CC BY
61
Н.В. Меднис
7. Comparative Anomie Research: Hidden Barriers - Hidden Potential for Social Development / P. Atteslander, B. Granshow, J. Western (eds.) / Swiss Academy for Development. Aldershot; Brookfield, USA; Singapore; Sydney: Ashgate, 1999.
УДК 378 ББК 2400
АКТУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА: СЕТЕВОЙ РЕЖИМ
Е. Э.Дробышева
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 191015, Санкт-Петербург, ул. Кавалергардская, 7, лит. А
Подготовка студентов в современном университете предполагает формирование у них широкого кругозора, а также выработку критического, аналитического мышления. Выпускник вуза должен отчетливо представлять себе основные черты социокультурного пространства, в котором ему предстоит жить и работать. В этом смысле тема, предлагаемая к обсуждению в данной статье, на взгляд автора, соответствует параметрам актуальности, теоретической и практической значимости, а контент и выводы, соответственно, могут быть включены в программные материалы учебных дисциплин социогумани-тарного цикла.
Сегодня все социальные науки - так или иначе - осмысливают феномен сетевого общества. Новый режим существования социума интересен для исследования в различных ракурсах психологическом. социологическом, культурологическом. В рамках статьи данная проблема будет рассматриваться с позиций аксиологии.
Анализируя ценностно-нормативную парадигму любой эпохи, можно проследить архетипически важные ее основания: соотношения личностного/коллективного, своего/чужого, а также роль, которую играют в данном обществе сакральные и властные элементы. В рамках аксиологического подхода раскрываются механизмы функционирования социальных структур памяти, соотношение традиций и новаций, тен-
дерные и поколенческие аспекты бытия конкретного социокультурного образования, особенности языковых практик.
Архитектонически культура представляет собой взаимодействие нескольких горизонтов - структурно-морфологического, функционально-динамического и смыслообразующего. Универсальным базовым основанием культурной архитектоники выступают ценности - именно они обозначают место субъекта в данном пространстве и маркируют точки напряжения в топосе смыкания трех горизонтов. Каждому историческому типу культуры соответствует определенная конфигурация ее составляющих, способы самоопределения и репрезентации личности, художественные и гносеологические практики, рефлективные и коммуникативные методы.
Сетевая культура, разворачивающаяся на наших глазах в виде совершенно определенного исторического конструкта, также может быть проанализирована в аксиологическом дискурсе. Ее архитектоническая устойчивость по-прежнему обеспечивается синергийно-стью структурного, динамического и смыслового горизонтов, однако происходит переформатирование способов их взаимодействия и, как следствие, смещение ценностных акцентов. Сетевой режим функционирования культуры как системы принципиально меняет ее облик, включая коммуникативную структуру, способы репрезентации идей,
осуществления властных функций и даже мир рутинных, повседневных практик.
Под сетевым режимом мы понимаем такой способ организации системы, при котором информация и способы ее передачи становятся структурообразующими факторами. Благодаря горизонтальной развертке, сетевой принцип организации обеспечивает бесконечное множество гиперссылок и, как следствие, продуцирует новые центры ценностного (а значит, и метафизического) напряжения. Тотальность традиционалистских иерархий уступает место вариативности взаимодействий самых различных по форме и содержанию структурных элементов культурной архитектоники.
Понятие «сеть» очень точно схватывает специфику состояния актуальной социокультурной реальности. Фрактальная природа Сети как таковой снимает вопрос о монополии центра событийности и соответствующей рефлективности: микшируются опознавательные сигналы в режиме «свой/чужой», сдвигаются границы личностного и общественного, уникального и массового, изменяется восприятие пространства и времени.
Для сетевого режима характерны «сжатие» пространства (Д. Харвей) и «ускорение времени» (Э. Гидденс). Ценности традиционалистской картины мира, в которой опыт и устойчивость были залогом успеха, уступают место ценностям инновативности, переживаемой как таковая только лишь в режиме «здесь и сейчас». Трансенция происходящих процессов не дает возможности погрузиться в реальность и осознать ее базовость и тотальность. «Поточное» сознание нивелирует ценности нуклеар-ной семьи, устойчивого круга друзей или поэтапной карьеры в рамках одного предприятия или вообще одной трудовой сферы. Вспомним сакраментальное советское выражение «у него была одна запись в трудовой книжке». Сегодня это
сообщение вряд ли вызовет положительные коннотации, скорее наоборот.
С точки зрения М. Кастельса, новый тип общества предполагает конкурентоспособность не на основе жестких иерархий, а на основе сети - координации взаимодействия высокоавтономных единиц [2]. В таких условиях, когда человек отрывается от природных ограничителей и ориентиров, центральное значение имеет вопрос идентичности. Идентичность, - как справедливо полагают исследователи, - теперь должна формироваться не на естественных основаниях, а на информационных (поскольку информация, а не естественные процессы, становится основным содержанием жизни людей), то есть созданных самими людьми - на основе проектов и программ [4].
Задача самоидентификации, которая является базовой для любого типа культуры, в сетевом обществе решается принципиально иначе: возможность существовать в Сети в формате нескольких параллельных «проектов себя» приводит к глобальным психологическим, эстетическим, нравственным перверсиям. Находясь в «нулевом топосе» (ведь пространственное местоположение здесь вообще непринципиально), пользователь одновременно может репрезентировать сразу несколько «Я», прячась за никами/аватарами. Играючи, он ведет сразу несколько диалогов в различных (зачастую диаметрально противоположных в аксиологическом плане) комьюнити. Недаром сейчас много говорят о рекарнавализации как заметной тенденции сегодняшней жизни [5]. Маска - универсальный культурный артефакт и символ. Сетевые аватары выполняют совершенно очевидную функцию своеобразной саморепрезентации в духе детской приговорки: «Я - не я, и шляпа не моя».
В абсурдистском сетевом Зазеркалье искривляются этические и эстетические коды, символические феномены интерпретируются с учетом многопорядкового характера сетевого мирови-
дения. Причинно-следственные линейные связи в коммуникационном поле утратили свою очевидную действенность, аксиома про непересекающиеся прямые в данном пространстве выглядит скорее как вариант. В этой «полимагистральной структуре две точки всегда связываются множеством магистралей, а каждая магистраль состоит из множества отрезков и путей» [3], в итоге архитектонические соотношения типа «несущее-несомое» утрачивают жесткость и прочность.
Материальные процессы начинают выполнять служебные функции по отношению к информативным, и, несмотря на весьма убедительный вещественный антураж, соответствующий «веку потребления», мы вновь и вновь сомневаемся в том, что «бытие определяет сознание». Слову возвращается его структурирующая функция. Однако -вот ирония истории — реактуализиро-ванное Слово утратило сакральный смысл, оно обесценилось буквально и фигурально. «Потоки сознания» захлестнули инфосферу, буквально на наших глазах происходит микрореволюция в интернет-пространстве: полномасштабные посты в LiveJournal уступают в популярности лаконичным записям в Twitter, Facebook или ВКонтакте. Участники сетевой коммуникации в условиях переизбытка информации попросту не могут себе позволить тратить время на погружение в полноразмерный текст. «Твит-чириканье» в 140 символов как нельзя лучше отражает требования сетевой коммуникации как формы потребления.
Легкость добычи и передачи информации, с одной стороны, существенно облегчает жизнь и расширяет познавательные возможности, с другой - несет угрозу ценностно-нормативным устоям личностной и общественной жизни. Сама по себе Всемирная Паутина, как Небо в китайской культуре, абсолютна и внеоценочна. Равнодушно и всеядно она вмещает в себя неисчислимый объем данных и обладает непости-
жимым (даже для считающих себя хозяевами ситуации 1Т-шников) потенциалом. Рассуждая о нарастающем вале информации, Ю. Хабермас задается вопросом: «Значит ли больше также и лучше или наоборот?» [6]. Думается, что по поводу критериев здесь нам договориться не удастся.
Универсальную ценностную парадигму, применимую к любому историческому типу культуры, мы предлагаем соотносить с четырьмя кантовским вопросами о человеке: что я могу знать? что я должен делать? на что я могу надеяться? что такое человек? [подробнее см. об этом - 1]. Так, к примеру, первая группа ценностей - гносеологических - в сетевом обществе характеризуется смещением акцентов от качества знания к его количеству, а также к скорости добывания информации. Это предопределяет множество социальных процессов, например, косвенно влияет даже на тендерную ситуацию. Современный мужчина лишен характерной для традиционной культуры роли добытчика, в результате мы наблюдаем перенос его неизбывной страсти к добыванию в информационную сферу. Сегодняшние ^-шники/хакеры/геймеры -явные хозяева положения, это «новые варвары», штурмующие бастионы дряхлеющей традиционалистской системы. Эти «символические аналитики» (по терминологии Р. Райха) прямо и косвенно становятся центрирующим моментом любой деятельности.
По законам архитектоники культуры трансформации происходят одновременно во всех ее плоскостях и областях и сопровождаются выстраиванием сложных взаимодействий. Ценности труда/созидания/творчества претерпевают мощнейшие изменения в связи с нарастающей виртуализацией деятель-ностной сферы человеческого бытия. Сакрально-культовые практики, с одной стороны, испытывают прессинг насквозь технологизированной культуры, с другой - наращивают свой традиционалистский потенциал перед лицом
глобализационных угроз. Отсюда - тенденции дауншифтинга и увлечения эзотерическими духовными практиками.
Парадоксально, но ценность циви-лизационных (в данном случае речь о технологиях) достижений не является очевидной — современный человек ощущает хрупкость своего бытия, невзирая на достижения научно-технической сферы. Апокалиптические ожидания находят свое отражение во всех продуктах массовой культуры, но наиболее эффектные, разумеется, в кинематографе. «Конец света» в современной трактовке ожидаемо разворачивается в информационном пространстве. Что показательно - в последних сериях фильмов о супергероях в помощь Джеймсу Бонду и «крепкому орешку» Джону Макклейну сценаристы отрядили «ботаников»-компьютер-щиков.
Сетевой режим существования социума кардинально меняет карту повседневности среднестатистического индивида. Концепт «повседневность» берется здесь предельно расширительно, в предлагаемом контексте он маркирует собой все многообразие устойчивых жизнеустроительных практик, составляющих пространство существования человека. История повседневности является привлекательным исследовательским материалом в силу своей универсальности, всеохватности - с одной стороны, и метафизической неисчерпаемости - с другой. Несмотря на кажущуюся ясность проблематики, этот пласт культуры обладает для исследователя богатейшим потенциалом. В рамках данной статьи мы лишь обозначаем наш интерес к аксиологии повседневности.
Обыденные практики актуальной культуры, как и другие формы существования человека, все стремительнее переходят в сетевой режим. Мы учимся и лечимся, развлекаемся и занимаемся спортом, путешествуем и покупаем все необходимое в сетевых предприятиях. Современный потребитель оказывается втянутым в «войну сетей» - крупные
игроки рынка всех видов товаров бьются за покупателя, используя как символический инструментарий, так и вполне осязаемые приманки. Ритейлеры изощряются в способах удержания потребителя, причем процессы борьбы с прямыми конкурентами, играющими на том же поле, сопровождаются налаживанием перекрестных связей с предприятиями других областей социально-культурной сферы. Обладатели карт какой-либо сети магазинов, автоматически становятся участниками процесса «переопыления» с сетями другого направления деятельности - из индустрии красоты, здоровья, развлечений.
Информация (уровень доступа к ней, ее сложность и объемы) становится критерием нового социального стратифицирования. В России социологи практически всерьез говорят о «партии Интернета» и «партии ТВ», поскольку источник получения информации действительно во многом предопределяет и отношение к ней, и ожидаемый формат отклика, и последующую поведенческую модель. Исследователи предпринимают попытки актуальной социальной классификации в зависимости от активности использования информационных компьютерных технологий. Так, например, Д. Суслов и Ю. Царик, предлагают выделять три группы: «инфобо-гачи, информационный средний класс и информационные бедняки» [4].
Билл Гейтс, Стив Джобе, Марк Цу-керберг стали не просто олигархами и учредителями наиболее влиятельных мировых корпораций. Это - новые пассионарии, «иконы стиля», культуртрегеры, задающие новые параметры социокультурной реальности. Условно говоря, Галактика Гуттенберга логично подготовила появление и расцвет Галактики Цукерберга. Социальные сети стали параллельным (для некоторых - первичным по значимости) полем для самореализации, актуальным «жизненным миром». Поколение пепси логично сменилось ¡-поколением - носителем соот-
ветствующего ценностно-нормативного сознания.
Аксиосфера сетевого общества одновременно и подвержена трансформационным тенденциям, и является залогом устойчивости культуры как системы. В качестве иллюстрации на память приходит визуальный ряд из голливудского фильма «Война миров» - привычный мир буквально взламывается, и то, что выглядело опорами (как осязаемыми, так и не материальными), рассыпается. Однако, как это ни парадоксально звучит в свете вышесказанного, именно символические формы культуры - прежде всего ценности и нормы -способны обеспечить целостность ее архитектонического устройства. Нам кажется некорректным говорить о такой сложной системе, как культура, в категорически прогрессистской или катастрофической парадигме. Сетевая культура - одновременно логичный и внутренне противоречивый исторический этап. Архитектоническая парадигма позволяет проанализировать данный феномен наиболее релевантно.
Как верно отметил A.B. Назарчук, «несмотря на то, что социальные сети существовали всегда, проблема сетей и сетевого общества застала социальную науку врасплох» [3, с. 4]. На фоне выдвигаемых концепций «технотронной
эры» (3. Бжезинский), «постиндустриального общества» (Д. Белл), «информационного общества» (Э. Тоффлер) теория network society М. Кастельса существенно дополнила инструментарий современной социогуманитарной оптики. Представляется, что на этом исследовательском пути нам предстоит еще немало интересных поворотов.
Для будущих специалистов сферы сервиса, которых готовит наш вуз, чрезвычайно важна исследовательская оптика. В синергии с практическими навыками она должна обеспечить более осознанный выбор профессиональной и личной жизненной стратегии. Существование в условиях оцифрованной реальности существенно меняет социокультурный ландшафт, соотношение новых клиентских потребностей с актуальными технологическими возможностями требует от разработчиков и реализаторов услуг адекватного уровня подготовки. Выработка у студента навыков теоретизированья должна стать одной из задач современного университета. В связи с этим, проблема, поднятая в данной статье, является достаточно универсальной и может быть включена в круг тем, обсуждаемых со слушателями всех направлений и профилей подготовки.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дробышева Е.Э. Архитектоника культуры: опыт культурфилософской рефлексии. СПб., 2008.
2. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. М., 2000.
3. Назарчук А.В. Сетевое общество и его философское осмысление II Вопросы философии. 2008. № 7. С. 61-75
4. Суслов Д., Царик Ю. Инфсрмащюннзе общество II Интернет против телеэкрана: Информационно-теоретическое издание // Режим доступа: http://www.contrtv.ru/common/1566. Дата доступа: 28.02.2013.
5. Тальнишних Н.К. Культура "сетевых сообществ": Дне. ... канд. филос. наук. 24.00.01 Ростов н/Д, 2004. С. 13.
6. Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: An Inquiry into a category of Bourgeois Society, Polity. Cambridge, 2005.
УДК 338.48-6 ББК 60.5
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ПОНЯТИЯ «ТУРИСТИЧЕСКИЙ ОПЫТ» В ТЕОРИЯХ Н. ГРАБУРНА И Д. МАККЕННЕЛА:
Встреча с сакральным и поиск подлинности
ВСТРЕЧА С САКРАЛЬНЫМ И ПОИСК ПОДЛИННОСТИ
Е.И. Булатова
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 191015, Санкт-Петербург, ул. Кавалергардская, 7, лит. А
Туризм на протяжении последних десятилетий является объектом изучения целого ряда наук: экономики, географии, психологии, этики, экологии, социологии, антропологии и философии, а также оказывается в центре внимания различных междисциплинарных исследований. В связи с этим существуют самые разнообразные подходы к концептуализации сущности феномена туризма, определению его значимости как социальной практики. Целью данной статьи является рассмотрение социологической интерпретации понятия «туристический опыт» в теориях Н.Грабурна и Д.МакКеннела.
В современной социологии и антропологии туризм рассматривается как один из ключевых аспектов глобальной системы массового потребления. Туристический продукт часто трактуется как комплекс услуг и товаров, необходимых для удовлетворения искусственно созданных туристической индустрией нужд людей, потребление которого в итоге формирует стандартизированный и унифицированный туристический опыт и конструирует специфическую туристическую идентичность [9]. Туристическое путешествие сравнивается с «культурным фаст-фудом» - быстрым, бессистемным и безостановочным поглощением образов, порождающим в сознании туриста фрагментарную картину мира, состоящую из коллажа «достопримечательностей», взаимозаменяемых памятников культурного наследия разных стран. Туристический опыт рассматривается как обесцененный набор штампованных впечатлений, а турист как человек, стремящийся развлечься, пассивно поглощающий сконструированные для него объекты, географические и культурные мифы, «имитирующий опыт путешественника» [9].
В рассматриваемых нами теориях туристическое путешествие и «туристический опыт» предстают в ином видении.
Н.Грабурн и Д.МакКеннел фокусируют внимание на особенностях личностного переживания путешествия. Они полагают, что, несмотря на сконструирован-ность и искусственность потребляемых массовым туристом впечатлений и образов, путешествующий всегда стремится к переживанию подлинности и аутентичности, а само путешествие структурно, функционально и символически представляет собой ритуал, секуляризованный обряд перехода, современный путь от профанного к сакральному.
Н.Грабурн: путешествие как обряд перехода. В основе теории Грабурна лежит модифицированная в некоторых аспектах структуралистская концепция би-наризма. Грабурн противопоставляет диаметрально противоположные виды деятельности, которые человек осуществляет в своей жизни, - работу и игру (апеллируя в данном случае к известному произведению Й. Хейзинги, работам К. Леви-Стросса и И. Гоффмана), а также использует дихотомию двух модусов человеческого бытия - профанного и сакрального. Социологическая и антропологическая традиция анализа событий жизни человека через оппозицию сакральное - профанное представлена значительным количеством имен, Грабурн в своих работах привлекает теорию и типологию ритуалов Э.Дюркгейма.
Грабурн предлагает понимать туристическое путешествие как разновидность ритуала, поскольку поездка, как и время, выделяемое на осуществление закрепленной последовательности ритуальных действий, нарушает естественность логики повседневности. Туризм символически и функционально близок к религиозному ритуалу паломничества, полагает Грабурн. Ритуальная теория туризма предполагает, что турист покидает дом для того, чтобы пережить такие события и ощущения, которых он лишен в
