CC BY
50
УДК 82-1/-9 Ю. Д. Багров
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2012. Вып. 2
ЧТО ТАКОЕ «КОМБИНИРОВАННЫЙ ЖАНР»
Обращаясь к работам других исследователей, мы нередко встречаем упоминания явлений и понятий, не получивших подробного описания и в дальнейшем забытых, но при этом объективно сохраняющих актуальность. Одним из таких понятий является «комбинированный жанр». Термин был введен Ю. Н. Тыняновым для характеристики «Руслана и Людмилы» А. С. Пушкина. По словам ученого, «поэма перестала быть „легкой сказкой", на основе „младшего эпоса" вырос комбинированный жанр» [1, с. 137] с включением других, в том числе лирических, жанров, и таким образом в русской литературе была возрождена крупная эпическая форма. Изучение данного явления видится нам перспективным, поскольку современная теория жанров недостаточно внимательна к разграничению и классификации «смешанных» жанровых форм.
Комбинированный жанр, как явствует из самого названия, складывается на основе совмещения в художественном тексте структурно-композиционных черт, характерных для различных жанровых канонов, что может быть обозначено как составность. Мы намеренно отказываемся от употребления здесь слова «смешанность», и не только потому, что комбинированный жанр подразумевает упорядоченное совмещение различных жанровых элементов, складывание их в определенную систему, но также и по той причине, что само по себе включение в состав текста определенного жанра черт, присущих иным жанровым моделям, еще не означает выхода за рамки первоначального жанра, какой-то видимой деформации самого канона, воспринимаемой как несоответствие всей жанровой модели.
Так, например, А. Н. Соколов замечает, что в «Россиаде» М. М. Хераскова в описании действий казанцев присутствуют элементы романического стиля. И если повествование о русском войске ведется целиком в эпико-героической тональности, то, напротив, «события, связанные с противодействием татар русскому натиску, лишены героической окраски» [2, с. 156]. В результате этот сюжетный план оказывается сниженным. Само по себе описание двух противоборствующих лагерей для героической поэмы не является чем-то необычным и присутствует еще в «Илиаде». Скорее, можно говорить о строгом следовании античному образцу в построении сюжета, хотя для гомеровского эпоса стилистическое снижение какой-либо линии нехарактерно. Ахейский и троянский планы подаются в одном ключе, ни одному из них не отдается предпочтения. Этой же традиции следует и европейский эпос, например, «Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо. Однако «Россиада» при такой оценочной дифференциации действия остается героической поэмой.
Говоря о комбинации, мы всегда имеем в виду сочетание значимых для исходного жанра черт, то есть тех признаков, которые и отличают его от иных жанров, позволяют обособить как отдельную жанровую форму в рамках данной системы жанров. Иначе говоря, комбинируются конструктивные особенности исходных моделей, те жанровые черты и элементы, которые рассматриваются как непременные атрибуты соответствующей традиции или, если речь идет о жанрах нормативной поэтики, прямо
© Ю. Д. Багров, 2012
предписываются в качестве обязательных признаков соответствующего жанра. Такие черты мы можем обозначить как жанрообразующие.
Однако данный критерий различения не вводит каких-то универсальных ограничений, некого единого перечня элементов, подлежащих рассмотрению в рамках проблемы комбинированного жанра, так как элементы эти весьма разнообразны и определяются спецификой конкретного исходного жанра. К ним могут, например, относиться и тематические особенности, и фабульная схема; классицизм предъявлял особые жанровые требования к стилю произведения, для стиха также значим метр или размер (вспомним здесь замечание Ю. Н. Тынянова о том, что «послания, написанные трехстопным, четырехстопным и шестистопным ямбами, являются тремя совершенно разными жанрами» [1, с. 136]).
Продемонстрируем на примере размера, как один и тот же признак мог в одних жанрах выступать жанрообразующим, а в других — не относился к этому разряду. Поэма «Руслан и Людмила» написана четырехстопным ямбом — размером, свойственным различным жанрам от сказки до оды. В XVIII — начале XIX в. четырехстопный ямб — размер преимущественно лирический — мог быть использован в любом поэтическом произведении. В крупном поэтическом повествовании этот размер не был жанрообразующим признаком, скажем, для бурлеска или поэмы-сказки. Не был он характерен лишь для требовавшей гекзаметра или шестистопного ямба героической поэмы — старшего эпоса, который как раз и создает Пушкин. Таким образом, в жанр, чувствительный к размеру, привносится несвойственный ему по данному показателю признак. Функциональная неопределенность метра давала автору свободу перехода от повествования к лирике и не создавала жесткой жанровой отнесенности, явившись одним из главных условий комбинированного жанра.
Отметим, однако, что существуют разные взгляды на выделение жанрообразую-щих признаков даже в рамках нормативной поэтики. Это утверждение иллюстрирует спор об эпопее. М. В. Ломоносов, стремясь создать национальный эпос и укрепить тем самым положение русской литературы среди европейских, обращается в поэме «Петр Великий» к материалу российской истории. Использование исторического материала подкреплялось европейской традицией и прежде всего «Генриадой» Вольтера, где главным героем также выступает монарх, сыгравший выдающуюся роль в национальной истории.
Но совершенно иного подхода придерживался В. К. Тредиаковский, полагавший достойным эпопеи лишь мифологический античный сюжет и не признававший в этой связи опыт своих европейских предшественников нового времени. В «предызъясне-нии», предпосланном изданию «Тилемахиды», Тредиаковский отвергает и «Генриаду» Вольтера, и «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо. Более того, «Потерянный рай» Мильтона, основанный не на историческом, а на библейском сюжете, также подвергается критике [3, с. 40]. В таком отвержении образцов европейского классицизма Г. А. Гуковский видел скрытую полемику с М. В. Ломоносовым по поводу поэмы «Петр Великий» [4, с. 52].
М. М. Херасков подходит к вопросу о материале поэмы в целом с тех же позиций, что и М. В. Ломоносов, признавая необходимым отражение в эпопее переломных моментов истории, однако царствование Петра I считает для этого жанра недостаточно удаленным во времени [5, с. 180] и избирает для «Россиады» сюжет взятия Казани Иваном Грозным.
Как мы видим, три представителя русского классицизма имели разные взгляды на выбор материала для героической поэмы, и если для Тредиаковского античная мифологическая основа выступала жанрообразующим фактором эпопеи, то Ломоносов и Херасков считали героический сюжет достаточным ее признаком безотносительно материала, а также реальности или легендарности действующих лиц.
Вернемся теперь к вопросу о свойствах комбинированного жанра. Выделенный нами критерий составности, то есть сочетания разнородных структурных элементов, является необходимым, однако не достаточным условием комбинированного жанра.
Другим непременным признаком исследуемого явления выступает соотнесенность с традицией. Жанрообразующие элементы не только составляют новую конструкцию, но и явно отсылают к соответствующей традиции, выступают в качестве ее знака [6, с. 547]. Разнородные жанровые параметры, скомбинированные в одну целостную структуру, сохраняют при этом свою изначальную жанровую соотнесенность, принадлежность к определенному канону или традиции, рассчитаны на узнавание или на игру с читательским горизонтом ожидания. Отсюда следует, что для полной реализации знаковой функции комбинируемых черт исходная традиция должна быть не только узнаваемой, но и актуальной для данной эпохи, однако привлекаться могут и устаревшие традиции, равно как и периферийные жанры.
Мы рассмотрели те основные признаки комбинированного жанра, которые относятся непосредственно к структуре, внутренней организации текста. Они позволяют нам существенно сузить круг рассматриваемых произведений, но не дают достаточно четких оснований для разграничения различных явлений жанровой контаминации и для попытки их типизации, которая определяет значение изучаемой проблемы для современного литературоведения. То есть для рассмотрения комбинированного жанра по существу, как тенденции со свойственными ей закономерностями, а не как простой совокупности текстов определенной организации, надлежит обозначить дополнительные критерии.
Одно лишь совмещение структурных черт различных жанров в художественном тексте, каким бы упорядоченным оно ни было, едва ли может составить основу комбинированного жанра как особого явления поэтики. Едва ли все многообразие смешанных жанровых форм возможно свести к какому-то одному конструктивному принципу, который можно было бы рассматривать как определяющую тенденцию в истории литературы. Нам представляется необходимым выделить помимо структурного также и иной аспект данного явления, указав на функциональные признаки комбинированного жанра, которые проявляются уже не в имманентной структуре художественного текста, а во взаимодействии его с факторами, ему внеположенными.
Помимо указанных выше тесно связанных между собою критериев особую важность имеет ненормативность. Произведение комбинированного жанра всегда противопоставляется исходной традиции, не вписывается в ее контекст, в устоявшуюся норму, жанровую систему, то есть, используя конструктивные особенности исходной жанровой модели, выходит при этом далеко за ее пределы — так, что уже не может быть отнесено непосредственно к данному ряду.
Важность этого критерия можно проиллюстрировать на примере жанра ироико-мической поэмы в ее отношении к классицистической традиции. В основе ироикоми-ческой поэмы и бурлеска лежит один и тот же принцип несоответствия стиля сюжету
и тематике, тогда как эстетика классицизма устанавливала между ними прямое обязательное соответствие.
Начало бурлескной традиции относится к эпохе Возрождения и связывается с именем флорентийского поэта Франческо Берни, однако ренессансное понятие бурлеска относилось не к форме, а к стилю, тогда как жанровое понимание этого явления связано именно с восприятием бурлескной поэзии классицизмом [7]. В бурлескной поэме «Вергилий наизнанку» Поль Скаррон, строго следуя сюжетной канве «Энеиды», снижает действие и полностью изменяет характеристику персонажей, насыщая повествование вульгаризмами [8, с. 20]. Напомним, что для западноевропейского классицизма именно поэма Вергилия, а не гомеровский эпос, являлась основным образцом [8, с. 199-200]. Жанровую модель бурлеска мы можем описать как совмещение фабульной схемы высокого героического эпоса со стилистическими особенностями младших жанров. Для эстетики классицизма эти характеристики являлись жанрообразующими, и через их совмещение, благодаря отсылке к соответствующим канонам актуальной жанровой системы, а также к старшей традиции, бурлеск и достигал своего эффекта. То есть приведенным выше критериям комбинированного жанра он удовлетворял.
Противоположный принцип лег в основу поэмы Николя Буало «Налой». Здесь будничные события обывательской жизни описываются высоким слогом и низменная действительность иронически возвышается. Эта жанровая модель, в которой, по выражению А. П. Сумарокова, накладываются «высокие слова на низкие дела» [9, с. 123], то есть модель, построенная на совмещении высокого стиля с сюжетом, характерным для младших эпических жанров, также вполне отвечает указанным критериям.
В русской литературе влияние этих двух ветвей традиции ярче всего выражалось именно в языковой сфере. Комический эффект рождался в такой поэме не характером героя и не ситуациями, в которые он попадал, а несоответствием сюжета языку [10, с. 256]. Читатель, воспитанный нормативной поэтикой и привыкший к четкому различению жанров и соблюдению правил, острее воспринимал комическое несоответствие и непосредственно на него реагировал. Это несоответствие явилось в XVIII в. основным признаком поэм такого рода, и русский классицизм свел две ветви европейской традиции к одному жанру, поскольку тот или иной вариант соотношения описываемых событий и языковых средств уже не играл определяющей роли [8, с. 21]. За этим единым жанром закрепилось название ироикомической поэмы, которая в систему жанров классицизма, выстроенную по принципу соотношения стиля и формы с темой и фабулой, вписалась. Обращался к ироикомическому жанру теоретик классицизма Николя Буало, обе ветви традиции упомянуты А. П. Сумароковым в «Эпистоле о стихотворстве» [9, с. 122-123], а, например, Н. И. Новиков, говоря о «Елисее, или Раздраженном Вакхе» В. И. Майкова, характеризует поэму как «правильную» [11, с. 134], то есть соответствующую требованиям классицистической эстетики.
Объяснить признание, «нечистого», казалось бы, «смешанного» жанра нормативной поэтикой мы можем тем, что бурлеск и ироикомическая поэма заполнили незанятую нишу в классицистической системе, где подобное соотношение языкового материала и содержания еще не было представлено. Таким образом, соблюдались и требование соотносить стиль с темой, и иерархичность: ироикомический жанр относился к младшей, «низкой» разновидности поэтического эпоса. Единая система классицистических жанров им достраивалась, а не нарушалась. Способствовало признанию
такого вида поэмы и наличие у него античного образца — «Батрахомиомахии», или «Войны мышей и лягушек».
Таким образом, ироикомическая поэма осознавалась именно как отдельная устойчивая жанровая модель того же ряда, что и чистые жанры, хотя и во многом полемичная по отношению к ним, в связи с чем мы и не можем отнести ее к комбинированному жанру и вводим критерий ненормативности.
Ненормативность обусловливается стремлением не к одной лишь новизне, но и к преодолению функциональной ограниченности существующей системы. Речь идет о ее неспособности предоставить условия для удовлетворительного выполнения какого-либо задания. Для интересующего нас периода таким заданием являлось создание полноценного героического эпоса. Классицистический канон, казалось бы провозглашающий данный жанр венцом литературного творчества, на русской почве крупной форме парадоксальным образом мешал, в первую очередь, не структурными или тематическими установками, а требованиями к стилю, приведшими к тяжеловесности и неестественности языка законченных образцов данного жанра.
Вследствие функциональной ограниченности системы пустующую нишу стремится заполнить иной текст, соответствующий ей не структурно, а функционально. «Руслан и Людмила» — комбинированная поэма не только по структуре, но и потому, что в жанровом отношении выступает в функции другого жанра, стремясь занять его место в системе. Младший, низкий в нормативном представлении жанр волшебно-сказочной поэмы выступает в качестве старшего эпоса, крупного поэтического повествования.
Ю. Н. Тынянов замечал по этому поводу, что «в „Руслане и Людмиле" Пушкин принимает жанр сказки, но делает ее эпосом, большой эпической формой» [1, с. 136]. То есть волшебно-сказочная фабула выступает в функции фабулы героической, из чего вытекает еще один критерий комбинированного жанра — функциональное смещение. Текст, имеющий структурные соответствия одному жанру, занимает нишу другого, беря на себя его функцию, как бы подменяя его собой.
Таким образом, мы выделили основные признаки комбинированного жанра, обозначили главные критерии, позволяющие определить принадлежность к нему того или иного текста. Такое разграничение имеет значение ввиду того, что до настоящего времени явление смешанных жанров, контаминация противопоставленных жанровых черт описывались в общем, без выделения каких-либо форм и закономерностей этого совмещения. Комбинированный жанр в этой связи выступает как особая форма контаминации, описание которой необходимо для изучения русского поэтического эпоса начала Х1Х в.
Литература
1. Тынянов Ю. Н. Пушкин // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969. С. 122-165.
2. Соколов А. Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955. 692 с.
3. Тредиаковский В. К. Тилемахида, или Странствование Тилемаха сына Одиссеева: в 2 т. СПб.: [Тип. Акад. наук], 1766. Т. 1. ЬХ^, 223 с.
4. Гуковский Г.А. Тредиаковский как теоретик литературы // XVIII век. М.; Л., 1964. Сб. 6. С. 43-72.
5. Херасков М. М. Взгляд на эпические поэмы // Херасков М. М. Избранные произведения. М.; Л., 1961. С. 197-181.
6. Чернец Л. В. О функциях литературного жанра // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1979. Т. 38, № 6. С. 543-551.
7. Bar F. Le genre burlesque en France au XVII c. Étude de style. Paris: Éditions d'Artrey, 1960. 444 p.
8. Гнеушева Р.Д. Ироикомическая поэма В. И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» в контексте стилевых новаций литературного текста в XVIII в. // Филологические чтения. Памяти Н. И. Великой. Сб. науч. ст. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2006. С. 19-23.
9. Сумароков А. П. Эпистола II (О стихотворстве) // Сумароков А. П. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1957. С. 115-125.
10. Серман И. З. Русский классицизм: поэзия, драма, сатира. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1973. 284 с.
11. Новиков Н. И. Опыт исторического словаря о российских писателях. СПб.: [Тип. Акад. наук], 1772. 264 с.
Статья поступила в редакцию 16 апреля 2012 г.
