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью и ОВЗ на — прежде всего — институт образования и население не согласуется с фактическим неравенством возможностей других социальных групп в реализации ими собственных социальных прав.
Названные противоречия определяют проблему настоящего исследования: как на фоне одновременного продуцирования / репродукции инвалидности как социального статуса и внедрения идеологии и практик инклюзии и интеграции лиц, обладающих этим статусом, соотносятся диспозиции социальных субъектов этих процессов (политики, общества, самих инвалидов)?
Цель работы: междисциплинарный анализ диспозиций социальных субъектов инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью в общество и их согласованности как условия внедрения и протекания этих процессов.
Общее содержание работы
В общей структуре события и содеятельности людей «совместное» и «разделенное» переплетаются и взаимоперетекают друг в друга, образуя поле интеграции усилий и стремлений групп и индивидов в формы совместности. Однако диспозиции субъектов интеграции могут тяготеть к противоположным принципам [9]. Один — принцип тотальности — абсолютно замыкает и все объемлет: все попавшее внутрь произвольно очерченных границ целого не может выйти за их рамки, а находящееся вовне не допускается внутрь. Другой — принцип цельности, границы которой открыты и подвижны,— объединяет и связывает неоднородные части и функции органичным и, главное, постепенным взаимодействием в рамках целого. Интегрируясь в такое целое, разные социальные субъекты должны балансировать между различными социальными стандартами и изменять их границы, сохраняя свою относительную автономию и специфику. Рассмотрим их диспозиции.
Диспозиции социальной политики интеграции лиц с инвалидностью в общество
Одна из целей политики государства — достижение с помощью идеологических и властных ресурсов социально-политической стабильности и партнерства в обществе, ориентированного на принцип социального равенства. В этом контексте политика в отношении лиц с инвалидностью эволюционировала от нормоцентрической парадигмы к социально-гуманистической: активное отрицание гражданских и человеческих прав инвалидов сменяет политика невмешательства и игнорирования, мозаичные бессистемные реакции — политика, системно стремившаяся изменить самих инвалидов [8]. Социально-политические тренды в отношении лиц с инвалидностью последовательно опирались на концепции их нормализации (мейнстриминга), социальной интеграции и инклюзии. Современная политика социальных и средовых изменений считает инвалидность продуктом несправедливого общества, созданного не-инвалидами для инвалидов: инва-лидизирующая окружающая среда не учитывает их индивидуальные особенности, отказывает им в разумном приспособлении, дискриминируя их. Решить эти проблемы предлагается законодательно.
Итак, вслед за изменениями социального устройства и культуры смысл социально-политического конструкта инвалидности изменялся, но общим местом остается граница между «нормой» и «нетипичностью», опирающаяся на традиционные концепты и ресурсы культуры.
Международное гуманитарное право в понимании инвалидности отталкивается, главным образом, от ее социальной составляющей. Согласно Конвенции о правах инвалидов [5], условиями для включения человека в эту категорию является не просто наличие у него нарушений здоровья, но и их негативное влияние на его полноценное участие в жизни общества. Необходимость осуществления гарантированных государством экономических, социальных и правовых мер, обеспечивающих инвалидам условия для преодоления, замещения (компенсации) ограничений жизнедеятельности и направленных на создание им равных с другими гражданами возможностей участия в жизни общества, подчеркивается в статье 2 Закона «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» [12].
Отказ многих стран от понятия «инвалид» аргументировался его негативным восприятием и стигматизирующим эффектом: оно нарушает
равноправие в системе социальных взаимодействий и участвует в формировании отношения к лицам с инвалидностью как к низкостатусным или неполноценным. Предложенный на замену термин «лица с ограниченными возможностями здоровья» (далее—ОВЗ) акцентирует внимание на проблеме и не умаляет прав человека. Согласно трехзвенной шкале [7], ОВЗ—помимо утраты, аномалии какой-либо структуры или функции организма и ограничения возможностей выполнять некую деятельность —характеризует и инвалидность / недееспособность в виде препятствия или ограничения выполнения человеком нормативных ролей.
В России до настоящего времени применение термина «лица с ОВЗ» ограничено сферой образования, в специальных условиях которого нуждаются обучающиеся. При этом наличие инвалидности необязательно (Закон «Об образовании в Российской Федерации» [11]), а если она есть, но не препятствует обучающемуся в освоении образовательных программ, к категории лиц с ОВЗ он не относится. Таким образом, законодательно лица с инвалидностью и ОВЗ разделены, что рождает в социальных практиках, в частности в образовании, конфликт интересов их субъектов.
В высшем образовании РФ нормативная регуляция обучения лиц с инвалидностью и ОВЗ не завершена. Одна из важнейших проблем — социально-психологический климат инклюзии: высокие требования предъявляются ко всем участникам образовательного процесса, но студенты с инвалидностью особо нуждаются в его «психологической доступности» (дружественной атмосфере, толерантности, готовности помогать), переживая «отношенческие» барьеры в коммуникациях с преподавателями, другими студентами, персоналом вуза. Около 15% из них образовательная система эксклюзирует, будучи неготовой к удовлетворению их особых потребностей [11; 12; 13].
Опыт работы в вузе свидетельствует о том, что образовательная инклюзия (особенно в ее сегодняшнем виде) не гарантирует успеха инклюзии социальной, а инклюзивные акции — интеграцию общества, если способности самой личности с ОВЗ к самореабилитации, самовоспитанию и самореализации ограничены [7]. Кроме того, и инклюзия, и интеграция динамичны и сохраняют риски возврата к редуцированным формам.
В целом диспозиции социальной политики инвалидности неизменно тяготеют, как показывает анализ жизненных реалий, к тоталь-
ности и обязательности. Вопреки логике лица с инвалидностью как жертвы дискриминации или депривации должны инклюзироваться в общество, не удовлетворяющее интересы многих и разных индивидов и социальных групп. Одновременно политики и социальные институты продолжают поддерживать веру в предопределенность социального неравенства и превосходство более сильных и благополучных с помощью социальных мифов и сегрегации «иных». Индоктринация, тяготение к типизации социальных конструктов или инерция ведут людей и группы по пути «традиции», привычки, конформизма. Идею социальной однородности сменяет идея социального разнообразия, но всякая «инаковость» продолжает подразумевать «аномалию» и необходимость преобразования человека и/или общества.
Возложение политиками и чиновниками вины за несовершенство социальной интеграции статусно неравных групп на другие группы и общество в целом является, по определению З. Баумана, «порочной манипуляцией» [2]. Еще порочнее, когда вина за несовершенство выработанных культурой формул и за порожденное обществом неравенство возлагается на страдающих от них.
Диспозиции общества как субъекта инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью
Болезнь — в силу того, что она делает человека нефункционирую-щим членом социума,— по отношению к системе социальных норм выступает формой девиантного поведения [15]. В свою очередь инвалидность в силу неспособности человека выполнять те или иные социальные функции и роли наравне со здоровыми людьми проявляется как социальная недостаточность в формах социальной дезадаптации или девиации [8]. Согласно Стандартным правилам обеспечения равных возможностей для инвалидов и Конвенции о правах инвалидов [9; 5], внесение изменений в социальную жизнь для обеспечения реализации ими всех прав и свобод не должно становиться несоразмерным и неоправданным бременем для общества.
Филогенетически в сознании человека каждая точка социального пространства характеризуется определенным уровнем власти, доступа к ресурсам, характером и содержанием поведения ее представителей. Разделение общества на «своих» и «чужих», обладающих разными стилями жизни и жизненными шансами, заложено в культуре: именно
она устанавливает различия, проводит границы, классифицирует людей на категории, сегрегирует их, определяя диапазоны допустимого и желательного для них поведения [2].
Инвалиды на разных этапах истории общества занимали низкостатусные ниши в силу «естественной» стратификации родового общества по критерию способности к физическому насилию (сегодня он переплетен с другими стратификационными признаками). Готовность общества интегрироваться с низкостатусными группами предполагает наличие у него солидарности и способности быть открытым, готовым к диалогу и к совместному определению и переопределению повседневных жизненных ситуаций. По сути, речь идет об общей ментально-сти / менталитете как сплаве репрезентаций ценностей, норм, установок и специфике мышления отдельного человека и социальных групп, формирующихся в общей культурной среде обитания и характеризующих отношения человека и культуры. Одним из важнейших условий социальной интеграции является способность самого общества к самоорганизации — обретению своей структуры без навязывания извне — и к самодостраиванию.
В обыденном сознании современников отношение к инвалидам амбивалентно: их воспринимают и как «неполноценных», и как лишенных многих возможностей. Потребность в социальной защите соотносится людьми с «трудной жизненной ситуацией», взывающей о помощи и спасении ее жертвы. Но стигма жертвы, самоидентификация с неполноценностью и нуждой, с потребностью в постоянном сочувствии и опеке может формировать особую идентичность «инвалидной личности» и превращаться инвалидом в аргумент своего права на «исключительность» во взаимоотношениях с миром [14]. Этим объясняется неприятие инвалидов (и даже враждебность к ним, напряженность, неискренность в контактах) наряду с симпатией и сочувствием.
Для понимания диспозиций и поведения людей в отношении инклюзии и интеграции низкостатусных групп ключевыми являются различия коллективизма и индивидуализма как универсальных форм социального устройства. Как ни парадоксально, но гораздо меньше барьеров для интеграции у индивидуалистов: независимый конструкт Я акцентирует личные цели, интересы и притязания, и потому его обладателям легче и желательнее признавать равными альтернативные реальности и идентичности, мигрировать между ними — присоеди-
няться к новым группам и выходить из предыдущих [3].
В то же время политика социальной интеграции, очевидно, ориентирует общество на коллективизм — взаимозависимый конструкт Мы: идентификацию себя с тотально значимой группой. «Чужие» у коллективиста вызывают дискомфорт, он убежден в их неполноценности и опасности и дискриминирует их, даже покровительствуя или выражая симпатию. Социальной жизни коллективистов (в том числе современных россиян) свойственны группоцентризм, внутригруппо-вой фаворитизм, межгрупповая пристрастность, определяющие самовосприятие каждой группы как центра мироздания и самооценку ею своих ценностей, представлений, традиций, внешности и т.д. как эталонных. Поэтому группе с низким образовательным статусом приписываются атрибуты девиантности, лица с отклонениями в развитии в ней реже воспринимаются как отсталые, но у принадлежащих к ней детей больше шансов попасть в коррекционную группу [10].
Эффект отторжения при попытках инклюзии всех находящихся за границами Мы наблюдается и среди лиц с инвалидностью: так, в Германии не-инвалидам запрещено участвовать в движении за права инвалидов. Общественные организации интегрируют, как правило, людей с одними диагнозами и нередко негативно относятся к обладателям других: например, инвалиды с нарушениями опорно-двигательного аппарата, считая себя элитной группой, своеобразно соперничают с другими инвалидами. Равнодушие или негатив в отношении социальной инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью поддерживают ригидные ресурсы культуры и субкультур: официальные и неофициальные, осознаваемые и неосознаваемые нормы, законы, стереотипы.
Дефицит способностей современников представлять и интерпретировать состояние и поведение с другим менталитетом, доверять им и выстраивать с ними конструктивный диалог рождает и закрепляет подозрительность, ксенофобию, интолерантность, конфликты в повседневных взаимоотношениях групп [7]. Лежащие в их основе негативные социальные когниции — предубеждения и предрассудки — отражают групповые страхи, чрезмерно обобщенные, неточные и резистентные к новой информации. Наличие у себя предрассудков не признается или оправдывается, и групповая конфронтация отягощает социально-психологический климат интеграции общества.
На уровне личности инклюзия и интеграция лиц с инвалидностью
пытаются задействовать нравственные и просоциальные диспозиции индивидов и групп (А. Адлер, Э. Шпрангер, Э. Фромм, З. Бауман и др.). Здесь звучат призывы к оказанию помощи другим в удовлетворении их потребностей, к кооперации или сотрудничеству с другими ради общего успеха, к готовности проявлять заботу о них и вносить свой вклад в их благоденствие, к альтруизму, самоотдаче, самопожертвованию. Обращенность к чужой жизни, чувство себя в другом и превращение потребности в самоотречении ради другого в ведущую жизненную потребность не тождественны жалости и благотворительности, но должны помочь человеку вырваться из тюрьмы его одиночества и эгоизма.
Альтруистическая личность встречается, однако, гораздо реже желающих «иметь», управлять, получать, избегать. Кроме того, полагаться исключительно на нравственность и альтруизм современников в отношении инклюзии инвалидов было бы ошибкой в силу ряда причин. Во-первых, многочисленность и разнообразие групповых жертв дискриминации и депривации (пенсионеры, бедные, матери-одиночки и т.д.) превращают группу инвалидов в «одну из ...» и распыляют про-социальные диспозиции других групп и индивидов в отношении интеграции с ними. Во-вторых, рост недоверия к социальным инновациям заставляет людей воспринимать изменение моделей /ярлыков инвалидности как очередные, не связанные с их персональными социальными интересами политические эксперименты, а разделение «инвалид -неинвалид» продолжает разобщать общество, препятствуя его интеграции. Наконец, сами прожекты социального равенства и «всеобщего согласия» выступают очередным вариантом социальной утопии.
Диспозиции лиц с инвалидностью как социальных субъектов инклюзии
и интеграции
Стандартные правила обеспечения равных возможностей для инвалидов и Конвенция о правах инвалидов дополняют требования обеспечить доступность им различных систем общества и среды важным условием [9; 5]: по мере получения инвалидами равных прав общество вправе ожидать от них выполнения равных обязанностей. Другими словами, включение в общество «на равных» от самих лиц с инвалидностью требует интеллектуальной и психологической мобилизации: личной самостоятельности, независимости, свободы выбора и одновременно — выполнения обязанностей каждого в отношении других
людей и групп, с которыми он интегрируется.
Согласно модели функциональных ограничений инвалидность как социальная недостаточность (handicap или disadvantage) человека представляет собой социализированное нарушение здоровья в диапазоне «хорошая интегрированность — изоляция» [8]. Между полюсами этого диапазона располагаются сдерживаемое, ограниченное и пониженное участие человека в жизни общества или в некоторых ее формах, обедненные или очень ограниченные взаимоотношения, их нарушения и неспособность их поддерживать как составляющая или следствие расстройств личности и поведения, снижения способности к адекватному поведению, отставания в развитии. Таким образом, социальную субъектность, инклюзированность и интегрированность лиц с инвалидностью могут ограничивать первичные нарушения их физического, психологического и социального развития и состояния, влияющие на качество социальной перцепции такого человека, его установки, стереотипы, атрибуции, ожидания, интеракции, самовыражение.
Поскольку результаты инклюзии и интеграции лиц с инвалидностью зависят не от устранения недостатка здоровья, но от устранимости вызванных им ограничений в процессах социализации или ресоциализа-ции, постольку важными для них ориентирами и условиями выступают:
• личностные диспозиции инвалида: отношение и характер адаптации к требованиям ситуаций инвалидности, инклюзии и интеграции, доверие к себе и миру, адекватные самооценка, уровень притязаний, способности к самодетерминации, самореабилитации, самовоспитанию и самореализации;
• социально-психологические диспозиции инвалида: позитивные социальный опыт и социальная идентификация, социабельность, «чувство другого», чувства долга и ответственности, коммуникативные навыки, социальная активность в согласовании общественных и личных целей;
• адекватные требованиям инклюзии и интеграции, социальные ког-ниции и поведение инвалида: понимание и принятие культурных норм, владение навыками сотрудничества и разрешения конфликтов, гибкость индивидуального стиля;
• овладение инвалидом определенными социальными статусами и выполнение соответствующих ролей, определяющих объективную и субъективную включенность в социальные группы.
В отношении инклюзии и интеграции субъектная позиция инвалида зависит и от его социального опыта: являясь продуктом и создателем социальной среды, он воспринимает и оценивает ее избирательно, в контексте собственных потребностей и их удовлетворения. Многие из эмпирически выявленных личностных черт лиц с инвалидностью — доминантность, подозрительность, завышенный уровень притязаний, внутренний конфликт между желаемым и возможным, дефицит коммуникативных навыков и социального опыта, предвзятость к здоровым людям, искажения образа Я и т.п.—препятствуют их инклюзии и интеграции.
Выбор инвалидом стратегии социальных отношений во многом определяет его отношение к личной ситуации ограниченных возможностей здоровья и жизнедеятельности как к вызову [4; 5; 6; 10]:
• оценивая ситуацию инвалидности как проблему, человек осознает себя «проблемным», представителем особой категории и выбирает социальную модель инвалида, поддерживаемую политикой государства. Он сфокусирован на «уходе в болезнь», на иждивенческих и рентных установках, на требованиях льгот и компенсаций. Пассивно-негативные инвалиды не хотят самостоятельно улучшать свою жизнь в силу низкой самооценки, настороженности к окружающим, тревожности и т.п.; активно-негативные ничего не делают, оправдывая это обстоятельствами; пассивно-позитивных их положение относительно удовлетворяет, и они не хотят что-то делать для его улучшения. «Приписывающие вину» винят за свою ущербность и неудачи значимых других; «принимающие вину» — себя; «отрицающие» доказывают свою компетентность; «тактически зависимые» находят благодетелей и могут даже манипулировать ими. При этом неадекватность собственных установок и противоречия между своими «значимостями», субъективно завышенными ожиданиями и требованиями среды не осознаются;
• отношение к ситуации своей инвалидности как к задаче означает отказ человека от статуса «особенности», отнесенности в отдельную категорию и принятие им модели независимого существования в самостоятельно выбранной социальной системе. Такой человек деятельно включается в ее отношения, «ориентируется на действие», активно используя свой социальный потенциал и внутренние ресурсы. Однако инвалидов, стремящихся самостоятельно преодолеть трудности, мало.
Обобщая результаты анализа диспозиций лиц с инвалидностью в отношении их социальной инклюзии и интеграции, можно разделить их на две группы: условно «субъектные» (реже) и «объектные» (чаще). С учетом этого реалистичным представляется предложение об отказе от принципа тотальности и о необходимости введения социально-компромиссных параллельных моделей интеграции лиц с инвалидностью [6], сохраняющих их право быть субъектами своей жизни.
Заключение
Современная политика в отношении лиц с инвалидностью тяготеет к тотальности и обязательности их инклюзии и интеграции в общество «всеобщего согласия», игнорируя и объективную социальную разделенность групп и индивидов как структуру их со-бытия, и необходимость объединять их потенциалы в создании новых форм совместности, соразмерных возможностям инклюзируемых и самого общества.
Продолжающееся неравенство социальных групп и его поддержка со стороны социальной политики государства, навязывание тотальной инклюзии «сверху» могут лишь усиливать социальную напряженность, негативизм и отторжение в обществе. Опора интеграции лишь на идею и мобилизацию личностных ресурсов ее социальных субъектов при дисгармонии их диспозиций, характеризуемых группоцен-тризмом и межгрупповой пристрастностью, лишает интеграцию запаса прочности.
Преодоление эгоцентризма и уход от репродуцирования традиционного социального конструкта инвалидности требует связывания усилий всех субъектов интеграции — политиков, инвалидов, общества — в осознании и признании многомерности социального мира, в развитии децентрации, уважения к различиям как культурной норме и способности к диалогу.
Литература
1. Астоянц М.С., Россихина И.Г. Социальная инклюзия: попытка концептуализации и операционализации понятия // Известия ЮФУ. Педагогические науки. 2009. № 12. С. 51-58.
2. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. 390 с.
3. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование личности. М.: Медиум, 1995. 323 с.
4. Интеграция инвалидовв обществе [Электронный ресурс]. URL:http://www. disability.ru/story/show.php?id=4973 (дата обращения:18.06.2019).
5. Конвенция о правах инвалидов [Электронный ресурс]. URL: http://base. garant.ru/2565085/#ixzz3hfnBEAdp (дата обращения: 18.06.2019).
6. Леонтьев Д.А., Александрова Л.А. Вызов инвалидности: от проблемы к задаче // 3-я Всеросс. научно-практ. конф. по экзистенциальной психологии: мат-лы сообщений / под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2010. С. 114-120.
7. Международная классификация функционирования, ограничений жизнедеятельности и здоровья. Краткая версия. Женева: ВОЗ; Институт усовершенствования врачей-экспертов: СПб, 2003 [Электронный ресурс]. URL: http://icd-11. ru/icf/ (дата обращения: 18.06.2019).
8. МКБ-10 (Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем, 10-го пересмотра, 43-я Всемирная Ассамблея Здравоохранения, май 1990) [Электронный ресурс]. URL: HYPERLINK «https:// mkb10.su/» https://mkb10.su (дата обращения: 18.06.2019).
9. Стандартные правила обеспечения равных возможностей для инвалидов. ООН, 1994 [Электронный ресурс]. URL: http://voi-podolsk.narod.ru/zakon/ mejdunarod/stpravila.htm (дата обращения: 18.06.2019).
10. Ткаченко В. С. Медико-социальные основы независимой жизни инвалидов. М.: Наука-Спектр: Дашков и К, 2012. 384 с.
11. Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» (от 29 декабря 2012 г. N 273-ФЗ) [Электронный ресурс]. https://base.garant.ru/70291362/ (дата обращения: 18.06.2019).
12. Федеральный закон «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» (от 24 ноября 1995 г. N 181-ФЗ) [Электронный ресурс]. URL: http:// www.rg.ru/1995/11/24/invalidy-dok.html (дата обращения: 18.06.2019).
13. Федорова О. А. Основные подходы к проблеме социальной интеграции инвалидов в современном обществе // Современные проблемы науки. 2013. № 1[Электронный ресурс]. URL: science.esrae.ru/195-886 (дата обращения: 18.06.2019).
14. Шаповал И.А.Ментальные проблемы становления отечественной инклюзивной среды // Проблемы современного педагогического образования. Ялта: РИО ГПА, 2018. Вып. 61. Ч. 1.С. 438-442.
15. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Флинта: МПСИ: Прогресс, 2006. 352 с.
16. Ярская-Смирнова Е.Р. Социальное конструирование инвалидности // Социологические исследования. 1999. № 4. С. 38-45.
17. Brandon T., Charlton J. The lessons learned from developing an inclusive learning and teaching community of practice // International Journal of Inclusive Education. 2011.Vol.15, No. 1. P. 165-178.
18. Hargreaves S. The Fourth Way: The inspiring future for educational change. California: Ontario Principals Council: National Staff Development Council, 2011. 168 p.
19. Hill D., Brown D. Supporting inclusion of at risk students in secondary school through positive behaviour support // International Journal of Inclusive Education. 2013. Vol. 17, No. 8. P. 868-881.
20. Goffman E. The neglected situation // American anthropologist.1964. Vol. 66, No. 5, Part 2. P. 148-162.
21. Parsons T. The Concept of Society: The Components and Their Interrelations // Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. Englewood Cliffs (NJ): Prentice-Hall, 1966. P. 5-29.
THE DISPOSITIONS OF SOCIAL ACTORS OF THE INCLUSION AND INTEGRATION OF PERSONS WITH DISABILITIES IN SOCIETY
The study focuses on social practices of inclusion and integration for persons with disabilities against the background of the production and reproduction of the traditional model of disability. The purpose of the work is to study the dispositions of social subjects of inclusion and integration and their consistency as conditions for the implementation and maintaining of these processes. The study methods are interdisciplinary analysis of theoretical concepts and empirical facts of sociology, social and clinical psychology, personality psychology, pedagogy. The analysis results showed the leading features of the dispositions in subjects of social inclusion and integration for persons with disabilities. Modern social policy is aimed at the totality and imposition of inclusion and integration based on the unilateral transformation of society and against reproduction of the traditional model of disability. The society is characterized by group-centrism, intergroup bias, ambivalence in relation to the disabled and integration with them, lack of readiness for dialogue, lack of altruism, distrust of social innovations that are not related to personal interests. Dispositions of persons with disabilities were split into "subject" and "object" ones depending on the attitude to the situation of limited opportunities and on the choice of social integration strategies. The author makes conclusion about the inconsistency of the dispositions for the social subjects of inclusion and integration of persons with disabilities, about the need to develop their decentration and ability to dialogue in order to realize and recognize multidimensional social world.
Keywords: dispositions, social subject, inclusion, integration, persons with disabilities, the principle of totality, ambivalence, choice.
References
• Astoyanc M. S., Rossihina I. G. Social'naya inklyuziya: popytka konceptualizacii i opera-cionalizacii ponyatiya // Izvestiya YuFU. Pedagogicheskie nauki. 2009. № 12. S. 51-58. [In Rus].
• Bauman Z. Individualizirovannoe obshchestvo. M.: Logos, 2005. 390 s. [In Rus].
• Berger P., Lukman T. Social'noe konstruirovanie lichnosti. M.: Medium, 1995. 323 s. [In Rus].
• Brandon T., Charlton J. The lessons learned from developing an inclusive learning and teaching community of practice // International Journal of Inclusive Education. 2011.Vol. 15, No. 1. P. 165-178.
• Erikson E. Identichnost': yunost' i krizis. M.: Flinta: MPSI: Progress, 2006. 352 s. [In Rus].
• Federal'nyy zakon «Ob obrazovanii v Rossiyskoy Federatsii» (ot 29 dekabrya 2012 g. N 273-FZ) [Elektronnyj resurs]. https://base.garant.ru/70291362/ (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Federal'nyy zakon «O sotsial'noy zashchite invalidov v Rossiyskoy Federatsii» (ot 24 noyabrya 1995 g. N 181-FZ) [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.rg.ru/1995/11/24/ invalidy-dok.html (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Fedorova O. A. Osnovnye podhody k probleme social'noj integracii invalidov v sovre-mennom obshchestve // Sovremennye problemy nauki. 2013. № 1 [Elektronnyj resurs]. URL: science.esrae.ru/195-886 (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Goffman E. The neglected situation // American anth-ropologist.1964. Vol. 66, No. 5, Part 2. P. 148-162.
• Hargreaves S. The Fourth Way: The inspiring future for educational change. California: Ontario Principals Council: National Staff Development Council, 2011. 168 p.
• Hill D., Brown D. Supporting inclusion of at risk students in secondary school through positive behaviour support // International Journal of Inclusive Education. 2013. Vol. 17, No. 8. P. 868-881.
• Integraciya invalidov v obshchestve [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.disability.ru/ story/show.php?id=4973 (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Konventsiya o pravakh invalidov [Elektronnyi resurs]. URL: http://base.garant. ru/2565085/#ixzz3hfnBEAdp (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Leont'ev D. A., Aleksandrova L. A. Vyzov invalidnosti: ot problemy k zadache // 3-ya Vseross. nauchno-prakt. konf. po ekzistencial'noj psihologii: mat-ly soobshchenij / pod red. D. A. Leont'eva. M.: Smysl, 2010. S. 114-120. [In Rus].
• Mezhdunarodnaya klassifikatsiya funktsionirovaniya, ogranicheniy zhiznedeyatel'nosti i zdorov'ya. Kratkaya versiya. - Zheneva: VOZ; Institut usovershenstvovaniya vrachey-ekspertov: SPb, 2003 [Elektronnyj resurs].URL: http://icd-11.ru/icf/ (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• MKB-10 (Mezhdunarodnaya statisticheskaya klassifikatsiya bolezney i problem, svyazan-nykh so zdorov'em, 10-go peresmotra, 43-ya Vsemirnaya Assambleya Zdravookhraneniya, may 1990) [Elektronnyj resurs].https://mkb10.su (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Parsons T. The Concept of Society: The Components and Their Interrelations // Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. Englewood Cliffs (NJ): Prentice-Hall, 1966. P. 5-29.
• Shapoval I. A. Mental'nye problemy stanovleniya otechestvennoj inklyuzivnoj sredy // Problemy sovremennogo pedagogicheskogo obrazovaniya. Yalta: RIO GPA, 2018. Vyp. 61. Ch. 1. S. 438-442. [In Rus].
• Standartnye pravila obespecheniya ravnykh vozmozhnostey dlya invalidov. OON, 1994 [Elektronnyj resurs]. URL: http://voi-podolsk.narod.ru/zakon/mejdunarod/stpravila. htm (data obrashcheniya: 18.06.2019). [In Rus].
• Tkachenko V. S. Mediko-social'nye osnovy nezavisimoj zhizni invalidov. M.: Nauka-Spektr: Dashkov i K, 2012. 384 s. [In Rus].
• Yarskaya-Smirnova E. R. Social'noe konstruirovanie invalidnosti // Sociologicheskie issledovaniya. 1999. № 4. S. 38-45. [In Rus].
