CC BY
35
УДК 482. 53
Л.И. Донецких, В.А. Осокина
БЕСПРИСТАВОЧНЫЕ ГЛАГОЛЫ С СУФФИКСОМ -ИВА-/-ЫВА- В ПИСЬМАХ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ XVIII ВЕКА
Обоснованы критерии отбора предмета исследования; наиболее отчетливо отражающего специфику языковой ситуации периода формирования национального русского языка, когда устные нормы литературной речи и нормы живой устной народной речи не характеризовались полным взаимопроникновением. Определена избирательность в использовании зафиксированных глаголов, воспроизведены их текстовые манифестации. Регулярная воспроизводимость всех способов репрезентации семантики глаголов, сформированных в старорусском периоде, основана на восприятии их в плане нормы, а не в плане просторечия. Установлен факт сопряжения разных лексем с различными моделями конкретно-речевой реализации (вне синтаксических конструкций с отрицанием, так и в их составе). Доказано, что бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- не воспринимаются субъектом речи как исключительно народно-разговорные; воспроизводится и качественно иное направление их текстовой реализации, прочно закрепившееся в литературно-художественных источниках не только XVIII в., но и последующих хронологических периодов развития национального литературного языка. Полученный в ходе исследования фактический экспериментальный материал дает основания для заключения о том, что во второй половине XIX в. начинают объективироваться иные устойчивые стереотипы использования бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- в текстах художественных произведений, что напрямую обусловило резкое сокращение их употребительности.
Ключевые слова: языковая ситуация, единые нормы национального литературного языка, стилевая дифференциация, народно-разговорная речь, просторечие, эпистолярная литература, языковые стратегии, целевые установки составителя, модели конкретно-речевой реализации глаголов.
Специфику проводимого исследования напрямую определили три обстоятельства:
Обстоятельство первое. Сформированный в XV-XVII вв. алгоритм «погружения» бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- в состав письменного источника - ориентация на памятники с устной основой, на тексты, апеллирующие к общенародной разговорной речи1, - воспринимается в буквальном смысле слова стратегическим в процессе качественного видоизменения специфики языковой ситуации на протяжении всего XVIII столетия - эпохи образования русской нации и поступательной кодификации общенациональных норм русского литературного языка.
Обстоятельство второе. Бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва-, будучи в XVIII в. продуктивными и употребительными глагольными образованиями, описаны во всех грамматиках этого периода2. В. В. Виноградов, характеризуя рассмотрение бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- в грамматиках XVIII столетия, акцентирует внимание на том, что «эта форма ставилась в центре всей системы прошедших времен глагола» [4. С. 431]. Именно в XVIII в. при их характеристике и установился термин давнопрошедшее время. Необходимо отметить, что термин давнопрошедшее время в приложении к бесприставочным глаголам на -ива-/-ыва- не соответствует тому значению, которое связывается с ним в грамматиках античных и современных западноевропейских языков, потому что основное (категориальное) значение давности сосуществует в глаголах со значениями «учащения» или «продолжения», то есть количественными оттенками, кратностью. Таким образом, уже на начальном этапе осмысления системно-языкового статуса данных образований осознается семантическая неоднородность выражаемого ими значения.
1 Исследователи единодушны в своих высказываниях о том, что в старорусский период бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- «были принадлежностью устной речи и использовались, соответственно, в письменном языке в памятниках с устной основой» [29. С. 309]. В XVII в. их употребление квалифицируется как яркое отражение «народной обиходной речи и средств ее экспрессии» [6. С. 32]. Общепризнанно, что «по количеству и частотности использования этих глаголов можно судить о близости памятника к общенародной разговорной речи» [7. С. 64].
2 Так, в «Российской грамматике» М. В. Ломоносова - первой грамматике, в которой рассматриваемые образования получают категориальное осмысление, и-х значение (многократное) является одним из значений «неокончательного наклонения»; получая окончание прошедшего времени, данные образования становятся формой давнопрошедшего времени, то есть означают «многократное или учащательное действие или страдание вещи, давно совершавшееся» [17. § 213].
62 Л.И. Донецких, В.А. Осокина
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Обстоятельство третье. Во второй половине XIX в3. фиксируется резкое сокращение употребительности бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва-; по словам Е. А. Иванчиковой, «они уходят из употребления так же, как стареют и умирают слова» [10. С. 251].
Учитывая обозначенные обстоятельства, определяющими следует признать следующие целевые установки:
1) обращение к письменным источникам, наиболее полно отражающим народно-разговорную речь (и средства ее экспрессии) как одно из проявлений литературного языка эпохи формирования русской нации;
2) обязательное включение в состав источников значительной по объему части текстов, напрямую отражающих качественные видоизменения специфики языковой ситуации, происходившей в первой половине XVIII в.: а) активизация процесса формирования русского национального языка; б) начало формирования единых норм русского литературного национального языка; в) активизация процесса вовлечения в литературный язык слов народной речи; г) формирование грамматической системы посредством синтеза (или взаимодействия) элементов старых парадигм (форм языка книжно-письменной традиции) с новыми (народно-разговорными и диалектными);
3) обращение к текстам второй половины XVIII в. - начального периода образования общенациональных норм русского литературного языка;
4) развернутая мотивация критериев отбора привлекаемых к анализу изданий источников;
5) сплошная выборка бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва-.
Содержательную специфику проводимого исследования напрямую определил следующий культурологический фон: «люди ХУШ в. любили писать письма, писали часто и подробно - родным, друзьям, официальным лицам» [19. С. 4]. Г. П. Макогоненко справедливо говорит о том, что «письма как бытовой документ тематически и в этом смысле, условно говоря, жанрово - не однотипны. В самом деле: существуют различия между дружеским письмом и письмом деловым, письмом родственникам и прошением в Сенат, письмами высокопоставленным лицам или адресованными на «высочайшее имя». Бытовая традиция определяет различие таких писем по содержанию, лексике, стилю» [19. С. 5].
Поскольку, с одной стороны, письма писали все - грамотные люди из простого народа, называвшие их грамотками, и известные российские писатели, например, такие очерково-документальные произведения, как «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина и «Письма из Франции» Д. И. Фонвизина, - то, согласно утверждениям В. С. Муравьёва, было положено начало освоению эпистолярной литературы в России [24. С. 512]. Не менее значительным оказалось последовательное разграничение источников по способам ориентации на адресата.
Так, в частности, эпистолярная литература, будучи перепиской «по-форме», предполагает «по-сути» обязательную установку (изначально проецируемую или позднее переосмысленную) на максимально широкий круг читателей, оказываясь, таким образом, серией писем условному (или номинальному) адресату. При этом «грамотки» обычных составителей и «грамотки» известных писателей всецело ориентированы именно на адресат реальный; но эти тексты не могут рассматриваться только в одной плоскости (в рамках единой группы), поскольку в письмах литераторов «шел многосложный, трудный, постоянный поиск возможностей языка выражать новый уровень культурного бытия людей ХУШ в., новые понятия идеологической, гражданской, общественной жизни, свободно объяснять события, происшествия и мира обыкновенного, «низкого» быта, и высокие мысли об искусстве, театре, истории, политике, обязанностях человека и гражданина» [19. С. 16]. Следовательно, данные тексты, имея несомненное историко-культурное значение, существенно отличаются и от писем «рядового обывателя», и от собственно-художественных произведений не только в формате «литературной переписки», но и в формате «мемуарной прозы» (записок или дневника). Именно этот тип источников - письма русских писателей ХУШ столетия - наиболее органично отвечает задачам проводимого исследования.
3 В этой связи В. В. Виноградов пишет о том, что «уже во второй половине XIX в. формы типа ты говаривал, он хаживал и т. п. подвергаются подозрению и гонению со стороны разных кругов столичного общества, преимущественно со стороны петербургской чиновной бюрократии и со стороны разных слоев интеллигенции, тяготевших к книжному языку. Их литературное употребление сокращается. Стабилизация грамматической системы русского языка, опирающаяся преимущественно на нормы книжного языка, привела во второй половине XIX в. к утеснению этой формы» [4. С. 547].
Анализ и оценку фактического экспериментального материала считаем целесообразным ограничить поиском ответов на следующие вопросы:
1.В каком объеме бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- представлены в письмах наиболее значимых русских писателей как первой, так и второй половины ХУШ в.?
2.Существует ли особая предрасположенность отдельных частей текста или отдельных функциональных разновидностей писем к использованию этих глаголов?
3.Каков состав основ, на которые наслаивается словообразовательный суффикс -ива-/-ыва-? Какие из них оказываются наиболее востребованными?
4.Возможно ли на основании полученного экспериментального материала говорить о формировании устойчивых стереотипов использования бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- на протяжении ХУШ столетия?
Предметом исследования явился уникальный источник, в котором представлены «бытовые документы, фиксирующие общение авторов с различными людьми», но специфика деятельности самих авторов определила особую литературную функцию этих писем - «в них вырабатывался язык прозы, складывался индивидуальный стиль» [19. С. 15]. Речь идет об издании «Письма русских писателей XVIII века»4
Воспроизводимые в настоящем издании письма «охватывают почти столетний промежуток времени, за который окончательно сложился русский литературный язык. Ранние письма В. К. Тре-диаковского написаны до того, как возникла теория «трех штилей» М. В. Ломоносова, сыгравшая решающую роль в унификации стилистического разнобоя литературы послепетровского времени, и до появления его нормативной «Российской грамматики»; в письмах А. П. Сумарокова еще отражается ожесточенная борьба с грамматическими взглядами Ломоносова; И. И. Дмитриев, письма которого завершают сборник, вместе с Н. М. Карамзиным5 боролся за победу «нового слога» над устарелой «славенщизной»» [20. С. 42].
В состав сборника вошло в общей сложности 200 писем, принадлежащих перу 14 писателей:
B. К. Тредиаковского, А. П. Сумарокова, Ф. В. Каржавина, И. Ф. Богдановича, М. Н. Муравьёва, П. И. Фонвизина, С. Г. Домашнева, Н. А. Львова, Н. Ф. Эммина, Г. Р. Державина, С. С. Боброва, Н. И. Новикова, Н. П. Николаева, И. И. Дмитриева.
Считаем целесообразным обозначить итоги обращения к текстам применительно к каждому из них.
В. К. Тредиаковский. 17 писем из эпистолярного наследия Тредиаковского носят сугубо официальный характер и отражают его деятельность в Академии наук, Историческом собрании [31.
C. 62-63]. Факт отсутствия в их составе бесприставочных глаголов на -ива-/-ыва- напрямую обусловлен «тяжелой борьбой талантливого писателя с трудностями языка. Важные для поэта мысли излагаются с трудом оттого, что ему чужда эстетическая свобода и он считает себя обязанным строить официальное письмо по канонам прошлого периода истории языка, следовать традиционным стилистическим формам письма. Ту же архаичность языка и стиля мы наблюдаем и в случаях, когда поэту приходилось излагать практические деловые просьбы» [19. С. 17].
Ф. В. Каржавин. Здесь публикуются 8 писем Ф. В. Каржавина к отцу за время учебы во Франции (1754-1765 гг.), причем только одно из них (самое «коротенькое») написано на русском языке. С. Р. Долгова указывает на то, что после нескольких лет занятий в закрытом пансионе будущий писатель «успел основательно забыть родной язык6, но в дальнейшем пытался восстановить свои знания, постоянно упражняясь в русском языке» [8. С. 239-240]. В изданном «упражнении» интересующие нас глаголы отсутствуют.
4 «Письма русских писателей XVIII века» Л.: Наука, 1980. 473 с.
5 Согласно исследованию Г. П. Князьковой, Н. М. Карамзин бесприставочными глаголами на -ива-/-ыва- «пользовался очень редко и совсем избегал их в письмах полуофициальных и официальных. Так, их не встретилось в его 73 письмах А. Ф. Малиновскому, управляющему Московским архивом иностранных дел, но иногда он употреблял их в письмах И. И. Дмитриеву, связанному с ним многолетней и нежной дружбой. См., например, «...Наташа напоминает о тебе, где ты у нас сиживал» (Письмо Карамзина Дмитриеву, 19 III 1814. С. 179)» [11. С. 108].
6 Весьма красноречивым оказывается тот факт, что «в декабре 1764 г. Д. А. Голицын послал Екатерине II реляцию, где изложил свое мнение о невозможности использовать Каржавина на службе из-за его «незнания российского языка»» [8. С. 239-240].
М. Н. Муравьёв (1757-1807) - поэт, прозаик, воспитатель К. Н. Батюшкова, наставник Александра I, отец двух декабристов. Им «вырабатывался слог одного из наиболее ранних представителей русского сентиментализма и предромантизма» [16. С. 363]. В сборник вошло 68 писем из архива (с июля 1777 по март 1778 г.), адресованных отцу и сестре. По своей форме это отчеты («ведомости», по характеристике самого Муравьева), несмотря на то что письма носят частный характер, «он ничего не пишет о своих сердечных делах, интимные темы исключены» [19. С. 11]; в них бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- не зафиксированы.
П. И. Фонвизин. «Павел Иванович Фонвизин (1746-1803) - брат Д. И. Фонвизина, переводчик и писатель, сотрудник журнала «Доброе намерение» (1764)» [15. С. 384]. В сборник включено 5 писем к куратору Московского университета И. И. Мелиссино, дающих представление о служебно-общественной деятельности П. И. Фонвизина, об организации учебного дела в университете; в них выявить глаголы не удалось.
С. Г. Домашнев (1743-1795) - поэт, переводчик, автор литературно-теоретических статей. В 1775 г. он был назначен директором Академии наук. В 1783 г. Екатерина II, воспользовавшись жалобами некоторых академиков, назначила на его место княгиню Е. Р. Дашкову, а сам Домашнев был отдан под следствие7. «Некоторое представление о мытарствах Домашнева под следствием, его душевном состоянии и неожиданной концовке следствия дает дело под названием «Об отставлении камергера Сергея Домашнева от службы за дерзкое письмо его к графу Безбородко»» [9. С. 387]. Извлеченное из этого дела письмо опубликовано в сборнике; в нем интересующие нас образования не представлены.
Н. А. Львов - «человек для своего времени широко образованный, разносторонне одаренный, он щедро помогал друзьям в их литературной работе, ему обычно принадлежал «решающий голос» в литературных спорах, нередко принимавших довольно острый характер» [12. С. 391]. Здесь опубликовано 3 письма Н. А. Львова В. В. Капнисту; основой переписки является «прочная многолетняя дружба, скрепленная родственными отношениями, а главное - сходство взглядов, литературных вкусов: оба они входили в дружеский литературный кружок, группировавшийся около Г. Р. Державина» [12. С. 392]. Поскольку эти письма «очень литературны», «народно-разговорные» глаголы в них отсутствуют.
Н. Ф. Эммин. Е. С. Степанюк сообщает о том, что «Николай Федорович Эммин (1766 или 17671814), сын Ф. А. Эммина, в конце ХУШ в. пользовался некоторой известностью как романист и драматург» [27. С. 3]; «значительный резонанс имели его литературно-полемические выступления. Находясь на службе при Г. Р. Державине в Олонецкой губернии, Эммин пользовался и его покровительством в литературе» [28. С. 395]. В сборник включено 1 письмо Ю. А. Нелединскому-Мелецкому8, относящееся к тому времени, когда «старые покровители Эммина оказались в немилости, а материальные затруднения заставили его вновь искать места в статской службе» [там же]. В данном прошении глаголы не выявлены.
С. С. Бобров. Поэтическое творчество С. С. Боброва (ок. 1763-1810) высоко оценивали Радищев и Державин, а Батюшков, Вяземский, молодой Пушкин осыпали эпиграммами [18. С. 47-50]; принято считать, что «затемненность, архаизация, трудность произнесения и понимания стиха являются для Боброва сознательными приемами его поэтики9» [21. С. 403]. Опубликовано 2 письма10 С. А. Селиван-скому11, в составе которых интересующие нас глаголы отсутствуют.
7 «С 1783 г. его забыли при дворе; он перестал получать награды и повышения и даже, можно думать, прекратил свою литературную деятельность, по крайне мере с 1783 г. до самой его смерти сведений о нем не сохранилось» [9. С. 387].
8 Ю. А. Нелединский-Мелецкий, к которому Эммин обратился за протекцией, был «в 1796 г. назначен Павлом I статс-секретарем у принятия прошений на высочайшее имя и первое время пользовался большим влиянием» [28. С. 395].
9 Бобров обращался в своих стихах к космическим и философским темам: начало и гибель вселенной, ход исторического развития, судьбы России, бег времени...
10 Причем других писем до сих обнаружить не удается.
11 С. И. Селивановский (1772-1835) - известный московский издатель. «Знакомство Боброва с Селивановским произошло в Николаеве, где Бобров служил при адмирале Н. С. Мордвинове, а Селивановский по распоряжению адмирала организовал типографию» [13. С. 101]. В этих письмах обозначены тяжелые материальные обстоятельства последних лет жизни поэта (в частности, болезнь чахоткой), представлен круг его друзей и знакомых.
Бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва-... 65
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2014. Вып. 2
Н. И. Новиков, по словам Г. П. Макогоненко, «был писателем, и писателем12 популярным, писателем, которого ценили другие писатели - Дмитриев, Карамзин» [19. С. 10]. В сборнике опубликовано 3 письма, адресованных племяннику (Н. И. Хрущеву) и его двоюродной сестре (А. А. Хрущевой); «письма были написаны в начале XIX в. в его родовом имении селе Тихвинском (Авдотьине) Броницкого уезда Московской губернии» [23. С. 488], в них бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- не выявлены.
Н. П. Николаев (1758 - 1815) - поэт и драматург; «был последовательным классиком и в своих теоретических работах, и в литературной практике. Член «Российской академии»» и «Беседы любителей русского слова», он являлся активным противником сентиментализма» [22. С. 414]. Опубликовано четыре письма, адресованных другу, всецело разделявшему литературные воззрения, Д. И. Хво-стову, в них также глаголы не зафиксированы.
И. И. Дмитриев. «Чрезвычайно пунктуальный и аккуратный корреспондент, И. И. Дмитриев систематически поддерживал переписку с обширнейшим кругом своих литературных, светских, домашних знакомых; он отправлял десятки и даже сотни писем деловых и семейных, - и делал это на протяжении полустолетия» [3. С. 438]. В сборнике публикуется 46 писем, дающих «небезынтересный материал» для характеристики их автора и его связей с «литературной жизнью» первой трети XIX в. Важно, что «письма Дмитриева отличает стилистическая и тематическая строгость. Поэт сдержан в выражении своих мнений и эмоций13. Ему чужда исповедальность. Он не стремится вообще к подробным описаниям и рассказам о своей жизни, ограничивается намеками на некоторые события и факты» [19. С. 13]. Можно предположить, что именно эта сознательная установка на краткость и лаконизм не допускала ориентации не только на устную речь, но и на пародийное использование поэтических штампов. Более того, сам факт отсутствия в составе достаточно объемной подборки писем интересующих нас образований оказывается не просто случайным, а прогнозируемым, закономерным.
И. Ф. Богданович14. Как справедливо отмечают исследователи, в биографии Богдановича до сих пор остается еще немало «белых пятен»; ему приходилось с большим трудом отстаивать свое право на принадлежность к «благородному сословию». Непрочность положения при Академии наук вынуждала поэта искать милости у императрицы15.
В сборник включено 7 писем, 1 из них - на иностранном языке. «Публикуемые письма позволяют уточнить многие факты из биографии Богдановича, расширить представление о его общественно-литературном окружении» [2. С. 253]
Важно, что в составе одного письма нам удалось зафиксировать глагол говаривать: «Происхождение же мое с братьями от рода польских Богдановичей в свидетельствах Смоленского дворянства и других однофамильных с нами Богдановичей. Я могу уверить, что выписки отца моего не менее достоверны. Он говаривал, что не пожелал быть дворянином, если бы слову его не верили.» (№ 7. О. П. Козодавлеву, июнь 1800 г., С. 252).
Цитируемый фрагмент письма показывает, с какими усилиями И. Ф. Богданович отстаивал свое дворянское происхождение. Не меньшее значение имеет то, что в данном письме проявлена одна из схем, прочно закрепившихся в литературно-художественных источниках не только XVIII в., но и последующих хронологических периодов развития национального литературного языка.
12 Исследователь, в частности, замечает: «в нашей литературе до сих пор бытует представление (ничем не подтвержденное), что Новиков был только издателем, а не писателем. Более того - старые и молодые исследователи вообще не говорят о Новикове-писателе» [19. С. 10].
13 «По мнению Вяземского, Пушкин в «Онегине» дал прямой портрет Дмитриева: ".В душистых сединах // Старик, по-старому шутивший, //Отменно, тонко и умно // (Что нынче несколько смешно)"» [3. С. 445].
14 И. Ф. Богданович, автор поэмы «Душенька» (1778), в основе которой игровая и трогательная история любви Амура и Психеи» [25. С. 177], считается «родоначальником в России «легкой поэзии» - особого свойства произведений, выражавших, в отличие от «высоких» классицистических жанров, личные страсти, проявления человеческой натуры. Это вольное переложение романа Ж. Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона», также выдержано в форме салонной шутки, но «русский автор широко вводит мотивы русской народной поэзии, пользуется простым, близким к разговорному языком» [30. С. 342]
15 Он обращался к ней «со слезными просьбами подыскать ему место (желательно при ее Кабинете), которое могло бы «заменить способы свободных трудов». 30 октября 1780 г. Богданович был зачислен в штат Санкт-Петербургского архива старых дел, однако следующий по «табели о рангах» чин коллежского советника он получил только через четыре года» [2. С. 254]
А. П. Сумароков в плане предпринятого исследования вызывает наибольший интерес по той причине, что он отлично знал русский язык, выступая как теоретик и законодатель норм развития и упорядочения нового литературного языка. Теоретические убеждения Сумарокова определяли его позицию и в письмах: «Их главная стихия - живой разговорный русский язык», причем свободным использованием просторечных слов и выражений ценность текстов не ограничивается; «Сумароков осваивает все богатства разговорного языка: его гибкость, идиоматичность, афористически четкие обороты, красочные определения» [19. С. 18].
Коллекция писем занимает в сборнике особое место (116 номеров за тридцать лет - с 1747 по 1777 г.). Значительная часть писем адресована И. И. Шувалову и Екатерине II; отдельные письма были отправлены Г. В. Козицкому, Г. А. Потёмкину и Д. И. Фонвизину. Важно, что «публикация включает не всё из того, что было написано Сумароковым16 для передачи соответствующим адресатам и что формально может считаться письмом», в данном издании представлены «тексты, имеющие форму делового документа, - просьбы или жалобы» [26. С. 183].
Не меньшее значение приобретает то обстоятельство, что, согласно наблюдениям В. П. Степанова, «в отличие от эпистолярия более позднего времени известные нам письма Сумарокова вовсе не являются «дружескими». Основная и самая важная по содержанию часть корреспонденции представляет собой послания к императрице или крупным вельможам. В ХУШ в. эта область официальной корреспонденции была подчинена жесткому этикету (вспомним державинское «В строке ошибку подскоблить»), который, например, обязывал Сумарокова подписывать каждое письмо «всенижайший и всеподданнейший раб» [26. С. 184].
Несмотря на обозначенные функциональные ограничения, нам удалось зафиксировать 3 бесприставочных глагола с суффиксом -ива-/-ыва-:
прашивать: «Доктора, лекаря и лекарств Российский театр не имеет, а комедианты больны бывают, как и прочие люди. Я договорился с весьма хорошим лекарем, и которым театр был доволен, платя ему от театра слишком по сту Рублев. Его превосходительство Кондоиди17 о том ведал; потом командировал его на корабли в море. Я его письменно с такою покорностию просил, с каковою вас никогда ни о чем не прашивал, чтоб то отменить. Он это сделал». (№ 16, И. И. Шувалову, 27 июля 1758 г., С. 81);
игрывать: «Да мне ж до театра, кроме моих драм, и нужды нет; а видеть мои сочинения, писанные трудом и обещающие мне славу, во представлении актерами без репетиций, из которых двое никогда трагедий не игрывали, видеть - и не терзаться невозможно». (№ 66, Екатерине II, 25 февраля 1770 г., С. 134);
писывать: «Болен я осьмой месяц и неоднократно приготовлялся ко гробу; однако ныне получил уже надежду, что ежели не обновятся разные и многочисленные мои болезни, выздороветь; однако исключая 4 месяца жесточайшей моей немощи, писал я столько, сколько я никогда не писывал по размеру времени». (№ 76. Г. В. Козицкому, 26 марта 1772 г., С. 147).
Письма были направлены трем разным адресатам, но, невзирая на их «статус», автор демонстрирует идентичную языковую стратегию, «движущей силой» которой оказывается целевая установка на воздействие. Принципиально важно, что следование «жесткому этикету» в плане языкового оформления воспроизводит традиционные для «делового языка» формулировки из конструкций с отрицанием, но эти фрагменты (отдельные «пазлы») оказываются погруженными в качественно иной контекст; они «переплавляются» под натиском личности человека, литературно одаренного, и благодаря этой обработке становятся трансляторами непосредственных чувств и эмоций, той «специей», даже «перчинкой», без которой сила воздействия на адресат была бы качественно иной и, как это ни странно, прямолинейнее, «прозаичнее», «официознее».
16 «Письма Сумарокова рассказывают о его ожесточенной борьбе за утверждение русского театра, за создание условий для его успешного развития, за творческую свободу драматурга от вмешательства невежественных чиновников. Его письма - это и летопись деятельности театров Петербурга и Москвы, своеобразная литературно-театральная энциклопедия» [19. С. 4]. Нельзя не согласиться с экспертным заключением В. П. Степанова о том, что письма Сумарокова «должны заставить нас пересмотреть саму постановку вопроса об истории письма как литературного явления, обратив внимание на разный характер этой литературности и на разные функции, которые выполняло письмо на протяжении XVIII в. В частности, они позволяют проследить влияние бытового письма на формирование журнальных жанров и на стилистику повествовательной прозы в целом» [26. С. 186].
17 «Кондоиди Павел Захарович занимал должность управляющего Медицинской конторой в чине генерал-штаб-доктора» [26. С. 190].
О том, что заложенный Сумароковым в письме императрице «заряд» был соразмерным и что «посыл» был правильно воспринят, свидетельствует, в частности, фрагмент «собственноручного» ответа Екатерины II на это сообщение: «...Мне всегда приятнее будит видит представлении страстей в ваши драмы, нежели читать их в писмах. Впрочем остаюсь к вам добросклонна»18.
В целом фактический экспериментальный материал, полученный в ходе непосредственного обращения к обозначенному изданию писем наиболее известных русских писателей XVIII в., всецело согласуется с суждениями В. В. Виноградова о том, что «живая народная речь до Пушкина непосредственно не поддавалась органическому слиянию с книжным языком. Она была неорганизованна, не приспособлена к выражению отвлеченных понятий и в необработанном виде не могла стать семантическим центром сложной системы разнообразных стилей национально-литературного языка. Кроме того, бытовое просторечие с его непринужденной и фамильярной простотой выражения не соответствовало требованиям салонно-дворянской цивилизации, казалось слишком «низким» и «грубым» и не могло удовлетворить разборчивого вкуса «просвещенного» и «галантного» дворянина19» [5. С. 158].
С другой стороны, исследователь справедливо говорит о том, что «проблема перераспределения функций между славянским высоким слогом и живой народной речью, иногда уклоняющейся в «простонародность», то есть в крестьянские диалекты, находит своеобразное разрешение в стихотворном языке великого поэта конца XVIII в. Г. Р. Державина» [5. С. 154]; В. В. Виноградов цитирует В. Г. Белинского, считавшего Державина «отцом русских поэтов», оказавшим «сильное влияние на Пушкина» [5. С. 157].
Поскольку в состав сборника «Письма русских писателей XVIII века» было включено лишь два «коротюсеньких», общим объемом в 1 страницу, письма Г. Р. Державина20, мы сочли необходимым привлечь к анализу материалы еще одного источника. Речь идет об издании «Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота». СПб, 1876. Т. 5. Содержание данного тома составляет переписка поэта21.
В данном источнике зафиксировано 5 глаголов, причем 2 из них присутствуют в письмах, адресованных Г. Р. Державину:
видывать: «.У меня в ведомости Серебрякова нет, да и по ревизии справлялись, - нет; а отъ канцелярии ко мне не присыланъ, и где онъ, не знаю, и не видывалъ, что за человекъ: такъ не полно ли, братецъ, безъ причины сердиться?» (№ 33, от Тишина, 7 апреля 1774, С. 35) (это письмо «полуофициальное»: «дружеское», но «сугубо по делу»));
читывать: Вамъ ее приписывают все единогласно, да и озаренная славою, про которую слы-шалъ я въ публике, будто, прочитавъ речь, сказала: «Речь прекрасна, каковую я еще не читывала» (№ 584, от Ахвердова, 13 ноября 1786, С. 636 (это письмо «сугубо дружеское», с элементами явного пристрастия)).
В письмах, составленных самим Державиным, обнаружены такие глаголы:
говаривать: «Вы всегда поощряли меня къ поэзии и выхваляли малыя мои способности, дан-ныя мне одною природою и вами только примеченныя. Вы мне говаривали, что Августъ и Людовикъ, менее человеколюбивые и менее истинныя славы достойные, имели провозвестниковъ своего бес-
18 Послание императрицы в полном объеме представлено В. П. Степановым в комментария к данному письму. См. [26. С. 211].
19 Более того, «высшие слои русского общества, усваивая европейскую цивилизацию, к концу XVШ в. пришли к убеждению, что той цементирующей массой, которая сольет в единство светского литературного языка русскую народную речь и необходимые церковно-книжные формы, является система французского языка, передового языка западноевропейской цивилизации» [5. С. 154].
20 Одно адресовано П. П. Бекетову - «издателю, редактору, собирателю книг, рукописей и портретов» [1. С. 397], а второе - К. В. Злобину - другу Державина, члену-сотруднику «Беседы любителей русского слова»; Злобин в своих стихах сравнивал Державина с «бессмертным певцом Фив», то есть с Пиндаром, переводами стихов которого Державин занимался в это время [1. С. 397].
21 «В эпоху Державина литературный язык еще не был выработан; тяжеловесный и неуклюжий, он приводил к многословию. Но образность Державина свежа, небанальна, чувства искренни» [14. С. 145]. «Он впервые в полном смысле слова очеловечил русскую поэзию, предстал в ней не только как возвышенный «певец», или бичующий пороки сатирик, или мастер самоценного острого слова, или подражатель жизнеутверждающим песням древних - в зависимости от жанра и темы, а именно как живой человек, которому ничто человеческое не чуждо (возвышенное тоже), который бывает разным не потому, что им руководят поэтические правила, а потому, что такова человеческая природа» [14. С. 146-147].
смертия» (№ 334, К Когодавлеву, май 1783, С. 358 (письмо более чем дружеское, «почти любовное», нежное, теплое, знак благодарности за почитание талантов Державина, как «писательских», так и «чисто человеческих»));
писывать: «Я вам всегда писывалъ, что затевать такие прежде строения, которыя могутъ при-несть дождь; постройка флигеля не изъ числа таковыхъ...» (№ 799, к Перфильеву, 29 июля 1793, С. 865 (это письмо «сугубо деловое», нейтральное, без страстей и эмоций));
прашивать: «Чтобъ не подать ему ни малейшаго подозрения, что я желаю набрать преданныхъ и темъ составить какое-либо светское общество, то я ни объ одномъ человеке еще его не прашивалъ, а дожидаюся: какъ сольютъ воды, то съезжу къ нему въ Рязань и поговорю съ нимъ о всемъ нужномъ. (№ 387, к Свистунову, 11 марта 1786, С. 441 (это письмо «сугубо бытовое», в нем синтаксическая конструкция с отрицанием (еще не прашивал) выражает не факт отсутствия действия, а, напротив, намерение (готовность) его совершить)).
Важно отметить, что в приведенных отрывках представлены разные целевые установки составителей писем, причем традиционные формулировки «приказного языка» в них либо в очередной раз воспроизводятся, либо, что чрезвычайно значимо, по-разному «обыгрываются», «примериваются» к контекстам и к ситуациям, весьма далеким от циркуляра.
Важнейшим результатом рассмотрения текстов писем 14 русских писателей ХУШ столетия на предмет употребления в их составе бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- оказывается установление факта востребованности разных лексем, причем интересующие нас образования представлены лишь в нескольких фрагментах обширной переписки И. Ф. Богдановича, А. П. Сумарокова и Г. Р. Державина, что позволяет говорить именно об осознанно продуцируемой избирательности их использования. Так, в частности, в составе привлекаемых к анализу текстов писем удалось выявить в общей сложности 6 образований: видывать, говаривать, игрывать, писывать, прашивать, читывать; наиболее востребованными из них оказываются глаголы говаривать, писывать и прашивать.
Итоги проведенного исследования могут быть обозначены следующим образом.
1. Бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- как часть народно-разговорной речи реально используются на протяжении всего ХУШ столетия (иначе их бы не было в источниках вообще), но кажутся закономерными лишь тем писателям, которые в совершенстве знали русский язык. Писатели, либо далекие от языка народного, либо ориентирующиеся даже в переписке на традицию «сугубо книжную», использовать глаголы не решаются.
2. Рассматриваемые образования зафиксированы в письмах и официального, и «полуофициального», и «дружеского» характера. Функциональная направленность писем, равно как и «статус» адресатов не являются препятствием для их использования. Следовательно, бесприставочные глаголы с суффиксом -ива-/-ыва- не воспринимаются субъектом речи как исключительно «народно-разговорные»; воспроизводится и качественно иное направление их текстовой реализации: в формулировках «приказного языка».
3. Факт сопряжения разных лексем с различными моделями конкретно-речевой (и текстовой) реализации (как вне синтаксических конструкций с отрицанием, так и в их составе) свидетельствует о реальном бытовании глаголов в русском национальном языке и первой, и второй половины ХУШ в.
4. Регулярная воспроизводимость всех способов репрезентации «причудливой» семантики глаголов, сформированных в старорусском периоде, основана на восприятии их в плане «нормы», а не в плане «просторечия».
5. В письмах как И. Ф. Богдановича, так и А. П. Сумарокова и Р. Г. Державина проявлено несколько схем, прочно закрепившихся в литературно-художественных источниках не только XVIII в., но и последующих хронологических периодов развития национального литературного языка.
6. Поскольку в XVIII в. устные нормы литературной речи и нормы живой устной народной речи пока находятся лишь в стадии полной готовности к сближению, полученный в ходе исследования фактический экспериментальный материал дает все основания для заключения о том, что во второй половине XIX в. начинают объективироваться иные устойчивые стереотипы использования бесприставочных глаголов с суффиксом -ива-/-ыва- в текстах художественных произведений: эти образования, при всем их тяготении к всеобщей норме и образцу, воспринимаются лишь как стремящиеся быть общелитературными, что и приводит к резкому сокращению употребительности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Арзуманова М. А. Комментарии к письмам Г. Р. Державина // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 396-399.
2. Арзуманова М. А., Мартынова И. Ф., Кочеткова Н. Д. Комментарии к письмам И. Ф. Богдановича // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 253-258.
3. Вацуро В. Э. Комментарии к письмам И. И. Дмитриева // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 437-458.
4. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 2-е изд. М.: Высш. шк., 1972. 614 с.
5. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. 3-е изд. М.: Высш. шк., 1982. 528 с.
6. Волков С. С. Стилевые лексико-фразеологические средства деловой письменности XVII века (на материале челобитных): автореф. дис.... д-ра филол. наук. Л.,1980. 44 с.
7. Волков С. С. Многократные глаголы в деловой письменности XVII в. // Русская историческая лексикология и лексикография: межвуз. темат. сб. / Ленингр. гос. ун-т. Л., 1983. Вып. 3. С. 62-81.
8. Долгова С. Р. Комментарии к письмам В. Ф. Каржавина // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 238-241.
9. Западов В. А. Комментарии к письмам С. Г. Домашнева // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 386-388.
10. Иванчикова Е. А. Употребление многократных бесприставочных глаголов в русском литературном языке XIX в. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. М.: Изд-во АН СССР, 1957. Т. 4. С. 240-277.
11. Князькова Г. П. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л.: Наука, 1974. 253 с.
12. Кононко Е. Н. Комментарии к письмам Н. А. Львова // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 391-393.
13. Кононович С. С. Типографщик Селивановский // Книга. Исследования и материалы. Сб. 23. М., 1972. С. 101-127.
14. Кормилова М. С. Державин Гаврила Романович (1743-1816) // Современный словарь-справочник по литературе / сост. и науч. ред. С. И. Кормилов. М.: Олимп; ООО «Издательство АСТ», 2000. С. 145-148.
15. Кочеткова Н. Д. Комментарии к письмам П. И. Фонвизина // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 384-385.
16. Кулакова Л. И., Западов В. А. Комментарии к письмам М. Н. Муравьёва // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 354-377.
17. Ломоносов М. В. Российская грамматика // Полн. собр. соч. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 7. 594 с.
18. Лотман Ю. М. Поэзия 1790-1810-х годов // Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971. С. 47-50.
19. Макогоненко Г .П. Письма русских писателей XVIII в. и литературный процесс // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 3-41.
20. Макогоненко Г. П. От редактора // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 42-43.
21. Мартынов И. Ф. Комментарии к письмам С. С. Боброва // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 402-404.
22. Мартынов И. Ф. Комментарии к письмам Н. П. Николаева // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 410-415.
23. Моисеева Г. Н. Комментарии к письмам Н. И. Новикова // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 405-409.
24. Муравьев В. С. Эпистолярная литература // Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 512.
25. Пульхритудова Е. М. «Легкая поэзия» // Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 177.
26. Степанов В. П. Комментарии к письмам А. П. Сумарокова // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 182-223.
27. Степанюк Е. С. Жизнь и творчество Н.Ф. Эммина: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1975. 17 с.
28. Степанюк Е. С. Комментарии к письмам Н. Ф. Эммина // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 394-395.
29. Рогова В. Н. Словообразовательная система русского языка в XVI веке. Красноярск: Красноярск. кн. изд-во, 1972. 528 с.
30. Толстяков А. П. Русская литература XVIII в. // Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Сов. энцикл., 1987. С. 342-343.
31. Шишкин А. Б. Комментарии к письмам В. К. Тредиаковского // Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1980. С. 62-67.
Поступила в редакцию 20.03.14
L.I. Donetskikh, V.A. Osokina
UNPREFIXED VERBS WITH THE SUFFIX -IVA-/-YVA- IN EPISTOLARY MONUMENTS BY RUSSIAN WRITERS OF THE XVIII CENTURY
The article defines the criteria of selection of the research object which clearly reflects the specifics of the language situation within the period of development of the standard Russian language where the standard literary language and the live spoken language were not characterized as completely interpenetrating. We defined the selectivity in using fixed verbs and reproduced their text manifestations. The regular repeatability of all semantic representations of the verbs formed within the Old Russian period is based on their perception as the norm of the Russian language, and not as its colloquial version. There was established the fact of correlation between the lexemes and the particular speech patterns either with or without negations. It was proved that the unprefixed verbs with the suffix -iva-/-yva are not taken as popular spoken models, but they reveal completely different textual manifestations fixed in literary sources of the XVIII century and the sources of the following chronological periods of the national language. Summing up all the actual experimental material received allows us to make a conclusion that other popular stereotypes of using the unpre-fixed verbs suffixed -iva-/-yva in literary texts became more frequent in the second half of the XIX century that reduced their frequency in written texts.
Keywords: language situation, the standard national language rules, stylistic differentiation, spoken language, colloquial speech, epistolary literary genre, language strategies, goals of the author, models of use of verbs in real speech.
Донецких Людмила Ивановна,
доктор филологических наук, профессор
E-mail-russistoria@mail.ru
Осокина Вера Аркадьевна, кандидат филологических наук, доцент E-mail: vgrom@udmnet.ru
Donetskikh L.I.,
Doctor of Philology, Professor
E-mail: russistoria@mail.ru
Osokina V.A.,
candidate of philology, associate professor E-mail: vgrom@udmnet.ru
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» Udmurt State University
426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) 426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st.,1/2
