CC BY
61
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
АНТИЧНЫЙ СКЕПТИЦИЗМ В ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: КОНТУРЫ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ
Д.А. ГУСЕВ
Скептицизм в истории философии представлен множеством проявлений, однако почти всегда он выполняет инструментально-методическую роль, являясь только элементом каких-либо положительных (не скептических) философских построений. Специфика античного скептицизма состоит как раз в неинст-рументальности скепсиса — он превратился в самостоятельное философское направление, или в определенный тип философского мышления: в античной философии появилась скептическая школа, произошло наиболее полное самораскрытие скептицизма, в силу чего античный скептицизм можно рассматривать в качестве классического. В предлагаемом читателю библиографическом обзоре автор обрисовывает основные тенденции интерпретаций античного скептицизма в зарубежной (преимущественно англоязычной) историко-философской литературе конца XIX — начала XX вв.
Изучение античного, или классического, скептицизма в зарубежной историко-философской науке начинается приблизительно со второй половины ХЕК в. Немалое внимание уделили античному скептицизму немецкие историки и филологи второй половины XIX — начала XX в., внесшие немалый вклад в изучение древнего скептицизма и вообще античной философии. Скептической философией занимались Э. Целлер, П. Наторп, М. Гааз, Е. Паппенгейм, А. Гедеке-мейер и другие. Немецкий ученый Э. Шульц, написавший книгу об Энесидеме, даже взял себе псевдонимом имя этого скептика. Немецкие исследователи много внимания уделяли классической филологии, что не всегда положительно сказывалось на результатах историко-философских исследований, так как филологические штудии и изыскания подчас игнорируют исторический и философский аспекты исследования.
Выдающимся трудом по истории античного скептицизма можно назвать книгу Р. Рихтера «Скептицизм в философии», переведенную на русский язык и изданную в России в начале XX в. Для читателя, не владеющего иностранными языками, это сочинение Рихтера является единственным произведением, на основе которого возможно достаточно глубоко и всесторонне познакомиться с античным скептицизмом (1). Следует отдать должное автору в том, что он, в отличие от многих других исследователей, преодолел в своем сочинении интеллектуальный настрой превосходства над древностью, когда она рассматривается в качестве давно превзойденных и оставленных позади реликтов, имеющих лишь музейное значение. Рихтер обращается со скептицизмом как с равным философским партнером.
Однако при всей глубине, масштабности и яркости исследования труд Рихтера имеет, на наш взгляд, серьезный концептуальный просчет: автор полагает, что агностицизм на пути от скептицизма к догматизму занимает место более близкое, по его выражению, чем единица к нулю на пути от нуля к тысяче и поэтому вполне подходит под рубрику скептицизма (2). Не останавливаясь на аргументации Р. Рихтера и ее критике, отметим, что если Рихтер склонен к значительному сближению скептицизма и агностицизма, то А.Ф. Лосев сближает его с релятивизмом: рассматривая предпосылки античного скептицизма и его идейную и историческую эволюцию от Пиррона до Секста Эмпирика в «Истории античной эстетики», он называет учение старших скептиков интуитивнорелятивистским скептицизмом, а младших — рефлективно-релятивистским (3), тем самым сближая (если не отождествляя) скептицизм с релятивизмом, что не вполне оправданно, так как одна из основ античного скептицизма — изостения
(1(тгмт0рме1гЛ нгтм ытплтрнытм (пягтпоипыр ппптнрпппмпа'икге кыг.кя'ЧыиянийУ не-V'——~... , ...... - ---- ' е—------- ' - г ~ ------------------- ; '' —
смотря на некоторую внешнюю близость релятивизму, все же не тождественен ему. Против отождествления или значительного сближения скептицизма и релятивизма определенно высказывается профессор А.В. Сёмушкин в обстоятельной статье «Античный скептицизм. Лекция 1. Пирронизм»: «Когда Секст Эмпирик замечает, что Пиррон скептические принципы выразил более отчетливо, чем его предшественники, мы все равно затрудняемся ответить на вопрос: где кончается релятивистская традиция, предвосхитившая скептическое миросозерцание, а где начинается пирронизм - первое концептуальное построение скептицизма» [4, с. 176-187].
Также ряд исследований античного скептицизма представлен в английской историко-философской литературе второй половины XIX — первой половины XX в. Можно отметить книги Н. Макколла, М. Патрик, Е. Бивена (4) и других исследователей, сочинения которых, несмотря на обстоятельность изложения, а также обширность представленного в них материала, носят по преимуществу компилятивный и констатирующий (описательно-позитивистский) характер.
Обращаясь к историко-философской литературе XX века, можно отметить, что античный скептицизм также не имеет в ней должного внимания и освещения. Он достаточно часто интерпретируется как разновидность отрицательного догматизма. Квалификацию скептицизма как отрицательного догматизма (или нигилизма) находим, например, в книге Дж. Аннас и Дж. Барнеса «Тропы скептицизма. Древние тексты и современные интерпретации»; не отказывая пирро-низму в серьезности философской позиции, авторы говорят, что она «полностью негативна» [6, р. 24].
Поверхностное понимание скептицизма и негативное отношение к нему продемонстрировал английский философ Б. Рассел в «Истории западной философии». Он полагал, что «скептицизм был привлекателен для многих нефилософски настроенных умов... был утешением лентяя, поскольку показывал, что невежда столь же мудр, как и заслуженные ученые» [2, с. 253]. Кроме того, Рассел полагал, что скептицизм не обладал ничем позитивным «даже в чисто интеллектуальной сфере» и что «не ответив на аргументы скептиков, старый мир отвернулся от них» [2, с. 258].
Достаточно негативные оценки скепсиса находим в статье К. Янчека «О характере позднеантичного скептицизма». На основании только филологического анализа, об ограниченности которого было сказано выше, он делает вывод о том, что Секст Эмпирик компилятор и вообще не философ, но только наследник более выдающихся мыслителей, который даже в изложении учения скептиков крайне непоследователен (5).
Приблизительно такая же оценка деятельности Секста Эмпирика содержится в статье С. Смита «Повторное открытие античного скептицизма в Новое время»; признавая, что «единственные первичные источники, дошедшие до нас, это сочинения Секста Эмпирика», автор говорит, что последний скептик «...скорее всего, был тщательным компилятором, но сам не привнес в скептическое движение ничего оригинального» [16, р. 226].
Достаточно категорично утверждает исследовательница Г. Стрикер в статье «Мыслительные стратегии скептицизма», что два скептических основоположения: тезис — ничто не может быть познано и рекомендация — следует приостанавливать суждения по любым вопросам — «обладают логической независимостью, так как тезиса недостаточно для обоснования рекомендации» [17, р. 92]. Подобное утверждение не лишено возражений: в нескептических типах философского мышления тезис о всеобщей непознаваемости, вполне возможно, рассматривается как недостаточный для практического следования воздержанию от суждений, но для самих скептиков идея непознаваемости традиционно является достаточным основанием для воздержания от суждений, о чем недвусмысленно говорит Тимон — ученик родоначальника античной скептической школы Пиррона — по известному свидетельству Евсевия Кесарийского (6).
Та же исследовательница в другой своей статье — «Атараксия: счастье как невозмутимость» склонна вообще отказать скептицизму в полноценном статусе одного из философских учений, утверждая, что он «...в лучшем случае может быть представлен как один из способов достижения невозмутимости» [17, р. 192]. Кроме того, и само учение скептиков о невозмутимости души Стрикер рассматривает как весьма слабую интеллектуальную конструкцию (по сравнению с построениями эпикурейцев и стоиков), полагая, что скептикам следовало бы ограничиться вопросами эпистемологии: «Я уверена, что пирронисты поступили бы гораздо лучше, если бы они вышли из соревнования по изобретению руководства к счастливой жизни, и ограничились бы сферой эпистемологии, в которой они были чрезвычайно успешны. (Их двойники из Академии, похоже, были мудрее в этом отношении.)» [17, р. 193]. Наконец, говоря о скептической интерпретации общей для эллинистической эпохи идее внутренней, или субъективной обусловленности индивидуального счастья, Стрикер нарушает логический закон тождества (путем явной подмены тезиса), утверждая, что для достижения невозмутимости души в равной степени подойдет как практика жизненного следования скептической философии, так и употребление наркотиков: «В том, что касается невозмутимости, приемлемы как скептицизм, так и наркотики, так как речь не идет о том, как люди действительно живут, но только о том, как они чувствуют» [17, р. 193].
Исследователь К. Хуквей в параграфе «Пирронизм и философия» своей книги «Скептицизм» находит скептические основания (называя их «фактами»)
для воздержания от суждения достаточно слабыми для того, чтобы возможно было придать сомнению статус одной из неотъемлемых черт философского мышления: «Многие «факты», используемые для побуждения к воздержанию от убеждения вовсе не являются фактами; и даже те, которые могут быть приняты, представляются слишком слабыми для того, чтобы вызвать реальное сомнение» [10, р. 18]. Хуквей, так же, как и Стрикер, рассматривая скептическую позицию как условную и необоснованную, сомневается в философской состоятельности скептицизма: «Скептицизм не привержен догматически корпусу аргументов; в конечном счете его отстаивают не с помощью аргументов, которые убеждают кого-то воздержаться от суждения, а с помощью атараксии, которая обретается вследствие этого воздержания» [10, р. 19].
Исследователь М. Бернет в известной статье «Может ли скептик жить в соответствии со своим скептицизмом» говорит: «Пирронизм является единственной серьезной попыткой в истории западной мысли довести скептицизм до его крайних пределов и жить в соответствии с полученным результатом, и вопрос о том, насколько это возможно или просто понятийно непротиворечиво, был предметом острых споров в эпоху античности, и стал главным средоточием возродившихся дискуссий за двести лет до того времени, когда писал Юм» [8, р. 118]. В данном случае возможно утверждать, что сложность проблемы о совместимости идейных скептических установок с реальной, или практической жизнью философа-скептика является несколько преувеличенной. В своих сочинениях Секст Эмпирик неоднократно говорит о том, каким образом возможна реализация основных идейных положений скептицизма в реальной жизни скептика.
Еще одна тенденция в историко-философской литературе, посвященной античному скептицизму, заключается в том, что исследователь, подробно рассматривая какой-либо вопрос или проблему, привлекая множество свидетельств источников, анализируя и сопоставляя различные точки зрения, в результате (как бы следуя практическим рекомендациям скептиков) не приходит ни к какому определенному выводу, воздерживается от него, а вернее — предлагает в качестве вывода невозможность последнего. Так, например, Дж. Рист, обстоятельно рассматривая достаточно запутанный и неоднократно обсуждаемый в литературе вопрос о приверженности одного из младших скептиков Энесидема учению Гераклита в статье «Гераклитизм Энесидема», завершает свое исследование выводом о том, что «.. .лучше приостановить суждение, и вместе с пирронистами сказать оибеу орг^ю» [15, р. 319]. Выражение ог>8еу орг^ю переводится с древнегреческого как «ничего не определяю (постановляю, полагаю, назначаю)».
Другой пример рассмотренной выше тенденции, причем более яркий и показательный, находим в статье Д. Хауса «Жизнь Секста Эмпирика», которая представляет собой достаточно обстоятельное и скрупулезное историко-философское исследование, хотя и с приоритетно выделенным историческим аспектом. Привлекая множество античных свидетельств (обширные цитаты из источников даются исключительно на языке оригинала), вдаваясь в филологические детали, обсуждая тонкости перевода с древнегреческого определенных терминов и выражений, ссылаясь на многие исследования античного скептицизма, сделанные в течение последних полутораста лет, тщательно сопоставляя и
анализируя их, автор пытается выяснить когда жил Секст Эмпирик, где, в основном, протекала его деятельность и кем он был по роду своих практических занятий; и наконец, в качестве результата такого почти титанического труда автор предлагает следующий достаточно обескураживающий вывод: «Свидетельств о жизни Секста Эмпирика достаточно для того, чтобы дать почву для бесконечных предположений. В этой работе мы попытались продемонстрировать один неоспоримый факт, касающийся жизни Секста, который без труда потерялся в лабиринте вероятностей. А именно: необходимо воздерживаться от суждений относительно практически каждой детали жизни Секста» [11, р. 238].
Наконец, возможно отметить еще одну тенденцию, встречающуюся в некоторых историко-философских работах об античном скептицизме, которая заключается в некоторой запутанности и неясности основной мысли того или иного автора. Так, например, исследователь А. Несс в параграфе «Философ ли скептик?» своей книги «Скептицизм» отвечает на поставленный вопрос следующим не вполне понятным образом: «Что же касается того, считается ли скептицизм философией, то если мы принимаем как необходимое условие, что для того, чтобы что-то считалось философией, оно должно содержать, по крайней мере, одно утверждение, по крайней мере, одну доктрину, претендующую на истинность, тогда скептицизм — не философия. Этот вопрос в большой степени носит терминологический характер, но даже если мы примем эту совсем не традиционную манеру речи, все равно сохранится возможность назвать скептицизм базовым философским подходом, экзистенциал-философией (через дефис!), а скептика — подлинным философом...Но, в конечном счете, терминология не имеет в этом пункте особого значения, и пока мы можем именовать скептицизм философским подходом, или экзистенциал-философией, а его отчетливых представителей философами, я не стану настаивать на том, чтобы называть скептицизм философией» [13, р. 29-30]. Итак, по мнению автора, скептицизм - это один из философских подходов, его представители являются философами, но при этом скептицизм — не философия. Однако даже если это и так, т. е. если автор и не нарушил в своих рассуждениях логический закон противоречия, то он, тем не менее, нарушил закон тождества, так как любая неясность (непрозрачность, замутненность) рассуждения может квалифицироваться как разновидность несоблюдения логического закона тождества.
Итак, классический, или античный скептицизм представляет собой, по большому счету, определенный исследовательский «пробел» как в отечественной, так и в зарубежной историко-философской литературе: в большинстве случаев, произведения о нем носят, по преимуществу, констатирующе-описательный характер, он редко становился отдельным объектом исследования, оставался в целом малоизученным философским явлением и часто неверно интерпретировался в качестве отрицательного догматизма, как интеллектуальное построение, во многом родственное агностицизму и релятивизму; нередко скептицизму приписываются непоследовательность и наличие внутренних противоречий, в результате чего выдвигаются сомнения в его философской состоятельности и побуждения отказать ему в статусе одного из философских направлений или типов философского мышления. Данная тема остается на настоящий момент в целом открытой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Conf.: Рихтер Р. Скептицизм в философии. Т. 1. — СПб., 1910.
2. Conf.: Рихтер Р. Скептицизм в философии. Т. 1. С. 28 - 29.
3. См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Ранний эллинизм. — М., 1979. С.
341.
4. Conf.: Maccoll N. The greek Sceptics from Pyrrho to Sextus. — London and
Cambridge, 1969; Bevan E.R. Stoics and Sceptics. — Oxford, 1913; Patric M.M. The Greek
Sceptics. — New-York, 1929.
5. См.: Янчек К. О характере позднеантичного скептицизма // Античное общество. Труды конференции по изучению проблем античности. — М., 1967. С. 351 - 353.
6. Conf.: Eusebius Caesariensis. Praeparacio Evangelica. Libri XV. Liber XIV // Patrologiae Graecae. Tom XXL Parisii, 1857. Col. 1179 - 1290. XIV. 18.
ЛИТЕРАТУРА
1. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Ранний эллинизм. — М., 1979.
2. Рассел Б. История западной философии. Кн. 1. Гл. XX - XXX. — М., 1959.
3. Рихтер Р. Скептицизм в философии. Т.1. — СПб., 1910.
4. Семушкин А. В. Античный скептицизм. Лекция 1. Пирронизм // Вестник Российского университета дружбы народов. Философия. — М., 1997. № 1.
5. Янчек К. О характере позднеантичного скептицизма // Античное общество. Труды конференции по изучению проблем античности. — М., 1967.
6. Annas J., Barnes J. The modes of skepticism. Ancient texts and modem interpretations. — Cambridge, London, 1985.
7. Bevan E.R. Stoics and Sceptics. — Oxdord, 1913.
8. Bumyeat M. F. Can the Sceptic Live His Scepticism? // The Skeptical Tradition. — Berkeley, Los Angeles, London, 1983.
9. Eusebius Caesariensis. Praeparacio Evangelica. Libri XV. Liber XIV // Patrologiae Graecae. Tom XXI. Parisii, 1857. Col. 1179- 1290.
10. Hookway Ch. Scepticism. — London and New York, 1992.
11. House D. K. The life of Sextus Empiricus // The Classical quaterly. Vol. 39. Num. 1.
1980.
12. Maccoll N. The Greek Sceptics from Pyrrho to Sextus. — London and Cambridge,
1869.
13. Naess A. Scepticism. — London, New York, 1968.
14. Patric М. M. The Greek Sceptics. — New-York, 1929.
15. Rist J. M. The heracliteanism of Aenesidemus // Pxoenix. Vol. 24. No. 4. 1970.
16. Schmitt Ch. B. The rediscovery of ancient scepticism in Modem times // The Skeptical Tradition. — Berkeley, Los Angeles, London, 1983.
17. Striker G. Essays on Hellenistic epistemology and ethics. — Cambridge, New York, Melbourne, 1996.
18. Zeller Ed. The Stoics, Epicureans, and Sceptics. — New York, 1962.
