CC BY
197
БОРЬБА РОССИИ И ПЕРСИИ ЗА ВЛИЯНИЕ В СРЕДНЕЙ АЗИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII В.
О.А. Никонов
Московский педагогический государственный университет пр. Вернадского, 88, Москва, Россия, 117571
Статья посвящена отдельным аспектам становления восточного направления внешней политики России в первой половине XVIII в. В ней рассматриваются инициативы русского и персидского правительств, направленные на расширение дипломатических и коммерческих связей со среднеазиатскими ханствами, и взаимное соперничество двух стран за влияние в регионе.
С начала XVIII в. одним из направлений российской внешней политики стало проникновение на внутренние рынки центрально-азиатских ханств и укрепление на транзитных путях, связывавших эти регионы с Индией и Персией. Поскольку значительная часть индийских товаров поступала на русские рынки через Бухару и Хиву, в российских правительственных кругах постепенно стал складываться стереотип в организации восточного курса — через Среднюю Азию в Индию, Персию и Китай. С конца XVII в. предпринимались попытки открыть альтернативный морской путь Астрахань — Мангышлак. Такое предложение — заложить крепость и торговую пристань со складами — впервые высказал от имени хивинского хана Ануши посол Абдаррахим, прибывший в Москву в 1676 г. Затем в 1678 и 1691 гг. хивинские послы подтверждали свои намерения (1). Посол Иб-рахим утверждал, что «будут приезжать к тому месту хивинцы и бухарцы и бал-хинцы и из ындейского порубежного города Кабалы (Кабул Н.О.)» (2). Однако разногласия по поводу принадлежности крепости не позволили осуществить этот смелый проект.
Попытки наладить официальные отношения с азиатскими ханствами вылились в прием посольств. С 1700 по 1716 гг. в России побывало 4 официальных посольства: два из Бухары (Алим-бек в 1705 г. и хан Кулы Топчи-баши в 1716 г.) и два из Хивы (Достек-бек Бехадур в 1700 г. и Ашир-бек в 1714 г.). Были получены сведения о природных богатствах региона и об оживленных торговых связях с соседними странами (3).
В мае 1714 г. Петр I повелел Сенату издать указ об организации экспедиций в Азию. Две экспедиции князя А. Бековича-Черкасского (1714—17 гг.) и посольство Ф. Беневени (1718—25 гг.) приступили к решению поставленных задач. Появление в степи русских торговых караванов в сопровождении большого числа войск вызвало у азиатских владык недоверие к мирному характеру экспедиций: поход А. Бековича закончился почти полным истреблением отряда, малыми практическими приобретениями завершилось и посольство Ф. Беневени.
На неудачном исходе первых экспедиций в Среднюю Азию сказалась также слабая связь между центральной Россией с ее аванпостом на Востоке — Астраханью. На всем волжском пути заселенными были только Саратов, Камышинск, Царицын, Черный Яр и Красный Яр (4). Военные эксперты отмечали слабую обо-
роноспособность этих поселений, поскольку «гарнизонами регулярными так плохо укомплектованы, что во всех оных на лицо едва двести человек и толикое же число служилых конных казаков» (5). В результате набегов кочевников на караваны и поселения волжский путь был крайне ненадежен.
В 1725 г. реанимировать идею организации торжища и крепости для его защиты на Мангышлаке предлагал бухарский хан Сеид Абулфейз Мухаммед Беха-дур. В письме на имя царя он отмечал: «Город построить — дело доброе: купецким людем с обеих сторон ездить свободно без опасения» (6). Однако начавшиеся усобицы между хивинским и бухарским ханами, перекочевка казахских улусов в сторону Волги и неудачи русских экспедиций заморозили дальнейшее обсуждение проекта. К середине 20-х годов контакты с туркменским берегом Каспийского моря практически прекратились. В докладах Коллегии иностранных дел отмечалось: «Дороги весьма опасные и непроходимые от казаков до самого Яику реки» (7).
Единственным успехом петровской дипломатии стало установление связей с ханами волжских калмыков. Хан Аюка, принявший российское подданство, неоднократно руководил карательными миссиями против ногайцев, разорявших южно-русские поселения (8).
Начиная с 30-х годов XVIII в. начался новый этап в освоении азиатского региона. Удалось укрепить отношения с калмыкским ханом Дондук Омбо. В феврале 1731 г. осуществилась задуманная еще Петром дипломатическая миссия в ставку казахского хана Абулхаира. Возглавлять посольство поручили переводчику ГКИД А.И. Тевкелеву. 20 марта 1731 г. была утверждена «образцовая присяга» Абулхаира и зависимых от него ханов на подданство России. Среди условий, которые ханы были обязаны выполнять, значилось обязательство по защите русских караванов, отправлявшихся в Хиву и Бухару.
Абулхаир был связан родственными и вассальными отношениями со многими правящими домами Азии. Выражая желание и готовность служить, Абулхаир в письме Тевкелеву писал: «Бухарской хан, Аболфейз хан отдался в мою же волю. Брат мой, хивинский хан Албас (Ильбарс Н.О.) отдался в мою же волю. Барак хан, владение ево 4000 кибиток, город Ташкент, Сири (Сайрам) Тор-костан в наших руках» (9). Родственные отношения существовали между Абулхаиром и Аральским ханством. В 1733 г. его усилиями русское подданство принял аральский хан Шатемир.
Параллельно дипломатическим шагам стали приниматься и конкретные шаги по укреплению волжского пути. К 1735 г. был выработан проект по укреплению поселений и закладке двух новых городов: на Каменном Яру и на Нетаев-ском острове. Автор проекта генерал В.Я. Левашов видел их преимущество в географическом положении, поскольку «никакие суда оных миновать не могут» (10). В соответствии с планом все предполагаемые города должны были иметь модернизированные укрепления, «чтоб вал был с бастионами и с дефензиями, как рет-ражиментами из фашин бывает, и палисадами обставить» (11).
Города могли стать местом торга со степными народами. Основания для подобных прогнозов были нешуточные. В 1730 г. в урочище Черного Яра обос-
новался Средний казахский жуз под предводительством Джаныбека. После переговоров с начальником Оренбургской экспедиции князем М. Урусовым казахи получили право вести в этом городке регулярный торг (12).
Вместе с тем к началу 30-х гг. заинтересованность в развитии отношений с азиатскими ханствами стало проявлять персидское правительство. Для безопасности северо-востока страны весной 1732 г. была заложена крепость на Чандыре. Крепость должна была прикрывать хорасанские владения от набегов туркменских племен. Однако строительство так и не было закончено ввиду неверного выбора местности, лишенной естественных источников воды (13). В результате незащищенности границ провинция Хорасан неоднократно подвергалась нападению со стороны туркмен. Пограничные селения дважды разоряли хивинцы.
После успешного завершения индийского похода Надир приступил к реализации плана по обеспечению безопасности своих границ. О возросших амбициях шаха русский резидент И. Калушкин писал: «...против всего света орудие свое хочет обратить и везде сам присутствовать, кроме Туркестани, которое якоже Бадакшани и всей Великой Татарии и даже до Хивы, завоевание в малое дело вменяет, и уже одною своею славою все те страны, и протчие отдаленные народы, не вынув сабли, под власть свою покоренными почитает, и, не останавливаясь мнением своим, идет на китайское государство и турок войною, и притом лезгинцев не забывает, которых намерение взял разорить до основания, так чтоб только одно имя их осталось...» (14). В заключении И. Калушкин делал вывод, «что или подлинное свое намерение от министров своих скрывает, или от счастливых своих индейских предуготований, тако возмерился, что и в проектах своих замешался...» (15). В определенной степени круг интересов персидской короны был обозначен точно. Исключение, пожалуй, составлял только проект завоевания Китая. Этот план очерчивал три аспекта внешней политики Персии: первый — расширение влияния в Средней Азии; второй — укрепление на Кавказе и третий — урегулирование пограничных споров с Оттоманской Портой.
Шах осознавал заинтересованность России в азиатском регионе и не хотел идти на открытую конфронтацию с империей. Россия не раз демонстрировала свое военное превосходство, недаром Надир-шах часто восхищался состоянием российского войска и говорил, что «ежели бы у него такое войско было как российское, то он бы весь свет завоевал» (16).
Повод для вмешательства в дела азиатских ханств представился Надир-шаху в связи с отказом хивинского хана Ильбарса признать зависимость от нового русского подданного — Абулхаира. В конце 1739 г. шах обратился через И. Калуш-кина к петербургскому кабинету с предложением организовать против Хивы совместный поход (17). Предложение не вызвало интерес, но шаху было дано понять, что империя не будет препятствовать.
Летом 1740 г. Надир-шах предпринял первый поход вглубь степей. 15-тысячное войско совершило бросок, завершившийся разгромом Бухары и овладением городов Балх и Водокшан. Бухарский хан Абульфейз признал свою зависимость и обязался платить дань (18).
Разорению подверглось и кокандское ханство. О казнях и грабежах в Кокан-де донес в Астрахань русский купец Анастас Бочес (19). Русские купцы боялись, что персидские завоеватели не обратят внимания на их статус. Русская купеческая диаспора была хоть и малочисленной (всего 11 человек), но довольно пестрой. Здесь торговали в основном астраханцы — русский Т. Лошкарев, греки — Р. Иванов и А. Бочес, гость астраханского бухарского двора Аджикурбан Ахтуган, юртовские татары Ажагулей Муша и др. После окончания резни подданные российской империи, желая застраховать свои жизни, преподнесли победителю в дар 11 лошадей и верблюда под алыми суконными попонами. Подарки были приняты шахом, а также издан специальный указ, разрешающий иметь им (русским) «вольное купечество в Хиве и войску никакого повреждения им не чинить» (20). Шах также отпустил на свободу всех россиян, находившихся здесь в неволе.
Жители города Хивы попытались опереться на авторитет российской империи. Ильбарс-хан, узнавший о наступлении Надир-шаха, бежал. Защищать город было нечем (2 медные и 3 чугунные пушки, оставшиеся от покойного А. Беко-вича без лафетов и снарядов, валялись у городской стены) (21), и горожане решили восстановить свою зависимость от Абулхаира, выбрав его новым ханом Хивы (22). Абулхаир отправил к Надир шаху находившегося в то время в казахских улусах геодезиста из Оренбурга Муравина, который должен был подтвердить это назначение и существующее обязательство России оказывать хану протекцию. Надир-шах предложил Абулхаиру лично засвидетельствовать свои отношения с империей, однако, опасаясь за свою жизнь, тот не принял предложения и в ставку шаха не поехал (23). С этого момента участь Хивы была решена. Захват Хивы завершился установлением здесь персидской власти во главе с Та-хир-ханом (24).
В период азиатских завоеваний Надир шаха российская империя проявляла завидное хладнокровие. Империя была не готова выступить в качестве прямого завоевателя, но ожидала определенных дивидендов от роли защитницы.
Конечно, с началом персидских походов были приведены в боевую готовность пограничные российские части (25). Кроме того, российские власти ограничили военные поставки в Персию. В частности, когда в Кизляр прибыли представители шаха Хошит-бек и Юсуп-бек с целью закупки лошадей, им продали всего 2 тысячи лошадей и верблюдов (26). Такого количества было явно недостаточно, чтобы иметь конницу, способную решать боевые задачи в условиях степи. С другой стороны, наличие этой конницы у Надир шаха было способно ускорить процесс переориентации среднеазиатских феодалов в сторону Российской империи.
Предположения российских дипломатов вскоре стали оправдываться. Первым, кто заявил о своих связях с империей, стал хан Абулхаир. Хан отправил письмо к генерал-лейтенанту князю В. Урусову с предложением построить в устье Сырдарьи крепость с русским гарнизоном (27). В Оренбург с этой целью был послан его порученец Абыз. Урусов запросил инструкции в Коллегии иностранных дел и предложил со складов оренбургского гарнизона обеспечить Абулхаир-хана всем необходимым: «порохом и другими потребностями кроме пушек и ружья в чем возможно...» (28). Князь исходил из возможности под руководством Абул-
хаира создать большое войско для отражения нашествия персиян. В него могли войти жители Хивы, Ташкента, Туркестана и казахские улусы. После консультаций с ГКИД князь был вынужден отказаться от предложения о строительстве крепости. Явной провокации к войне коллегия иностранных дел стремилась избежать. Однако сам факт готовности ряда степных владельцев в новых условиях принять военную помощь от российского двора имел для кабинета огромное значение. В инструкциях, присланных Урусову, особо подчеркивалось, что в случае, если хивинцы, ташкентцы и туркестанцы сами начнут просить защиты, такую помощь, не афишируя, оказывать.
Казалось бы, угроза персидского вторжения давала России шанс распространить свое влияние на значительную часть азиатских народов, и этим следовало воспользоваться. Однако нужно иметь в виду, что казахи стали подданными империи совсем недавно, и Россия не обладала здесь сколько-нибудь заметным политическим представительством. Кроме того, племена сохранили все связи со своими родственниками-кочевниками, и активное военное вторжение могло в лучшем случае привести к смещению верных империи ханов, а в худшем — способствовать складыванию антирусского союза.
Напротив, вторжение персидских войск в Среднюю Азию привело к инициативе туркменских ханов, предложивших укрепить отношения с империей. В 1738 г. во владения хана Дондук Омбо был послан от ГКИД наблюдатель Чамча Надыр. Он прокочевал с калмыками до конца 1740 г. и в январе 1741 сделал доклад об обстоятельствах разорения Хивы и Бухары персидскими войсками. В докладе сообщалось, что из-за угрозы преследования со стороны Надир-шаха ряд туркменских старшин со всем имуществом присоединились к калмыкским улусам и двинулись в сторону волжских степей. Появление на российских границах большого числа беженцев (около 10 тысяч кибиток) могло спровоцировать столкновения с русскими поселениями. Оренбургский губернатор Урусов предложил караульному атаману г. Гурьева И. Григорьеву выяснить намерения кочевников. Непосредственно к Дондук Омбо отправили полковника П. Кольцова. Он подтвердил сведения, что туркмены от военной угрозы со стороны Персии намерены переселиться на свои старые кочевья у Мангышлака. При этом туркмены просили Дондук Омбо, как подданного российской короны, выступить их представителем перед лицом властей и от их имени «искать протекции его императорского Величества» (29).
В качестве первого шага по налаживанию отношений с туркменскими племенами был отправлен караван с мукой под командой капитана Г. Тебелева (30). Параллельно к старшинам обратился бывший хивинский посол в России Артык Батыр Рузынбаев. Посол не только попросил взять его семейство в российское подданство, но и обещал обратиться ко всем своим друзьям, включая мангыш-лакских туркмен, с призывом принять российскую помощь (31).
Любопытный факт связан с судьбой бывшего хивинского хана. Убежав от персидских войск, Ильбарс-хан обосновался на жительство сначала в Самаре, а затем в Астрахани (32). Именно отсюда он вел переговоры с откочевавшими
к Мангышлаку туркменами о совместной борьбе с Персией. Нет документов, подтверждающих участие русской дипломатии в подготовке переворота в Хиве, но можно предположить, что без вмешательства империи не обошлось. Восстание Ильбарса привело не только к свержению Тахир-хана и убийству ханов, назначенных Надиром к туркменам, но и к осаде Хивы (33). На подавление восстания был направлен отряд в 30 тыс. чел. во главе с губернатором Хорасана, племянником Надир-шаха Али Гули-ханом (34).
По-видимому, Надир шах осознавал угрозу образования прорусски ориентированного союза в случае проведения масштабной карательной акции. Поэтому меры, принятые при подавлении восстания, оказались не слишком суровыми. Вместо Ильбарса, казненного за бунт, на трон был возведен его сын — Абулгазы. Причем наследника щедро наградили — пожаловали 10 тыс. рублей (35). Туркмен, активно участвовавших в антиперсидских выступлениях, частью отогнали к Бал-хинским горам, частью переселили в Хорасан (36).
Подобная практика имела для Персии свои положительные последствия. В полученной грамоте в астраханской губернской канцелярии 20 ноября 1745 г. Абулгазы прямо называл себя находящимся под протекцией и защитой персидского шаха (37). Туркменам на Мангышлаке было довольно неловко между двумя огнями, и они попытались дистанцироваться от союза с Россией. Когда в осуществление плана развития торговых отношений на Мангышлак пришла очередная партия продовольствия, русские моряки были встречены оружейной стрельбой.
Таким образом, своими действиями в Хиве Надир-шаху удалось сорвать заключение договора о вхождении части туркмен в состав России, а после его смерти в 1747 г. перспективы такого союза были отложены более чем на сто лет.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) Шкляева О.В. Торговые связи Средней Азии с Россией во второй половине XVII — первой четверти XVIII века: Дисс. ... к. и. н. — Владимир, 2003. — С. 63.
(2) Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР. — Л., 1932. — Ч. 1. — С. 257.
(3) Голиков И.И. Деяния Петра Великого. — М., 1788. — Ч. 5. — С. 122—123, 334.
(4) АВПРИ. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 6.1731. — Л. 2.
(5) Там же. — Л. 2 об.
(6) РГАДА. — Ф. 109. — Оп. 1. — Д. 1.1716. — Л. 1 об; Оп. 1. — Д. 1. — Ч. 2. 1717. — Л. 152 об. — 153.
(7) АВПРИ. — Ф. 109. — Оп. 109/1. — Д. 1.1725. — Л. 4.
(8) Броневский С.М. Новейшия известия о Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским. — СПб., 2004. — С. 194.
(9) Аполлова Н.Г. Присоединение Казахстана к России в 30-х годах XVIII века. — Алма-Ата, 1948. — С. 141.
(10) АВПРИ. — Ф. 103. — Оп. 103/1. — Д. 5. — Л. 1 об.
(11) Там же. — Л. 2.
(12) Аполлова Н.Г. Присоединение Казахстана... — С. 197.
(13) Бартольд В.В. Очерк истории туркменского народа // Сочинения. — Т. 2. — Ч. 1. — М., 1963. — С. 617—618.
(14) АВПРИ. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 22.1736. — Л. 71—71 об.
(15) Там же. — Л. 73.
(16) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 6.1740. — Л. 414 об.
(17) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 22.1736. — Л. 71.
(18) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 17.1740. — Л. 2.
(19) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 4.1741. — Л. 49.
(20) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 4.1742. — Л. 53.
(21) Там же. — Ф. 99. — Оп. 99/3. — Д. 3.1720—1760. — Л. 47—47 об.
(22) Там же. — Л. 51 об.
(23) Там же. — Л. 52.
(24) Там же. — Л. 6 об.
(25) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 4.1740. — Л. 236—238.
(26) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 4.1741. — Л. 278.
(27) Там же. — Ф. 77. — Оп. 1. — Д. 17.1740. — Л. 2 об.
(28) Там же. — Л. 5.
(29) Там же. — Ф. 99. — Оп. 99/1. — Д. 4.1741. — Л. 1.
(30) Там же. — Л. 2.
(31) Там же. — Ф. 99. — Оп. 99/1. — Д. 2.1745. — Л. 14—14 об.
(32) Там же. — Ф. 99. — Оп. 99/3. — Д. 3.1720—1760. — Л. 53.
(33) Там же. — Л. 6 об.
(34) Русско-туркменские отношения в XVIII—XIX в. (до присоединения Туркмении к России). — Ашхабад, 1963. — С. 81.
(35) АВПРИ. — Ф. 99. — Оп. 99/1. — Д. 2.1745. — Л. 77.
(36) Там же. — Л. 78 об.
(37) Там же. — Л. 77.
THE STRUGGLE OF RUSSIA AND PERSIA
FOR DOMINATION IN CENTRAL ASIA IN THE FIRST HALF OF THE XVIII CENTURY
O.A. Nickonov
The Moscow Pedagogical State University
Vernadsky Ave., 88, Moscow, 119571
The article is devoted to different aspects of the development of the Russian foreign policy in the East in the first half of the XVIII century. There are considered the initiatives of Russian and Persian governments directed to expansion of diplomatic and commercial relations with the Central Asian khanates and mutual rivalry of two countries aimed at domination in the region.
