Автор в поисках себя: формы функционирования авторской маски в отечественной прозе Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ФИЛОЛОГИЯ

УДК 801.73

О. Ю. Осьмухина

АВТОР В ПОИСКАХ СЕБЯ: ФОРМЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ АВТОРСКОЙ МАСКИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ1

Аннотация. Исследованы теоретико-литературные аспекты феномена авторской маски как одного из видов авторской идентичности в русской прозе ХХ столетия и выявлены важнейшие формы и способы ее функционирования. Ключевые слова: автор, авторская маска, повествователь, проза

Abstract. The article is devoted by theoretic aspects investigation and functioning forms of the author mask phenomenon. The author mask is considing as one of conditions of author's identity in Russian prose XX century.

Keywords: author, author mask, narrator, prose

Общеизвестно, что изучение литературы предполагает не только детальное осмысление отдельных ее феноменов, анализ ее на основе литературных кодов, смысловых оппозиций и категорий, но и исследование сквозь призму идентичности. Как справедливо указывает Л. А. Софронова, «текст находится в динамических отношениях с автором и читателем, в них вмешивается и литературный герой. В этих разнонаправленных связях решается вопрос об идентичности автора и героя, героя и читателя, автора и читателя» [1, с. 19]. Создатель художественного текста, творящий собственную реальность, постоянно идентифицирует мир в его различных проявлениях, равно как и читатель-реципиент предпринимает попытку идентификации и художественного текста, и реальной писательской личности на основе конструируемого в тексте образа повествователя, рассказчика, автора. Читатель зачастую не отличает воображаемый образ автора от самого автора, приписывает последнему черты автора воображаемого, или наоборот, что составляет особое поле литературоведческих, культурологических и психологических исследований [2, с. 226-229].

Затрудняющим для читателя приемом, наряду с псевдонимом и мистификацией, оказывается авторская маска. Очевидно, что создатель художественного текста, предлагая иной вариант авторства, отчуждаясь в игровом плане от собственного произведения, всегда оказывается носителем маски, которая свидетельствует не о его лицемерии, но о способности добиваться разных видов идентичности, демонстрировать протеичность и непостоянство собственной личности.

1. Исходя из того, что авторская маска является одной из важнейших примет литературного сознания от древности до современности, становится

1 Статья выполнена при финансовой поддержке и в рамках гранта Президента РФ (грант МК-1759.2008.6 «Русская литература сквозь призму идентичности: авторская маска как средство самоидентификации писателя в прозе ХХ столетия»).

неким синтезом самовыражения автора и его перевоплощения из, условно говоря, «реальной» фигуры в художественный образ, функционирующий в пределах текстового пространства, представляется необходимым исследовать феномен маски как одну из идентификаций авторства. При этом, учитывая все существующие позиции относительно проблемы автора (от В. Виноградова, Б. Эйхенбаума до Б. Кормана, А. Большаковой и др.), мы опираемся на точку зрения М. М. Бахтина, не разделявшего позицию В. В. Виноградова и его последователей о наличии в каждом тексте вполне конкретного, персонифицированного образа автора (если только речь не идет о рассказчике) как отображения писателя в произведении, являющемся элементом его «художественно преобразованной» биографии и возможности «реконструкции» образа автора на основе его произведений, и, соответственно, различавшего «автора первичного» как создателя художественного произведения и «автора вторичного» как образ, реконструируемый на основе текста: «Создающий образ (то есть первичный автор) никогда не может войти ни в какой созданный им образ» [3, с. 353]. Соответственно, разделяя понятия «автор» и «образ автора», мы полагаем, что автор в рамках художественного текста «овнешня-ет» себя и в попытке обнаружения иной идентичности, выхода за границы «реального» бытия объективируется в образе «возможного другого» (героя-повествователя, биографического, автопародийного «двойника»), не тождественного ему, т.е. собственной маске. При этом автора «первичного» мы обозначаем как «автора реального» в противовес повествователю, себя за автора выдающего, т.е. «автора фиктивного».

Оговоримся, что в каждом художественном произведении содержится отображение авторского миросозерцания, авторского взгляда на мир, его индивидуальная модель мира, не сводимая лишь к каким-либо философским, политическим, эстетическим и другим взглядам автора «реального». Однако способы проявления индивидуальной авторской позиции в разные эпохи разнятся: так, если в классицизме творец художественной реальности авторитарен, его «голос» легко узнаваем, повествование устанавливает причинноследственные связи, судит происходящее в рамках сюжета и героев, поскольку все события пропущены через его сознание, что связано с эстетической установкой возводить конкретные явления к абстрактному, общему, судить обо всем с точки зрения абстрактного разума, то к Х1Х-ХХ вв. в повествование вносится «драматический» элемент - рассказ и показ событий сочетаются, присутствуют отступления, голос самого автора нередко устранен, демонстрируется усложнение повествовательной техники, когда в рамках одного произведения функционирует несколько нарраторов и происходит смена лиц повествования, соответственно, читателю представляется свобода интерпретации не только самого текста, но и свобода реконструкции авторского образа на основе художественного произведения.

Безусловно, автор определяет построение текста, фабулу, сюжет, все определено единством его личности и взгляда на мир, но читатель не имеет дела с автором как создателем художественного текста (автором «реальным»), поскольку его «формальным заместителем», как правило, становится нарратор, организующий повествование, определяющий последовательность изложения. И если «образ автора - это индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов» [4, с. 176], то по-

вествователь - это не только «более или менее конкретный образ, присутствующий вообще всегда в каждом литературном произведении, но и <...> непременно некая точка зрения на излагаемое <...>, воплощение того сознания, той точки зрения, которая определяет весь состав изображенного в произведении» [5, с. 200]. В связи с этим становится вполне очевидно, что повествователь, рассказчик не равен автору «реальному». Подчеркнем, что автор «реальный», скрываясь за маской нарратора, рассказчика, героя как автобиографического или автопародийного «двойника», не просто стремится к сокрытию собственного облика, но объективирует себя в образе эстетически возможного «другого», предпринимает попытку выхода за границы «реального» бытия, подчеркивая тем самым непроницаемость, индивидуальность своего «реального» образа.

2. Автор (в качестве создателя художественного текста, творца «иной» реальности) реален, равно как и читатель, тогда как фабула и сюжет вымышленны, равно как и нарратор, говорящий от «лица» автора, и тем более нарра-тор, «замещающий» автора в пространстве художественного текста, выступающий в качестве автора «фиктивного» (авторской маски, предполагающей, кстати, не только поведенческую модель, основанную на определенных правилах, но и «сдвиг» в отношении личности рассказчика). Примечательно, что, несмотря на «разность» фигур автора и нарратора, чье несовпадение подчеркивается, во-первых, в тексте, часто - в предисловии, написанном от имени «издателя», во-вторых, видимым их отождествлением, в-третьих, сознательной мистификацией читателя (текст выдается за письмо, дневник героя, или же сугубо вымышленная история репрезентуется как документальное повествование), автор и нарратор не тождественны, нарратор - одна из форм проявления авторского образа, его сознательно избранная маска. Таким образом, вполне правомерным представляется исследование авторской маски как одного из важнейших элементов авторской стратегии.

Конструируя собственную маску посредством различных средств, интегрируя личностные черты, литературно-эстетический, жизненный опыт, принимая во внимание или опровергая социальные и культурные стереотипы, автор одновременно и участвует в создании маски как образа «возможного Другого», и дистанцируется от нее, создавая качественно новое эстетическое явление. Таким образом, вполне правомерным представляется исследование авторской маски как одного из важнейших элементов авторской стратегии.

3. На наш взгляд, авторская маска выступает как использование автором того или иного образа, способ сокрытия в пределах текстового пространства подлинного «я» с вполне осознанной целью создания у читателя отличного от реального образа автора и построения определенного режима коммуникации, как одна из форм взаимоотношений автора и персонажа, в отдельных случаях - как основополагающий прием литературной мистификации.

Авторская маска может рассматриваться в трех формах функционирования.

Во-первых, как стилистический прием (слияние изображающей речи с изображаемой, стилизация сугубо авторской речи под манеру изображаемого персонажа. В связи с этим становится очевидно, что непосредственно участвует в создании авторской маски стилизация и неотделимая от нее «чужая речь»). Заметим, что в качестве стилистического приема авторская маска присутствует в отечественном литературном сознании от древности («Моле-

ние» Даниила Заточника, эпистолография Ивана Грозного и Андрея Курбского, сочинения протопопа Аввакума) до современности (от «Писем русского путешественника» Н. М. Карамзина, творчества В. А. Жуковского и «Арзамаса», романтической прозы, повествовательных экспериментов К. Вагинова, В. Набокова до постмодернистских стратегий В. Пелевина, В. Сорокина и др.).

Во-вторых, как художественный образ фиктивного автора (эстетически преднамеренная рефлективно-игровая проекция личности художника в текст, одна из форм взаимоотношений автора и персонажа, образ фиктивного автора-нарратора, берущего на себя функции создателя предлагаемого текста и ведущего повествование от первого лица). Здесь необходимо отметить, что повествование от «я-рассказчика» может быть стилизовано под исповедь, дневник, мемуары, устный рассказ, соответственно, подобная условность литературной формы, заведомо игровая установка автора «реального» предполагают использование маски. Чаще всего повествование, представляющее рассказ нарратора, не выражает авторскую позицию. По справедливому замечанию Цв. Тодорова, оно (повествование от первого лица) «не только не проясняет облика повествователя (настоящего автора - О. О.), но, наоборот, скрывает его. И всякая попытка прояснить его ведет лишь к еще большей маскировке субъекта процесса высказывания. Этот вид текста, открыто признавая себя текстом, скрывает свою текстовую природу» [6, с. 77]. Примечательно, что традиция фиктивных авторов в истории русской литературы весьма обширна и связана, прежде всего, со сказовым типом повествования. Именно сказ оказывается той семантико-стилистической нарративной формой, где происходит явное смещение функциональных ролей автора «реального» и берущего на себя функцию не просто рассказчика, передающего «чужую» речь («публикатор» в «Поучении, говоренном в Духов день» Д. И. Фонвизина, И. П. Белкин у А. С. Пушкина в «Повестях Белкина», Рудый Панько в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя), но нередко создателя и одновременно героя (И. М. Гомозейко в «Пестрых сказках» В. Ф. Одоевского, Барон Брамбеус в «Фантастических путешествиях Барона Брамбеуса» О. Сенковского, Синебрюхов в «Рассказах Назара Ильича господина Синебрюхова» и Семен Семенович Курочкин в «Веселых рассказах» М. Зощенко, дед Антроп в рассказах М. Волкова, Ник. Ник. Фетисов в новеллистике Евг. Попова) предлагаемого читателям текста автора фиктивного (нарратора). На наш взгляд, важнейшим средством «взаимоотношений» автора и нарратора в сказе, маркирующем смену нарративных инстанций и передачу «голосов» от автора к нарратору и наоборот, как раз и становится авторская маска. Нарратор в сказе предстает фиктивным «заместителем автора», он не просто «ведет» повествование, но и импровизирует его, воссоздавая события, участником или свидетелем которых он являлся, в собственном изложении или же пересказывает услышанное с позиций своего мировидения, мироощущения и культурного уровня. Одновременно сказ передает специфические особенности устной речевой манеры героя-нарратора, не просто создавая тем самым речевую маску повествователя, но становясь авторской маской, необходимой создателю текста (автору «реальному») для конструирования образа рассказчика, принципиально иного, нежели он сам, занимающего иную ценностную, мировоззренческую и речевую позицию.

И наконец, еще одной формой функционирования авторской маски становится появление реального, или якобы реального, автора среди пер-

сонажей (достаточно вспомнить произведения В. Попова или В. Аксенова, в которых нередко появляется одноименный автору герой). Учитывая, что автор как «реальный» человек никогда не присутствует в условном мире художественной реальности, очевидно, что вместо него в тексте представительствует его маска, которая не является автором, но становится его пародийным воплощением, частью игрового поля действия автора (Эдичка в романе

Э. Лимонова «Это я, Эдичка», Евгений Попов в «Душе патриота, или различных посланиях к Ферфичкину» и рассказах Евг. Попова, Веничка в «Москве-Петушках» Вен. Ерофеева и др.). «Псевдоавтор», помимо идентичного автору «реальному» имени, наделяется автобиографическими подробностями (сюда же относятся повествователи-литераторы, не скрывающие литературность, условность порождаемого на читательских глазах текста), принимает участие в действии, что демонстрирует стирание границ между художественным вымыслом и документальностью, преодоление условности традиционных повествовательных стратегий, обнажая процесс создания текста. Заметим, что мы отнюдь не идем по пути биографических спекуляций, отчетливо осознавая ложность подобных «методов», однако очевидным остается тот факт, что вольно или невольно автор «реальный» наделяет героя-протагониста или же своего «фиктивного» заместителя в рамках художественной реальности биографическими подробностями, собственными пристрастиями. При этом такого автогероя можно считать авторской маской в связи с ее отчетливо выраженным игровым характером: создание подобного образа - это и выражение авторской рефлексии относительно себя самого, и игра с читателем-реципиентом (подобными примерами изобилует отечественная проза ХХ столетия). Кроме того, герой - носитель авторского имени и черт, - подлинный фиктивно, поскольку он противоречит остальным персонажам, не претендующим на портретное или биографическое сходство с кем бы то ни было и не имеющим аналогов в реальной действительности. Такой герой - игровая проекция не просто авторского сознания, но самого себя автором - он одновременно включен в круг других персонажей, теряя право на «всезнание», но при этом продолжает быть «всеведущим» как истинный автор.

Последние два типа авторских масок как некие рефлексивно-игровые варианты «самого себя» призваны создавать иллюзию аутентичности подобных образов в читательском сознании, как раз в силу их персонифицирован-ности автором «реальным».

В заключение необходимо отметить, что, исходя из изначально заложенных в маске потенций (скрывать, обманывать, являться средством игрового постижения бытия), авторская маска как средство реализации не только эстетической, но и коммуникативной задачи автора (создать комический и игровой эффект, иллюзию достоверности или неофициальности, приблизить/дистанцировать читателя к тексту, отразить и проследить собственную рефлексию, дистанцироваться от читателя и т.д.) в пределах художественного текста маркируется определенными признаками: автобиографические параллели и соответствия (автор, стремясь к литературно-художественному воплощению посредством художественного текста, нередко наделяет героя личными чертами, склонностями, способностями, передает ему некоторые факты собственной биографии); мотив двойничества («раздвоение» цельного образа автора или персонажа на «внешнее» и «внутреннее» «я», а также порождение «раздвоенным» сознанием героя вымышленного или реального

«двойника»); мистифицирующие читателя предисловия, в которых автор выдает собственный текст за чужое сочинение, выступая в роли издателя, публикатора и т.д.; переход повествователя от первого лица к третьему и наоборот, а также изменение тона повествователя (семантическое отождествление грамматических лиц, взаимозаменяемость местоимений «я»/«он»» в авторе-ференциальном значении); игровые контаминации с «чужим словом», включенным в рамки собственно-авторского повествования, ведущие к сосуществованию нескольких точек зрения на событие или героя, что придает повествованию стереоскопичность и порождает игровую двусмысленность авторской позиции; автопародирование на уровне интонации, «выворачивания» собственных сюжетов, комическом искажении собственного языка при несоответствии средств описания предмету описания, скрытые автоаллюзии, функциональные автореминисценции.

Список литературы

1. Софронова, Л. А. О проблемах идентичности / Л. А. Софронова // Культура сквозь призму идентичности. - М. : Индрик, 2006.

2. Осьмухина, О. Ю. Маска / О. Ю. Осьмухина // Знание. Понимание. Умение. -2007. - № 2.

3. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. - М. : Искусство, 1979. - 424 с.

4. Виноградов, В. В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов. -2-е изд., испр. - М. : Высшая школа, 2005. - 287 с.

5. Гуковский, Г. А. Реализм Гоголя / Г. А. Гуковский. - М. ; Л. : Гослитиздат, 1959. - 284 с.

6. Тодоров, Ц. Поэтика / Ц. Тодоров // Структурализм: «за» и «против». - М. : Прогресс, 1975.

Осьмухина Ольга Юрьевна кандидат культурологии, доцент, старший научный сотрудник, кафедра русской и зарубежной литературы, Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева (г. Саранск)

Osmuhina Olga Urievna

Candidate of Culturology,

associate professor, senior staff scientist,

sub-department of Russian

and foreign literature,

Mordovia State University named after N.P. Ogarev (Saransk)

E-mail: osmukhina@inbox.ru

УДК 801.73 Осьмухина, О. В.

Автор в поисках себя: формы функционирования авторской маски в отечественной прозе / О. В. Осьмухина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2009. - № 1 (9). - С. 52-57.