CC BY
79
родстве его слога. Писатель в своем тексте продуктивно пользуется литературно-художественным, образно-эмоциональным потенциалом народной речи, полной иронии, точных и метких фразеологизмов. Стилистика прозы И.Б Саракаева
имеет все признаки документально-художественного повествования, при всем драматизме описываемых событий она очень сдержанна, вступает в контраст с вопиющими фактами, внешне бесстрастно излагаемыми писателем.
Библиографический список
1. Степанова Т.М. Фольклорные элементы художественной структуры дилогии Р Гамзатова «Мой Дагестан» в контексте интеллектуальной прозы Северного Кавказа. Вестник АГУ. Серия 2: Филология и искусствознание. Майкоп: Изд-во АГУ, 2011; 4: 36 - 41.
2. Саракаев И.Б. По трущобам Чечни (Жгучий и наболевший вопрос). Available at: http://zhaina.com/history/200-po-trushhobam-chechni-zhguchijj-i-nabolevshiij.html
3. Дарчиева С.В. Деятельность депутатов Государственной Думы от Северного Кавказа в разрешении национального вопроса: 1906 -1917 гг. Available at: http://www. dissercat.com/content/deyatelnost-deputatov-gosudarstvennoi-dumy-ot-severnogo-kavkaza-v-razreshenii-natsionalnogo
References
1. Stepanova T.M. Fol'klornye 'elementy hudozhestvennoj struktury dilogii R. Gamzatova «Moj Dagestan» v kontekste intellektual'noj prozy Severnogo Kavkaza. VestnikAGU. Seriya 2: Filologiya i iskusstvoznanie. Majkop: Izd-vo AGU, 2011; 4: 36 - 41.
2. Sarakaev I.B. Po truschobam Chechni (Zhguchiji nabolevshj vopros). Available at: http://zhaina.com/history/200-po-trushhobam-chechni-zhguchiii-i-nabolevshijj.html
3. Darchieva S.V. Deyatel'nost' deputatov Gosudarstvennoj Dumy ot Severnogo Kavkaza v razreshenii nacional'nogo voprosa: 1906 - 1917 gg. Available at: http://www.dissercat. com/content/deyatelnost-deputatov-gosudarstvennoi-dumy-ot-severnogo-kavkaza-v-razreshenii-natsionalnogo
Статья поступила в редакцию 15.04.19
УДК 80
Zhurkova M.S., teacher, Department of Linguistics and Translation, Chelyabinsk State University (Chelyabinsk, Russia), E-mail: krasina87@inbox.ru
Kurazhenkov D.S., Cand. of Sciences (Philosophy), (Kurgan, Russia), E-mail: d3gth@yandex.ru
DIALECTICS OF THE CATEGORY OF JUSTICE IN THE MEANING-RELATED STRUCTURE OF UTOPIA AND DYSTOPIA GENRE. The article considers distinguishing characteristics of the semantic structure of utopia and dystopia genres. Arguments are presented in defense of the proposition that dystopia and utopia represent a single meta-genre. The author traces the influence of Platonic concepts presented in the "Polis" on both utopian and dystopian literary works. As being stated the idea of justice, considered by Plato and used for the basis of the "Polis" is the key idea to all subsequent works of the genre. The category of justice is distinguished as an order-parameter of the meaning system, in accordance to which the elements of the semantic structure of utopian works are symmetrized. The transition from utopian to dystopian works is primarily due to the re-evaluation of the category of justice that occurred at a certain historical stage, and associated with the change of dominant socio-philosophical concepts (the transition of social views from holism to liberalism). Dystopias reflected the transition of the category of justice in the category of injustice, which becomes a key problem of the genre at this stage of development. The integration of meaning elements represented by the meaning structure of dystopian literary works is based on their identity expressed in the category of injustice. From the point of linguistics there are numerous convergences of the elements of the meaning structures of dystopian and utopian literary works.
Key words: dystopia, utopia, genre, meaning formation, initial meaning.
М.С. Журкоеа. преп. каф. английского языка, Челябинский государственный университет, г. Челябинск, E-mail: krasina87@inbox.ru
Д.С. Кураженков, канд. филос. наук, г. Курган, E-mail: d3gth@yandex.ru
ДИАЛЕКТИКА КАТЕГОРИИ СПРАВЕДЛИВОСТИ В СМЫСЛОВОЙ СТРУКТУРЕ ЖАНРА УТОПИИ И АНТИУТОПИИ
В статье рассматриваются особенности смысловой структуры жанра утопии и антиутопии. Предоставляются аргументы в защиту положения о том, что антиутопия и утопия представляют собой единый мета-жанр. Прослеживается влияние Платоновских концепций, представленных в «Государстве», как на утопические, так и на антиутопические произведения. Утверждается, что идея справедливости, рассмотренная Платоном и положенная им в основу «Государства», является ключевой для всех последующих произведений жанра. Справедливость выступает параметром порядка смысловой системы, относительно которого симметризуются элементы смысловой структуры утопических произведений. Переход от утопических произведений к антиутопическим обусловлен, прежде всего, переоценкой категории справедливости, произошедшей на определенном историческом этапе, и связанной со сменой доминантных социально-философских концепций (переход социальных воззрений от холизма к либерализму). Антиутопии отобразили переход категории справедливости в категорию несправедливости, которая становится ключевой проблематикой жанра на данном этапе развития. Интеграция смысловых элементов, представленных смысловой структурой антиутопических произведений, происходит на основе их тождественности, выраженной в категории несправедливости. С позиций лингвистики наблюдаются множественные схождения элементов смысловых структур романов антиутопии с утопическими произведениями.
Ключевые слова: антиутопия, утопия, жанр, смыслоформирование, инициальный смысл.
Антиутопия берет свое начало в утопической традиции, отсюда выводится вполне правомерный вопрос о том, следует ли считать антиутопию отдельным самостоятельным жанром. Вопрос этот остается открытым. Существует пять основных подходов к решению этой проблемы: антиутопия и утопия имеют общую жанровую природу (Н.Н. Арсентьева, Б.А. Ланин, Т.А. Чернышева, Е. Шацкий); антиутопия и утопия представляют собой единый мета-жанр (А.Е. Ануфриева, А.Н. Воробьева, О.А. Павлова); антиутопия и утопия являются лишь разновидностями фантастики (социальной и научной) (Е.П. Брандис, А.Ф. Бритиков, Л. Геллер, В.А. Ревич); антиутопия представляет собой антижанр (Г Морсон, Х.А. Ма-раваль); антиутопия выделяется как отдельный жанр (Э.Я. Баталов, А.М. Зверев, Ф. Полак, А. В. Тимофеева, Ч. Уолш). В рамках нашего исследования были выявлены определённые сходства между смысловой структурой утопических и антиутопических произведений, что может внести определенный вклад в рассмотрение вышеупомянутого вопроса с позиций смыслоформирования.
Смыслоформирование в рамках текстов художественных произведений является актуальной проблемой лингвистики и разрабатывается в трудах таких ученых, как: В.Г Адмони, Л.Г. Бабенко, Н.С. Болотнова, Д.В. Псурцев, И.А. Пуш-карева, Н.Г Петрова, С.М. Карпенко, А.В. Курьянович, Е. В. Веселовская, А.А. Васильева, О.В. Орлова, И.Н. Тюкова. На сегодняшний день именно изучение смысловых взаимосвязей и структурных объединений на уровне целого произведения (текста) представляется перспективным в изучении. Переход от линейного моде-
лирования текстовых пространств и рассмотрения их как последовательно выстроенных предложений к нелинейному анализу текста с выделением надлиней-ных текстообразующих систем открывает новый взгляд на лингвистику текста. В случае художественного текста передача смысла имеет особую (несравнимую с нехудожественными текстами) форму передачи, которая определяется не только содержанием, но и особой смысловой структурой текста.
Актуальность данной работы представляется нам в необходимости упорядочивания накопленного материала, положенного в основу смысловой структуры романов-антиутопий, а также в выявлении онтогенетического родства изучаемых смысловых элементов с элементами предшествующих произведений жанра. Целью данной работы является обоснование возможности того факта, что смысловая структура как романов-антиутопий, так и утопических произведений ведет свое происхождение от первого прецедентного произведения жанра - трактата Платона «Государство» [1].
Научная новизна исследования состоит в том, что в нём представлен новый подход к смыслоформированию художественного текста, в частности текстов романов-антиутопий и утопий. На основе данного подхода возможно выявление смысловых элементов системы, а так же сравнение элементов, принадлежащих к смысловым системам различных художественных произведений.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что результат анализа смысловых элементов и выявление сходства некоторых из них на исто-
рической протяженности развития жанра может лечь в основу предположения о наличии таких общностей между утопиями и антиутопиями, которые позволят говорить не о различии жанров, а об их принадлежности к общему мета-жанру.
Практическая ценность настоящего исследования определяется тем, что разработанная модель анализа смыслоформирования может быть использована при интерпретации художественных текстов и проведении исследований различного характера.
В рамках нашего исследования мы рассматриваем возможность изучения и анализа смыслового уровня текста художественного произведения на материале текстов романов-антиутопий. Смысловой уровень, как и любой другой, состоит из элементов, взаимодействующих друг с другом. Для моделирования смыслового уровня мы выделили такие единицы, как: бета-функтор, функтор, векторную семантику, смысловой конструкт, смыслоблок, смысловую плоскость, парциальные смыслы, инициальный смысл. Определим элементы смысловой структуры, релевантные для данной работы.
Инициальному смыслу, находящемуся с целевым направлением движения текстового пространства в отношениях тождественности, подчиняются все элементы структуры текста. Инициальный смысл - это организационный параметр текста на всех его уровнях. Под инициальным смыслом понимаем общий (глобальный) авторский замысел, передача которого адресату и составляет сверхзадачу отправителя. Поскольку инициальный замысел представляет собой многомерную комплексную идею, в тексте он разветвляется на составляющие его парциальные смыслы, которые доносят различные смысловые аспекты до читателя. Относительно полное описание инициального смысла возможно путем интеграции парциальных смыслов, репрезентирующих его. Парциальные смыслы располагаются в смысловых плоскостях, и представляют собой смысловые конструкты, развивающиеся соразмерно развертыванию текстового пространства. Смыслоблок представляет собой сложную единицу текстового пространства, состоящую из одного или нескольких предложений, объединенных смысловым единством, выражаемым через расположенную в данных предложениях сеть функтора и бета-функторов. Отдельно рассмотренный относительно смысловой структуры текста смыслоблок будет представлять собой устойчивое смыслоо-бразование, соответствующее одному из состояний системы. Через последовательно сменяющие друг друга смыслоблоки реализуется движение смыслового пространства, его переход от одного смысла к другому. Выделение смыслобло-ков в тексте соотносится с идеей структурно-смыслового членения текста, благодаря которому выделяются участки текстового пространства, которые в аспекте линейного восприятия соотносятся с одним смыслом, а относительно надли-нейного прочтения способствуют созданию вертикального, парадигматического смыслового контекста. Функтор - это лексическая единица текста, которая выступает средством проецирования семантики текстовых единиц в пространство смысловой плоскости. Функторы неравномерно распределены в пространстве текста и излучают в него веер семантических значений [2].
Как показывает материал исследуемых романов-антиутопий, инициальным смыслом данных произведений будет мысль о катастрофических последствиях возможных попыток реализации утопического общества, которое неизбежно ведет за собой реализацию несправедливости в обществе. Данный инициальный смысл полностью согласуется с алармистской функцией романов-антиутопий, которая находит воплощение, прежде всего, в самом названии - антиутопия, то есть отрицание утопии. Данный инициальный смысл развивается путем импликации в текстовое пространство таких парциальных идей, как отрицание прав и свобод человека, унификация человека и общества, отрицание ценности человеческой жизни, регламентация межличностных отношений, слежка за гражданами, развитая система доносов, адаптация всех видов искусств в соответствии с политической линией правящего класса, отрицание природной сущности человека и т. д. [3].
Для романов-антиутопий нами было выделено порядка 20 парциальных смыслов, которые были общими для трёх исследуемых романов («Мы» Евгения Замятина [4], «1984» Джорджа Оруэлла [5] и «О Дивный Новый Мир» Олдо-са Хаксли [6]). При проведении исследования мы выявили, что большая часть парциальных смыслов восходит к основным идеям, представленным в «Государстве» Платона. Данные идеи относились напрямую к описанию государственного устройства, которое было бы, по мнению философа, наиболее справедливым. Среди них необходимость деления общества на социальные слои (социальная пирамида); обесценивание человеческой жизни; слежение за гражданами; отрицание природы человека как свободного существа; устрашение населения угрозой войны; адаптация всех видов искусств в соответствии с политической линией правящего класса; унификация общества; удержание государственного строя силой; ограничение места действия; полное или частичное отрицание права на личную собственность; внушение идеологии, поддерживаемой правящим класса с детства; насаждение идеологии вплоть до стирания личности. Все перечисленные идеи оказались реализованными в исследуемых нами антиутопиях 20 века, однако, воплощаясь в парциальных смыслах в романах антиутопиях, они актуализировали присущую им всем общность, отражающую категорию несправедливости.
Для интеграции парциальных смыслов в инициальный смысл необходим некий скачок - переход от количества к качеству. Это тот объединяющий элемент, который способен вывести парциальные смыслы на новый уровень, и объеди-
нить их. Данным элементом является, на наш взгляд, категория несправедливости. Несправедливость в антиутопии присутствует в каждом из парциальных смыслов, она выражается через насилие государства над природой человека, насаждение государственной идеологии, угнетение человека и лишение его прав и свобод.
Используя идеи государственного устройства, предложенные Платоном, антиутопии демонстрируют пагубность реализации теорий, ставящих во главу угла достижение общего блага (в чем бы оно ни выражалось: у Платона - это достижение ситуации, когда каждый будет выполнять ту роль, к которой у него есть задатки при рождении, в более современных коммунистических теориях - это достижение материального равенства и проч.). Как показывают авторы антиутопий, либо сама цель по достижении блага оказывается недостижимой, либо сам процесс реализации цели, требующий неограниченной власти, приводит к тирании. В результате справедливость оборачивается крайней несправедливостью, а в наихудших случаях - тем, что пригодно сильнейшему.
Сходства в описании Калиполиса и государств романов-антиутопий крайне схожи, так Государство Платона и Единое Государство Замятина практически идентичны по своему устройству. В случае романа «Мы» интерес представляет не только схожее с «Государством» разделение общества на касты с приписываемыми им функциями, но даже некий параллелизм в названиях этих каст (Благодетель у Замятина и философ, руководствующийся идеей блага, у Платона, Хранители у Замятина и Стражи у Платона, отсутствие названия для третьего -низшего слоя населения как способ указания его наименьшей ценности по сравнению с предыдущими). Следующим сходством является обесценивание человеческой жизни, отношение к человеку как к строительному материалу - в романе «Мы» отчетливо прослеживается платоновская оценка человеческой жизни с позиций полезности её для государства. Следующая параллель заключается в поощрении слежки государства за гражданами. Наблюдение у Платона постулируется как благое деяние, целью которого является, в первую очередь, выделение лучших и наиболее ревностных служителей государства, однако в то же время слежка помогает определить худших, наиболее невосприимчивых к идеям блага граждан и их устранение. Система слежки и доносов детально проработана и в романе Замятина. Следующий случай сходства представлен наличием оппозиции режиму. Несмотря на внушаемое населению представление о благой природе правления и многочисленных преимуществах, которые получает человек в Калиполисе, Платон не отрицает того, что даже и здесь будут существовать граждане, противящиеся всеобщему благу. Таких граждан, выступающих против системы, нужно вразумлять, а если не удастся вразумить, то силой заставлять повиноваться. В романе Замятина среди граждан Единого Государства так же существуют противники режима. Пока сопротивление носит разрозненный характер, государство уничтожает выступающих против людей, заменяя их, как испортившийся в машине болт. Из рассмотренного выше сходства вытекает и следующая параллель - отрицание природы человека как свободного существа и попытки ее насильственно изменить. Государство, которое стремится сохранить свое устройство, должно превыше всего ставить стабильность и упорядоченность, отсюда отрицание чувственного начала у человека, оно признается не рациональным, а, следовательно, неуместным в подобном государстве. Идея эта, как и все предыдущие, восходит к Платону. Самой сильной связью в государстве должна быть связь идейная, политическая, однако связи человека с другими людьми посредством чувств на поверку оказывается сильнее, чем связь идейная. Следовательно, ее нужно устранить. Брак, как и рождение детей, регулируется государством и является социальной обязанностью. Принцип этот дословно реализуется в мире Замятина в розовых талончиках и установлении Отцовской и Материнской норм. Дети же, как и предписывал Платон, воспитываются в Едином Государстве специально обученными людьми, не зная ни матери, ни отца, и считаются общими. Таким образом, в плане решения вопроса семьи и рождения детей мир Замятина является своеобразной проекцией Государства Платона. Это лишь некоторые из рассматриваемых в качестве тожественных парциальных смыслов, к остальным также относятся: устрашение населения угрозой войны, адаптация всех видов искусств в соответствии с политической линией правящего класса, унификация общества, закрытый характер описываемого государства, удержание государственного строя силой, отказ гражданам в праве на личную собственность, насаждение идеологии с детства, насаждение идеологии вплоть до стирания личности. Данные парциальные смыслы представлены как во всех исследуемых романах-антиутопиях, так и в трактате Платона. Однако детальное описание данных сходств не является в рамках представленной статьи исходной целью. Целью же, преследуемой нами, является утверждение того, что данные параллели между смысловыми элементами романов-антиутопий существуют, и восходят они к «Государству». Более того, на протяжении развития утопического жанра данные парциальные смыслы в разном объеме присутствовали в смысловых структурах большинства известных утопий. Несмотря на то, что парциальные смыслы имеют схождения, необходимо отметить различие в природе инициального смысла утопий и антиутопий. Если утопии используют определенные выше парциальные смыслы для реализации инициального смысла, являющему собой возможность реализации наиболее справедливого общества, то в антиутопиях данные парциальные смыслы реализуют противоположную функцию. Здесь при интеграции парциальных смыслов адресат извлекает инициальный смысл, постулирующий опасность попыток установления утопии. Невозможность
реализации единой для общества цели показана во всех антиутопиях, так же как показан и постепенный переход от справедливых начал к полной несправедливости. Крайней формой несправедливости выступает обезличивание человека, в условиях, когда уже становится понятным, что цель, которую первоначально рассматривали как благую, является недостижимым. Власть же действует уже своих собственных интересах, а общее благо оказывается лишь ширмой, оправдывающей любое ограничение человеческих прав.
Так, в своем романе Замятин показывает, что никогда не сможет власть искоренить природу человека, разве что не уничтожив самого человека. Та же идея прослеживается и в романах Дж. Оруэлла и О. Хаксли - человека нельзя приспособить под нужды государства, а там, где это делается, уничтожается сама человеческая природа, человек становится продуктом массового производства как в Мировом Государстве или лишенной личности партийной единицей как в государстве Океании.
Идея справедливости, детерминирующая построение общественного строя, восходит к «Государству» Платона. Для реализации иерархической общественной структуры и для её стабильности Платоном приносятся в жертву многие права человека, который обязан полностью подчиниться государственной системе. Достижение всеобщего блага, блага государства, приближение общественной жизни к совершенной, упорядоченной гармоничности считается наивысшей справедливостью.
Идея справедливости представляет собой центральную идею всех утопий, каждая из них рисует идеальное, гармоничное и предельно справедливое общество с позиции своего создателя. Идея справедливости так же является основной для всех антиутопий, однако в них она показана с позиций отдельно взятого человека, его прав и свобод, и то, что постулируется изначально как справедливость для всеобщего блага оборачивается, в результате злоупотребления властью, несправедливостью применительно к человеку как личности. В подобном случае те средства, которые использует власть для сохранения государственного строя в условиях, когда становится ясно, что первоначально объявленная общим благом цель, является недостижимой, оказываются направленными на лишение человека его прав и свобод.
Так категория справедливости переходит в свою противоположность - категорию несправедливости. Таким образом, основное различие утопии и антиутопии состоит в противопоставлении центральных смыслообразующих категорий справедливость и несправедливость.
Следует отметить, что огромную роль играют те изменения, которые претерпела с ходом веков сама категория справедливости и как менялась её оценка. Строго говоря, интерпретация таких произведений как «Государство» Платона должна всегда учитывать философский контекст, а так же исторические условия их написания.
Феномен справедливости, одной из центральных тем которого является взаимоотношения человека и общества, в Древнегреческой метафизике имел яркий холистский окрас.
Как Платон, так и Аристотель, чьи идеи были продолжением творчества Сократа, рассматривали человека как животное, которое лишь в условиях воздействия на него справедливых общественных институтов способно превратиться в гражданина, то есть человека, обладающего добродетелями: человек «по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живёт вне государства, - либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек» [7], - указывает Аристотель.
При этом, хотя сама по себе идея справедливости и имела объективный характер, и её определение могло быть произведено методами рационального познания, но путь к добродетели, в свою очередь, лежит через действие: «добродетели существуют в нас не от природы и не вопреки природе, но приобрести их для нас естественно, а благодаря приучению» [там же]. Главная цель государства в таком случае заключается не в просветительской деятельности, а в принуждении к соблюдению правил добродетельной жизни.
Роль индивида при таком понимании справедливости в любом случае остается подчиненной. Для Платона каждый член общества лишь исполняет ту роль (философа, стража или ремесленника), к которой у него есть задатки. При этом даже философы не сами творят свою судьбу, а лишь реализуют идею справедливости; философы оказываются подчинены идее справедливости точно так же как и стражи или ремесленники.
В идеальном государстве Аристотеля допускается большая индивидуальная свобода, но и здесь каждый гражданин лишь после принуждения к правильным образцам поведения и длительного их повторения должен прийти к выводу, что именно они являются верными. «Акцент, который Аристотель делает на привычках, не означает того, что он считает нравственную добродетель формой механического поведения. Привычка - первый шаг в нравственном воспитании. Но если всё идет хорошо, привычка в конце концов пускает корни, и мы начинаем понимать суть дела» [8].
И хотя в Древнегреческой философии известен и второй, софистский, проект построения общества, связанный с утверждением о релятивной природе справедливости, однако ценностного обоснования он не получил. В результате справедливость, отдающая индивидууму приоритет перед обществом, стала не выражением природы, а формой произвола. Именно такой вывод и послужил
основой для взглядов Фрасимаха, который «распространил учение об относительности на социально-этические нормы и свел справедливость к полезному для сильного, утверждая, что каждая власть устанавливает законы, полезные для нее самой» [9].
Таким образом, утопия Платона, описанная им в «Государстве», хотя и исходила из представления о том, что базовой онтологической единицей социального бытия является государство (которое для Древней Греции было синонимично обществу в целом), а не отдельный индивид - представления, которое, как правило, не согласуется с нашими современными обдуманными суждениями, тем не менее, она не ставила своей целью продемонстрировать какие-либо негативные тенденции развития греческого общества, которые бы могли привести к господству какого-либо класса либо абстрактной идеи, лишив отдельного индивида права свободного выбора. Каждый индивид получал ровно столько свободы, сколько ему было положено с учетом того, что феномен справедливости должен был, в первую очередь, способствовать благу общества.
Утверждение в философском сознании идеи о том, что человек, а не общество, должен рассматриваться как базовая единица социального бытия относится к гораздо более позднему времени.
Судя по всему, важную роль в изменении вектора философской мысли сыграло христианское учение, которое, возлагая на каждого верующего индивидуальную ответственность перед Богом за совершенные деяния, перевело фокус философского дискурса с общества на человека.
Тем не менее, основополагающий вклад в оправдание индивидуальной свободы был внесен работой, которая хотя и использовала библейский сюжет, не относится к религиозной литературе. В трактате «Речь о достоинстве человека» Пико делла Мирандола (1486 г), рассуждая о природе человека, которая, по его мнению, Богом не была определена (в отличие от природы всех других существ), указал, что задача каждого индивида в том, чтобы своими решениями занять собственное место в мире. «Тогда принял Бог человека как творение неопределенного образа и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даем Мы тебе, о Адам, ни определённого места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стеснённый никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого Я тебя предоставляю... Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные» [10].
Тезисы, предложенные итальянским гуманистом и в дальнейшем развитые такими разноплановыми философами, как И. Кант, Ф. Ницше, Э. Фромм, Ж.-П. Сартр и т. д., не опровергали важность ведения добродетельной жизни, но лишь указывали, что она имеет значение только в том случае, если она была избрана свободно. В такой интерпретации неприемлемым оказывается не только то государство, которое силовыми способами принуждает граждан к недобродетельной жизни, но и то, которое формирует привычку к добродетели, поскольку это унижает достоинство человека к свободному выбору благих дел.
Несмотря на то, что мировоззрение современных нам людей, как правило, указывает на согласие с либеральной концепцией справедливости, прошедшие века философских поисков так и не представили окончательных доводов в ее пользу. Сегодня, как и тысячи лет назад, человек по-прежнему тесно связан социальными узами с обществом, и отсутствуют сколько-нибудь убедительные примеры возможности полностью обособленного выживания человека. Наоборот, известные современной науке примеры свидетельствуют о деградации человека до уровня животного в тех случаях, когда экстремальные обстоятельства вынуждали его к обособленной жизни.
Более того, современные авторы зачастую делают попытки реже полного, чаще - частичного возврата к Древнегреческой холистской традиции, наиболее известной из которых является коммунитаристическая концепция, к представителям которой относятся Ш. Авинери, Д. Белл, С. Бенхабиб, А. Макинтайр, М. Сэн-дел, Ч. Тейлор, М. Уолцер.
В свете сказанного, любая оценка жанра произведения как утопии или антиутопии становится бессмысленной, без понимания того, каких воззрений придерживается автор, и какие идеи он пытается защитить: холистские или индивидуалистские. У Дж. Ролза приведенная мысль звучит следующим образом: «Предназначенное для примирения разных точек зрения разумными доводами, обоснование начинает с разделяемых всеми сторонами взглядов. В идеале, обосновать перед кем-нибудь концепцию справедливости значит предоставить ему доказательство ее принципов из посылок, которые мы оба принимаем» [11].
Антиутопия преследует предупреждающую функцию, пытаясь довести до логического завершения, а иногда и гиперболизировать те негативные тенденции, которые видит автор в современном ему обществе. В этом смысле Платон, создавая «Государство», расценивал приоритет общего над частным не как негативную тенденцию, а скорее как цель, достижение которой необходимо и полезно; точно таких же взглядов придерживались, к примеру, Т. Кампанелла и Т. Мор.
С другой стороны, современные авторы, которые представляют нам в своих произведениях общества, отличные в частностях, но схожие с «Государством» Платона в главном - приоритете общего над частным, являются антиутопистами по той причине, что они ставят своей целью защиту индивидуальных свобод, а базовой онтологической единицей социального бытия они считают человека.
Переход от холистских воззрений к либеральным ознаменовался переоценкой предшествующих утопических произведений, в первую очередь, «Государства» Платона. Так, Карл Поппер в своей книге «Открытое общество и его враги» отклоняет социальную утопию Платона, указывая на то, что идеальным обществом в учении Платона является государство, основанное на тоталитарной форме правления. Устанавливая главенствующим принципом принцип справедливости, Платон заботится о сохранении государственного строя в целом, но пренебрегает интересами отдельного индивидуума [12]. С позиций либерального подхода Платона критикуют за то, что его не волнует, на какие жертвы приходится идти рядовому гражданину для достижения справедливости для государства в целом, а человек как личность со своими индивидуальными задатками и потребностью в многосторонней деятельности превращается в обезличенную человеко-единицу, составную часть идеальной государственной машины. Именно так Платон видит идеальное государство, в котором в полной мере реализуется наивысшее благо - справедливость. Здесь он «приносит в жертву своему государству человека, его счастье, его свободу и даже его моральное совершенство... Это государство существует ради самого себя, ради своего внешнего великолепия: что касается гражданина, то его назначение только в том, чтобы способствовать красоте этого государства в роли служебного члена» [13].
Несомненно, идея Платона о справедливости, рассмотренная с либеральных позиций, выглядит негуманной и деспотичной, смена социально-политических воззрений так же подчёркивает различие между утопией и антиутопией. Представленное с холистской позиции своего создателя государственное устройство представляется положительным, подобное произведение относится к жанру утопии, однако, то же, или приближенное к тому же государственному строю общество, рассмотренное с позиций либеральных, отталкивающихся не от интересов общества, а от интересов индивидуума, приобретает негативную оценку Рассмотренное с позиций гражданина подобного государства, такое общество покажется жестоким и тираничным, в этом случае произведение будет относиться к разряду антиутопий. Смена жанров (если возможно говорить об утопии и антиутопии как о двух жанрах) произошла отчасти вследствие смены социально-философской оценки, но не вследствие смены объекта описания, ибо большинство описываемых в антиутопиях государственных устройств восходят по своей природе к Калиполису Платона. Фактически мы видим лишь разные способы осмысления Платоновской концепции.
Утопическое общество постулирует основной своей ценностью справедливость, и как наивысшее благо она реализуется в пользу государственного строя, но не в пользу гражданина государства.
Антиутопической общество показывает невозможность реализации идеи общего блага, утопия в таком случае как попытка достижения заявленной цели либо оказывается недостижимой, либо приводит к тоталитаризму в условиях которого справедливым объявляется «то, что пригодно сильнейшему» [1]. В любом случае утопический путь превращает справедливость в несправедливость даже в её холистском понимании.
При этом в условиях тоталитарного правления власть способна дойти до крайности, лишив человека его личности и природной сущности. Именуется же такая несправедливость по-прежнему справедливостью, поскольку она пригодна для власти, для ее сохранения и поддержания политической стабильности в государстве, а в первую очередь, для удержания населения в подчиненном положении. Из сказанного вполне может сложиться впечатление, что утопии в любом случае будут иметь холистский характер. Тем не менее, художественной и социально-философской литературе известны примеры утопий, аксиология которых имеет ярко выраженный либеральный характер. К числу таких необходимо отнести утопическую модель, предложенную Р. Нозиком в третьей главе своего magnum opus [14].
Библиографический список
Таким образом, мир антиутопии, общественный строй, переместился из утопического жанра, претерпев незначительные изменения. Подобное утверждение возможно, в частности потому, что на практике наблюдаются случаи, когда эффект от прочтения произведений исследуемого жанра получается прямо противоположным тому, какой программировался адресантом. Такой эффект получает реализацию именно вследствие индивидуального восприятия текста, которое детерминируется холистскими либо либеральными воззрениями реципиента.
Ввиду этого возможно утверждать, что адекватная интерпретация и релевантное извлечение смыслов при прочтении романа-антиутопии возможны лишь при том условии, что реципиент текста придерживается схожих социально-философских принципов с автором текста, или, по крайней мере, совершает некое усилие для того, чтобы принять позицию адресанта хотя бы на время прочтения произведения. С этой точки зрения, история жанров утопии и антиутопии представляет собой развертывающийся на историческом и литературном пространстве спор социально-философских концепций. Поскольку предмет описания - общество, остается тем же, или близким к исходному (предложенному Платоном), можно говорить о мета-жанровой природе утопии и антиутопии.
Подводя итог всему вышесказанному, отметим, что воплотив в своих романах многие из принципов государственного устройства, предложенных Платоном, писатели-антиутописты раскрыли на страницах своих романов мир платоновского государства, показав его, однако, не с отстраненной позиции создателя, а с позиции гражданина подобного государства. В результате изменения точки восприятия произошло изменение повествовательной модальности. Инициальный смысл утопии состоит в стремлении к идеальному устройству общества, к всеобщему равенству и справедливости. Инициальный смысл антиутопии - показать, что то, что справедливо для целого, для общества или государства взятого в его целокупности, зачастую несправедливо для отдельного человека, которому приходится жертвовать личным в угоду общественному. К наибольшим же жертвам обязывает отдельного человека государство, власть правителя которого не ограничена. В случае подобной власти неизбежно реализуется тирания, ведущая к крайней несправедливости, когда одна группа людей получает возможность совершать насилие над другими людьми, прикрываясь целью установления наивысшего блага, а на самом деле прибегая к крайним мерам для сохранения своего положения.
Приведённые выше случаи смыслового параллелизма между трактатом Платона и тремя антиутопиями представляют собой реализованные в текстах произведений парциальные смыслы, показывающие частные случаи несправедливости, совершаемой правящей верхушкой относительно человека как личности. Именно несправедливость объединяет все приведенные выше, и некоторые не упомянутые нами парциальные смыслы, объективируемые в классических романах-антиутопиях. Интеграция всех смыслов, реализованных в каждом из представленных произведений, происходит на основе их тождественности, выраженной в категории несправедливости. Дальнейшая интеграция смыслов и выделение инициального смысла произведения, являющегося, в соответствии с принципом диалогичности ключевым вопросом, поставленным автором перед адресатом, происходит по принципу неаддитивности. Подводя итог, можно сказать, что жанр утопии и антиутопии представляет собой единое целое, некий мета-жанр, ибо, во-первых, предмет описания как утопий, так и антиутопий одинаков, различна лишь социально-философская позиция, с которой ведется оценка повествования. Во-вторых, наблюдается тождественность между элементами смыслового уровня утопических и антиутопических произведений. В плане смыслоформирования оба жанра опираются на одинаковые смысловые элементы, представленные парциальными смыслами.
1. Платон. Государство. Санкт-Петербург: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018.
2. Zhurkova M.S. Meaning level of the text and the way to its analysis. European Proceedings of Social and Behavioural Sciences. Лондон, 2018: 482 - 488 .
3. Журкова М.С. Смысловое моделирование художественного текста (на примере романов-антиутопий). Вестник Челябинского государственного университета. 2019; Вып. 1(115): 56 - 63.
4. Замятин Е.И. Мы. Санкт-Петербург: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016.
5. Оруэлл Дж. 1984. Москва: Издательство АСТ, 2018.
6. Хаксли О. О дивный новый мир. Москва: Издательство АСТ, 2018.
7. Аристотель. Политика. Москва: АСТ: Астрель, 2012.
8. Сэндел М. Справедливость: Как поступать правильно? Москва: Манн, Иванов и Фербер, 2013.
9. Асмус В.Ф. Античная философия. Москва: Высшая школа, 1998.
10. Пико делла Мирандола Дж. Речь о достоинстве человека. Антология мировой философии: Возрождение. Москва: ООО «Издательство АСТ, 2001.
11. Ролз Дж. Теория справедливости. Москва: ЛКИ, 2010.
12. Поппер К. Открытое общество и его враги. Москва: Культурная инициатива; Феникс, 1992.
13. Цит. по: Асмус В.Ф. Комментарии к диалогу «Государство». Государство. Москва: Академический проект, 2015.
14. Нозик Р Анархия, государство и утопия. Москва: ИРИСЭН, 2008.
References
1. Platon. Gosudarstvo. Sankt-Peterburg: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2018.
2. Zhurkova M.S. Meaning level of the text and the way to its analysis. European Proceedings of Social and Behavioural Sciences. London, 2018: 482 - 488 .
3. Zhurkova M.S. Smyslovoe modelirovanie hudozhestvennogo teksta (na primere romanov-antiutopij). Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2019; Vyp. 1(115): 56 - 63.
4. Zamyatin E.I. My. Sankt-Peterburg: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2016.
