CC BY
80
тривуня молодого ученого
УДК 343.1
Шуров Алексей Юрьевич Shurov Alexey Yu.
заместитель начальника
Департамент транспорта по безопасности дорожного движения ОАО «Теплоэнерго» (9603086, Нижний Новгород, бульвар Мира, 14)
deputy chief
Department of transport for the road safety, open JSC «Teploenergo» (14 boulevard of Peace, Nizhny Novgorod, 603086)
E-mail: shurov_aleksey@inbox.ru
Античные корни состязательности и розыска (инквизиционности)
Ancient roots of adversarial procedure and investigation (inquisitorial procedure)
В статье предложен оригинальный взгляд на The author proposes an original perspective on the
древние предпосылки двух типов уголовного процес- ancient background of two types of criminal procedure —
са — состязательного и разыскного. Автор приводит adversarial and investigative. The author argues in favor
аргументы в пользу тезиса о том, что розыск и состя- of the thesis that the search and competition are histori-
зательность исторически являются дружественными, cally friendly and not competing principles. а не конкурирующими принципами.
Ключевые слова: уголовный процесс, розыск, Keywords: criminal procedure, search, inquisitorial, инквизиционность, состязательность, принцип, идея, adversarial, principle, idea, truth, evidence. истина, доказательство.
Разыскная идея, равно как и состязательная, не происходят из уголовного процесса как такового. Они, по сути, есть приспособление каких-то более общих принципов, присущих цивилизации в целом. Поэтому понять истоки этих идей можно только исходя из широкого исторического контекста. Этим контекстом как раз и является эпоха Античности.
Современное уголовное судопроизводство, как это не покажется странным на первый взгляд, тоже можно почти напрямую вывести из античных предпосылок. Во всяком случае, две ведущих процессуальных идеи — состязательность и розыск (инквизиционность) — дети одной матери Древней Греции — родины выдающихся социальных изобретений.
Обращение к античным истокам двух важнейших процессуальных концептов — состязательности и розыска (инквизиционности) — позволяет разглядеть еще одно важное обстоятельство: эти концепты появились примерно в одно и то же время. Хронологически они являются ровесниками. Таким образом, если смотреть на эти концепты на уровне «ма-
теринских идей», то легко понять, что исходная идея розыска не вырастает из «материнской» идеи состязательности, не является ее эволюционным преемником. И та, и другая идея, если идти к их истокам, в конечном итоге обязаны своим возникновением греческому полису и греческой личности как особым историческим явлениям.
В книге И.Е. Сурикова, посвященной исследованию жизни Пифагора, мы нашли очень интересные факты, которые позволили нам иначе посмотреть и на состязательность, и на розыск (инквизиционность).
Первая цитата: «Рождение полиса» и «рождение личности», происходившие одновременно, были разнонаправленными (и даже противоположно направленными) процессами, но при этом взаимодополняли друг друга. Как проявлялась динамика этих процессов в сфере культуры, духовной жизни?
Индивидуалистические начала находили свое выражение в духе состязательности, соревновательности, который пронизывал собой буквально все поры общества, был заметен на
всех уровнях, от войны до поэзии, от атлетики, бывшей уделом знати, до керамического производства, которым, естественно, занимались лица невысокого статуса. Состязательность, о которой идет речь, часто называют в науке «атональным духом» (от греческого слова «агон» — соревнование)... Наверное, ни в одной другой человеческой цивилизации состязательность ни была развита до такой высокой степени» [1, с. 35—36].
Самая важная мысль в приведенной цитате заключается в том, что состязательность по своей изначальной задумке есть принцип взаимодействия индивидуальностей, способ сосуществования личностей. Причем принцип этот был универсальным. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что он пригодился и в сфере судопроизводства для разрешения индивидуальных спорно-правовых ситуаций. Конфликт индивидуальных интересов и в суде мог быть решен только состязанием.
«Агональный дух оказал необычайно плодотворное воздействие на греческую культуру, определил ее самобытность и неповторимость. Не случайно именно Древняя Греция — родина такого феномена, как спорт. Да, в сущности, вся жизнь греков в каком-то смысле была «спортом». Что бы ни делал эллин — воевал или писал стихи, принимал законы или ваял статуи, — он всегда соревновался, стремился быть первым, победить всех соперников, обрести славу» [1, с. 37].
В этой цитате отражена концептуальная сущность состязательности — нацеленность на победу, на обретение славы. Такова была сущность состязательности изначально. И, наверное, должно было произойти что-то запредельно невероятное, чтобы суть принципа состязательности стала концептуально иной? Мы не случайно задаемся этим вопросом, поскольку по современному звучанию подходов к состязательности можно понять, что квинтэссенция этого принципа сегодня трактуется иначе. Нередко состязательность выдают за единственно возможный способ установления истины. Нас не смущает, что состязательность выставляют в качестве единственно правильного метода. Нас смущает другое, что в основу этого «априори истинного метода познания» помещается принцип изначально не познавательный. В идее состязательности легко различимо стремление к первенству, к победе, к славе. Но можно ли вписать в этот принцип стремление к истине?
Казалось бы, да, нет ничего проще. Достаточно вспомнить известный гносеологический
афоризм — «В споре рождается истина» и напомнить, что спор является видом состязания. Однако мы считаем, что этот вопрос не имеет столь явного однозначного ответа. Обратимся опять к книге И.Е. Сурикова «Пифагор». «Гре -ческий агон, — пишет он, — типично полисное явление. Если даже состязались индивиды, то состязались они перед лицом полиса, коллектива, стремясь прославить и увековечить свое имя среди сограждан. И целью состязания было именно заслужить высокую репутацию в глазах коллектива. Для этого не щадили себя. Античный грек прекрасно бы понял русскую пословицу «На миру и смерть красна» [1, с. 37].
В этой цитате, продолжающей раскрывать идею состязательности, больше говорится о предпосылках другого процессуального принципа — принципа гласности судебного разбирательства. Он, как видим, тоже не является специфическим принципом уголовного процесса, а вырастает из общих принципов жизни греческого полиса. Причем, гласность, как следует из этой цитаты, является необходимым условием реализации состязательности.
Теперь поговорим об античных истоках идеи розыска (инквизиционности). В процессуальном значении термин «инквизиция» в древние времена использовался для обозначения деятельности по собиранию доказательств. Стремление к «доказыванию» — это тоже неотъемлемая часть греческого духа и древней греческой жизни.
И.В. Суриков задается вопросом: «Откуда такая всепоглощающая страсть греков к тому, чтобы — в отличие от тех же вавилонян или египтян — все доказывать, обосновывать, подыскивать новые и новые аргументы? И здесь, как и в любой сфере бытия древнегреческой цивилизации, сыграло роль сочетание двух факторов: полисной государственности и индивидуалистического агонального духа.
В полисе, как известно, все проблемы общественной жизни решались путем свободной дискуссии в народном собрании. Часто кипели горячие споры. В условиях прямой полисной демократии гражданин, беря слово в обсуждении и стараясь убедить собрание в правоте своей точки зрения, всегда должен был быть готов к тому, что его мнение будут оспаривать, что другие говорящие выскажут иные взгляды. А эллину хотелось, конечно, одержать верх над всеми остальными, настоять на своем. Единственный же способ для этого — быть максимально убедительным и доказательным. Греки ничего не
принимали на веру, во всем сомневались, для всего требовали аргументов» [1, с. 71—72].
Приведенная цитата вполне могла бы быть истолкована в пользу того, что стремление к доказыванию есть порождение принципа состязательности. А поскольку доказывание направлено на обретение истины, то, следовательно, и состязание в доказывании стимулирует достижение этой истины. И именно состязательность стимулирует развитие доказательственной технологии.
Высказанное утверждение вполне логично. Однако трудно абстрагироваться от того факта, что доказывание в контексте состязательности нацелено скорее на победу, чем на постижение истины. Поэтому потребность в технологии доказывания в самом своем начале носила двойственный характер. Правильнее даже говорить о том, что имели место две потребности, соответственно которым наметились и два пути их интеллектуальной реализации. Первый путь — путь познания объективной истины и путь второй — производства истины формальной.
Первый путь предполагал выработку методов состязания с неизвестностью, с объективной действительностью. Второй — способ интеллектуального соревнования с известным противником. Первый путь вел известным методом к неизвестному результату; второй — известным методом к известному (заданному) результату. Соответственно этому зародилась и концепция двух истин — объективной и формальной. Причем, нам представляется, что концепция эта, скорее всего, зародилась именно в поле судопроизводства (в широком смысле этого понятия). Во всяком случае, древние греки имели четкое представление о том, что решение судебных споров зависит не столько от объективной истины, сколько от специфических интеллектуальных навыков. В качестве аргумента мы используем тот факт, что «судебная демагогия» была в Древней Греции очень привлекательным умением. Скорее всего, и софисты с их изощренными интеллектуальными фокусами родились на поприще «судебной демагогии».
Концепция двух истин и сегодня вполне отчетливо проявляет себя. Так, в науке уголовного процесса можно встретить доводы, призванные убедить нас в том, что уголовно-процессуальное доказывание включает в себя два вида интеллектуальной деятельности — доказывание-познание и доказывание-аргументация (обоснование). Очевидно, что древние греки значительно преуспели в развитии способов постижения объективной истины, но в становление теории
и методики аргументации они сделали просто глобальный вклад. И основы формальной логики, заложенные Аристотелем, лучшее тому эмпирические подтверждение.
Непредвзятый взгляд на античные предпосылки идей состязательности и розыска (инк-визиционности) позволяет сделать нам один важный вывод: Взаимоотношения состязательности и инквизиционности (как методологических концептов), несмотря на определенные сложности их взаимодействия, никогда не были антагонистическими. Состязательность и розыск (инквизиционность) просто не могли конкурировать между собой, поскольку это были совершенно разные принципы. Состязательность являлась универсальным принципом социального прогресса и средством определения качества результатов деятельности. А розыск (инквизиционность) в свою очередь выступал как принцип познания. И познание выступало как предпосылка последующего состязания в предоставлении аргументов.
Мы не случайно подчеркиваем эти выводы. Если в контексте греческого полиса состязательность и инквизиционность представляли собой два «дружественных» (или, во всяком случае, не конкурирующих) принципа, то в поле уголовного процесса, став идеями специфическими, они вдруг обнаружили совершенно иной характер соотношения. В мире современной уголовно-процессуальной науки эти идеи обозначаются едва ли не как противоположные, а то и враждебные. И традиция этого противопоставления берет свое начало в преддверие судебных реформ XIX века.
Однако если мы посмотрим на эти идеи не с точки зрения отличий, которые имеются в состязательной и разыскной форме, а с позиции чистой методологии, то принципиальных отличий мы не обнаружим. При желании мы можем выставить розыск (инквизиционность) как специфическое воплощение состязательности, как разновидность ее технологии. Речь идет об уже упоминаемой формуле — «в споре рождается истина». Однако эта формула имеет отношение к истине неизвестной. Если каждый спорщик выйдет на поле со своей готовой истиной, то здесь уже можно вести речь о состязательности другого рода; о состязании за победу, а не за истину. Но и в этом случае для того, чтобы противопоставлять состязательность и инквизционность, не будет никаких научных оснований.
Однако, несмотря на эти обстоятельства, шлейф противоположности веками преследует
отношения состязательности и розыска. И это, по нашим мыслям, тоже неслучайное явление. Тенденция противопоставления розыска и состязательности тянется из глубокой истории процесса. В момент непосредственного соприкосновения и сосуществования обвинительного типа процесса и процесса разыскного типа идеи, лежащие в их основе, были разнополюсными. И расходились они по методологическому основанию, выводимому из рациональности этих фундаментальных концептов. Так, если пробираться к сущности ранней состязательности обвинительного процесса, то можно неизбежно прийти к заключению о том, что идея раннего состязательного процесса в своей основе опиралась на иррациональные начала, а идея разыскного процесса — на рациональные.
Ранняя состязательность — это либо поединок людей при иррациональном арбитражном посредничестве высшей силы, либо непосредственное состязание с физическими процессами: сражение с материей (огнем, водой) за собственную правду (ордалии). Ранний состязательный процесс — это, по сути, суд Божий, суд иррациональный. Иррациональный в том смысле, что бездоказательный в рациональном смысле, то есть суд, который обходился без логических доказательств. Преследуя цель восстановления нарушенного социального равновесия, этот процесс и не особо нуждался в рациональных основаниях. Цель процесса достигалась при помощи «местного» применения общего принципа состязательности. Ранний состязательный процесс был иррациональным. И небольшие вкрапления инквизиционности общей картины не нарушали.
Разыскная же идея изначально идея рациональная. Подчеркнем — изначально. Это всегда познание. При всех ужасах инквизиционного следствия (с точки зрения современного человека), при всей бесчеловечности пыток следственный процесс — это процесс рационального познания. Разыскной процесс принес с собой не только новые формы, но и революционно новые идеологические основания. Разыскной процесс бьется не за простое восстановление мира в общине. Этот мир достигается им через постижение объективной истины и рациональное восстановление справедливости.
И так получается, что истина, будучи средством достижения прежней цели процесса, исподволь подменяет собой эту цель. И целью уголовного процесса провозглашается — достижение объективной истины. И это провозглашение совсем не случайно. Нацеленность
на истину означает перевод судопроизводства на рациональную, а точнее — на научную основу. (Истина — всегда признак научного подхода. По мысли А.А. Зиновьева: «Сам по себе научный подход не гарантирует истину. Он может впадать в заблуждения. Но его целью является все-таки истина, а не воздействие на умы и чувства людей, не имеющее ничего общего с познанием» [2, с. 128—129].)
Таким образом, получается, что розыск (инквизиционность) неотрывно связан с рациональностью, а состязательность — нет. Вместе с тем, нельзя сказать, что состязательность неотъемлемо связана и с иррациональностью. Состязательность (в отличие от розыска) не имеет такой четкой обусловленности рациональными основаниями. В процессе эволюции уголовного судопроизводства разыскная идея пропитала рациональностью и состязательность. Поэтому современная состязательность — это состязательность в своей основе рациональная.
Однако старинное знакомство с иррациональными началами для состязательности не пропало бесследно. Стремление к иррациональным началам еще очень живо в современном уголовном судопроизводстве. И принцип свободной оценки доказательств, которым так гордится состязательный процесс, является прямым доказательством этой иррациональности. Этот принцип фактически «обожествляет» человека, облаченного в судейскую мантию, и поэтому уповает не только на разум последнего, но и на его совесть. Причем о совести как индикаторе оценки доказательств не только пишет юридическая теория, но и непосредственно говорит и уголовно-процессуальный закон.
Таким образом, мы в очередной раз приближаемся к мысли о том, что идеи состязательности и розыска не являются противоположными процессуальными идеями. Равно как изначально не являлись противоположностями и «материнские» идеи, лежащие в их основе. Конкурентные отношения этих идей вытекают не из внутренней методологической природы, а из конкретных прикладных задач, которые пытается решить с их помощью человечество. Если задачи, стоящие перед уголовным процессом, пропитаны духом рациональности, то никакая состязательность не сможет полностью освободить уголовный процесс от проявлений разыскной идеи.
Думается, что феномен конкурирующего восприятия состязательности и розыска — это исторический пережиток. По сути, сам уголовный процесс как вид практической деятель-
тривуня молодого ученого
с
о
н н
о
и
^
и
п
и
CD
к
н
^
а
ска
3 п о
р
и и
ности уже давно примирил эти идеи в рамках уголовного судопроизводства смешанного типа. Примирение, состоявшееся на эмпирическом уровне, должно быть подтверждено и на уровне теоретическом. В тщательной научной разработке нуждается идея сотрудничества разыскных и состязательных начал. И смешанный тип (модель) судопроизводства должен быть осмыслен с позиций их конвергенции.
Примечания
1. Суриков И.Е. Пифагор. М., 2013.
2. Зиновьев А.А. Фактор понимания. М., 2006.
Notes
1. Surikov I.E. Pythagoras. Moscow, 2013.
2. Zinoviev A.A. Factor of understanding. Moscow,
2006.
с
о
н
-о §
а
n
я т с
о
с и
н р
о
к
-о
н ч и
н
CD
0
1
