Альберт К. О понятии философии у Платона...
Некролог немецкого философа Э. Ф. Зоммера (в переводе С. С. Хоружего), волею судеб оказавшегося советским заключенным в то же время и в том же месте, что и Карсавин, завершает цикл статей. Зоммер наряду с неверными сведениями (например, о том, что Карсавин перед смертью принял католичество) дает некоторые трогательные и ценные сведения о последних годах жизни философа: «Хотя и сам он зависел от своих товарищей, получавших посылки, он часто приглашал немцев, которые вовсе ничего не имели и не могли ниоткуда ждать, на беседы и чаепития с хлебом и даже сахаром» (с. 461); «В мой последний приход я застал его с чайной чашкой в руке, он поглаживал ее и размышлял о том, что и его прах мог бы однажды быть превращен в глиняный сосуд. <...> Существуешь ли ты еще или уже не существуешь, это ничего не изменяет в том факте, что в бесчисленных частицах твоего Я ты движешься к Богу. С тех пор как мне Карсавин это сказал, у меня появился страх перед тем, что и я в урочный час должен буду предстать перед Богом» (с. 460). В Литве Карсавина называли «Литовский Платон», в лагере у многих, кто знал и ценил его общество, невольно возникала ассоциация с Сократом: у Карсавина был преданный ученик А. А. Ванеев, круг собеседников, где обсуждались философские и религиозные темы. Сама безмятежность Карсавина перед смертью, его философствование о ней, поэтическое творчество, главными мотивами которого стала смерть, жизнь через смерть и взаимоотношения с Богом отсылают к последним дням Сократа, его беседам перед принятием кубка с цикутой. «Лагерный Сократ» — последняя роль Карсавина, блестяще им исполненная, завершает круг его жизни, подводит итог его мятежным поискам. Философия Карсавина, его жизненный путь, искания, блестящие находки и даже ошибки — все это актуально, непреходяще ценно.
Закончить рецензию можно только выражением благодарности составителям и надеждой на то, русская религиозно-философская мысль будет и в дальнейшем интересна многим, неравнодушным к подлинному культурному наследию.
К. Б. Ермишина (ПСТГУ)
Альберт К. О понятии философии у Платона / Пер. с немецкого, предисловие и примечания М. Е. Буланенко. Владивосток: Изд-во ДВФУ, 2012.117 с.
В 2012 г. в издательстве Дальневосточного федерального университета (ДВФУ) вышел перевод книги известного немецкого философа и историка философии Карла Альберта «О понятии философии у Платона». Хотя книга не велика по объему, она занимает важное место в современном платоноведении, и появление ее на русском языке — значимое событие. Книга состоит из предисловия переводчика, предисловия автора, введения, пяти глав, заключительного замечания и приложения.
В своем предисловии переводчик М. Е. Буланенко знакомит читателя с автором книги, который до сих пор был мало известен в России, так как его рабо-
ты на русский язык ранее не переводились. Рассматривается исторический контекст книги К. Альберта, полемика вокруг его идей1, показана значимость исследования для платоноведения. Но переводчик также достаточно обоснованно полемизирует с некоторыми идеями автора, высказанными в заключительных главах книги.
В предисловии и введении К. Альберт излагает свою философскую концепцию, в свете которой он будет рассматривать проблему, обозначенную в названии книги, — понятие философии у Платона. Приводя цитату из раннего сочинения Ф. Ницше «Философия в трагическую эпоху Греции», Альберт пишет «об опыте единства сущего в бытии, опыте единого бытия» (с. 31), из которого возникает философия.
В первой главе автор критикует интерпретацию понятия философии у Платона как вечного стремления к истине, недостижимой для человеческого познания. Сторонники этой идеи (Й. Пипер, И. Б. Лотц, К. X. Фолькманн-Шлюк, К. Ясперс) обращаются к противопоставлению слов оосрбс — качество, присущее только божеству, И ф1/,бООфОС — друг мудрости, любящий мудость, но сам не являющийся оофбс. «Греческое слово ф1/,6оофос образовано в противоположность к оофбс;. Оно обозначает того, кто любит познание (знание), в отличие от того, кто, обладая познанием, назвал себя знающим. Такой смысл это слово сохранило и по сей день: искание истины, а не обладание истиной есть сущность философии»2.
Этот идеологизированный образ Платона сознательно создавался рядом философов, но честно сказал об истоках этого образа, пожалуй, только Лео Штраус, выразительно подчеркнувший в своем комментарии к «Пиру» Платона3, что для него релевантным оказывается образ Платона, созданный в Новой, или скептической, Академии Аркесилая и его последователей. Против этого подхода Платона, скептического по своему существу и вновь поднятого на щит сегодня так называемого инфинитизма, и выступает К. Альберт, и именно в связи с этим его работа сохраняет актуальность.
Поэтому вторая глава его книги посвящена опровержению описанной выше интерпретации. К. Альберт для корректного понимания слова ф1/,6оофос вначале обращается к значению глагола ф1/,сТ\'. Приводя другие слова с тем же корнем (фйбоггос; — гурман, а не тот, кто хотел бы поесть, но никогда ничего не получает, фйшлос; — не тот, кто вечно тосковал бы по лошадям, но никогда не имел бы случая увидеть хоть одну и тем более проехаться верхом), автор показывает, что глагол ф1/.с1\' вовсе не означает постоянное неудовлетворенное стремление, но скорее некое близкое отношение к предмету, приверженность и привязанность к нему. В дальнейшем автор подробно анализирует несколько отрывков из диалогов Платона «Пир» (речь Диотимы об Эросе), «Государство» (миф о пещере),
1 См., например, рецензию Р. Фербера: Ferber R. Rezension zu: Albert K. Uber Platons Begriff der Philosophie. — Sankt Augustin: Academia Verlag Richary, 1989 // Gnomon. 1992. № 8 (Bd. 64). S. 662-667.
2 Jaspers K. Einführung in die Philosphie. München: Piper, 1953. S. 14 (цит. по: Альберт K. О понятии философии у Платона. Владивосток: Изд-во ДВФУ, 2012. С. 36).
3Strauss L. On Plato’s Symposium. Chicago, 2001. Р. 4.
Альберт К. О понятии философии у Платона...
«Федр» (речь Сократа в честь Эроса). Во всех отрывках Альберт находит подтверждение тому, что душа достигает истинного знания, а не находится в вечном пути к нему: «Это означает, что тождественное философии отворачивание4 от призрачного мира теней в пещере и восхождение из пещеры продолжается не до бесконечности, не является «вечным “еще не”», но достигает конца, предельной, непревосходимой цели (ибо после взгляда на Солнце, предельный источник познания и бытия, более не остается ничего, что было бы непознанным)» (с. 50).
Если вторая глава книги посвящена первой части слова «философия» — глаголу cpiAm\ то в третьей главе подробно разбирается термин oocpía. Подчеркивая главенствующую роль божественного в понятии философии, автор пишет о связи философии Платона и теологии, критикуя при этом воззрения Й. Пипера. В то время как последний пишет об «отказе философии считать себя самое учением о спасении»5, Альберт показывает, что «философское познание способно принести человеку то же самое, что обещает христианская религия: спасение, бессмертие, жизнь в приобщении божественному бытию» (с. 63).
В четвертой главе автор рассматривает понятие 0£copía, обращаясь к его первому значению — праздничное посольство. Тем самым он показывает связь между философией и религией: посредством познания философия совершает то же самое, что и культ. Как культ служит для связи человека с божеством, возвращая первоначальное состояние, которое было утрачено в результате проступка, так и философское познание позволяет человеку приобщиться к божественному.
В пятой главе К. Альберт пишет о цели познания по Платону, которая состоит в «предельном, непосредственном созерцании, созерцании Единого как такового, в котором созерцающий и созерцаемое становится одним» (с. 86).
В заключительном замечании автор развивает мысль о единении созерцающего и созерцаемого, находя аналогии как в европейской мысли (Плотин, блж. Августин, Псевдо-Дионисий Ареопагит, М. Экхарт, Я. Бёме, JI. Лавель), так и в восточной философии (Упанишады, Лао-цзы).
В качестве приложения опубликован перевод статьи Т. А. Слезака «Форма диалога и эсотерика: к толкованию платоновского диалога “Федр”». В ней автор, продолжая традицию «тюбингенской школы» платоноведения, на материале диалога «Федр» показывает приоритет устного обучения и недостаточность письменных сочинений.
Переводчик этой книги, к. ф. н. М. Е. Буланенко, уже известен отечественному читателю своим переводом книги Т. Слезака «Как читать Платона»6. Как и книга Слезака, так и недавно появившийся перевод книги К. Альберта свидетельствуют о прекрасном владении немецким языком и хорошем стиле переводчика. М. Буланенко в предисловии и примечаниях демонстрирует не только прекрасное знание корпуса сочинений Платона и исследовательской литературы,
4 Sic. Пожалуй, такого рода nomina actionis следует отнести к немногим стилистическим неудачам переводчика; ср. «приписывание» (в предисловии, с. 9), «имение-налицо» и «отправление-в-путь» (с. 35), «радостное умирание» (с. 54), «нахождение-на-пути» (с. 57), etc.
5Pieper J. Was heißt Philosophieren? München: Kosel, 1948. S. 84 (цит. по: Альберт K. О понятии философии у Платона. С. 62).
6 Слезак Т. А. Как читать Платона / Пер. с нем., предисл. и примечания М. Е. Буланенко. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского гос. ун-та, 2008. 314 с.
но также показывает себя тонким знатоком европейской философии в целом. Нельзя также не отметить, что ценные замечания касательно идей К. Альберта, относящихся к древнекитайской философии, указывают на хорошую осведомленность переводчика и в восточной философии. Все эти достоинства переводчика в сочетании со своим собственным взглядом на вещи и здравым смыслом делают интересным и его предисловие переводимому тексту. В частности, вызывает сочувствие ряд утверждений переводчика, указывающих на его критическое отношение к переводимому тексту и его автору. Приведем некоторые из них. Отмечая филологическую искушенность К. Альберта, М. Е. Буланенко справедливо пишет (с. 8): «Убедительность интерпретации Альберта заканчивается там, где он излагает собственное понимание цели философского познания у Платона, покидая почву филологической аргументации и не опираясь более ни на какие тексты». Справедлива критика абстрактного монизма Альбрехта (с. 9), его к склонности к ницшеанской трактовке досократиков (с. 9—11), справедливы замечания о Платоне, которого, конечно, едва ли разумно рассматривать в одном ряду «с такими монистами, как Фалес и Анаксимен» (с. 11), а также о том, что «самоопределение по отношению к Пармениду... является для платоновского мышления конститутивным» (с. 12). Но в особенности важен трезвый взгляд автора на попытки Альберта усмотреть в философии наиболее чистую форму религии (с. 17—18). «Понятно положение интеллектуала, который не в состоянии найти ответы на свои духовные запросы в современной, скудной в этом отношении, философии. Однако, если Шеллинг7, оставаясь христианином, еще обладал достаточной духовной и интеллектуальной дисциплиной для сдерживания собственной религиозно-философской фантазии, то в наши дни ищущий интеллектуал... не имея уже никаких ограничений для своей фантазии, ...нередко сам выдумывает себе “исконное” по собственному вкусу... многое заставляет предположить, что причиной отторжения церкви со стороны интеллектуалов зачастую выступает боязнь ограничения не столько интеллекта, сколько индивидуальных ф и л о с о ф с к о - б о г о с л о в с к и х фантазий» (с. 19, 21). Критика «сочинения веры» у Альберта (а также у Хайдеггера) свидетельствует о здравом понимании М. Е. Буланенко одной из наиболее нездоровых тенденций современной философии (с. 20).
Поэтому можно с уверенностью сказать, что появление русского перевода книги К. Альберта, выполненного М. Е. Буланенко, как и предисловие к нему, заслуживает особого внимания со стороны не только исследователей античной философии, но также богословов и религиоведов, так как автор этой книги рассматривает важные вопросы, касающиеся соотношения философии и религии.
Т. С. Беликов (МГУ)
7М. Е. Буланенко вспоминает Шеллинга в связи с его критикой у Киреевского (с. 18—20).