CC BY
29
© 2007 г. В.Ю. Левитский
«АРГУМЕНТ ОТ КОВАЛЕВСКОГО» В КОНЦЕПЦИИ НАБЕГОВОЙ СИСТЕМЫ У КАВКАЗСКИХ НАРОДОВ
Современное кавказоведение пополнилось новым понятием «набеговая система». В нем обобщены сведения о набегах и грабежах, имевших место накануне и в течение Кавказской войны (1810 - 1860-е гг.). С помощью этого понятия историки конкретизируют закономерности общественного развития у кавказских народов в XVIII - первой половине XIX в., а также предлагают инновационную теоретическую основу для исследований, посвященных российско-кавказским контактам в первой половине XIX в. Набеговая система толкуется как широко распространенный способ поведения человеческих сообществ в период их перехода от родоплеменных к классовым отношениям. Конкретно-историческое существование набеговой системы на Кавказе выводится из зафиксированной устойчивости экономической базы и стадиальной однотипности общественных структур у кавказских народов [1].
Такая концептуализация набеговой системы не исключает дискуссионных моментов. Один из них связан с формационной интерпретацией набеговой системы, другой - с использованием этого понятия для характеристики процессов присоединения Кавказа к России. Очевидное присутствие «набеговых» форм в новейшей истории Северного Кавказа актуализирует эту проблему. И в этом контексте при ее изучении возникают дополнительные познавательные трудности. Они проистекают из догматичности и скудости наличного теоретико-методологического арсенала, а также из-за априорной аргументации «от какого-либо авторитета». Все это препятствует не только выбору надежного источника, но и применению соответствующих гносеологических средств. Вполне возможно, что следствием этих трудностей стало засилье в нынешней историографии Кавказа политически ангажированных «национальных» историй, сводящих на нет преемственность исторического познания и его теоретико-методологических оснований.
Примером преодоления подобных трудностей, с нашей точки зрения, может стать опыт критического переосмысления «авторитета» М.М. Ковалевского (1851 -1916), выдающегося русского ученого-обществоведа. Ковалевский обогатил кавказоведение серьезными теоретическими выводами и методологическими средствами. Его вклад в историю и этнографию кавказских народов неоднократно освещался современными специалистами [2]. Сделанное ученым получило оценку как инновационное для его времени или же как фундаментальное для дальнейших исследований в области кавказоведения и всей исторической науки. Так, в заслугу Ковалевскому поставлено не только создание им новой источниковой базы, которая включает собранные и систематизированные им полевые этнографические изыскания, архивные документы, археоло-
гические данные, но прежде всего впервые поставленные ученым на кавказском материале важные общетеоретические вопросы истории. Благодаря этому кавказоведческие работы Ковалевского получили широкое научное признание и способствовали развитию историографии Кавказа.
Однако есть лакуна, которую не спешат заполнять историки и из-за которой любое указание на Ковалевского как источник знания остается до сих пор сугубо доксографическим аргументом. Имеется в виду уяснение концептуально-методологических пристрастий Ковалевского, благодаря которым он ввел в историографию Кавказа новые для его времени понятия и научно-исторические факты. «Этимология и семантика» этих понятий и фактов мало интересует кавказоведов. Не из-за этого ли упущения историки «вязнут» в собственной фактографии и беспомощны при создании адекватных решаемым задачам методологических приемов?
Когда при исследовании «набеговой системы» историки ссылаются на Ковалевского, то они, вероятно, учитывают диспозицию своего познавательного арсенала относительно предложенного их предшественником. Ценным для них представляется результат, а не способ его получения. Ковалевский считается ими авторитетом, ибо он впервые ввел в отечественную и зарубежную историографию тему горского феодализма, доказывая тем самым единство истории народов и ее закономерностей. Для авторов концепции набеговой системы принципиально важным стал вывод Ковалевского о сохранении родовых форм в общественном укладе кавказских горцев, уже «захваченных» процессами феодализации. В ряде своих работ по Кавказу Ковалевский показал, что становление феодальных порядков на Кавказе происходило и в неодинаковых темпах, и под влиянием разных внешних сил, что в ходе феодализации не последнюю роль играли внутренние зависимости, которые нынешние историки истолковывают как свойства набеговой системы [3, 4].
Список таких зависимостей, установленных Ковалевским в горских сообществах Дагестана, Черкесии, Чечни, специалисты дополнили и уточнили наличием коллективного поземельного владения. И хотя уже Ковалевский выделил в нем четыре вида (родовой, «братский», семейный, соседский), он не увидел «строгой грани отличия» [4, с. 63] между ними. Для Ковалевского «родовые порядки не предполагают необходимо господства одной какой-либо формы землевладения» [4, с. 62]. Принципиальными при общности земли и совместном владении ею Ковалевский считал «механизмы» родства и возникшую на их основе систему обычаев и обрядов. Последнюю во времена ученого было принято называть обычным, или (применительно к арийский этносам) адатным правом. Научно-исторический факт существования адатного права доставил
немало хлопот специалистам по набеговой системе.
Во-первых, обнаруживалось, что практика набегов и грабежей на Кавказе в XVIII - первой половине XIX в. была вызвана реальной потребностью горских сообществ в добывании необходимых им жизненных ресурсов. Объективным и естественным источником их бедности был консервативный и ограниченный натурально-хозяйственной деятельностью уклад жизни. Вместе с тем практика набегов и грабежей закладывала предпосылки имущественной дифференциации внутри и между общинами. При обсуждении вопроса о роли адатного права в таких условиях у современных специалистов возникла возможность пересмотреть понятие военной демократии, предложенное еще К. Марксом и Ф. Энгельсом для характеристики переходных форм родоплеменных сообществ. Однако историки почему-то прошли мимо вывода Ковалевского о системе родового самоуправства, подкрепленного им же письменными и этнографическими фактами нанесения материального вреда членами одного племени членам другого [4, с. 49]. В современных этнографических и исторических исследованиях такая система родового самоуправства рассматривается как «присваивающая экономика» [5].
Во-вторых, изучение экономической базы горских сообществ, сложившейся в основном за счет содержания и разведения скота, позволило установить единство их материального производства и общественного строя. Новые эмпирико-описательные данные о примитивном, но устойчивом характере общественно-экономических отношений у горских народов накануне XIX в. вынуждают историков признать «участие» адатных норм в набеговой системе. Для историков это также повод отнесения набеговой системы к определенной стадии, а именно к «военно-демократической», отличающейся от феодальной стадии [1].
Как видим, «аргументом от Ковалевского» при концептуализации набеговой системы выступило верифицированное им адатное право. В кавказоведении принято считать, что все его работы по Кавказу посвящены «почти исключительно обычному праву, однако тема эта взята Ковалевским в таком широком смысле, что действительным предметом его описаний и исследований может считаться общественный строй, притом представленный, в свою очередь, довольно широко и разносторонне» [6, с. 233]. Эту позицию впервые сформулировал советский историк М. О. Косвен. Благодаря ей в кавказоведении к монографическим исследованиям Ковалевского относятся преимущественно как к источнику научно-исторических свидетельств о формах родового строя.
Проделанный нами критический анализ результатов научной деятельности Ковалевского с точки зрения продуктивности его концептуально-методологических установок позволил выявить иные смыслы полученных им результатов. Обычно в заслугу Ковалевскому ставят открытие им на Кавказе «большой семейной общины». Но для сторонников концепции набеговой системы более важным стал обнаруженный и описанный Ковалевским факт «соседской», или «тер-
риториальной общины», организация и управление которой укоренены в «кровнородственной» организации. Классическую форму такой организации Ковалевский обнаружил в дагестанском «тухуме». И хотя к XIX в. тухум утратил свое материально-производственное назначение, его свойство как имущественного союза кровных родственников, который воспроизводится по принципу эндогамии (брачных отношений внутри рода), ученый реконструировал с помощью этнографических и письменных данных. Установленный Ковалевским факт «тухумного устройства» соседской общины в Дагестане подтвердили современные историки [7], опровергнув тем самым гипотезу М.О. Кос-вена о тухуме [8] как сравнительно небольшой родовой группе, патронимии, существовавшей в первой половине XIX в. лишь как пережиток.
Правомерным упреком при освещении вклада Ковалевского в историографию Кавказа и, в частности, в понятие набеговой системы является то, что ученый прошел мимо процессов распада родовых отношений, что реконструированные им признаки родовой организации пребывают в «статике». Не менее справедливо замечание о теоретико-методологических упущениях в его кавказоведческих работах. Но стоит ли довольствоваться констатацией того, что «указанные пороки делают научное значение описаний Ковалевского ограниченным» и что «при всем том Ковалевский дает обширный и ценный конкретно-описательный материал» [6, с. 233]? Мы полагаем, что даже с этими критическими оценками «аргумент от Ковалевского» продолжает использоваться не в конкретно-исторической, а в «актуалистской» системе доказательств. В ней игнорируется содержательное своеобразие и познавательная предельность той концептуально-методологической базы, которую ученый положил в основу своих кавказоведческих изысканий. Имеющийся солидный корпус знаний о научной деятельности Ковалевского и о закономерностях развития исторического познания позволяет воспроизвести это своеобразие и предельность.
Первое, что выясняется при анализе результатов научной деятельности Ковалевского, в том числе относительно историографии Кавказа, - испытание им социологического подхода, новаторского для современных ему исторических и обществоведческих практик как в России, так и на Западе. Начавшееся еще во время учебы в Харьковском университете знакомство с работами основоположника социологии О. Конта в дальнейшем ознаменовалось у Ковалевского не только освоением социологических воззрений других авторов и непосредственным общением с ними, но также выработкой собственной позиции относительно познавательных потенций и пределов социологического подхода. Неслучайно в последние годы своей жизни Ковалевский, отходя от привычных для него монографических исследований, где был активно задействован социологический подход, сосредоточился на критике позитивных знаний об обществе под углом зрения сформированной у него к тому времени генетической социологии. Результаты своей работы ученый изложил в своих книгах «Современные социологи»
(1905) и «Социология» в двух томах (1910).
«Социологизм» Ковалевского - тема, мимо которой не проходят специалисты по истории социологического знания, и в ней имеется серьезный научный «задел» [9]. Однако результаты ее разработки не нашли должного отражения в историографической «аргументации от Ковалевского». В советской историографии это упущение было позволительным, так как легитимностью обладал только один подход - форма-ционный, продуктивно реализованный лишь в трудах К. Маркса. В обобщенно-упрощенном виде он все еще бытийствует в нынешней отечественной историографии. Вот почему его сосуществование с «аргументом от Ковалевского» требует объяснения.
В новейшей исторической литературе по общественному строю на территории Большого Кавказа в период от XVIII до первой половины XIX в. факты наличия там союзов сельских общин наполняются иным, чем у Ковалевского, теоретико-методологическим смыслом. Для одних авторов их основой являются феодальные отношения, сформировавшиеся посредством набегов и грабежей [10]. Этот вывод получен с помощью историко-типологического метода, который позволяет «расчленить» взаимозависимость союзов и набегов и включить их в схему феодальных отношений. Другие авторы, используя структурно-функциональный метод, объясняют образование союзов их военной функцией, которая легализировалась посредством обычного права и при этом приводила к распаду родовых отношений [11]. Как видим, нынешние кавказоведы, «снимая» многие познавательные стратегии, предпочитают придерживаться догматически истолкованного формационного подхода, имеющего мало общего с действительной диалектикой истории.
Ковалевский же обосновывал свое понятие сельской общины с позитивистско-эволюционистских позиций, где на первое место выдвигалась необходимость конкретизировать «закономерный рост общества» и устанавливать «преемство последовательных стадий его развития». Ученый не был «замаран» гегельянством -он пытался реализовать тот арсенал концептуально-методологических средств, который унаследовал из историко-социологической мысли своего времени. А это прежде всего идея прогресса и опора на эмпирически фиксируемые факты.
В отношении идеи прогресса Ковалевский остался верен контовскому закону трех стадий и учению Спенсера о всеобщем характере изменений на том осознанном им основании, что в них по-новому были выражены складывающиеся в течение нескольких тысячелетий воззрения о поступательном и необратимом развитии общества. Что же касается «фактов, подлежащих наблюдению», то у Ковалевского имелись собственные установки и соображения. Прежде всего это касалось фактов, добытых сравнительно-историческим методом, который, по его оценке был наиболее эффективным при работе с документальными и этнографическими источниками. В настоящее время специалистам известна ограниченность этого метода. Ис-
пользуемый в нем поиск аналогичных однопорядко-вых явлений ведет к конструированию предельно обобщенных «фактов-знаний», упускающих моменты конкретной специфики. Так получилось у Ковалевского, обнаружившего посредством сравнительно-исторического метода и факты «пережитков» матриархата, и факты «зародышей» феодализма у горских народов лишь для того, чтобы доказать непрерывность социальной эволюции.
Следует учитывать и то, что открытые Ковалевским формы общины на Кавказе - составная часть его общего научного замысла, а именно освещения универсального мирового процесса развития общественной жизни [4, с. 9]. Уже в ранней своей работе «Общинное землевладение: причины, ход и последствия его разложения» (1879) он противопоставил свой взгляд славянофильской и народнической апологетике русской общины. Для него община во всех ее исторических разновидностях - реликт древних стадий социальной эволюции, обреченный на повсеместное и неизбежное исчезновение. С позиций именно этой установки Ковалевский проводит непосредственное полевое изучение быта горских народов. Они, по мнению ученого, «самою природой занимаемой ими местности поставлены в условия, благоприятные более или менее неизменному сохранению их страродавних нравов и обычаев» [4, с. 9]. Факты изменений горского уклада жизни Ковалевский пытался объяснить взаимозависимостью разных явлений. Его критическое отношение к монизму, т.е. опоре на какую-то одну причину изменений, предполагало плюрализм - апробацию разных факторов. Так или иначе, но полученные Ковалевским факты подтверждали, выражаясь его словами, «силу общего порядка», а именно порядка родового. Ковалевский реализовал в своих кавказоведческих исследованиях идею прогрессивной эволюции общества, проходящего через стадии постепенного, поступательного и необратимого развития.
Использование «аргумента от Ковалевского» при концептуализации набеговой системы не срабатывает из-за произвольного «скрещивания» двух схем - стадиальной и формационной. Преодолением такой гибридизации могла быть стать разработка нового похода к проблеме «начала человеческой истории». С позиций такого подхода естественноисторические и действительные предпосылки общественной жизни находятся не в кумулятивных («накопительных»), а в сингулярных («отдельных») связях.
Литература
1. Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. М., 1994. С. 109-117.
2. Лаптин П. Ф. Проблема общины в трудах М.М. Ковалевского // Вопросы истории. 1955. № 9; Омаров А. С. Ковалевский М.М. как исследователь обычного права народов Дагестана // Учен. зап. Дагестанского филиала АН СССР. Т. 3. Махачкала, 1957; Косвен М.О. М.М. Ковалевский как этнограф-кавказовед // Косвен М.О. История и этнография Кавказа: Иссле-
дования и материалы. М., 1961; Калоев Б.А. М.М. Ковалевский и его исследования горских народов Кавказа. М., 1979; Ольшевская М.И. М.М. Ковалевский о некоторых вопросах истории осетинского народа. Орджоникидзе, 1971; и др.
3. Ковалевский М.М. Поземельные и сословные отношения у горцев Северного Кавказа // Русская мысль. 1883. № 12; Он же. В горских обществах Кабарды // Вестн. Европы. 1884. № 4.
4. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 1. М., 1890.
5. Андрианов Б.В. Неоседлое население мира. М., 1985; Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области (к постановке вопроса) // Советская этнография. 1955. № 4.
6. Косвен М.О. История и этнография Кавказа: Исследования и материалы. М., 1961.
7. Алиев Б.Г. Кабо-Дарго в XVIII - XIX вв. Махачкала, 1972; Магомедов Р.М. Некоторые особенности социального союза сельских общин Западного Дагестана в XV - XVIII вв. // Общественный строй союзов сельских общин Дагестана в XVIII - начале XIX в. Махачкала, 1981.
8. Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963.
Северо-Осетинский государственный университет
9. Бороноев А.О. М.М. Ковалевский - первый русский социолог // Ковалевский М.М. Соч.: В 2 т. Т. 1: Социология. СПб., 1997; Голосенко И.А. Социология в дореволюционной России // Философские науки. 1988. № 1; Казаков А.П. Теория прогресса в русской социологии конца XIX века (П. Л. Лавров, Н.К. Михайловский, М.М. Ковалевский). М., 1969; Ковалев А.Д. М.М. Ковалевский - «западник» русской социологии // История теоретической социологии: В 4 т. Т. 1. М., 2002; Сафронов Б.Г. М.М. Ковалевский как социолог. М., 1960; и др.
10. Хашаев Х.-М. Занятия населения Дагестана в XIX в. Махачкала, 1959; Рамазанов ХХ., Хишсаидов А.Р. Очерки истории Южного Дагестана. Махачкала, 1964; Магомедов А.Р. Горская средневековая община // Изв. СКНЦ ВШ. Обществ. науки. 1984. № 4; и др.
11. Гамрекели В.Н. Социально-экономическая почва развития «лекианоба» в XVIII в. // Вопросы общественных наук АН ГССР. 1972. № 1; Гаджиев В.Г. Союзы сельских общин // Общественный строй союза сельских общин Дагестана в XVIII - начале XIX в. Махачкала, 1981; Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. № 2; и др.
14 ноября 2006 г.
