CC BY
98
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Архиепископ Константин (Горянов)
Брест-Литовская уния 1596 г. как церковно-политический плод догматически бесплодного унионального богословия
Опубликовано: Христианское чтение. 1997. № 14. С. 149-156
© Сканирование и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2013. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
Издательство СПбПДА Санкт-Петербург 2013
БРЕСТ-ЛИТОВСКАЯ УНИЯ 1596 г. КАК ЦЕРКОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПЛОД ДОГМАТИЧЕСКИ БЕСПЛОДНОГО УНИОНАЛЬНОГО БОГОСЛОВИЯ
земной истории Церкви Христовой можно обнаружить немало событий, исторический смысл которых может быть постигнут лишь при сопоставлении их духовного содержания с основополагающими для этого содержания богословскими началами. При таком способе постижения конкретных событий церковной истории все духовно подлинное и исторически значимое в этих событиях становится еще более впечатляющим и величественным и в то же время все духовно призрачное и исторически бесплодное проступает в них с особенной очевидностью. Одним из церковно-исторических значимых событий, нуждающихся в подобном осмыслении, является Брест-Литовокий церковный собор 1596 г., который объявил о заключении религиозной унии между Римо-Католической Церковью и несколькими западно-русскими православными епархиями, находившимися на территории польско-литовско-го государства.
Казалось бы уже сам факт заключения унии с представителями тех христиан, которых к тому времени уже несколько поколений не только римо-католических мирян, но и облаченных в священнические одежды римо-католических богословов объявили злостными еретиками или в лучшем случае схизматиками, должен был явиться эпохальным событием в истории всей Римо-Католической Церкви. И тем не менее Брест-Литовской унии суждено было стать всего лишь одним из многих подобных религиозных соглашений, которые заключались Римским Престолом с самыми различными ¡категориями христиан от месопотамских несториан и сирийских монофелитов до православных русинов в Австрии и православных румын в Трансильвании как до 1596 г., так и в последующие столетия. Столь определенно проявившая себя в почти девятивековой истории Римо-Католической Церкви униональная тенденция безусловно свидетельствует о наличии в римо-католической богословской традиции определенных предпосылок для постоянного возвращения римо-католической церковной иерархии к идее разрешения многочисленных и самых разнообразных противоречий, которые существуют между ней и остальным христианским миром, посредством заключения религиозных соглашений с отдельными группами христиан.
400-летний юбилей Брест-Литовской унии, сейчас не без основания привлекающий к этому событию внимание многочисленных, в том числе и православных, богословов и историков, делает актуальным анализ характера и значения Брест-Литовской унии. Для православного исследования особый интерес представляет проблема рассмотрения богословских аспектов уииональной деятельности римо-католиче-■скои иерархии, без понимания которых не только богословская, но и
историческая оценка Брест-Литовской унии окажется весьма поверхностной и для православной церковной жизни совершенно бесплодной.
Конец XVI в. явился временем, когда все важнейшие вероучитель-ные расхождения между римо-католической и православной богословскими традициями были уже не только сформулированы богословами, но и по крайней мере частично закреплены соборами Римо-Католиче-ской Церкви в качестве общеобязательных, догматически значимых отличительных черт ее вероучения. При этом значение догматических расхождений придавалось даже исторически приходящим обрядовым особенностям богослужения, с неизбежностью возникавшим при столь различных культурно-исторических условиях, в которых происходило развитие римо-католичеокой и православной литургических традиций. Такое положение вещей требовало предпослать заключению унии обстоятельный, открытый для участия широких кругов церковного народа богословский диалог римо-католических и православных церковных иерархов и богословов, в ходе ¡которого все богословские расхождения, которым обе стороны придавали догматический характер, были бы устранены. Необходимость 'подобного богословского диалога представлялась тем более очевидной, что Ферраро-Флорентийский собор 1438—39 гг., (подменивший дискуссию между римо-католическими и православными богословами навязыванием византийским церковным иерархам римо-католических вероучительных теологуменов в обмен на военно-политический союз Рима с Константинополем), не сумел обеспечить признание своих решений в православном мире.
Однако события, предшествовавшие объявлению унии на Брест-Литовском соборе, исключали возможность широкого церковного обсуждения вероучительных противоречий, которые разделяли тогда ри-мо-католиков и православных, а составленные в ходе подготовки Брест-Литовского собора церковные документы имели характер цер-ковно-политических деклараций, в которых догматические вопросы или обходились молчанием, или упоминались как уже неведомым образом разрешенные. Уже первый, обозначивший возможность унии между Римом и группой западно-русских епископов акт, который был тайно составлен на Брестском соборе 1590 г. четырьмя епископами полностью проигнорировал догматическую проблематику. «Соглашаясь отдать нашу волю и мысль в послушание святейшему отцу и подчинить церкви Божии верховной власти святейшего папы римского, — писали епископы, — мы выговариваем себе только то, чтобы святейший папа римский оставил нам до скончания века неотмененными и ненарушимыми все церемонии и обряды, т. е. службу Божию... А его королевская милость, пан наш милостивый, обеспечил бы нам его указами наши привилегии и утвердил бы артикулы, которые нам будут представлены». Полагая в основу своего вхождения в состав римо-католической церковной иерархии не вероучительное единство, а лишь сохранение внешнего богослужебного обряда и приобретение православными епископами общественных привилегий, которыми обладали в Речи Посполитой римо-католические иерархи, четыре западно-русских епископа предлагали Риму догматически «облегченный» и в то же время
ориентированный на церковно-политическую конъюнктуру вариант унии.
Именно такой вариант унии и был первоначально принят представителями Римского Престола и предопределил содержание второго документа, предвосхитившего Брест-Литовскую унию — акта 2 декабря 1954 г., который был составлен двумя главными инициаторами унии среди западно-русского епископата, епископом Луцким Кириллом (Тер-лецким) и епископом Владимирским Ипатием (Потеем). В этом самом расплывчатом с вероучительной точки зрения униональном документе в качестве главного основания для признания западно-русскими епархиями власти папы римокого выдвигалась прагматическая необходимость обрести внешнее единство христианского мира под эгидой римского первосвященника перед лицом наступавшего протестантизма. «От времен Христа Спасителя и апостолов предки наши всегда признавали одного старшего первопрестольника и пастыря в церкви Божией — святейшего папу римского, — подчеркивалось в акте 2 декабря 1594 г.— И до тех пор, пока это было, в церкви был порядок и ересям трудно было распространяться. Но когда стало много старших и первопре-стольников, которые начали приписывать себе ту власть, мы теперь видим, до какого разделения дошла церковь Божия и какую силу приобретают еретические секты. Посему, не желая, чтобы и впредь гибли человеческие души от такого разделения, мы умыслили, с Божией помощью, соединяться, как было и прежде с братиею нашею — римлянами под одним видимым верховным пастырем».
Окончательно предопределившее объявление унии на Брест-Литовском соборе «Соборное послание к папе Клименту VIII», которое было составлено 12 июня 1595 г. и подписано позднее митрополитом Киевским Михаилом (Рогозой) и шестью епископами, вновь подтвердило выраженную в предшествующих документах тенденцию игнорировать при заключении унии догматические расхождения с Римом и обосновывать ее лишь перковно-политической целесообразностью. При этом сохранение незыблемым восточного литургического обряда должно было создать иллюзию как у римо-католической иерархии, так и у православной паствы западно-русских епископов вероучительной оправданности с православной точки зрения заключавшейся унии. «Мы, — утверждали авторы «Послания», — поручили ... предложить, чтобы Ваша святыня согласился оставить нас всех при вере, таинствах и всех церемониях и обрядах восточной церкви, ни в чем их не нарушая, и утвердил бы то для нас за себя и за своих преемников. В таком случае мы уполномочили названных братьев наших (Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого. — Е. К.) принести от имени всех нас, архиепископа, епископов, всего духовенства и всех наших словесных овец, покорность седалищу св. Петра и Вашей Святыне и поклониться Вашей Святыне, как нашему верховному пастырю. Когда все, о чем просим, мы получим от Вашей Святыни, тогда и сами с нашими потомками станем послушными тебе и твоим преемникам и будем всегда под управлением Вашей Святыни».
Не смотря на то, что во время тайных переговоров в Риме в ноябре— декабре 1595 г. епископы Ипатий (Потей) и Кирилл (Терлецкий) от имени всего западно-русского епископата заявили о признании ими всех решений не только Ферраро-Флорентийского, но и Тридентскога соборов, т. е. по существу всех догматически значимых соборных установлений Римо-Католической Церкви, папа Климент VIII официально-не подчеркивал подобного признания епископов Речи Посполитой. Поэтому в торжественно утвержденной папой римским 21 января 1596г. «конституции», которая фактически объявляла о заключении унииг между Римским Престолом и западно-русскими епископами, положение о полном принятии представителями последних римо-католической догматики весьма дипломатично скрывалось, а главное значение придавалось положению о сохранении в западно-русских епархиях восточного* богослужебного обряда при условии упразднения в нем всех не соответствующих римо-католическому вероучению особенностей. «Мы,— утверждалось в заключительной части этой «конституции», — настоящим нашим постановлением принимаем досточтимых братьев, Михаила архиепископа-митрополита и проч. епископов русских со всем их клиром и народом русским, живущим во владениях польского короля,, в лоно католической церкви, как наших членов во Христе. И во свидетельство такой любви к ним, по апостолическому благоволению, дозволяем им и разрешаем все священные обряды и церемонии, какие употребляют они при соверешнии божественных служб и святейшей литургии, также при совершении прочих таинств и других священнодействий,, если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры и не препятствуют общению с римской церковью, — позволяем и разрешаем, несмотря ни на какие другие противоположные постановления и распоряжения апостольского престола».
Чем же было обусловлено это стремление Рима скрыть свою веро-учительную победу в документе, который объявлял о совершении унии почти за девять месяцев до Брестского собора? Наряду с безусловно-верным церковно-политическим опасением, что объявление о догматической «капитуляции» представителей западно-русского епископата в Риме может вызвать не только у подчиненных ему православного духовенства и паствы, но и у некоторых западно-русских епископов желание отмежеваться от действий инициаторов унии, римо-католические организаторы унии считали, что продекларированное представителями западно-русского епископата безусловное догматическое подчинение Риму не является единственно возможной основой заключения унии, но может рассматриваться как желательная, но весьма отдаленная перспектива формально канонически объявленного и реально политически подкрепленного господства Папского Престола на территории западнорусских православных епархий. Ведь столь явная недооценка важности догматического начала в деле восстановления единства церковной жизни, проявленная Римом как в ходе подготовки Брест-Литовской унии, так и в ряде других аналогичных уний, которых было немало в истории Римо-Католической Церкви, безусловно явилась проявлением общей тенденции римо-католической иерархии рассматривать догматиче-
ские принципы как средство осуществления церковной политики, направленной на распространение папской власти в христианском мире. Так, например, остававшееся и во времена Брест-Литовской унии одним из главных догматических противоречий между римо-католиками и православными дополнение в Никео-Константинопольский Символ Веры термина «Филиокве» начиная с VII в. выступало лишь как средство превращения основополагающего догматического документа христианской Церкви в инструмент борьбы за распространение власти Римского Первосвященника сначала в Испании, а затем — остальном христианском мире.
В то же время веками развивавшееся в Римо-Католической Церкви учение об особом характере папской власти привело к XVI в. к существенным изменениям в экклезиолопическом сознании католической иерархии, в результате которых формально каноническое признание власти папы римского той или иной группой христиан стало восприниматься в Риме как краеугольное догматическое основание для вступления этих христиан в Римо-Католическую Церковь и одновременно как безусловная гарантия их дальнейшего уподобления римо-католикам в богословско-каноническом и литургическо-обрядовом отношениях. Так догмат о папской власти, еще не получивший своего окончательного соборного оформления, но уже ставший доминантой догматических представлений римо-католической иерархии, стал одной из важнейших причин тон характерной для всей униональной деятельности Рима особенности, когда церковно-политическая целесообразность часто имела для римо-католических иерархов неизмеримо большее значение нежели необходимость трудного разрешения догматических разногласий.
Оставляя в стороне чрезвычайно интересный вопрос о том, насколько характерный для западной схоластики богословский рационализм мог способствовать отмеченному выше церковно-политическому утилитаризму унионального богословия, отметим еще одно проявление этой тенденции в документах, подготовивших Брест-Литовскую унию. Одним из важнейших условий успешного заключения унии обе стороны признавали сохранение в западно-русских епархиях восточного богослужебного обряда, как-будто игнорируя тот очевидный факт, что православная литургическая традиция являлась может быть самым кон-центрировананым выражением не только уже глубоко отличной в это время от западной мистико-аскетической традиции православного Востока, но и догматического учения Церкви эпохи Вселенских Соборов, уже основательно римо-католически «переработанного» на Западе в XVI в. Сознательное церковно-политическое лукавство или неосознанное богословское заблуждение, допускавшее возможность выражения рнмо-католического вероучения в категориях православной литургической традиции были впоследствии опровергнуты дальнейшими событиями церковной жизни западно-русских епархий, вовлеченных в Брест-Литовскую унию. Переход части униатов к западному богослужебному обряду и превращение их в «полноценных» римо-католиков, с одной стороны, и постоянная инфильтрация элементов западного литургического богословия и богослужебного обряда, с другой стороны, наглядно
показали невозможность органичного церковного синтеза римо-католи-ческого богословия и православного богослужения. Попытка же представить православный богослужебный обряд лишь в качестве проявления этно-культурного своеобразия восточных славян в Римо-Католической Церкви, также оказалась несостоятельной в связи с явно проявившейся в эпоху Контрреформации тенденцией к унификации литургической жизни римо-католиков в соответствии с богослужебными традициями, сложившимися в романском мире. Так недооценка в униональ-ноii политике Рима догматической стороны церковной жизни оказалась усугубленной недооценкой зависимости от догмата литургического обряда и только безусловный церковно-политический успех Брест-Литовской унии мог на какое-то время создать иллюзию духовно-историче-ской самодостаточности этой унии для разрешения всех проблем, существовавших в отношениях между римо-католиками и православными в Речи Посполитой.
Возможно не без подспудного осознания этого обстоятельства обе стороны уже в процессе подготовки Брест-Литовской унии и в особенности во время церковного собора в Бресте стремились заложить в фундамент унионального соглашения в качестве одного из его главных оснований разрешение уже совсем выходившего из сферы догматических, канонических и литургических проблем вопроса о получении западнорусскими епископами, подписавшими акт об унии, общественных привилегий, которыми обладала в это время в Польше римо-католическая иерархия. Тем самым богословский утилитаризм идеологов Брест-Ли-товскоп унии получил свое неизбежное завершение в политическом утилитаризме практических участников этого церковного соглашения.
Весьма показательной особенностью периода практической подготовки Брест-Литовской унии, начавшегося еще зимой 1594 г., явилось то обстоятельство, что все переговоры о заключении унии велись Римом исключительно с представителями западно-русского епископата, позиция которого отождествлялась римо-католиками с отношением к унии всего православного духовенства и мирян Западной Руси. В этом нарочитом стремлении принимать во внимание лишь позицию западно-русских епископов безусловно проявила себя коренящаяся в специфике экклезиологического сознания Римо-Католической Церкви тенденция к клерикализации церковной жизни, когда иерархическое начало, восходящее к «сверх-епископской» власти папы римского, постепенно начинает подменять собой начало соборности. Однако избежать соборной процедуры объявления уже принятой западно-русскими епископами унии было невозможно и именно поэтому 6 октября 1596 г. в Бресте открылся церковный собор, которому было предназначено лишь озвучить уже состоявшееся в тайне решение епископов для всего православного населения Речи Посполитой.
О том, какой своеобразный состав членов собора был необходим принявшим унию епископам для того, чтобы собор исполнил предназначенную ему весьма скромную роль, красноречиво свидетельствовал королевский универсал о созыве собора, опубликованный еще 14 июня 1596 г. Подчеркивая, что на Брестский собор приглашались «католики
римского костела и греческой церкви, которые к этому единству принадлежат», универсал лишь допускал возможность, что «будет вольно и всякому православному явиться на собор, только со скромностью и не приводить с собой толпы». Таким образом, приглашая на собор лишь тех христиан, которые еще до его открытия признали унию, универсал определенно подчеркивал условный характер созываемого собора.
Широко распространившееся среди православного духовенства и мирян впечатление догматической и канонической ущербности униатского собора не только привело к открытию в Бресте альтернативного православного собора, возглавлявшегося экзархом Константинопольского Патриарха архидиаконом Никифором, но и вынудило двух епископов, некогда поддержавших унию, епископа Львовского Гедеона (Болобана) и епископа Перемышльского Михаила (Копыстенского), выступить против присоединения православных христиан западно-русских епархий к Римо-Католической Церкви.
Уверовавшие во всемогущество римо-католического клерикализма, оказавшего им неоценимую поддержку в подготовке унии, западно-русские епископы оказались неспособными преодолеть клерикальными методами соборное неприятие православным народом объявленной на Брестском соборе унии. «Уния в действительности была и оказалась расколом, — писал один из крупнейших русских богословов XX в. протоиерей Георгий Флоровский. — Она расколола западно-русскую Церковь, разъединила иерархию и народ. Это было прежде всего клерикальное движение. Уния была делом епископов, действовавших в отрыве от церковного народа, без его свободного и соборного согласия».
Будучи порождением римо-католической традиции, к концу XVI в. уже глубоко отличной по характеру своего богословия от православной церковной веры и сводившей всю полноту православной церковной жизни лишь к своеобразию восточного богослужебного обряда и этнокультурной специфике западно-русского населения Польши, Брест-Литовская уния оказалась мертворожденным экклезиологическим плодом, обреченным на духовно-историческое отторжение от православной церковной жизни Западной Руси. Ощущение церковно-исторической бесперспективности унии вскоре стало проявляться в действиях даже некоторых инициаторов унии из числа западно-русского епископата, которые, подобно Ипатию Потею, стремились представить ее лишь как переходный этап к дальнейшей латинизации православно-русского населения Польши и превращения новосозданных униатов в «полноценных» римо-католиков.
Уже в процессе подготовки Брестского собора осознавшие невозможность реализации унии в церковной жизни западно-русского народа церковно-каноническими средствами руководители унии вынуждены были возложить основное бремя трудов по ее насаждению в Польше на королевскую власть, тем самым резко изменив в неблагоприятном направлении и без того сложную религиозно-политическую жизнь Речи Посполитон. Как справедливо подчеркивал крупнейший русский церковный историк XX века А. В. Карташсв, «начался новый мученический
период православной церкви в Польском государстве, как гонимого меньшинства, с протекционным насаждением унии, с борьбой православного населения, переходившей часто в гражданскую войну, в виде казацких восстаний. А все это повело через полстолетия к отпадению русской Украйны к Москве. А в дальнейшем эта близорукая борьба за покорение Руси под унию ускорила конец и самой Польши и ее детища— унии, исчезнувшей в XIX в. в пределах уже России».
XX век, резко изменивший и обостривший этно-политическую ситуацию на границе римо-католического и православного миров вновь активизировал деятельность сторонников восстановления унии между Римом и православными народами Восточной Европы. И в этой очевидной связи между обострением этно-политических противоречий и активизацией усилий по возрождению Брест-Литовской унии вновь проявила себя природа униональной деятельности римо-католической иерархии, нередко стремящейся разрешать богословские проблемы средствами церковной политики и утверждать власть римского первосвященника прежде всего там, где национальные и общественные конфликты вынуждают христиан искать разрешения этих конфликтов даже путем вероучительных компромиссов с сулящим им «благоденственное и мирное житие» Римским Престолом.
Сейчас успех унии на территории западных областей Украины объясняется следующими основными факторами:
1. Наличие многовекового этнического конфликта между «западен-цямы и москалямы». Это материя унии, а ее энергия — это энергия ненависти.
2. Наличие «легковоспламеняющегося горючего материала». Это политические диссиденты, ренегаты, маргинальные элементы, которые со времен Иуды Искариота были, есть ¡и будут. Их спектр весьма широкий: от «бескорыстных» шизоидов до продажных или просто выгнанных из Православной Церкви.
3. Наличие влиятельных кругов, заинтересованных в конфликте. Конфликт усилится, если его перевести на религиозную почву.
4. Позиция Ватикана, который в своих интересах пытается использовать эту ситуацию. При этом догматические различия отодвигаются на задний план и замалчиваются.
Суждено ли 400-летнему юбилею Брест-Литовской унии оказаться еще одним инструментом продолжения экклезиологической бесплодной униональной политики римо-католической иерархии или он станет отправной исторической вехой для духовного переосмысления опыта заключения уний Римо-Католической Церкви покажет ближайшее будущее.
Константин (Горянов), епископ Тихвинский, ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии и Семинарии
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная академия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, осуществляющее подготовку священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области богословия, регентов церковных хоров и иконописцев.
На сайте академии
www.spbda.ru
> сведения о структуре и подразделениях академии;
> информация об учебном процессе и научной работе;
> события из жизни академии;
> сведения для абитуриентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор - проректор по научно-богословской работе протоиерей Димитрий Юревич. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии. Материалы распространяются на компакт-дисках и размещаются на сайте журнала в формате pdf.
На сайте журнала «Христианское чтение»
www.spbpda.ru
> электронный архив номеров в свободном доступе;
> каталоги журнала по годам издания и по авторам;
> требования к рукописям, подаваемым в журнал.
