CC BY
41
АНАЛИЗ АРГУМЕНТАЦИИ В
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
(на примере статьи в «Der Spiegel-Online»)
Ю.В. РАБОТКИН
ARGUMENTATION ANALYSIS IN POLITICAL LINGUISTICS (based on an article from «Der Spiegel-Online»)
Yu.V. RABOTKIN
Статья посвящена аргументации как сложному феномену политического дискурса. Теоретической базой выступают финоменологические исследования сознания и языка. Автор относит аргументацию к дискурсивным практикам и анализирует на примере статьи, опубликованной в „Der Spiegel-Online", argumentum ad hominem.
Ключевые слова: феноменология, политический дискурс, дискурсивная практика, аргументация, argumentum ad hominem.
The article deals with argumentation as a complex phenomenon in political discourse and draws on phenomenology studies of mind and language. The author considers argumentation as a discourse practice, as well as gives a rhetorical and logical analyses of argumentum ad hominem on the example of an article from „Der Spiegel-Online".
Keywords: phenomenology, political discourse, discourse practice, argumentation, ar-gumentum ad hominem.
Политический дискурс составляет предмет исследования политической лингвистики - дисциплины, которая относительно недавно выделилась в рамках лингвистических исследований. В общем случае политический дискурс определяется как множество дискурсивных практик, или набор близкофункциональных языковых средств, служащих для выражения определенного смысла в политической коммуникации [4: 245-246]. Интерес к функционированию естественного языка в политической сфере связан с его манипулятивным потенциалом (укажем лишь некоторые работы по теме [1, 2, 3, 4, 6, 7, 9, 14, 17, 18, 19, 21, 24, 25, 26, 27, 29]). Сложность феномена определяет необходимость кратко описать далее в статье связь языка и мышления (и шире - сознания), исходя из принципа целостности их изучения, которому следуют феноменологические и психологические исследования.
Исходным положением при анализе дискурсивных практик является фундаментальное свойство естественного языка интерпретировать не только эмпирически вечно меняющуюся действительность, лежащую в основе мышления, но и «непосредственно данную действительность мысли», которая «составляет сущность языка» [16: 148]. Процесс мышления связан с вычленением из действительности предметов и наполнением их определенным смыслом, т.е. предикацией им определенного смыслового содержания.
Важно подчеркнуть, что в феноменологии эмпирически данный объект, вписанный в пространственно-временные рамки, означает лишь один из типов, или модальностей присутствия объекта в сознании и образует своеобразное поле присутствия, или горизонт [12: 212-213]. Предмет независимо от его природы - «вещь опыта», и лишь опыт, а точнее сознание, предписывает предмету смысл, конструирует его содержание в интенциональном переживании или акте [13: 340]. Предметом интенционального переживания может быть предполагаемое или даже вымышленное положение дел или предмет (например, кентавр, Зевс), так как сознание наполняет их определенными смыслами, поэтому и язык интерпретирует эти виды действительности. Среду, в которой конституируется смысловая предметность,
составляют сознание, логические формы (мышление) и язык [11, 12, 13, 15, 16, 17, 20]. На языковом уровне предикаты и само имя, именующее предмет, указывают на способ явленности вещи сознанию [13: 344-345, 16,18, 20].
Еще одно важное положение в феноменологии постулирует отсутствие изоморфно-коррелирующего соотношения между смыслом, мышлением и языком как на статичном категориально-понятийном, так и на процессуальном аналитически-синтаксическом уровнях; «интенционально высвеченный предмет-смысл вообще может не воплощаться в конкретные семантические или процессуальные формы и, соответственно, не занимать не только при его коммуникативно-языковом, но и при его чисто логическом осмыслении и передаче никаких синтаксических позиций» [11: 272-273]. Смысл понимается А.В. Лосевым как континуально-дискретный, и его соотношение с языковым выражением - как нисходящая лестница модификаций смысла [17: 94-104, 20: 304].
Разница между феноменологией и аналитической философией при анализе связи сознания и языка в самых общих чертах сводится к тому, что в феноменологии представлено три уровня семантики - знак, смысл (умопостигаемая предметность) и референт, а в аналитической философии два - знак и референт [11: 291-293]. В этой двухуровневой смысловой области знак (логическое понятие и пропозиция) изоморфен внеположному предмету, референту, из чего вытекает соответствие языкового выражения «положению дел» в действительности [10: 44-84]. В философии А.Ф. Лосева логический уровень (понятие, суждение, умозаключение) - одна из модифицирующих ступеней, которую проходит коммуникативный смысловой импульс [17: 102, 107-114; 11: 309-311]. Языковой уровень также представляет ступень в нисходящей лестнице модификации смысла.
Описывая модели вербализации мысли, психологи также исходят из единства сознания и субъективности речевой деятельности, главная функция которой связана с выражением психологических состояний. Содержание, выражаемое словом, является психологическим образованием, представляющим собой чувства, желания, мысли в разной степени оформленности, впечатления от событий или ситуаций, воспоминания, настроения и проч. Именно разного рода психологические содержания составляют неотъемлемую характеристику речи [20: 214].
Сам вербальный механизм включает: периферические звенья, обеспечивающие восприятие языковых знаков и артикулирование смысловых заготовок, а также внутреннее звено, где хранятся данные о лексике, грамматике, семантике и прагматике языка. Это звено отвечает за формирование и понимание речи [20: 215].
Важным функциональным элементом внутреннего звена выступает логоген -«когнитивные структуры, осуществляющие запечатление в нервной системе человека всех существующих сторон слова: его звучания; артикуляторных команд для его произнесения; внешних впечатлений, связанных с ним; и, самое существенное - «семантических меток», служащих материализации его семантики» [20: 60].
Речеязыковой механизм связан не только со структурами, которые в статичной форме сохраняют «психологический субъективный опыт», но и с динамическими процессами, источниками которых служат психические процессы, т.е. внутренний мир самого человека [20: 215]. В основе порождения речи лежит интенциональ-ность сознания [11,12,13, 15, 16, 20,].
Предицирование смыслового содержание предметам, которые сознание вычленяет из действительности, - лишь начальный шаг в формировании высказывания,
когда слово «прикрепляется» к психическому продукту [20: 216]. Именованию психических продуктов предшествует речемыслительная операция, связанная с поиском адекватных для выражения мысли слов (нахождением актуального значения), уже освоенных в процессе предшествующего опыта [ibid.: 216].
Неизоморфное соотношение языка и смысла создает предпосылку для языкового варьирования действительности. Язык как система не только располагает набором альтернативных средств интерпретации контиуально-дискретного смысла, но и вынуждает говорящего/пишущего выбирать средства из ряда близко-функциональных (Das Fenster kann man nicht schließen/kann nicht geschlossen werden/ist nicht zu schließen; es klemmt).
В структуру языкового высказывания могут входить компоненты с разной степенью эксплицитности содержания. Эксплицитные компоненты включают: пропозицию, фокус, рему, а имплицитные - прессупозицию, установку, следствие, модальный компонент и др. [4: 217, 25, 28].
Традиция связывать аргументацию с политикой берет начало в греческой культуре [1, 2, 3, 18, 19]. Аргументация была и остается предметом изучения риторики и логики, каждая из которых со времен Аристотеля претерпела существенные изменения не только в содержании и объеме своей проблематики, но и в развитии своего аппарата. В исторической ретроспективе логические теории неразрывно связаны с теми или иными целостными философскими системами. В основе логики Аристотеля лежит его учение о сущем, поэтому она носит онтологический характер и в ней именно родовидовым отношениям отводится столь значительная роль. Современные же логические теории связаны с философскими концепциями математики - логицизмом и интуиционизмом, - изложенными в работах Г. Фреге и Б. Рассела, в которых содержатся обобщения логики Аристотеля и в которых важную роль играют пропозициональные отношения.
В настоящее время аргументация в общем случае относится к эксплицитным способам речевого воздействия на адресата, которое осуществляется через пропозициональные компоненты и в результате которого в модель мира адресата вводится новое знание, влияющее на ход принятия решений [5: 250].
В современных работах по аргументации указывается на то, что логика и риторика исходят из разных положений [25, 26]. Исследуя способы аргументирования, логика опирается на силлогистику с ее формальными правилами построения высказываний, когда высказывание может принимать значение «истина» или «ложь» [27, 28]. Тогда как в риторике принято исходить из аудитории, которой адресуется риторическое построение, поэтому в нем учитываются ценности конкретной аудитории [29, 30]. Аргументация может пониматься не только как конкретное логико-риторическое построение, но и как действие и процесс [36].
Различие в подходах к аргументации сказывается и в том, что один и тот же довод в логике и риторике имеет разный статус. Так, например, в риторике argumentum ad hominem входит в арсенал средств при отстаивании риторической позиции, в то время как традиционная логика относила этот тип довода к логическим ошибкам [25:81-97, 26: 161-197, 3227:121-160]. В общем случае argumentum ad hominem имеет следующий вид: Х плохой человек, поэтому нельзя принять его доводы [32:121160, 32]. Данный тип аргумента представлен в том случае, когда одна из участвующих в споре сторон выдвигает некоторый довод, в ответ на который другая сторона, обесценивая оппонента, делает вывод о несостоятельности его доводов.
В современных работах по аргументации указывается, что argumentum ad hominem широко используется в повседневном общении, в политическом дискурсе, а в некоторых случаях и во время судебных заседаний [32: 1-4]. Логический анализ выделяет пять типов argumentum ad hominem [26: 163-65]:
1. Прямой довод к человеку (direct or abusive ad hominem argument); использующий его пропонент приводит доводы в пользу того, что оппонент плохой человек, и поэтому доводы оппонента не следует считать убедительными. Обозначив переменной а оппонента, а х - его доводы, этот тип можно представить следующим образом:
1. а плохой человек (посылка)
л 2. х не следует принимать в расчет (вывод из посылки 1).
2. Косвенный довод к человеку (circumstantial ad hominem argument); использующий его пропонент приписывает оппоненту некоторого рода непоследовательность, а затем использует свое же утверждение для доказательства неубедительности довода оппонента. Иллюстрацией этого вида argumentum ad hominem может служить диалог, в котором один из курящих родителей убеждает своего ребенка не курить, говоря, что курить вредно. Ребенок, замечая непоследовательность в рассуждении взрослого, может спросить: «А ты? Ты же сам куришь!? А мне говоришь, что это вредно!» С одной стороны, ребенок прав, указывая на непоследовательность увещевания и тем самым подвергая его сомнению. С другой стороны, ребенок слишком остро реагирует, отвергая логичный довод взрослого о том, что курение вредно для здоровья. Обозначив переменной а оппонента, х - его доводы и А некоторое положение дел, этот вид можно представить следующим образом:
1. а отстаивает х, из которого вытекает А (посылка 1)
2. а совершил действие или последовательность действий, из которых следует, что а поддерживает не-А (посылка)
л 3. а плохой человек (вывод из 1 и 2 посылок)
л 4. х не следует принимать в расчет (вывод из 3).
В данном типе argumentum ad hominem посылка 3 является имплицитной, т.к. ребенок отвергает довод взрослого против курения лишь на том основании, что сам взрослый курит. Ребенок делает вывод о неискренности взрослого, замечая непоследовательность в поведении родителя, поскольку взрослый совершает то, против чего сам же и выступает.
3. argumentum ad hominem, указывающий на предвзятость оппонента (bias ad hominem argument); использующий его пропонент приводит доводы в пользу того, что оппонент пристрастен, и поэтому доводы оппонента не должны приниматься в расчет. Обозначив переменной х предвзятое утверждение, а - оппонента и А - вывод, этот вид можно представить так:
1. Если х носит предвзятый характер, то х, вероятно, не учитывает обе точки зрения, заключая А (посылка 1)
2. а высказывает х (посылка 2)
л 3. а, вероятно, не учитывает обе точки зрения, заключая А (вывод из посылок 1 и 2)
Предвзятость оппонента здесь дает повод полагать, что он, вероятнее всего, необъективен.
4. argumentum ad hominem, настраивающий против оппонента (poisoning the well ad hominem argument); используя этот вид аргумента, пропонент доказывает, что оппонент догматично отстаивает некоторую позицию. В выводе содержится утверждение, что оппоненту нельзя доверить рассмотрение вопроса по существу. Примером данного типа argumentum ad hominem может служить ситуация, когда ссылаясь на то, что оппонент - верующий человек, пропонент ставит под сомнение его способность без предубеждений рассматривать существо некоторого дела только потому, что ранее оппонент, участвуя в дебатах, открыто говорил о своей вере и с позиции верующего человека рассматривал обсуждаемый вопрос.
5. tu qouque - данный вид argumentum ad hominem представлен тогда, когда оппонент в ответ на использование пропонентом argumentum ad hominem также применяет argumentum ad hominem.
Указанные виды argumentum ad hominem направлены на дискредитацию оппонента и обесценивание его доводов. Примером использования этого аргумента служит, в частности, статья под названием «Plagiatsvorwürfe: Uni erkennt Schavan Doktortitel ab - Ministerin kündigt Klage an», опубликованная в [33]. Приведем значимые для анализа фрагменты, присвоив им индексы, указывающие на порядок их расположения в полной версии статьи:
(1) Berlin/Düsseldorf - Die Universität Düsseldorf entzieht Bundesbildungsministerin Annette Schavan (CDU) den Doktortitel. Der zuständige Fakultätsrat habe im Plagiatsverfahren für die Aberkennung gestimmt, teilte Dekan Bruno Bleckmann mit. Zwölf Mitglieder des Gremiums stimmten demnach für den Titelentzug, zwei dagegen, es gab eine Enthaltung. Schavan will gegen den Entzug ihres Doktortitels durch die Uni Düsseldorf klagen. Das teilten ihre Anwälte umgehend am Dienstagabend mit.
(2) Sie schäme sich nicht nur heimlich, hatte Schavan 2011 gesagt, als ihr Kabinettskollege Karl-Theodor zu Guttenberg (CSU) wegen Plagiatsvorwürfen unter Druck geriet. Jetzt muss sie sich an den eigenen hohen Moralansprüchen messen lassen. Sie hatte die Vorwürfe immer bestritten und zuletzt lediglich Flüchtigkeitsfehler eingeräumt.
(3) Seit Frühjahr 2012 zieht sich die Affäre bereits hin. Es begann damit, dass im Internet anonyme Plagiatsvorwürfe gegen die Ministerin auftauchten. Seitdem läuft die Debatte um ihre 1980 in Düsseldorf eingereichte Dissertationsschrift mit dem Titel «Person und Gewissen». Schavan selbst bat ihre frühere Uni um Prüfung.
(4) An fast hundert Stellen der Arbeit wollen Plagiatsjäger nicht sauber ausgewiesene Quellen entdeckt oder Verstöße gegen wissenschaftliche Standards ausgemacht haben. In einem internen Uni-Gutachten, über das der SPIEGEL berichtete, war von 60 Stellen und einer „leitenden Täuschungsabsicht" die Rede.
(5) Bereits kurz nach der Entscheidung der Universität Düsseldorf gab es auch erste Reaktionen aus der Politik. Michael Kretschmer (CDU), Unionsfraktionsvize im Bundestag, bezeichnete das Vorgehen der Uni als „Farce". „Es war von Anfang an ein unfaires Verfahren", sagte er. Kretschmer kritisierte: „Das Procedere ist keine wissenschaftliche Überprüfung, sondern eine politisch motivierte Kampagne gegen eine sehr erfolgreiche Bundesforschungsministerin." „Die letzten neun Monate waren von Mutmaßungen und mangelnder Fairness, von frühzeitigen Veröffentlichungen und einem Vorgehen geprägt, das mehr Fragen aufgeworfen als Antworten gegeben hat", kritisierte auch der bildungspolitische Sprecher der FDP-Fraktion, Patrick Meinhardt.
(6) Der bildungspolitische Sprecher der SPD-Bundestagsfraktion, Ernst Dieter Rossmann, sagte dagegen der „Berliner Zeitung", mit dem Verlust des Doktortitels habe Schavan nicht mehr die Überzeugungskraft, um als Vorbild zu dienen. Seine Linke-Kollegin Petra Sitte forderte Schavan auf, die Konsequenzen zu ziehen und ihr Amt aufzugeben. Johannes Ponader, politischer Geschäftsführer der Piratenpartei, sagte: „Der Rücktritt von Frau Schavan ist überfällig. Die Grundlage von aufrichtiger Politik ist Glaubwürdigkeit. Diese Glaubwürdigkeit kann Frau Schavan nicht länger verkörpern."
Первый фрагмент содержит вводку опубликованной статьи. Во втором фрагменте упоминаются обвинения в плагиате, адресованные К.-Т. цу Гуттенбергу, который до своей вынужденной отставки был коллегой А. Шаван по работе в правительстве. А. Шаван было стыдно за то, что К.-Т. цу Гуттенберг оказался в центре скандала. Далее автор статьи замечает, что сама министр образования ФРГ, оказавшись в центре скандала, также не должна забывать о собственных высоких моральных принципах. Фрагмент заканчивается тем, что А.Шаван отрицала обвинения, но, в конце концов, допустила возможность ошибок из-за невнимательности в своей диссертации. В следующем фрагменте приводится название ее диссертационного сочинения - «Человек и совесть». В 4 фрагменте говорится о выявленных некорректном цитировании и нарушениях требований, предъявляемых к научной работе. Здесь же сообщается о том, что сама министр образования инициировала проверку своей диссертации. Фрагмент 5 содержит высказывания политиков, поддерживающих А. Шаван. Ее сторонники высказывают недоверие к самой процедуре проверки диссертации, говорят о политически организованной кампании и проч. В 6 фрагменте приводятся высказывания политиков, настроенных против нее, в частности, что, лишившись академической степени, г-жа Шаван потеряла доверие, на котором строится открытая политика.
В статье представлен тип tu quoque, т.к. оппоненты А. Шаван используют косвенный argumentum ad hominem, а ее пропоненты указывают на предвзятость приводимых оппонентами доводов. Особенностью развертывания представленного в статье довода tu quoque является структурное расположение его частей. Его реконструкция имеет следующий вид: сначала приводятся посылки косвенного argumentum ad hominem.
1. А. Шаван руководствуется моральными ценностями и говорит, что ей стыдно за Г.-Т. цу Гуттенберга, которого обвиняли в плагиате.
2. Саму А. Шаван, тема диссертации которой звучит как «Человек и совесть», уличили в плагиате.
Затем в статье приводятся посылки и вывод argumentum ad hominem, указывающие на предвзятость оппонента. Первая посылка представлена в тексте в свернутом виде, поэтому ее необходимо реконструировать. Восстановленная пропозициональная форма и связка взяты в квадратные скобки:
1. [Если] Сама процедура проверки диссертации А. Шаван не является научной экспертизой [, то она нечестная].
2. Процедура проверки диссертации А. Шаван - политически организованная кампания.
л 3. Процедура с самого начала нечестная.
Далее в статье следуют оба вывода косвенного argumentum ad hominem.
:. 3. А. Шаван не образец поведения (ориентированного на моральные ценности).
: 4. А. Шаван утратила доверие.
Как видно из анализа, расположение частей tu quoque служит в статье прагматической цели нейтрализовать довод пропонентов министра образования А. Шаван и придать больший вес доводу ее оппонентов. Это достигается структурным разбиением косвенного argumentum ad hominem, когда после посылок следует не вывод, а приводятся посылки и вывод контраргумента (в данном случае, argumentum ad hominem, указывающего на предвзятость оппонентов А. Шаван). Выводы же косвенного argumentum ad hominem обрамляют контраргумент и помещены в конец статьи, которую можно по праву назвать риторическое построение.
Аргументация является важным прагматическим средством в политическом дискурсе. Ее анализ возможен только в рамка целостного подхода к мышлению и речи и представляет значительный интерес для политической лингвистики.
Литература
1. Аристотель. О софистических опровержениях / Собрание сочинений: В 4 т. М.: Мысль, 1978. Т.2. 687 с.
2. Аристотель. Политика. / Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1984. Т. 4 С. 376-644.
3. Аристотель. Риторика. М.: Лабиринт, 2000. 221 с.
4. БарановА.Н. Введение в прикладную лингвистику. М.: УРСС, 2001. 358 с.
5. Баранов А.Н. Лингвистическая экспертиза текста. М.: Флинт; Наука, 2007. 592 с.
6. Блакар Р. Язык как инструмент социальной власти / Язык и моделирование социального общения. М.:БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 88-125.
7. Болинджер Д. Истина - проблема лингвистическая // Язык и моделирование социального общения. М.:БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 23-43.
8. Бочаров В.А., Маркин В.И. Введение в логику. М.: ИД «Форум»: ИНФРА-М, 2008. 560 с.
9. Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального общения. М.: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 44-87.
10. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: Канон+, 2011. 288 с.
11. Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение. М.: Языки славянских культур, 2006. 720 с.
12. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: введение в феноменологию философии. СПб.: Владимир Даль, 2004. 399 с.
13. Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. Ч. 1: Исследования по феноменологии и теории познания. М.: Академический Проект, 2011. 565 с.
14. Доценко Е.Л. Психология манипуляции. М.: Черо, 1997. 343 с.
15. Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998. 366 с.
16. ЛосевА.Ф. Языковая структура: Учебное пособие. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1983. 375 с.
17. Лосев А.Ф. Философия имени / Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. 655 с.
18. Платон. Апология Сократа. Горгий // Собрание сочинений: В 4 т. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. Т. 1. 630 с.
19. Платон. Законы. Послезаконие. // Сочинения: В 4 т. СПб.: Издательство СПбГУ, 2007. Т. 3. Ч. 2 С. 91-541.
20. Ушакова Т.Н. Рождение слова: проблемы психологии речи и психолингвистики. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011. 524 с.
21.Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. 379 с.
22. Baumlin J.S. Ëthos / Encyclopedia of Rhetoric. - Oxford, New York: Oxford University Press, 2000. P. 263-277.
23. Beckermann A. Einführung in die Logik. 3. Aufl. Berlin/New York: De Gruyter, 2011. 383 S.
24. Ehlich K. Aristoteles, die Sprachphilosophie und die Pragmatik. B.2 / Sprache und sprachliches Handeln (in 3 Bd.).E-Buch. Berlin: De Gruyter, 2007. S. 279-297.
25. Ehlich K. Sprachtheorie und Pramatik. Bd.1 / Sprache und sprachliches Handeln in 3 Bd. E-Buch. Berlin: De Gruyter, 2007. S. 55-250.
26. Girnth H., Spieß C. Dimensionen öffentlich-politischen Sprachhandelns // Strategien politischer Kommunikation: Pragmatische Analyse / (Hg.) H. Girth, C. Spieß. Berlin: Erich Schmidt Verlag, 2006. S. 7-16.
27. Klemperer V. LTI. Notizbuch eines Philologen. 2. Aufl. Leipzig: Philipp Reclam, 1968. S. 350.
28. Meibauer J. Pragmatik. 2, verbersserte Aufl. Tübingen: Stauffenburg Verlag, 2008. 208 S.
29. Perelman Ch., Olbrecht-Tyteca L. Traité de l'argumentation. La nouvelle rhétorique. Bruxelles, 1978. 730 p.
30. Schirren Th. Rhetorik. Bd. 7 / Religion in Geschichte und Gegenwart in 9 Bd. 4.Aufl. Tübingen: Mohr Siebeck, 2008. S. 492-493.
31. Der Spiegel-Online. Plagiatsvorwürfe: Uni erkennt Schavan Doktortitel ab - Ministerin kündigt Klage an. Режим доступа: http://www.spiegel.de/unispiegel/studium/ plagiatsaffaere-uni-duesseldorf-entscheidet-ueber-schavan-a-881634.html.
32. Tindale Ch.W. Fallacies and Argument Appraisal. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. 218 p.
33. Walton D. Media Argumentation: Dialectic, Persuasion, and Rhetoric. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. 386 p.
34. Walton D., Reed Ch., Macagno F. Argumentation Schemes. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. 443 p.
35. Walton D. Ad hominem argument / Encyclopedia of Rhetoric. Oxford, New York: Oxford University Press, 2000. Р. 1-4.
36. Zarefsky D. Argumentation / Encyclopedia of Rhetoric. Oxford, New York: Oxford University Press, 2000. Р. 33-36.
