CC BY
73
СТАТЬИ
ДИСКУРСИВНЫЕ ПРИЕМЫ ВЫРАЖЕНИЯ МНЕНИЯ С.В. Доронина
Ключевые слова: высказывание, эпистемическое значение, мнение, речевой ход.
Keywords: statement, epistemic category, opinion, communicative move.
Одной из целей речевого воздействия является изменение картины мира адресата [Баранов, 2003; Иссерс, 2006 и др.] Выполняя данную задачу, адресант далеко не всегда заботится об истинности сообщаемого, и потому использует не только информирование, но и иные приемы. Их целью является создание сообщения, которое реципиент принимает не критически, несмотря на информативные лакуны или даже логическую противоречивость высказывания. Для снижения критического порога реципиента используются приемы повышения статуса автора, понижения статуса внешних участников коммуникации, эмоциональной подстройки к адресату, приемы, маскирующие информационные и логические лакуны сообщения, и пр.
Поскольку суть коммуникативного воздействия заключается в том, чтобы передать информацию о мире или трансформировать уже имеющиеся представления, то способ, избираемый для данного изменения, может получить оценку в системе эпистемических категорий. Противопоставление речевых приемов в аспекте выражения эписте-мического значения отчасти отражено во многих классификациях видов речевого воздействия: в делении на информирование и убеждение [Баранов, 2003], информирование и интерпретацию [Паршина, 2007], «перестройку категориальной структуры» и «изменение отношения к объекту» [Почепцов, 1998] и др. Все они производны от традиционной риторической классификации речевых приемов, обнажающих «очевидность факта, чувства или разума» (Кондильяк, цит. по: [Демьянков, 1989, с. 18]). Аналогичную оппозицию находим в
системе категорий коммуникативного синтаксиса, описывающих модальное значение персуазивности [Всеволодова, 2000].
Рассмотрение высказывания в отношении его содержания к действительности требует выделения как минимум двух коммуникативных разновидностей: факт и мнение. Фактивное высказывание дескриптивно, объективно, проверяемо, его источником являются как наблюдение за объективной реальностью, так и интеллектуальная реконструкция на основании предыдущего опыта говорящего или на основании общеизвестных фактов. Фактивное высказывание имеет форму утверждения с пресуппозицией знания и накладывает на говорящего ответственность за его соответствие действительности [Доронина, 2009]. Мнение имеет ментальную природу, оно есть результат интеллектуального моделирования действительности. «Мнения и точки зрения ... являются внутренними объектами. Они зарождаются и формируются, принимаются, вынашиваются и порой оставляются.» [Вендлер, 1987, с. 304]. Лексические маркеры факта и мнения довольно хорошо изучены. Однако денотативный статус информации, содержащейся в высказывании, может быть выражен и иными способами, выражающими значение субъективности или объективности сообщения путем контекстуального взаимодействия.
Для описания текстовых элементов по их отношению к целому используется термин «речевой (коммуникативный) ход», понимаемый как «прием, выступающий в качестве инструмента реализации той или иной. тактики» [Иссерс, 2006, с. 117] или «такая функциональная единица последовательности действий, которая способствует решению локальной или глобальной задачи под контролем стратегии» [ван Дейк, 1989, с. 274]. До настоящего времени данная лингвистическая категория использовалась для описания иллокутивной функции высказываний. Полагаем, что данная операциональная единица с успехом может быть применима и для описания иных коммуникативных смыслов. Таким образом, коммуникативный ход обладает относительной смысловой целостностью, структурной выделимо-стью и единством прагматических значений, подчиненных глобальной коммуникативной задаче. Поэтому, несмотря на полипропози-тивный характер информации, зачастую передаваемой при помощи отдельного речевого хода, его эпистемический статус определим лишь в целом по отношению к коммуникативному замыслу автора. Коммуникативное намерение «информирование» достигается в высказывании, как правило, посредством создания развернутых описательных контекстов, использующих дескриптивную лексику и выра-
жающих модальность достоверности. Оно также характеризуется эмоциональной нейтральностью, отсутствием речевых приемов, призванных скрыть информативные лакуны. Дискурсивные приемы выражения мнения, напротив, направлены на то, чтобы замаскировать содержательную неполноту высказываний. Ниже описано несколько речевых ходов, маркирующих субъективную авторскую позицию.
Прием экспликации рассуждения. Когда Дж. Остин говорит о том, что знание может быть получено аналитическим путем, он имеет в виду, что к объективной информации следует относить не только суждения о непосредственно наблюдаемых событиях, но и суждения о событиях, целостность которых восстанавливается при помощи умозаключений [Остин, 1987]. Однако экспликацию рассуждений в тексте все-таки следует признать одним из приемов выражения уверенного мнения. Показатели логического вывода, кроме порядка изложения мыслей, выражают авторизационный смысл, то есть придают суждению субъективный статус. Категорический оттенок при этом передается логически правильным построением суждений, которые при истинности посылок, как известно, способны дать истинное знание.
Маркерами рассуждений являются как союзные средства (ес-ли...то; следовательно, значит), так и целые предложения (Все это о чем говорит? Что же в итоге получается). Ср.: Получилось, что человек, который по роду службы должен противодействовать незаконному бизнесу, «крышует» нелегальных предпринимателей (газ.). Информационный статус данного выражения обусловлен наличием в нем предикативной конструкции получилось, что со значением 'краткий итог, логическое следствие сказанного'. Вербализованная операция логического следствия вводит в повествование фигуру говорящего субъекта, является одним из видов авторской интерпретации. А средство выражения авторизации одновременно является и средством выражения одного из значений эпистемического модуса.
Вместе с тем, говорить о субъективной модальности высказывания можно лишь в случае экспликации хода авторской мысли. Если высказывание содержит конвенциональную импликатуру, вытекающую из действия коммуникативных и логических законов, то она при отсутствии маркеров принадлежности чужому сознанию является модально нейтральной и относится к утверждениям о факте.
Ср.: В новости не сказано, что спирта не нашли уже по адресу Алтайская, дом № 3. Пока сотрудники УВД выставляли караул на охрану дома по первому адресу, на втором к их приходу уже были
готовы. Тот же «юрисконсульт» припарковался рядом на своём автомобиле (газ.).
Буквальное понимание представленного контекста невозможно, так как в нем не отражена связь между отсутствием спирта по указанному адресу и припаркованным автомобилем «юрисконсульта». Данная информация выявляется в результате действия коммуникативных законов целостности и связности текста, посредством операции логического вывода из посылок, имеющихся в контексте:
'к приходу милиции были готовы’ + 'юрисконсульт припарковался рядом' = 'юрисконсульт помог подготовиться'.
Данный смысл представляет собой коммуникативную имплика-туру и является обязательным текстовым смыслом, поскольку какое-либо иное соединение элементов контекста в цельное и связное произведение невозможно. Денотативный статус имплицитно выраженного суждения следует определять исходя из того, что выражения спирта не нашли, к приходу были готовы, юрисконсульт припарковался в свою очередь представляют собой утверждения о фактах. Таким образом, исследуемое суждение также является утверждением о факте, поскольку «... утверждение части означает утверждение целого, то есть утверждение составляющих ситуации и их признаков означает утверждение самой ситуации, не выраженной непосредственно, но присутствующей в глубинной смысловой структуре текста» [Лисоченко, 1992, с. 104].
Таким образом, говорить о субъективной эпистемической модальности высказывания можно лишь в случае вербализации процедуры семантического вывода.
Прием интерпретации фактов. Данная тактика также является средством выражения мнения, реализуется на композиционном уровне текста и представляет собой повтор изложенных фактов, осложненный авторской интерпретацией. Интерпретирующее суждение всегда следует за интерпретируемым. Его содержание нарушает коммуникативный постулат (максиму) количества, но в то же время актуализирует модальные смыслы или устанавливает импликативные связи. Такое высказывание имеет и формальные показатели (иначе говоря; то есть; итак; воистину; если я вас правильно понял,. ; то, что Р, означает... и др.) Ср.: Срочный отъезд С. накануне отчетновыборного собрания означает, что он вовсе не собирается сдерживать данные обещания (газ.) Развал экономики либералами был далеко не случаен и не был следствием неопытности - те, кто делал это, просто выполнили свой заказ и сейчас взялись за «военную реформу»,
то есть, иначе говоря - за разгром армии (газ.). Однако главной особенностью данного приема является смысловое взаимодействие контекстов: повтор является ремой высказывания и, следовательно, не может быть объяснен иначе, чем коммуникативной установкой на выражение авторской позиции.
Довольно часто интерпретирующие высказывания располагаются в финальном абзаце газетной статьи. Пример: И на фоне борьбы за удешевление жилья даже как-то неудобно получается: одной рукой лезешь за деньгами в бюджетный карман, другой - повышаешь цены на цемент для всех остальных, третьей - дешево строишь для себя. Рук, конечно, не хватает. Зато как выгодно! (газ.) Данный отрывок содержит дескриптивные суждения, которые приобретают интерпретационный статус за счет того, что являются свернутым повторением рассказанной истории, некоторым итогом повествования.
Намного более сложный случай имеет место, если альтернативное описание ситуации используется как врезка к основному тексту статьи. Родители Тани звонили родителям Алексея. Таня звонила из Москвы, но в доме Р. никто не брал трубку, а Алексей был все время недоступен. Галина Тихоновна, мама Тани, тоже не могла встретиться с внуком: каждый раз, когда она приезжала к дому Р., ворота были заперты (газ.) Данное высказывание представляет собой полипропозитивный диктум, включающий следующие событийные и логические пропозиции: (1) 'Галина Тихоновна приезжала к дому Р.', (2) 'каждый раз ворота были заперты', (3) 'поэтому (Log)', (4) 'Галина Тихоновна не могла встретиться с внуком'.
В контексте статьи данный отрывок сопровождается врезкой Меня не пускали к собственному сыну!, являющейся объяснением причин всех перечисленных фактов. Выбор глагола «(не) пускать» служит выражению контекстуального смысла 'семья Р. не желала, чтобы мать и бабушка общались с ребенком, и противодействовала этому'. Вне данного контекста высказывание «меня не пускали к собственному сыну» представляет собой утверждение о факте, организованное каузативным предикатом. В то же время анализ высказывания в рамках более широкого контекста обнаруживает, что одно и то же событие описано в контексте дважды: с позиций сугубо событийных и с позиций интерпретации, объясняющей причины события. Это обусловливает восприятие высказывания как субъективного отражения уже изложенной информации.
Частный случай приема интерпретации представляет собой повтор-пересказ реплики собеседника. Данная тактика часто встречает-
ся при цитации, когда интерпретирующее суждение синтаксически связано с интерпретируемым, имеющим специальное пунктуационное выделение, и маркируется при помощи специфических средств авторизации (иными словами, иначе говоря, то есть). «А. Уткин утверждает даже, что «Правящая элита [США] неверно определила основную опасность для положения Америки в мире, увидев ее в терроризме, тогда как эта опасность заключается в возвращении к многополюсному миру», — иначе говоря, в растущей мощи ЕС» (газ.).
От данного приема следует отличать другие случаи косвенной речи, при которых, в сущности, возможны искажения, обусловленные коммуникативными помехами или особенностями процесса понимания. Однако при отсутствии средств субъективной модальности изложение чужих слов воспринимается как утверждение о факте в соответствии с общим правилом нулевого способа выражения фактивно-сти. В частности, высказывание В. Вялых называет все случившееся хорошо спланированным мошенничеством (газ.) допустимо лишь в том случае, если высказывание персонажа обладает семантическим равенством с формулировкой, избранной автором газетной публикации.
Прием навязывания интенций. В основе данного приема лежит выражение семантики целеустановки, главным средством которого являются непропозициональные глаголы (хотеть, намереваться, стремиться и пр.). Лингвистика исходит из того, что суждение о состоянии сознания персонажа, как бы оно ни было выражено, не может быть объективным и поэтому представляет собой мнение. «Ситуация, когда мы знаем, что другой человек думает, что дважды два четыре или что он видит мышь, отличается по ряду важных параметров от той ситуации, когда мы знаем, что человек раздражен или голоден» [Остин, 1987, с. 81]. Данный тезис может быть спроецирован и на семиологический анализ коммуникативных единиц. Ср.: Чтобы развалить коллектив школы, Х делала все. Даже встречалась с главой городской администрации (газ.) Представленные суждения не находятся в отношениях обязательной причинно-следственной связи: встреча с главой администрации могла иметь множество иных причин. Приписывание поступку именно этой цели определяется не сведениями о конкретных событиях, а представлением говорящего о системе ценностей и потребностях персонажа. Поэтому выражение «чтобы развалить коллектив школы» является мнением о состоянии сознания другого лица. Неужели сторонники действующей (пока) власти, сидящие в комиссии, настолько не уверены в положитель-
ном для власти исходе голосования, что сделали все возможное, чтобы фальсифицировать результаты выборов (газ.). В данном высказывании суждение о намерениях персонажей, присоединенное союзом «чтобы», поддерживается контекстом: предположением об эмоциональном состоянии персонажей. Данный прием в классической риторике обозначается как «чтение в сердцах», когда «софист не столько разбирает ваши слова, сколько те тайные мотивы, которые заставили вас их высказать» [Поварнин, 1996, с. 81].
В то же время наличие маркера причинно-следственной связи (союза «чтобы») не всегда является признаком мнения. Предложение с данным типом союза в контексте может приобретать значение 'Х делает попытку сделать что-л.' и являться утверждением о факте. Для интерпретации высказывания как суждения о действии, а не о целе-полагании необходима непосредственная (очевидная) причинноследственная связь между двумя излагаемыми суждениями и поддержка значения контекстом: 1) Он приезжал, чтобы объясниться, но она ничего не желала слушать и только плакала. 2) Чтобы снять деньги товарищества, он приезжал в банк дважды (газ.).
Лексический состав высказывания является главным, но не единственным средством выражения коммуникативной установки высказывания. Одним из способов оформления приписываемых персонажу намерений является прямая речь, представляющая собой прием «чтения мыслей» персонажа (так называемый прием внутренней речи). Комиссия живенько поделила людей на черненьких и беленьких, на абсолютно неимущих типа учителей, инвалидов («что с них взять?») и работающих середнячков («А раскулачим-ка мы их в пользу хозяина, пусть лет 15 побудут у него в финансовой кабале») (газ.). В приведенном контексте прямая речь не является цитатой, поскольку для цитирования необходимо соблюдение двух условий:
1) данное высказывание должно быть произнесено или написано персонажем;
2) оно должно быть услышано или прочитано другим лицом.
Однако анализируемые высказывания содержат такие языковые
признаки, которые противоречат этим условиям. Во-первых, выражения включают противопоставленные по стилю языковые средства: устно-разговорные частицы а и -ка, разговорный порядок слов, с одной стороны, и сугубо книжную метафору финансовая кабала, с другой. Данные средства придают игровой характер высказываниям, свойственным шутке, иронии, художественной речи). Во-вторых, выражение побудительного значения формой 1 лица множественного
числа раскулачим-ка является нетиповой, абсолютно не свойственной современной речи (за исключением слов пойдем, поедем и некоторых других) [Русская грамматика, 1982, с. 622]. Такие формы используются преимущественно в изюбразительно-выразительной речи. В-третьих, формы 1 лица множественного числа в побудительной функции выступают как формы совместного действия. Это уменьшает вероятность присутствия при данном коммуникативном акте третьего лица. Наконец, сам факт произнесения данной речи в присутствии посторонних дискредитирует говорящего, выдавая отсутствие у него моральных принципов. В своей совокупности указанные признаки не позволяют смоделировать такую речевую ситуацию, при которой данные высказывания могли быть услышаны третьим лицом (журналистом!). Исследуемые выражения представляют собой моделирование устной речи персонажей статьи, «непосредственно отражающее внутренний психологический процесс, монолог «про себя», в котором имитируется эмоционально-мыслительная деятельность человека в ее непосредственном протекании,... выполняющее функцию внутренней речи персонажей». [Энциклопедический словарь «Лите-ратуроведение»,1995, с. 65].
Прием описания психологических состояний. По принципу действия - характеризация внутреннего мира персонажа - данный прием близок предыдущему. Также как и интенциональные состояния, сенсорные, когнитивные, аксиологические установки другого лица не подлежат верификации по причине их широкой вариативности и многообразия способов выражения. На этом основании суждения о психологическом состоянии собеседников и третьих лиц также относятся к мнениям.
Реализация данного приема осуществляется на уровне информативно-синтаксической структуры высказываний. План их содержания оказывается соотнесен не только с предметной, но и с коммуникативной ситуацией (представлением говорящего о психо-эмоциональном состоянии субъектов). При этом модальная составляющая высказывания не всегда оказывается мотивированной дескриптивной частью высказывания, что вынуждает читателя догадываться о причинах эмоции. Ср.: Эти судебные решения принимались не без помощи органов опеки Новоалтайска, которые с_непонятным восторгом описывали роскошь дома А. Р. в своих заключениях (газ.). Аксиологическое суждение, выражаемое словом «восторг», (восторг - подъем радостных чувств, высшее удовлетворение [Ожегов, Шведова, 1999])
есть результат реконструкции внутреннего состояния участников коммуникации на основании их речевого поведения. В результате стандартная, четко формализованная процедура выступления органов опеки и попечительства в бракоразводном процессе, подразумевающая подробное описание будущего места жительства ребенка, предстает в тексте как аморальный поступок. Ср. аналогичный пример: На заседании многие свидетели со стороны моего мужа выступали с опущенными в пол глазами. Я вот думаю, неужели им всем заплатили? Или настолько люди боятся властей предержащих? (газ.) Фразеологическое выражение, содержащееся в данном контексте, имеет значение 'испытывать неловкость, стыд' и также предполагает «чтение в сердцах». Причины же неловкости, испытываемой персонажами, в дескриптивной части высказывания не содержатся, однако позволяют читателю догадываться о том, что свидетели на суде вероятнее всего говорили неправду.
Модальное значение, предопределяющее тип высказывания, может быть выражено не только сирконстантными компонентами предложения, но и входить в структуру лексического значения предиката. Так, информационный статус высказывания Местные журналисты освещать тему в пользу Тани не решаются (газ.) определяется значением глагола решаться - избрать какой-нибудь способ действия после обдумывания, сомнений, отважиться на что-либо [Ожегов, Шведова, 1999].
Указанный глагол входит в два лексико-семантических разряда: в группу фазисных предикатов (уточняет, на каком этапе совершения находится основное действие), а также в группу эмотивов (об этом свидетельствует наличие в толковании значения компонента «отважиться» - набраться смелости, начать делать что-л., преодолев страх [Ожегов, Шведова, 1999]). Таким образом, выражение «не решаются» имеет значение «не делают, потому что испытывают страх».
Таким образом, эпистемическое значение имеет весьма широкий спектр выразительных средств и требует разноаспектного анализа высказывания в контексте речевой ситуации. Понятие речевого хода оказывается вполне приемлемым для этих целей.
Литература
Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М., 2003.
ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Вендлер З. Факты в языке // Философия. Логика. Язык. М., 1987.
Всеволодова М.В., Теория функционально-коммуникативного синтаксиса. М.,
2000.
Демьянков В.З. Эффективность аргументации как речевого воздействия // Проблемы эффективности речевой коммуникации. М., 1989.
Доронина С.В. Факт : семантика и прагматика // Филология и человек. 2009.
№ 4.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М., 2006. Лисоченко Л.В. Высказывания с имплицитной семантикой. Р/нД., 1992.
Ожегов С.И. Шведова Н.Ю. Толковый словарь современного русского языка. М.,
1999.
Остин Дж. Чужое сознание // Философия. Логика. Язык. М., 1987.
Паршина О.Н. Российская политическая речь. Теория и практика. М., 2007. Поварнин С. Спор. О теории и практике спора. Спб., 1996.
Почепцов Г.Г. Теория и практика коммуникации (от речей президентов до переговоров с террористами). М., 1998.
Русская грамматика. М., 1982. Т. 1.
Энциклопедический словарь «Литературоведение». М., 1995.
