CC BY
20
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ПРОБЛЕМЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
УДК 81'26 Н. Н. Германова
доктор филологических наук, доцент,
профессор каф. общего и сравнительного языкознания МГЛУ; е-таЛ: [email protected]
БРИТАНСКАЯ НОРМАТИВНАЯ ГРАММАТИКА ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТЕОРИЯ КЛАССИЦИЗМА: ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ
Статья посвящена проблемам нормирования английского языка в эпоху Просвещения. Автор прослеживает связь между нормативными рекомендациями пре-скриптивной грамматики английского языка и риториками. В работе показано пересечение интересов и содержания британских грамматик и риторик XVM-XVШ вв. Авторы грамматик в своих рекомендациях учитывали стилистико-коммуникативный потенциал грамматических конструкций, который и был предметом рассмотрения риторик. Эксплицитные объяснения грамматических рекомендаций, содержащиеся в риториках, позволяют понять логику нормализационных процессов и представить их в виде определенной системе. Особое внимание уделяется влиянию на грамматические рекомендации риторик литературной теории классицизма, в частности правила трех единств, к которым риторики добавили требование единства предложения. Автор рассматривает грамматические средства, с помощью которых грамматики предлагали придать предложению единство и связность: порядок слов, упорядочение структуры предложения (разграничение между простым и сложносочиненным предложениями) ограничение вводных конструкций в середине предложения, тщательный отбор коннекторов, согласование между подлежащим и сказуемым и т. п.
Ключевые слова: нормирование языка; стандартный английский; прескриптив-ная грамматика; риторика; классические единства; эпоха Просвещения.
N. N. Guermanova
Doctor of PhiLoLogy (Dr. habiL.), professor, Chair of General and Comparative Linguistics, Moscow State Linguistic University; e-maiL: [email protected]
RHETORIC AND GRAMMAR IN 18TH-CENTURY GREAT BRITAIN: SOME POINTS OF CONVERGENCE
The articLe highlights some aspects of standardization of the English Language in the epoch of the EnLightenment. The author traces the Links between prescriptive grammar of the EngLish grammar and rhetoricaL precepts. The articLe demonstrates the overLapping of the interests and the subject matter of British grammars and rhetorics in the XVII-XVIII centuries. In their recommendations grammarians took into consideration the styListic and communicative potentiaL of grammar constructions, which was in the focus of attention in rhetorics. ExpLicit expLanations given in rhetorics heLp to understand the Logic of standardization process and present them as a certain system. SpecificaLLy, the articLe focuses on the infLuence of the neocLassicaL Literary theory on grammar recommendations, in particuLar, on the precept of three unities, to which rhetorics added the unity of sentence. The author discusses various grammar mean used to give the sentence unity and cohesion, such as the word order, differentiation between simpLe and compound sentences, the disuse of parenthesis in the middLe of the sentence, the judicious use of connectives, the agreement between subject and predicate etc.
Key words: standardization; Standard EngLish; prescriptive grammar; rhetoric; cLassicaL unities; the EnLightenment.
Введение
Проблема нормирования, или, в соответствии с англоязычной терминологией, проблема стандартизации английского языка, в последние десятилетия привлекала внимание многих лингвистов [Insights into Late Modern English 2006; Perspectives on Prescriptivism 2008; Grammars, Grammarians and Grammar-Writing in Eighteenth-Century England 2008, Tieken-Boon van Ostade 2010; The Languages of Nation 2012; Curzan 2014, Yanez-Bouza 2015; Standardising English 2018; Guermanova 2018 и др.]. Однако большое число публикаций не свидетельствует о единодушии их авторов. До последнего времени нормативная грамматика английского языка изучалась преимущественно в социолингвистическом ракурсе как попытка навязать широким массам говорящих нормы, основанные на языковой практике социальных элит. Соответственно стандартный английский рассматривался
в отрицательном ключе как социальный диалект, который, по выражению Д. Лейта, «навязывался возмущенному, а иногда сбитому с толку населению» [ЬеШ 2005, с. 33].
Однако действительно ли британцы в XVIII в., т. е. в период, на который пришлось формирование нормативной традиции, встречали усилия нормализаторов с возмущением? Этому утверждению противоречат, по крайней мере, два обстоятельства. Во-первых, это постоянно растущий спрос на литературу нормативного характера (словари, грамматики, риторики спеллеры и т. п.) со стороны широкой читательской аудитории. Во-вторых, это поддержка идеи нормирования английского языка выдающимися литераторами XVIII в. -Дж. Драйденом, Дж. Свифтом, Д. Дефо, Дж. Аддисоном и другими интеллектуалами эпохи Просвещения.
Естественно, потребность широкой читательской аудитории в нормативных справочниках можно объяснить сугубо социальными причинами: для неуверенных в себе низов среднего класса «правильный язык» был своеобразным социальным лифтом, который помогал подняться по социальной лестнице. Однако поддержка идеи регулирования английского языка со стороны представителей образованной социальной элиты требует другого объяснения, которое кроется не в социальном, а в культурном климате эпохи Просвещения. Поэтому, на наш взгляд, нормирование английского языка должно рассматриваться не только через призму таких проблем, как язык и власть или конструирование нации, но и в свете соотношения нормализаторской практики с философскими идеями и литературной теорией своего времени. Нормативная традиция не существовала в интеллектуальном вакууме, и, по крайней мере, некоторые из авторов нормативных сочинений (например, Р. Лаут, Дж. Пристли, С. Джонсон, Х. Блэр или Дж. Кэмбелл) принадлежали к числу наиболее образованных людей своего времени. В эпоху Просвещения существовала определенная связь между нормативной грамматикой, с одной стороны, и философией языка и литературной теорией неоклассицизма - с другой [Германова 2014; виегшапоуа 2018]. Доказательству этого положения и посвящено настоящее исследование, основанное на анализе двух ведущих британских грамматиках XVIII в. - «Лекций по риторике и изящной словесности» Х. Блэра (1783) и «Философии риторики» Дж. Кэмбелла (1776).
Результаты исследования
В настоящей работе предпринимается попытка проследить связи между нормативной грамматикой и эстетическими канонами неоклассицизма в той мере, в какой последние представлены в риториках XVIII в.
Следует заметить, что с эпохи Античности, когда риторика и грамматика сформировались как отдельные филологические дисциплины, между ними установились достаточно прочные связи. Это утверждение в полной мере справедливо и для Великобритании эпохи Просвещения. История взаимных контактов британской риторики и грамматики сводится к следующему: В XVII в. риторика и грамматика преподавались как отдельные предметы; впрочем, в то время риторика в основном занималась фигурами речи и не имела прямого отношения к проблемам грамматики. В первой половине XVIII в. риторика как учебный предмет оказалась несколько потесненной грамматикой, и грамматики начали включать в свой состав все больше и больше риторического материала. Однако уже во второй половине XVIII в. с появлением влиятельных риторик Х. Блэра и Дж. Кэмбелла положение риторики в качестве отдельного предмета в учебной программе упрочивается, хотя составители грамматик продолжают включать отрывки из риторик в свои учебники [Michael 1970, c. 197]. В XIX в. связи между риторикой и грамматикой сохраняются. В этот период все большую популярность получают практически ориентированные «Курсы композиции и риторики», включавшие обширные разделы, посвященные грамматике и даже пунктуации. В это время в преподавании грамматики происходят определенные изменения, в результате чего акцент смещается с изучения частей речи и их характеристик на синтаксис, что еще больше сближает грамматику с композицией (под «композицией» подразумевалось написание сочинений) и риторикой. Однако синтез грамматики и риторики теперь происходит за счет сокращения собственно риторического содержания учебных пособий: риторика из учения о вербальной коммуникации всё более превращается в пособие по вопросам правильности речи, преследующее сугубо практические цели.
Таким образом, на протяжении XVII-XIX вв. предметные области риторики и грамматики не были четко разграничены, и граница между ними была подвижной, однако в любом случае между этими
дисциплинами существовали достаточно прочные связи. Эти связи проявлялись даже в традиционном определении грамматики, которая в большинстве случаев понималась как «искусство хорошо говорить» или как «искусство говорить правильно». От этого определения, делающего акцент на языке как средстве коммуникации, нетрудно «перекинуть мостик» к риторике, которая, в свою очередь, понималась как «искусство убеждения», которое, естественно, невозможно без умения хорошо говорить.
С другой стороны, авторы риторик рассматривали изучение грамматики как первый шаг к овладению искусством красноречия. Так, Дж. Кэмбелл сравнивал искусство грамматиста с ремеслом каменщика: хотя оно проще искусства архитектора, как без работы каменщика невозможно возведение любого здания, так и без искусства грамматиста невозможно овладение вершинами риторического мастерства [Campbell 1844, c. 57]. «Ритор должен быть искусен в том языке, на котором он говорит или пишет, и должен уметь добавлять к грамматической чистоте те более высокие качества красноречия, которые сделают дискурс изящным и энергичным», заключает он [там же]. Аналогичную позицию занимал и Х. Блэр, уделявший грамматике много внимания (ср. названия глав: «Структура языка», «Структура предложения» и др.). Высоко оценивая грамматику Р. Лаута, содержавшую критический разбор литературных текстов, в том числе принадлежавших перу ведущих писателей, Х. Блэр замечал: «Многие ошибки, даже грамматического характера, многие прегрешения против чистоты языка, которые совершают писатели, отнюдь не заслуживающие пренебрежительного отношения, демонстрируют, что тщательное изучение Языка - это предварительное требование ко всем, кто ставит себе целью хорошо писать на нем» [Blair 1812, c. 211].
В свете такого пристального внимания к вопросам грамматики неудивительно, что риторики эпохи Просвещения содержат интересные суждения о грамматике английского языка как прескриптивного, так и дескриптивного характера. Особенно ценно то обстоятельство, что, в отличие от грамматистов, которые редко объясняли и обосновывали свои правила, авторы риторик, ориентированных на более подготовленную университетскую аудиторию, нередко аргументировали свои рекомендации. Так, именно в риторике Дж. Кэмбелла изложены «каноны грамматической правильности», представляющие собой
наиболее эксплицитное объяснение того, как понималась грамматическая правильность в XVIII в., и как предлагалось в спорных случаях совершенствовать узус.
Как было отмечено выше, в нашей статье речь пойдет о связях грамматики и литературной теории неоклассицизма в интерпретации Х. Блэра и Дж. Кэмбелла - авторов двух выдающихся риторик второй половины XVIII в.
Эта связь проявляется с наибольшей очевидностью в «Лекциях по риторике и изящной словесности» Х. Блэра. В отличие от риторики времен Античности, направленной на обучение устной речи, риторика Х. Блэра была адресована не столько говорящему, сколько автору и читателю литературно-письменного текста. Х. Блэр четко формулирует основные требования, вокруг которых группируются рекомендации нормативного характера. Это требования ясности (perspicuity/ clearness), единства (unity) и выразительности (strength) [Blair 1812, c. 214-287]. Эти понятия можно назвать смысловыми доминантами нормативного дискурса [Германова 2014].
В статье речь пойдет преимущественно о требовании единства. Как известно, классические единства - это правила драматургии, сформулированные еще Аристотелем и возрожденные теоретиками европейского (прежде всего, французского) классицизма XVII-XVIII вв. В классицизме Нового времени единства, только намеченные Аристотелем, приобрели большую определенность и облигаторность. Они включали в себя единство действия (пьеса должна иметь один главный сюжет, второстепенные сюжеты сводятся к минимуму); единство места (действие пьесы происходит в одном и том же месте) и единство времени (действие пьесы ограничено сутками); к ним иногда добавляют единство характера (характер героя не должен на протяжении пьесы претерпевать изменений)1.
Х. Блэр пошел еще дальше и, взглянув на эти единства с точки зрения грамматики, добавил к ним положение, которое можно назвать «единством предложения». Как и литературное произведение, предложение должно было отвечать требованию единства: «Превыше всего в отдельном предложении необходимо добиваться строжайшего
'У Аристотеля было четко представлено только единство действия и вскользь упомянуто единство времени.
единства. Ибо сама природа предложения требует, чтобы оно выражало одну пропозицию. Предложение может состоять из нескольких частей, но эти части должны быть так тесно связаны друг с другом, чтобы производить на ум впечатление одного объекта, а не многих» [Blair 1812, с. 252]. Чтобы достичь желанного единства, Х. Блэр рекомендовал придерживаться следующих правил:
• прежде всего, в рамках одного предложения, место действия должно меняться как можно реже;
• не следует загромождать предложение вещами, которые так мало связаны друг с другом, что их можно разделить на два или три предложения;
• следует избегать вводных оборотов в середине предложения [Blair 1812, c. 252 -258].
Очевидно, что второе и третье правила имеют прямое отношение к синтаксической структуре предложения и его сложности.
В риторике Дж. Кэмбелла, которая в целом носит теоретический характер, требование единства выражено не столь эксплицитно, однако и он полагает, что «когда структура предложения слишком сложная или слишком искусственная, или когда его смысл слишком затягивается вводными оборотами», это может привести к двусмысленности [Campbell 1844, c. 247].
Какими же грамматическими способами можно было, по мнению авторов нормативных сочинений, добиться единства предложения? Во-первых, большую роль играл порядок слов. Как писал Х. Блэр, «слова и члены предложения, наиболее очевидно друг с другом связанные, должны стоять в предложении как можно ближе друг к другу, чтобы их взаимосвязь отчетливее проявлялась» [Blair 1812, c. 243]. Это требование легло в основу правил, касающихся расположения наречий (например, only или at least), обстоятельств и других второстепенных членов предложения. Так, предложение Theism can only be opposed to polytheism, с точки зрения Х. Блэра, ошибочно, не выражает со всей отчетливостью противопоставление теизма и политеизма; его следует передать в Theism can be opposed only to polytheism [Blair 1812, c. 244].
Дж. Кэмбелл также предостерегает читателей против неверного расположения слов. Один из его примеров таков: It contained a warrant for conducting me and my retinue to Traldragdubb, or Trildrogdrib,
for it is pronounced both ways, as near as I can remember, by a party of ten horse. Из-за необдуманного расположения вводного предложения предложение при буквальном прочтении становится нелепым (можно понять, что название географического пункта произносится по-разному лошадьми), на что и указывает Дж. Кэмбелл: «Слова by a party of ten horse должны быть связаны со словом conducting, однако они расположены так далеко от него и так рядом с глаголом pronounced, что при первом прочтении предлагают совершенно смехотворное значение» [Campbell 1844, c. 243].
Стремление не разрывать связанные по смыслу слова объясняет отрицательное отношение многих нормализаторов языка к явлению prepositional stranding (отделению предлога от глагола). Следует отметить, что отношение авторов нормативных сочинений к этому явлению существенно варьировало [Yanez-Bouza 2015]; даже Дж. Кэмбелл относился к нему вполне нейтрально. Однако Х. Блэр принадлежал к числу наиболее жестких критиков этой конструкции: «Необходимо избегать так называемого расчленения частиц, или отделения предлога от существительного, которое им управляет <...>. В таких случаях мы чувствуем своего рода боль от внезапного резкого перехода, или грубого разделения двух вещей, которые, в силу своей природы, должны быть тесно связаны» [Blair 1812, c. 266]. По мнению Х. Блэра, эта конструкция также противоречила требованию выразительности (strength) предложения, так как ослабляла силу его воздействия на читателя, который был вынужден останавливаться к конце предложения на предлоге, т. е. слове, которое не вызывало в его воображении никакого зрительного образа.
Если связанные друг с другом слова должны были стоять рядом, то не связанные друг с другом части предложения должны были, напротив, отделяться друг от друга. Как писал лорд Кеймс, «в законченной мысли и ментальной пропозиции, все члены и части взаимосвязаны, одни поверхностно, другие тесно. Чтобы облачить такую мысль в слова, недостаточно четко выразить составляющие ее идеи; необходимо также, чтобы все отношения, содержащиеся в мысли, были также выражены с учетом степени их связанности <.> Великое искусство во всех языках состоит в том, чтобы передавать разнообразные отношения, которые соединяют составные части мысли [Kames 1817, c. 39]. Характерно, что в некоторых учебниках грамматика определяется как «искусство выражения отношений между словами» [Michael 1970, c. 193].
Так, по мнению С. Джонсона, автора знаменитого словаря английского языка и несколько менее знаменитой, но все же влиятельной грамматики, «все части предложения должны соответствовать друг другу: правильная и взаимозависимая конструкция должна поддерживаться до конца предложения» [Johnson 1839, c. 63]. Исходя их этого, С. Джонсон критиковал предложение He was more beloved, but not as much admired, as Cintheo: при его развертывании получаем неверное словосочетание more beloved as Cintheo; рекомендуемый вариант позволял избежать этой погрешности: He was more beloved, than Cintheo, though not so much admired [там же].
Аналогичным образом следовало разделять части предложения, сказуемые которых стояли в разных временах или имели разную модальность. Соответственно, правильными признавались предложения He lives temperately, and he has long lived temperately (*He lives temperately, and has long lived temperately) или He may return, but he will not continue (*He may return, but will not continue), поскольку в них повторение сказуемого разделяет части предложения [Murray 1805, c. 195].
Если прибегнуть к терминологии современной семиотики, можно сказать, что нормативная традиция, в соответствии с популярной в XVIII в. концептуальной метафорой «язык есть одежда мысли», отдавала предпочтение иконическим диаграммам, т. е. знакам, структура которых отражала структуру передаваемого ими концепта: само синтаксическое построение предложения должно было передавать характер связей между частями предложения (или их отсутствие).
Акцент на связности и единстве предложения заставлял авторов нормативных трудов уделять большое внимание различного рода коннекторам - союзам, предлогам, артиклям. Блэр называл их «стыками, или петлями, на которых держится предложение» [Blair 1812, c. 265]. Употребление коннекторов способствует выявлению структуры предложения: например, по мнению Блэра, оборот the man whom I love лучше, чем оборот the man I love; последний подходит только для устной непринужденной речи [Blair 1812, c. 266-267].
Дж. Кэмбелл также подчеркивал значимость коннекторов для объединения предложения в единое целое: без коннекторов конструкция «предстанет лоскутным одеялом, а не единым целым». Он также увязывал коннекторы с принципом живости (выразительности), советуя делать их как можно менее незаметными: громоздкие союзы
«наиболее противоречат живости слога <...>. Чем они менее заметны, тем совершеннее будет единство частей, и тем легче будет читатель переходить от одного слова, оборота или части предложения к другому» [Campbell 1844, c. 405]. На основании этого Кэмбелл предлагает избегать составных союзов типа because of, while that, unless that, since that, whereupon, whereunto, therewith, whereby. Аналогичную позицию он занимает и относительно предлогов, рекомендуя заменять until на till, unto - на to, upon - на on. По его мнению, не стоит также повторять длинные союзы типа notwithstanding и нагромождать союзы в одном предложении (although ...nevertheless).
На морфо синтаксическом уровне требование единства проявлялось в правилах согласования подлежащего и сказуемого (связь между главными членами предложения должна быть четко обозначена)1 и в правилах, регулирующих выбор времен глагольных форм (в предложении должна быть единая временная перспектива)2.
Заключение
Изучение грамматических британских рекомендаций риторик эпохи Просвещения продемонстрировало, что риторические правила единства, выразительности и ясности, уходящие корнями в поэтику неоклассицизма, оказывали определенное влияние на выбор грамматических форм: авторы грамматик в своих рекомендациях учитывали стилистико-коммуникативный потенциал грамматических конструкций, который и был предметом рассмотрения риторик. При этом структура предложения, по мысли авторов риторик и грамматик, должна была выявлять и передавать структуру мысли. В терминах современной семиотики это означало, что нормативная традиция отдавала предпочтение иконическим диаграммам, то есть знакам, структура которых соответствует структуре отражаемого ими концепта.
1 В соответствии с этим, предложения The king with the queen was happy и The king and the queen were happy трактовались как предложения с различным содержанием (из первого предложения не вытекает, что королева также была счастлива).
2 Например, неправильным считалось предложение Lord has given, and Lord has taken (его следовало заменить на Lord gave, and Lord has taken) или предложение I found him better than I expected to have found him (его следовало заменить на I found him better than I expected to find him).
Особое значение имел для грамматической правильности и риторической эффективности принцип единства предложения, восходящий к неоклассическим литературным требованиям единства действия, времени и места, а также семиотический потенциал линейной организации языка, что проявлялось в значимости порядка слов для передачи содержания предложения.
Предлагаемый в настоящей статье подход к изучению нормирования английского языка, предполагающий рассмотрение нормативной традиции не только в социолингвистическом ключе, но и с учетом интеллектуального климата своего времени, позволяет выявить логику нормативных рекомендаций и представить их не как набор разрозненных и случайных правил, но как своего рода систему, имеющую культурно-исторические основания.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Германова Н. Н. История нормирования английского языка. Лингвокуль-турные основания британской нормативной грамматики. М.: ЛЕЛАНД, 2014. 368 с.
Blair H. Lectures on Rhetoric and Belles-lettres (1783). London: Printed for W. Strahan; T. Cadell, in the Strand; and W. Creech, in Edinburgh, 1812. Vol. 1. 420 р.
Campbell G. The Philosophy of Rhetoric. New York, Harper, 1844. 435 р. Curzan A. Fixing English: Pre scrip tivism and Language History. Cambridge:
Cambridge University Press. 2014. 197 p. Grammars, Grammarians and Grammar-Writing in Eighteenth-Century England /
Tieken-Boon van Ostade I (ed.) Berlin: Walter de Gruyter, 2008. 369 p. Guermanova N. Prescriptive Grammar and the Rationalist Cultural Model of Standardisation / Standardising English: Norms and Margins in the History of the English Language // Pilliere L., Andrieu W., Kerfelec V., Lewis, D. (eds.). Cambridge: Cambridge University Press. 2018. P. 43-60. Insights into Late Modern English / Dossena M., Jones Ch. (eds.). Bern-Berlin:
Peter Lang. 2006. 378 p. Johnson S. Complete English Grammar / Johnson's Dictionary of the English
language. London: John Williamson and Co., 1839. P. 1-79. Kames, lord. Elements of criticism. V. 2. Edinburgh: printed for Bell and Bradfute, 1817. 516 p.
Leith D. A Social History of English. London-New York: Routledge, 2005. 312 p. Michael I. English Grammatical Categories and the Tradition to 1800. Cambridge etc: Cambridge University Press, 1970. 622 p.
Murray L. English Grammar: Adapted to the Different Classes of Learners. Hatford: Oliver D. Cooke, 1805. 336 p.
Perspectives on Prescriptivism / Beal J. C., Nocera C., Sturiale M. (eds.). BernBerlin: Peter Lang. 2008. 269 p.
Standardising English: Norms and Margins in the History of the English Language // Pilliere L., Andrieu W., Kerfelec V., Lewis, D. (eds.). Cambridge: Cambridge University Press. 2018. 298 p.
The Languages of Nation. Attitudes and Norms / Percy C., Davidson M. C. (eds.). Bristol-Buffalo-Toronto: Multilingual Matters, 2012. 304 p.
Tieken-Boon van Ostade I. Lowth as an icon of prescriptivism / Eighteenth-century English. Ideology and Change // Hickey R. (ed.) Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 73-88.
Yanez-Bouza N. Grammar, Rhetoric and Usage in English. Cambridge University Press, 2015. 373 p.
