CC BY
36
М. М. Фролова
Болгарская составляющая в деятельности российского консульства в Адрианополе (1856-1866)
; Восстановление престижа России на Востоке, ее влияния на христианские и, в первую очередь, славянские народы Османской империи стало-од-ним из важнейших направлений во внешней политике России после поражения в Крымской войне. Выполнение этой задачи требовало существенного увеличения числа российских дипломатических представительств. Однако финансовый дефицит в стране, недавно выдержавшей войну и вступившей в период внутренних реформ, не позволил в полном объеме реализовать рекомендации, поступавшие с Балкан, и создать еще консульства в Софии, Тульче, Русчуке, Сливне, Охриде, вице-консульства в Свиштове, Силист-рии, Бургасе, Рильском монастыре, Сопоте, Разлоге и др. Пришлось ограничить выбор теми городами, где «столкновения и неприязнь различных вероисповеданий доведены» были «до высшего раздражения» и где уже действовали консульства других государств, прежде всего Франции, Англии и Австрии. Поэтому российские дипломатические представительства появились только в Пловдиве, Видине, Варне и Тырнове. Но раньше всего, в октябре 1856 г., российский флаг был поднят над генеральным консульством в Адрианополе (Эдирие).
Политике России на Балканах посвящен огромный пласт литературы, но следует признать, что деятельность российских консульств в землях Османской империи с болгарским населением, в том числе и в Адрианополе, рассматривается, как правило, достаточно общо. Настоящая работа призвана осветить период возобновления действий российской дипломатии на Балканах на примере деятельности адрианопольского консульства.
г Адрианополь, крупный торговый город во Фракии, близко расположенный к столице Османской империи Константинополю (Стамбулу) и удобно связанный с черноморским побережьем рекой Марицей, являлся административным центром обширного Адрианопольского вилайэта. Здесь размещалась резиденция вали (генерал-губернатора) и были сосредоточены дипломатические представительства Франции, Англии, Австрии, Греции, причем французское появилось еще в XVIII в.
ь "; Российское генеральное консульство в Адрианополе было открыто после русско-турецкой войны 1828-1829 гг. в связи с расширением торговых связей России с Европейской Турцией. Оно (как и консульство в Варне) яв-
лялось одним из старейших представительств России на Балканах. Но теперь, после Крымской войны, в отличие от предыдущих лет деятельность консулов приобретала политический характер, а обязанности по содействию торговле и защите экономических интересов России и ее подданных отступали на второй план. Именно в таком духе была написана инструкция МИДа от 26 июля 1856 г., данная опытному дипломату Н. Д. Ступину, служившему здесь перед войной более двух лет в качестве драгомана (переводчика). Ему предстояло возобновить действия адрианопольского представительства России, но предписывалось, для сохранения «доброго согласия» с местными турецкими властями, поначалу «не придать генеральному консульству значение чисто политического».
Особенное беспокойство у МИДа России вызывала разгоравшаяся с новой силой греко-болгарская церковная борьба, поэтому в главные обязанности Ступина входило неусыпное наблюдение за положением православной церкви, участью «христиан вообще» и отношениями «болгарских духовных паств в особенности к греческому начальству церкви». В Петербурге надеялись, что со временем Ступину удастся приобрести доверие местного духовного начальства и народных старшин и тогда он сможет «соделаться для обеих сторон до некоторой степени посредником в деле взаимного их сближения», направив свое «деятельное внимание» «на потушение возникших между единоверцами ссор». Он должен был объяснять болгарам, что «добродетели не составляют принадлежности одного племени», с другой - «убедить пастырей церкви - греков в том, что слово Божие, преподаваемое болгарам на родном, понятном им языке, просветит и защитит их от покушений западных миссионеров». Впрочем, инструкция, содержащая положение о покровительстве, по мере возможностей, «успехам славянского слова и введению его в болгарских церквах»', признавала законность болгарских требований, что позволяло российскому консулу активно действовать в пользу славян.
Н. Д. Ступи н воспользовался этим наставлением еще в Константинополе, куда он прибыл в конце лета 1856 г. В течение месяца ему пришлось ожидать от Высокой Порты фирмана, чтобы отправиться в Адрианополь. В сентябре болгарская делегация подала очередное прошение султану, но императорская миссия не имела достоверных сведений ни о его содержании, ни о подписавших его. Русский посланник А. П. Бутенев (1856-1859), встреченный Высокой Портой с враждебностью и подозрительностью, принятый Вселенским патриархом с холодностью, а константинопольскими болгарами - с отчужденностью, занял позицию «дальновидного ожидания». Следя за ходом болгарского дела, он старался уклоняться от всякого непосредственного в нем участия. Кроме того, первый драгоман в миссии Э. Я. Аргиропуло (1856-1863), грек по национальности, не благоволил домогательствам болгар в церковном споре, стараясь выставлять их требова-
ния .в неблагоприятном свете2. Болгары поэтому сторонились императорской миссии, в которой узнавали о действиях болгар по их происшествии. -
20 сентября 1856 г. Ступин докладывал директору Азиатского департамента МИДа Е. О; Ковалевскому (1856-1861) об упомянутом прошении султану, и о том, что он приложил все свое старание, «чтобы обратить милостивое внимание г. посланника на истинные нужды и желания наших единоплеменников, раскрыв, что депутация не просила отделения своих епархий из-под верховной власти вселенского патриарха». Болгары представили справедливые, по мнению Ступина, требования «о назначении им из родной среды пастырей», «о свободе слушать проповедь Божественного слова .на родном и понятном всем славянском языке, об утверждении за ними законного права на народное образование»3. Ступина вполне поддержал Н. Я. Мухин, бывший в 1850-1853 гг. генеральным консулом в Адрианополе и ныне назначенный в Сирию и Палестину (1856-1862). Общую инструкцию МИДа Ступину он дополнил конкретными указаниями, исходя из своего опыта и знания условий Адрианопольского вилайэта. Мухин также четко сформулировал главный предмет внимания российского консульства в Адрианополе: содействие введению славянской литургии и распространению преподавания славянского языка в училищах4.
В Адрианополь Н. Д. Ступин приехал в начале октября и, в отличие от А. П. Бутенева, был принят местными властями «как нельзя лучше; что касается до народа, то турки, болгаре и греки от старшины и бея до простолюдина изъявляют свое дружелюбие». Но российский дипломат сразу отметил, что «несогласия между болгарами и греками» так же, как и в Константинополе, возросли «до опасных размеров». Болгары отказались платить обычный сбор в пользу общественных училищ, прекратили преподавать греческий язык в начальной славянской школе. А греки стали преследовать народных учителей и «подвигли высшее греческое духовенство к воспрещению чтения по-славянски в церквах, где прежде таковое было дозволяемо или по временам, или всегда наполовину с греческим языком». Турецкие власти осознали свои выгоды в разделении православных на две враждебные партии. С одной стороны, они ничего не предпринимали к ограждению прав болгар от притеснений начальствующего греческого духовенства, препровождая в Патриархию все их жалобы. А с другой стороны, турки всячески подстрекали самолюбие болгар, оказывая им «в политическом отношении явное покровительство особенной их народности, даже до предпочтения», например, предписывая, чтобы болгарские депутаты в меджлис5 были избираемы особо от греческих.
.:, :■:. «Благоразумие и усердие» Ступина «не допустили взаимному ожесточению дойти до крайности». Большинство старшин греческой общины Адрианополя, да и само духовенство в лице митрополита Кирилла и епископа Хрисанта, оказались готовы к компромиссам. Митрополит Кирилл, хорошо
знавший болгарский язык, уже предпринимал попытки употреблять славянский язык при священнодействиях в церквах, но получил от Константинопольской патриархии строгий выговор с предупреждением о низложении в случае повторения подобных нововведений. Ступин сумел склонить греческую сторону сделать первый шаг к сближению, а именно, ввести с нового 1857 г. в общем адрианопольском училище или в высшей греческой школе, как именовалось в донесениях, болгарский язык наряду с идущим уже преподаванием французского и турецкого языков, а также начать вести службу на славянском языке в одной из церквей города, часом позже греческого священнодействия на главном престоле.
Но вначале церковнославянский язык зазвучал на литургии, проводимой специально для семейства Ступина. Настоятель Иерусалимского подворья о. архимандрит Мелетий предложил консулу, чтобы один из священников подворья, который знал и хорошо читал по-славянски, служил иногда для семьи консула литургию. Со стороны митрополита Кирилла не возводилось никаких к тому препятствий. Ступин решил этому частному богослужению придать общественный характер, пригласив на него местных болгар. Но оказалось, что для его проведения недоставало значительного количества книг. Консул привез с собой только Евангелие и Апостол, священник имел Требник, затем отыскали еще Часослов, Псалтырь и Последование божественных служб для священника. Первая литургия поэтому состоялась 14 декабря 1856 г. На потребность в богослужебных книгах Е. П. Ковалевский немедленно отреагировал: «Азиатский департамент возьмет на себя приобресть и послать церковные книги Ступину»6. Донесение Ступина от 12 декабря 1856 г. было доложено Александру II при комментарии А. М. Горчакова, что нужда в церковных книгах становится уже унизительной7.
На постоянную заботливость Ступина о введении славянского языка в богослужение обратила внимание афинская газета «Эон», достаточно лояльная по отношению к России. В одном из октябрьских номеров за 1857 г. сообщалось, что «идея Болгаризма распространяется исполински во всех городах Болгарии и преимущественно в Адрианополе и Филиппополе (Пловдиве) под защитой адрианопольского русского консула Ступина, который (...по предписанию ли своего правительства действует или по собственному влечению...) есть главная причина Болгаризма». На Н. Д. Ступина обвинения не возымели никакого действия, и он успокаивал российского агента Н. Герова в Пловдиве, который прислал вырезку из греческой газеты: «...Для,успеха нашего призвания мы не должны ни в каком случае приносить несправедливые жертвы - мы не можем перестать ходатайствовать об надлежащем удовлетворении требований Болгарского народа...»*. :
Внушения российского консула не только привели в заметное движение болгар, которые стали настойчивей в своих домогательствах, но и возымели свое действие и на местное высшее духовенство, но оно было не в силах искоренить недоброжелательство греческих епископов. Необходимо было предписание в этом духе Константинопольского патриарха Кирилла VII (1855-1860), однако он воспринимал даже эти, пока еще умеренные требования болгар, с явным недоброжелательством. «Терпеливое и осторожное рачение» Бутенева в Патриархии в пользу болгарского вопроса не приносило никаких результатов. Потребовался авторитет преосвященного Кирилла, епископа Мелитопольского, предстоятеля русской миссии в Иерусалиме, остановившегося в Константинополе при проезде своем в Иерусалим, чтобы Константинопольский патриарх разрешил адрианопольским болгарам совершать свое богослужение вместе с греческим9. Впрочем, циркуляр патриарха Кирилла, позволяя произносить и петь молитвы по-славянски в церкви Двенадцати Св. Апостолов, запрещал на славянском читать Евангелие и Апостол. Подобные полумеры не могли утихомирить раздор.
^Присутствие русского консула способствовало распространению в крае некоторой свободы богослужения на славянском языке, и доставленные из России за 2 года шесть полных кругов богослужебных славянских книг и несколько отдельных церковных руководств смогли удовлетворить лишь только первую в них потребность. По сообщению Ступина, сельские священники были из болгар, но они не знали славянскую грамоту, и теперь многие из них начали учиться читать и писать на языке, который они употребляли в домашнем быту.
Главным в обязанностях Ступина, на что специально обращал внимание в своей дополнительной инструкции Бутенев, являлось «cnocnemecTBOBàHHe распространению преподавания» болгарского языка в местных училищах и «облегчение способов для болгарского юношества получить образование в единоверной России, с главною целью отклонить его от подобных исканий на западе»10. Было существенно увеличено количество стипендий. Во 2-м кадетском корпусе было открыто 10 казенных вакансий/ Синод с 12 декабря 1856 г. в подведомственных учебных заведениях стал ежегодно выделять стипендии для 75 славянских воспитанников. Министерство народного просвещения, несмотря на ограниченность в средствах, все же изыскало возможность с 6 сентября 1860 г. предоставить 5 тыс. руб. на обучение славян родом из Турецкой империи.
На консулов был возложен выбор болгарских воспитанников, отправляемых на обучение в духовные и светские учебные заведения России. В МИДе по опыту знали, что желание учиться в России изъявляли юноши из бедных семейств, поэтому консулу надлежало обеспечить их проезд, имея в виду путевые издержки. В 1857 г. Ступин подготовил группу в 8 человек,
желавших после учебы в России быть «полезными потом своему отечественному юношеству». Предпочтение отдавалось юношам из семейств, которые были известны «по наследственной преданности» к России. Ступин, неоднократно подчеркивая в своих донесениях о первостепенной потребности в учителях и священниках, считал, тем не менее, что в России было бы небесполезно открыть несколько казенных вакансий в учебных заведениях гражданского ведомства, в медицинских академиях и особенно в морских и инженерных учебных заведениях с предоставлением таковым воспитанникам права по окончании курса наук поступать в императорскую службу". Об этом он писал еще в 1857 г., но к серьезному рассмотрению этого вопроса приступили только в 1865 г., после обращения Одесского болгарского настоятельства и письма М. П. Погодина к Н. П. Игнатьеву.
В июне 1857 г. Бутенев поручил Ступину «собрать с надлежащей осторожностью местные достоверные сведения» о Любене Каравелове, который обратился в русскую миссию с просьбой об исходатайствовании ему дозволения отправиться в Россию для поступления в одно из военно-учебных заведений. Данные Ступина вкупе со сведениями, добытыми самим Бутеневым12 о семье и о самом Л. Каравелове, открыли для него дорогу к будущей славе знаменитого болгарского публициста и литератора. В 1858 г. Ступин выдал паспорта Марину Дринову и Нешо Бонче-ву, посланным в Россию на обучение в семинарию болгарской общиной в Панагюриште, которая обязалась выдавать им по 3500 пиастров в год13. В 1860 г., когда появилась возможность учиться в светских заведениях, подведомственных Министерству народного просвещения, Ступин подготовил к отправке в Россию новую группу в 10 человек.
Будучи внимательным и неравнодушным человеком, Н. Д. Ступин еще в 1858 г. обратил внимание на то обстоятельство, что болгары, получившие образование в России и «совершенно достойные звания учителя во всех отношениях», редко возвращаются на родину. Но и эти немногие, такие как С.Филаретов в Софии и Д. Чинтулов в Ямболе, были лишены надлежащего количества печатных руководств и учебных пособий и потому были вынуждены одновременно заниматься с учениками разных возрастов, - объясняя одним законы физики, а других обучая азбуке.
Для развития просвещения в Болгарии необходимы были грамотные учителя и священники. Поэтому Ступин дал отрицательный ответ на предложение 3. Княжеского, высказанное в 1857 г., устроить в Эски-Захре (Стара* Загоре) училище «исключительно для образования рукодельных мастеров из детей беднейшего класса народа». Ступин, в свою очередь, представил свое мнение о том, что следовало бы организовать училище, имеющее целью приготовление молодых людей из болгар к поступлению в высшие учебные: заведения России. А для поощрения полезной деятельности Княжеского на-
поприще образования ему было выделено пособие в 300 руб. сер., которое он и получил через Ступина14.
Н. Д. Ступин поддержал «светлую мысль» о. архимандрита Прокопия, настоятеля Иерусалимского подворья, завести в Адрианополе высшее центральное училище, в котором полный курс наук равнялся бы гимназическому в России. Он предполагал выделить один из церковных домов, в котором могли бы поместиться свободно 5 учителей, 30 воспитанников на полном пансионе и имелось бы еще 5 особых залов для 5 последовательных классов. Ежегодно училище стало бы выпускать по 6 человек, которые обучались на казенный счет, с обязанностью: троим прослужить 6 лет по назначению училища учителями в других школах низшего разряда, двум - стать священниками. Один выпускник должен был бы посылаться в Россию для усовершенствования в университет с тем, чтобы затем возвратиться в отечество и 6 лет «состоять в распоряжении института». На данный проект требовалось 5000 руб. сер. ежегодно. Старшины адрианопольской болгарской общины восприняли эту мысль с восторгом, но они уже содержали начальную славянскую школу, поэтому могли профинансировать только 2 вакансии. Ступин предложил, чтобы сумма в 6000 пиастров, предназначенная для «воспомоществования учителям и поощрения учащихся», была обращена на содержание еще 2 воспитанников. Впрочем, из-за отсутствия средств проект такого училища, по мнению Ступина, не мог осуществиться в скором времени. «А при нем особенно полезно было бы учредить типографию в малом размере»15, - заканчивал консул свое донесение от января 1859 г.
В начале июня 1859 г. стараниями Ступина вновь было достигнуто обоюдное согласие между старшинами адрианопольской христианской общины на учреждение в общем адрианопольском училище класса болгарского языка. Русский консул надеялся, что теперь под одним управлением будут находиться начальные школы для славянских и греческих детей, что, в свою очередь, явится основой «братского сближения двух племен»16. Однако примирение между болгарами и греками в Адрианополе было хрупко: любое обострение греко-болгарского противостояния в Константинополе или каком-либо городе с болгарским населением, его взламывало.
К осени 1859 г. адрианопольские болгары, не дождавшись обещанного введения преподавания болгарского языка в общем адрианопольском училище, «обратили горячее усердие к улучшению своего главного славянского училища» и устроили еще одно в Киреч-Хана, многолюдном предместье Адрианополя. При этом греческие школы, лишившись средств, которые прежде вносились болгарами в политик), попали б весьма затруднительное положение, что не на шутку встревожило греческих старшин. Многие стали сожалеть, что следовали советам митрополита Герасима, ныне Халкедон-ского, и некоторых иностранных агентов и препятствовали «слитию двух
народностей в недрах единоверия свободным разделом церковного богослужения между двумя языками и обоюдным преподаванием сих последних...». Греческие старшины пришли за советом в императорское консульство. Ступин на первый раз ограничился замечанием, что для реального устранения ссоры между греками и болгарами следует «отторгнуть» тех, кто выступал против их примирения и вновь готовился жаловаться и требовать, чтобы «Патриархия лишила митрополита Кирилла епархии и удалила из Адрианополя епископа Хрисанта, будто виновников распространения и укоренения болгар во Фракии»17.
Попечители болгарского училища в Адрианополе (Г. Карамфилов, А. Кереков, М. хад. Ранчов) взялись серьезно упрочить положение училища, создавая условия в обеспечении его профессиональными учительскими кадрами. Вероятно, не без подсказки Ступина в день тезоименитства его императорского высочества государя наследника цесаревича они подали прошение на имя Александра II о даровании права посылать одного воспитанника на казенное содержание в Одесский лицей. По окончании курса он обязан бы был служить преподавателем в адрианопольском училище столько же времени, сколько русский казеннокоштный воспитанник по назначению правительства18.
Вопрос о необходимости учреждения в самой Болгарии центрального училища позднее прорабатывался М. И. Золотаревым, временно управляющим консульством в Адрианополе (1862-1863), консулом (1864-1868). В июле 1864г. российские дипломаты Н.Геров и М.И.Золотарев, указывая на незначительность для болгар, проживавших в Османской империи, результатов усилий к образованию молодежи в России, на неощутительность для болгарского народа тех в принципе незначительных пособий, делаемых в различные школы в Турции, настойчиво предлагали учредить хотя бы одно центральное училище (поскольку чрезвычайно трудно было получить от турецких властей разрешение на открытие школы под патронажем России). И тогда бы сконцентрированные денежные средства действительно принесли реальную пользу. Был предложен Пловдив, но Е. П. Новиков, временно исполняющий должность посланника (1862-1864), соглашаясь вполне с общим заключением, не одобрил выбор города19.
В 1864 г. эфоры болгарской школы в Адрианополе переменили свое решение, принятое при Н. Д. Ступине, обучать в Ришельевской гимназии одного из адрианопольских уроженцев. Теперь они пожелали, чтобы эта сумма в 6 тыс. пиастров была бы предоставлена болгарскому училищу в Адриаонопо-ле, которое по неимению средств находилось в жалком положении. Золотарев доложил Новикову, который также разделил мнение консула, полагая, что «это же начало надо постепенно применить и к другим местностям в Болгарии»20. Впрочем, эти деньги затем по предложению Золотарева, с чем согласились и эфоры, были переданы на устройство школы в квартале Киреч-хана.
Здесь появилась католическая школа, и православные семьи предпочли посылать своих детей не в славянскую школу, находившуюся «в 2-верстном расстоянии» от их квартала, а в ближайшую, хоть и католическую. Донесения адрианопольского консула были доложены Александру II, и в ноябре 1864 г. он разрешил новое употребление этой суммы. И уже в 1865 г. в болгарскую школу из католической перешли почти все ее 60 православных учеников.
Дурное состояние было характерно и для греческих школ Адрианополя, поэтому греческие и болгарские старшины, обнаружив злоупотребления со школьными деньгами, в 1864 г. в очередной раз решили создать одно центральное училище. Согласно составленному проекту в нем предполагалось 4 учителя и преподавание славянского языка. Оно должно было существовать на ежегодные добровольные пожертвования православных жителей. Греки и болгары обратились за поддержкой к Золотареву, и он, чтобы поддержать полезную инициативу, подписался на ежегодный взнос в 1000 пиастров21.
К. Н. Леонтьев, временно исполнявший обязанности консула в Адрианополе, в октябре 1865 г. советовал преобразовать в центральное высшее училище болгарское училище не в Адрианополе, а в Пловдиве -известное училище «Кирилла и Мефодия», поскольку оно было лучше устроено, чем в Адрианополе, и поэтому развить его было легче. К тому же влиятельные лица в Пловдиве были деятельнее, просвещеннее и богаче, некоторые из учителей были уже хорошо знакомы с русским языком. «За 34 года можно было достичь немалых результатов, если давать образование, хоть и не систематически, но довольно серьезно, 5-6 даровитым юношам на целую провинцию, то и это уже очень хорошо». Русский дипломат раскрывал необходимость присылать в училище русские книги, журналы, не скупясь, употребляя в год рублей 200, как это, например, делал греческий консул в Адрианополе г-н А. Доскос, снабжая в изобилии греческими книгами библиотеки школ22.
; Содействие развитию образования среди болгарского населения со стороны российских дипломатов шло в тесной связи с противодействием иноверческим пропагандам. В Адрианополе уже давно существовала католическая община, численностью около 300 человек, в которую в основном входили французы, поляки, итальянцы и др. Набиравшее с 1861 г. силу униатское движение в Адрианополе притормозила удачная акция русской дипломатии по вывозу в Одессу главы болгарской униатской церкви архимандрита Иосифа Сокольского, который был рукоположен Римским папой в марте 1861 г.
Однако в Адрианополе уже была открыта униатская церковь в Киреч-хане, началось строительство второй в квартале «Каик», и действовали три училища (одно из них в Киреч-хане основал Д.Цанков). Русский посланник князь А. Б.Лобанов-Ростовский (1859-1863) в начале августа 1861 г., пыта-
ясь подвигнуть Вселенского патриарха Иоакима II к компромиссу в болгарском вопросе, указывал на латинскую пропаганду и сохранявшуюся опасность унии. Патриарх твердо стоял на том, что болгарский народ в своей массе предан православной церкви, чтобы отречься от веры своих предков, и что недавние волнения болгар - это дело нескольких подстрекателей, а пропаганда всегда действовала, но безуспешно. «Впрочем, добавил патриарх, даже если бы и все болгары перешли в католицизм, я бы предпочел этот результат, нежели что-либо изменять в вековых традициях церкви»23.
Успокоенность Вселенского патриарха отнюдь не разделяли в Петербурге, откуда постоянно поступали указания российским дипломатам противодействовать всеми силами западной пропаганде на Балканах, которой в то время нужны были «имя и цифра», а не чистосердечное религиозное обращение. В Адрианополе борьба с латинской пропагандой была предоставлена заботам и трудам русского консульства, так как преосвященный Кирилл, обладая многими прекрасными качествами, имел «так мало твердой воли и предприимчивости, столь необходимой особенно в Адрианополе, где население смешанное и враждебное между собою». Опасаясь и турок, и козней Патриархии, Кирилл беспрерывно изменял свой образ действия и оказывал весьма слабое содействие в борьбе против латинской пропаганды24, - сообщал М. И. Золотарев в 1865 г.
В 1862 г. уния получила поддержку со стороны нового французского консула 111. Шампоазо и достигла своего апогея весной 1862 г., когда к ней присоединилось 2500 семейств. Но в 1863 г. в Адрианополе униатскими осталось только два квартала и 14 сел в окрестностях города. Шампоазо полагал, что уния была уничтожена русскими и английскими агентами. Болгарский ученый Н. Генчев считал, что она была разгромлена исключительно русской дипломатией. Было брошено много денег, средств и людей25.
В 1863 г. в Адрианополе появилась очень активная польская католическая миссия «Воскресение Христово» - под покровительством Австрии. Она сразу приступила к строительству школы, которое вскоре было остановлено вали Кюпрюлю-пашой. Но польские священники купили большое здание в центре Адрианополя и переоборудовали часть его в церковь, а другую - в школу. В 1863 г. 30 детей из униатских семей пошли в эту школу. Первые и несомненные ее успехи дали возможность Римскому папе в 1864 г. предложить парижскому Фонду, созданному для поддержания восточных училищ, выделить крупную сумму в 21 тыс. франков для основания колледжа-семинарии в Адрианополе. В следующие годы польская миссия получала от 2 до 4 тыс. франков ежегодной субсидии от фонда и по 2 тыс. франков от французского правительства. Такие огромные вложения в учебное дело принесли скорые результаты, которые были продемонстрированы уже в 1865 г. Однако школа и униатская церковь располагались вблизи от грече-
ской митрополии. И греческий епископ с помощью русских дипломатов смог запретить богослужение. Поляки тогда перенесли училище и церковь в болгарский квартал Киреч-хана.
В январе 1865 г. стараниями французского консула и католических миссионеров в униатской церкви в предместье Киреч-Хане торжественно был повешен колокол. Русский консул Золотарев в качестве противодействия немедленно организовал подписку среди православных жителей Адрианополя, чтобы собрать деньги на один большой и два малых колокола для православной церкви в этом же квартале. Кроме того, он поставил вопрос о строительстве колокольни. Чтобы поощрить к щедрости греческих и болгарских старшин, Золотарев подписался на сумму в 1500 пиастров26. Не без участия русского консула была устроена болгарская школа в Киреч-хане, и польским священникам пришлось вновь возвращаться в центр города, где им удалось основать болгарскую семинарию, в которой 4 миссионера и 2 учителя готовили 20-30 человек в священники и в учителя.
Новые значительные субсидии, как, например, в 1867 г., выхлопотанные французским консулом Куртуа в 15-20 тыс. франков, позволили польской миссии построить новое здание для училища с пансионом в центре города, которое стало известно как центральное болгарско-католическое училище (наподобие семинарии)27.
Адрианопольский российский консул также просил деньги для уплаты долгов прозелитов, чтобы возвратить их в православие. В 1866 г. Золотареву удалось возвратить в православие двух молодых болгар, обучавшихся в католической школе Св. Бенеддето, правда, при этом ему пришлось заплатить 300 пиастров, которые в свое время в качестве податей были уплачены турецкому правительству польским пропагандистом и теперь были взысканы обратно в наказание за переход в православие. Русский консул запрашивал через Н. П. Игнатьева Петербург о выделении ему еще 3000 пиастров, чтобы униатов Киреч-Хана, людей бедных, окончательно отвратить от Рима28. И разрешение было поддержано.
Российский консул Ступин постоянно докладывал об ухудшении экономического положения в Адрианопольском вилайэте. К неумеренным'и несправедливым налогам, произволу откупщиков, застою в торговле в 1859 г. добавились еще природные бедствия: 15-градусные морозы и глубокие снега уменьшили наполовину количество мелкого скота. Беспрерывные дожди летом и наводнения с сентября по декабрь привели к неурожаю пшеницы, ячменя, ржи и овса. Итальянская война, исход которой с надеждой для своей будущности ожидали и греки, и болгары, заставила их оставить свои претензии друг к другу. Было образовано адрианопольское тайное болгаро-греческое общество, и за его развитием внимательно следил Н. Д. Ступин. Члены Общества предполагали составить подробное описание
народных страданий и подвергнуть положение своего отечества на благоусмотрение и покровительственное внимание великих европейских держав и особенно единоверной России. Но свое ходатайство они решили начать «не прежде как по уяснении будущей участи Италии». До этого времени члены общества сначала намеревались «стараться о потушении болгаро-греческого раздора за преимущество церковных прав». Оно также поставило себе цель - способствовать развитию народного просвещения обоих православных народов и «стараться к возвеличению упавшей нравственности» 9. .
В 1860 г., в связи с дамасскими событиями (межконфессиональные столкновения между друзами (шиитами) и маронитами (католиками) в Ливане и Сирии), адрианопольское тайное болгаро-греческое общество, которое теперь Ступин называл патриотическим, вновь стало заниматься «приисканием средств к улучшению горестного положения своего отечества и единоверных соотечественников». Но теперь его члены начали строить планы будущих решительных действий. Предлагалось составить два 10-тысячных корпуса волонтеров вне пределов Болгарии: один - греческий в Элладе, другой - болгарский на русских берегах Черного моря. «Эти корпусы, составившись как бы волшебством, мало-помалу и втихомолку, но притом в короткое время (?) из здешних нарочных выходцев и тамошних родолюбцев и усердных единоверцев, должны бы были одновременно явиться в Эносе и Анхиало Бургасе, привести запасы оружия, пороху и боевых снарядов еще тысяч на 40 человек, потом идти с двух сторон быстро и прямо на Галлиполи, увеличиваясь с каждым шагом в численности людей». Членам общества этот план казался восхитительным. Однако они вскоре были разочарованы огромными цифрами денежных затрат. Впрочем, они полагали у России и Франции попросить предоставить нужные суммы на заимообразной основе
Ступин прекрасно понимал нереальность этого плана. Однако в ноябре 1860 г. приехал Н. Геров, и Ступин поддался обаянию идеи освобождения. План «высадок волонтеров на берега Европейской Турции подобно гарибальдийцам в Сицилию», уже не казался совершенно невозможным, если бы члены Общества «могли осуществить тайный народный заем от 6 до 8 млн. руб. сер.». Сведения о появлении капитана Илии (Ильо Христов Марков, дядо Ильо, «страшная для турок личность известного разбойника»), привели к появлению нового плана: «произвести какое-либо движение в пограничных с Сербиею горах, например, под благовидным предлогом требования исполнения хатт-и хумайуна». Ступин испрашивал разрешения дозволить Герову войти в тайный контакт с капитаном Илией, встретясь в Рильском монастыре. Это донесение Ступина по получении 29 декабря 1860 г. было доложено Александру II, который отметил: «Иметь такого человека, как капитан Илия, в запасе на случай всеобщего восстания мо-:
жет быть весьма полезно, но самое восстание желательно было бы не торопить, и, если можно еще, отложить. Во всяком случае, считаю небесполезным, чтобы Геров вошел с ним в сношение»31.
Однако в Петербурге реалистично оценивали бунтарские возможности болгар в Адрианополе. В инструкции от 24 марта 1861 г. Н. П. Шишкину (1861-1863), сменившему Ступина в адрианопольском консульстве, указывалось, что даже если и вспыхнет восстание христиан, то «Адрианопольский край вследствие близости столицы и перевеса магометанской стихии останется в стороне», да и равнинный характер местности не способствовал особому вольнолюбию. Шишкину рекомендовалось не подавать преувеличенных надежд «вождям христиан», но, с другой стороны, не следовало внушать им недоверия или неприязни к России32.
За 10 лет с начала восстановления после Крымской войны дипломатических отношений России с Османской империей в Адрианополе деятельность консулов Н. Д. Ступина, Н. П. Шишкина и М. И. Золотарева была направлена на развитие болгарского населения в культурном и политическом отношении. Российские консулы были не только высокопрофессиональными дипломатами, но и людьми с горячими сердцами. Например, Ступин о себе и о своем отношении к болгарам писал: «Мои восточные соплеменники-единоверцы, которых судьбы мне сделались дороги почти безотчетно - от долговременного ли только пребывания между ними? От того ли, что мне пришлось быть свидетелем их бед и нравственных и вещественных? От тех ли немногих личных жертв, которые я был в состоянии принести в видах еще несовершившейся их пользы?»33.
Российские консулы сумели установить деловые и вполне корректные отношения с местной турецкой администрацией, с адрианопольским митрополитом Кириллом, со старшинами греческого и болгарского населения. Позиция Ступина, Золотарева в болгарских делах была активна и инициативна. Они старались сдерживать наступление католических миссионеров, парировать удары по православию. Однако болгарский вопрос решался в Константинополе, в котором за это время сменилось несколько посланников: престарелый А. П. Бутенев, А. Б. Лобанов-Ростовский, Е. П. Новиков. Они рассматривали свое пребывание в Константинополе как временное, поэтому не смогли наладить конструктивные отношения ни с турецкой высшей властью, ни с Патриархией, ни с христианскими общинами. Константинопольская миссия была в плачевном состоянии. Все важнейшие вопросы решались без участия России34. Ситуация начала меняться с назначением русским посланником в столице Османской империи Н. П. Игнатьева.
Примечания
'Русия и българското национапно-освободително движение. 1856-1876. София, 1987. Т. 1. Ч. 1. № 17. С. 62. 2Там же. № 53. С. 138. 'Там же. №23: С. 70-71.
4 Там же. №24. С. 74.
5 Меджлис - орган провинциального управления, который осуществлял преимущественно контрольные и регистрационные функции.
6 Русия и българското национапно-освободително движение. № 36. С. 98. 7Там же. №42. С. ПО.
"Архив на Найден Геров. София. 1931. Т. 1. № 33. С. 30; № 37. С. 39.
'Русия и българското национално-освободително движение. № 80. С. 182.
'"Там же. № 24. С. 74; № 25. С. 77.
"Там же. №61. С. 152.
"Там же. №56. С. 146.
"Там же. №99. С. 214.
14 Там же. № 85. С. 188.
"Там же. №107. С. 250.
"Там же. № 124. С. 284.
"Там же. № 159. С. 332.
'"№ 165.24 декабря 1859. С. 338.
"Русия и българското национално-освободително движение. 1856-1876. София. 1990. T.2. №32. С. 71-72.
20 Там же. № 37. С. 83.
21 Там же. №40. С. 86. 22Там же. № 102. С. 213.
"Русня и българското национално-освободително движение. 1856-1876. София, 1987. T-. 1.
4.2. №304. С. 145.
"Там же. Т. 2. №93. С. 194.
25 Генчев Я. Франция и българското духовно възраждане. София, 1979. С. 172-173. 26Русия и българското национално-освободително движение. Т. 2. № 93. С. 193.
27 Генчев Н. Франция и българското духовно възраждане. С. 118-121.
28 Русия и българското национално-освободително движение. Т. 2. № 184.С. 324. 29Там же. T. 1. Ч. 1. № 131. С. 294; № 133. С. 296; № 135. С. 298.
30 Там же. № 219. С. 469.
31 Там же. №226. С. 488.
32 Там же. T. 1. Ч. 2. № 269. С. 78.
33 Там же. Т. 1. Ч. 1. №36. С. 97.
иХевратша В. М. Российский дипломат граф Николай Павлович Игнатьев. М., 2004. С. 126-127.
