CC BY
216
ляется для России в сложившихся условиях важным подходом не только в решении проблем бедности, но и многих других вопросов социально-экономического развития. Трудно переоценить роль социологических исследований в решении проблем преодоления бедности в стране. Поэтому, чтобы стать на реальный путь борьбы с бедностью, необходимо изменить подход к ее измерению. Существующий расчет прожиточного минимума или бюджета не выдерживает никакой критики, поскольку недобросовестные чиновники довольно легко могут «уменьшить» показатели уровня бедности. Исходя из этого, при измерении уровня бедности необходимо придерживаться тех стандартов и норм, которые используются во многих развитых странах.
3. Повышение заработной платы позволит пополнить бюджет и внебюджетные фонды и тем самым повысить пенсии, пособия, а главное, увеличить спрос на товары и услуги, давая при этом мощный толчок для развития экономики и социальной сферы.
Таковы лишь некоторые пути решения проблем, связанных со снижением уровня бедности в российском обществе.
Эти проблемы необходимо решать довольно быстро, невзирая на глобальный
экономический кризис и его социальные последствия. Ведь экономика не является сферой исключительно материальных интересов, а безнравственная экономика - это уже не экономика в изначальном смысле этого слова, так как служит не созиданию, а разрушению. Примеров тому в современном мире немало: налицо нищета миллионов людей, отупляющий культ потребления, экологический кризис. Все это результаты бездуховного хозяйствования, «экономики» эгоистической наживы, достигаемой любой ценой. Так что кризис был в известном смысле неизбежен. Он наглядно свидетельствует о деградации нравственной мотивации хозяйствования, о нивелировании высшей цели экономики. А высшей целью экономики является построение процветающего, гармоничного и справедливого общества
Конечно, нынешний финансово-экономический кризис обусловлен многими причинами, но одной из главных является кризис ценностей. Пути решения политических, экономических, гуманитарных проблем следует искать не столько в плоскости перераспределения материальных ресурсов или улучшения управленческих технологий, сколько в сфере духовности. Кризисы приходят и уходят, а Россия остается.
Литература
1. Римашевская, Н. М. Бедность и маргинализация населения / Н. М. Римашевская // Социологические исследования. - М., 2004. - № 3. - С. 33 - 44.
2. Россия в XXI веке: модель устойчивого развития / АА. Бадин, С.К. Волков, Н.И. Горбачев и др. / Под ред. С.С. Чернова. - Новосибирск : СИБПРИНТ, 2008. - 201 с.
АГРАРНЫЙ ВОПРОС В ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МИФАХ АНГЛИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1640 - 1660 гг.
А.А. Трунов,
кандидат философских наук (БелУПК)
На протяжении всей Английской революции 1640 - 1660 гг. аграрный вопрос являлся основой ее базового социального конфликта. Именно вокруг него в английском обществе шла поляризация сил и разворачивалась ожесточенная борьба за противоположные пути «чистки земель» для капитализма: решение аграрного вопроса «сверху» (путь лендлордизма) и решение аграрного вопроса «снизу» (крестьянско-плебейский путь).
В монографии «Мир, перевернутый вверх дном» (1972 г.) известный английский историк К. Хилл выдвинул гипотезу о двух революциях в Англии середины XVII в.: буржуазно-дворянской и крестьянско-плебейской. Первая из указанных революций знаменовала собой победу буржуазии и джентри (нового дворянства). Вторая революция, соответствовавшая интересам крестьянства и городского плебса, могла бы произойти при определенном стечении обстоятельств,
однако «так и не состоялась» [7, с. 12-13].
Заметим, что во многом сходной позиции по аграрному вопросу придерживался и отечественный историк М.А. Барг. В развернутом виде его гипотеза была изложена в монографии «Народные низы в Английской революции XVII века. Движение и идеология истинных левеллеров» [1, с. 17-62]. Это исследование увидело свет в 1967 г., став весьма заметным явлением исторической науки. Оно получило заслуженное признание не только в нашей стране, но и за рубежом.
Поэтому вполне обоснованно можно говорить об историографической «гипотезе Барга-Хилла», разработка которой стала значительным вкладом в решение весьма актуальной проблемы Английской революции.
Активнейшими проводниками аграрного переворота «сверху» было новое дворянство, а также буржуазия, которая смыкалась с ним, проникая в его ряды. Этот процесс лежал в основе «стратегического партнерства» буржуазии и джентри, что являлось одной из наиболее характерных черт Английской революции. Установление дворянско-буржуазной монополии на землю, превращение феодального манора в поместье капиталистического типа - вот те основные задачи, за осуществление которых боролись лидеры буржуазно-дворянского блока на всем протяжении революции.
Буржуазия и джентри стремились в одностороннем порядке узурпировать право частной собственности на землю, мало заботясь об интересах лиц, ее обрабатывающих. Поэтому замена феодального строя поземельных отношений исключительно в пользу буржуазии и джентри, юридически закрепленная путем принятия ордонанса об отмене «Палаты по делам опеки и отчуждений» от 24 февраля 1645/1646 г.1 , при одновременном оставлении копигольда «на воле лорда» означала, по сути, признание лендлордов единственными собственниками английской территории.
Окончательно принятый Палатой общин ордонанс гласил: «Все держания, основанные на оммаже (рыцарские держания), все фай-ны, захваты, "композиции при отчуждении", как и все другие связанные с ними обязательства, отменяются. Все держание т сарИ:е (от короля) на правах рыцарской службы, как и от других лиц, а также держания на правах сокеджа т сарИ:е превращаются в свободный сокедж на общем праве» [1, с. 31]. Вскоре
1 Календарный год в Англии XVII в. начинался с 25 марта.
Палата лордов поддержала эту законодательную инициативу.
Показательно, что Карл I Стюарт долго отказывался признавать легитимность этого законодательного акта. Решение по аграрному вопросу было достигнуто в 1647 г. в ходе переговоров на острове Уайт, когда Карл I согласился санкционировать парламентский ордонанс от 24 февраля 1645/1646 г. взамен фиксированного ежегодного дохода в сумме 100 тыс. ф. ст. Однако вскоре началась вторая гражданская война, которая завершилась поражением короля и его сторонников. Карл I взошел на эшафот и принял смерть от рук палача, но так и не утвердил данного ордонанса.
Однако это отнюдь не помешало тому, что парламентский ордонанс сохранял свою юридическую силу при каждом новом режиме. Так, лорд-протектор О. Кромвель 27 ноября 1656 г. не только повторил его содержание, но и дополнил его рядом примечаний, самым существенным из которых было то, что «все обычные ренты и гериоты (копигольд), выплачиваемые манориальным лордам, должны выплачиваться и впредь» [1, с. 33].
Через несколько лет после смерти О. Кромвеля в Англии произошла Реставрация. В законодательном аспекте Реставрация во многом была возвращением к ситуации 1641 г. [3, с. 309]. В других же аспектах «она означала реальное укрепление традиционного порядка и вековых основ государства, церкви и социальной иерархии и одновременно устранение любой радикальной угрозы, исходившей от пуритан и республиканцев, не говоря уже о левеллерах и революционерах всех мастей» [6, с. 193]. Но вот что действительно любопытно. В «Бредской декларации», опубликованной от имени Карла II Стюарта, давалось обещание «сохранить конфискованные имения за их последними владельцами» [4, с. 33].
Другим важным шагом классов-союзников стало принятие решения о свободной продаже ранее секвестрованных земель англиканской церкви, делинквентов и короны. По словам Дж. Эйлмера, «значительная часть конфискованных земель была не продана в полном смысле слова, а использована для уплаты немыслимых долгов, сделанных Долгим парламентом. Остальные земли продали; вдобавок те роялисты, которые не могли иначе уплатить долги и «композиции», технически добровольно расставались со своими владениями» [6, с. 114]. Так в Англии начал формироваться новый землевладельческий
класс. «Кое-кто - члены нижней палаты, офицеры, чиновники, вербовщики солдат и кредиторы государства, - завершает свой анализ Эйлмер, - сколотили крупные состояния» [6, с. 114].
Действительно, основные акты об отчуждении конфискованных земель, изданные Долгим парламентом [3, с. 225-231, 233237, 239-244], предусматривали примерно одинаковый порядок и условия продажи. Например, оговаривалось, что если данный манор имеет какие-либо обязательства перед каким-либо лицом (если это не король и не делинквент), то покупатель выполняет все эти обязательства по отношению к этому третьему лицу. Это должно было обеспечить неприкосновенность существовавших экономических отношений при переходе земельных владений в другие руки.
В ряде актов о распродаже конфискованных земель специально оговаривались права кредиторов. Деньги, данные ими взаймы Долгому парламенту, засчитывались в счет уплаты за покупаемую землю, а иногда кредиторам предоставлялось и преимущественное право покупки конфискованных земель.
К покупателям вместе с землей переходили и все привилегии, которыми пользовались прежние владельцы каждого конкретного манора. Это создавало своеобразное сочетание буржуазной собственности на землю с феодальными правами над местным населением. А в случае покупки церковной земли новый владелец приобретал не только землю со всем к ней относящимся имуществом, но также право на получение десятины и церковных сборов. Он также мог давать рекомендации по назначению на духовные должности. К новым владельцам переходила и судебная власть прежних собственников.
Этой буржуазно-дворянской аграрной «программе» противостояла борьба крестьян за собственное решение данного вопроса. Стержнем крестьянского недовольства было стремление отстоять, упрочить, расширить свое хозяйство и права на землю. В ходе Английской революции в социальный конфликт втягивались все слои крестьянства: деревенские «низы», находившиеся на грани экспроприации или перешедшие эту грань; сохранившийся «средний» слой крестьянской общины; из «верхнего» слоя крестьян, с его традиционно-патриархальным влиянием и социальным престижем нередко выходили руководители крестьянских движений. Повсюду в крестьянских выступлениях активную
роль играли деревенские ремесленники, работники сельских рассеянных мануфактур, наемные рабочие угольных копей, которые к тому времени еще не утратили связей с землей и крестьянским бытом.
При этом важно подчеркнуть одну принципиальную особенность всех крестьянских движений Английской революции: непосредственно в выступлениях так и не было выдвинуто решительного требования отмены манориального порядка и превращения копигольда в свободно отчуждаемую земельную собственность английских крестьян. В сравнении с жесткой и подлинно всенародной борьбой против «огораживаний» это требование звучало приглушенно.
Это объясняется значительной имущественной дифференциацией английского крестьянства и отсутствием у него какой-либо внятной идеологии, направленной на решение аграрного вопроса. Крестьянское возмущение достигло своей кульминации в восстаниях клобменов, которые защищали традиционные ценности «доброй старой Англии» и доставили немало беспокойств не только роялистам, но и сторонникам Долгого парламента [6, с. 56].
Из этого следует, что аграрный вопрос занимал весьма значительное место в истории Английской революции, поскольку служил естественной основой ее базового социального конфликта. Борьба двух аграрных «программ» (буржуазно-дворянской и крестьянско-плебейской) составляла объективное содержание этого конфликта. Вместе с тем, анализ исторических документов не оставляет сомнений в том, что самый сложный узел социальных противоречий - на почве аграрного вопроса - не получил сколько-нибудь адекватного воспроизведения в идеологических текстах той драматической эпохи.
В чем же здесь дело? Почему идеологи Английской революции упорно «не замечали» данных противоречий, обходя их стороной? Остановимся на анализе этих вопросов более подробно, руководствуясь подходом Р. Дарендорфа: «Последствия социальных конфликтов невозможно понять с точки зрения социальной системы; скорее, конфликты в своем влиянии и значении становятся понятными лишь тогда, когда они соотносятся с историческим процессом» [2, с. 370]. Игнорирование этой методологической установки применительно к событиям Английской революции было бы значительным упущением.
ПРАКТИКА.
Для того чтобы лучше понять, какими аргументами оперировала каждая из конфликтующих сторон, заинтересованных в разрешении аграрного вопроса, необходимо обратиться не только к идеям, выдвигаемым политиками различных направлений, но и к их интересам. При этом попытаемся избежать и той весьма распространенной методологической ошибки, о которой пишет видный британский историк Дж. Соммер-виль: «Если слишком жестко разграничивать идеи и интересы, то есть опасность упустить из виду тот факт, что сами интересы формулируются с помощью идей. Представления людей о том, что соответствует их интересам, расходятся. Поэтому всегда можно спросить, какие принципы стоят за личным интересом?» [8, с. 232].
Как известно, революции всегда сопровождаются столкновением различных политико-идеологических мифов. В них в иносказательной форме предлагаются конкурирующие образы желаемого будущего. Они-то и образуют смысловую основу любой идеологии.
Что такое политический миф? По словам английского политолога Г. Тьюдора, «в политическом мифе нет ничего особенного. Предложения и рассуждения в нем те же самые, что и в других. Что и определяет миф политическим, так это предмет обсуждения» [9, с. 17]. А предметом обсуждения в нем чаще всего выступают власть и ее смысловой фундамент.
Остается лишь добавить, что практически любой политический миф является продуцентом, имеющим в качестве своего первообраза миф традиционный. Действительно, и тот, и другой хранят в коллективной памяти народа некоторый опыт его самоорганизации, включая и соответствующие императивы духовно-нравственного измерения политических процессов. Однако политический миф, в отличие от мифа традиционного, образуется не только эмоциональным переживанием содержащейся в нем иносказательной истории, но и рационально утверждаемой смысловой основой.
Если интегрируются несколько политических мифов, имеющих единый сюжет и общую целевую функцию, то формируется политическая мифология. Назначение политической мифологии заключается в интеграции конкретных общностей, которые ведут борьбу за власть и идеологически противостоят друг другу.
Известный немецкий философ К. Хюбнер
предлагает рассматривать любую политическую идеологию как «более или менее свободную и ясную систему основоположений, которые определяют направления политических действий» [5, с. 338]. Специфика любой политической идеологии состоит в том, что она представляет собой не спонтанно, стихийно оформленную совокупность идей и взглядов, а сознательно сконструированную целостную и внутренне непротиворечивую систему, компоненты которой не просто тесно взаимосвязаны между собой, а еще и дополняют друг друга.
Для любой идеологии политические мифы образуют своего рода «строительный материал». Ведь «довольно сухая форма идеологии заставляет ее приверженцев пользоваться мифом для более успешной мобилизации чувств и инстинктов масс» [5, с. 340]. Поэтому содержание идеологии в значительной мере определяется как рационально-теоретически построенной мыслью, выраженной в форме социально-политических учений, программ, деклараций, так и уже «готовыми» политическими мифами, подвергшимися определенному осмыслению и рационализации. Политические мифы, инкорпорированные в идеологию, приобретают новое качество, становясь политико-идеологическими мифами.
При изучении идеологий Английской революции следует иметь в виду, что их содержание также представляло собой результат рационализации определенных политических мифов. При этом цели политических сил обнаруживались не в адекватном постижении сущности аграрного вопроса, а в некотором его «табуировании». Оно вытекает из мифологической природы самих революционных идеологий.
По словам Соммервиля, «своекорыстие обращается в действие, только пройдя сквозь фильтр идеологии» [8, с. 3]. Исходя из этого, идеологии Английской революции, будучи весьма эффективным инструментом реальной политики, репрезентировали интересы буржуазии и джентри как интересы всех или большинства членов английского общества, что, естественно, приводило к искажениям сути аграрного вопроса.
При этом лидеры буржуазии и джентри вполне успешно использовали изощренные методы идеологического манипулирования, приемы политической пропаганды, посредством которых осуществлялась интери-оризация соответствующих парадигм. Как следствие, политико-идеологические мифы
трансформировались в убеждения людей, оформляясь в доминантные установки общественного сознания.
Реальная жизнь многих англичан в период революции оказалась до предела заполнена непривычными политико-культурными формами: поляризация, беспрецедентное по своему накалу противостояние короны и парламента, пестрота мнений, небывалый ранее религиозный плюрализм, выражавшийся в распространении многочисленных сект и ересей. Эти изменения происходили, с одной стороны, на фоне усиливавшейся борьбы людей за выживание в быту, связанного с реальным ухудшением качества их жизни, что было обусловлено переходом Англии к новым экономическим условиям, а с другой - при фактическом отказе властей в масштабах всей страны от привычной политики патернализма.
Вследствие этого английское общество было вынуждено «перетряхивать» свой традиционный символический капитал и формулировать новые политико-идеологические мифы. Однако основная особенность той грандиозной смысловой войны, которая велась в годы Английской революции, определялась именно тем, что многие люди видели причины изменений окружающей действительности не в социальных практиках, иносказательно отображенных в политико-идеологических мифах, а исключительно в религии.
Влияние религии на политику было исключительно велико. В Англии XVII в. практически все субъекты политического процесса обращались к Библии за подтверждением своих взглядов. Именно поэтому политизированное и религиозное в своих основах общественное сознание конструировало социальное пространство в триадных связках по типу: «грешник - обычный человек - святой». При этом «латентной нормой» каждого из указанных компонентов выступала «вера в чудо».
В мифе о «спасении» акцентирование всех трех мифологических образов осуществлялось через довольно ограниченный набор аксиом: всякий человек должен следовать своему «предопределению»; богатство - реальный показатель «призвания»; бедность «греховна».
Для буржуазии и джентри религиозный миф о «спасении», рассмотренный в практической плоскости, означал обширную конфискацию земель делинквентов, короны и англиканской церкви, включая массовую
узурпацию прав на землю, принадлежавших основной части английского йоменри. Чтобы привлечь на свою сторону народные «низы», они должны были: во-первых, красочно обрисовать ужас духовного гнета тирании «антихриста» Карла I Стюарта и «партии» роялистов, олицетворявших «старый порядок», против которого они подняли оружие; во-вторых, декларировать по возможности наиболее абстрактные, «общечеловеческие», как теперь их принято называть, права и свободы, во имя которых весь английский «народ» должен был выступить с оружием в руках.
Классы-союзники хорошо сознавали мобилизующую роль политической агитации и публицистики в делах подобного рода. Об этом свидетельствует инициированная и широко развернутая идеологами Долгого парламента «памфлетная война», направленная на подрыв легитимности королевской власти и демонизацию роялистов. В конечном итоге Карл I эту войну проиграл, а его сторонники были дискредитированы.
Вместе с тем, вполне очевидно, что такая своеобразная трактовка мифа о «спасении» оказывалась обоюдоострым оружием, поскольку сеяла в сознании многих представителей народных «низов» несбыточные надежды и иллюзии. Ведь с точки зрения йоменри миф о «спасении» трактовался не столько как борьба за сохранение и расширение традиционного общинного уклада землепользования, сколько как борьба за собственно крестьянско-плебейский путь уничтожения разложившегося феодального строя в поземельных отношениях, за торжество крестьянской собственности на землю.
В свете мифа о «спасении» идеология крестьянства в период Английской революции имела определенную специфику. Именно потому, что враждебный крестьянству буржуазно-дворянский блок боролся под знаменем торжества абсолютной частной собственности, йоменри противопоставляло этому принципу освященные вековой традицией общинные начала сельской жизни, которые выражали общекультурный архетип «матери-земли, созданной Творцом на благо всем живущим на ней детям» [1, с. 100]. Сущность этой идеи заключалась в осуждении лендлордизма через противопоставление подлинного христианского «спасения» миру эгоизма, жадности, корыстолюбия, лицемерия и лжи.
В тесном сопряжении с мифом о «спасении» находился миф о «рае», под которым
ПРАКТИКА.
понималась конечная цель спасения. Ибо «вечный покой» ждет «святых» только в потустороннем мире. В земной же жизни каждому человеку, для того чтобы увериться в своем спасении, «должну делать дела пославшего его, доколе есть день» (Ин. 9: 4).
При достижении «рая» многие англичане того времени руководствовались учением «о земном призвании». В свете этого учения исчезала не только социальная обусловленность богатства и бедности, но они становились признаком «святости» одних и «греховности» других. Богатство служило свидетельством того, что на его обладателе «почила благодать». Отсюда следовало, что ради приумножения славы Божьей, а попутно и своего первоначального капитала все пути и средства хороши, лишь бы они были наиболее эффективными: чем больше у пуританина денег, тем больше у него уверенности в «богоизбранности» и собственной «непогрешимости». Таким образом, нажитый капитал оказывается для пуританина своего рода входным билетом в вечный «рай», где цифра капитала соответствует степени «избранности».
Как это нередко бывает, на основании общего мифа о «рае» представителями дворянско-буржуазного и крестьянско-пле-бейского лагеря Английской революции делались принципиально различные выводы, что и находило свое выражение в соответствующих идеологиях. Если для лендлордов миф о «рае» означал увеличение размеров огораживаний и установление юридической и хозяйственной монополии на общинные земли, то для подавляющего большинства английского йоменри речь шла об отрицании прав лендлордов на захваченные общинные земли. Были зафиксированы и отдельные попытки практического построения «земного рая», «царства Христа» например, колонией Дж. Уинстенли и диггеров близ Кобхема [1, с. 158-170].
Миф о «дьяволе» в годы революции также стал играть важную роль в интерпретации сущности аграрного вопроса. Категория «дьявол» из обозначения символа абсолютного зла превратилась в политико-идеологический миф, обладавший чрезвычайными когнитивными «полномочиями». Теперь этим мифом можно было объяснить буквально все. Истеричный поиск «дьявольской силы» охватил практически все слои английского общества. Этот поиск содержал вопрос, казалось бы, риторический, а на самом деле предназначенный обывателю: «Кому же все это выгодно?».
Миф о «дьяволе» был весьма удобен, поскольку практически не нуждался в «опе-рационализации». Этот миф был в любой момент готов к употреблению. Даже единожды назвав нечто «дьявольским», субъект такого суждения не был обязан предоставлять вообще какие-либо доказательства истинности собственной позиции. Структура мифа также не отличалась особой сложностью: в духе манихейства мир был разделен на две половины, а все чужое рисовалось в «дьявольских красках».
Обобщая все изложенное, подведем основные итоги:
1. В Английской революции союз буржуазии и джентри от начала и до конца сохранял свою гегемонию. Идеология, разделяемая представителями буржуазии и джентри и выражавшая их партикуляристские интересы, претендовала на роль тотальной идеологии, поскольку именно под ее знаменами в Англии осуществлялся не только демонтаж феодализма, но и закладывались основы нового буржуазного общественного устройства, а также шло национально-государственное строительство.
2. Основные политические идеи, которые выдвигались в выступлениях лидеров буржуазно-дворянского блока революции и были ориентированы на одностороннее решение аграрного вопроса, представляется возможным рассматривать как образцы наиболее точной и емкой рационализации, «кристаллизации» и «символизации» социальных настроений и политико-идеологических мифов, составивших культурный «арсенал и почву» всех институциональных преобразований, свершившихся в Англии в строе поземельных отношений.
3. Важнейшей зоной основных изменений в области идеологической жизни английского общества и, соответственно, одним из главных индикаторов этих изменений, являлось политическое сознание буржуазии и джентри, которые совместно выступили в качестве ведущего актора исторической динамики, инициировавшего многие перемены в стране.
Таким образом, историографическая «гипотеза Барга-Хилла» в целом получила свое подтверждение. Именно аграрный вопрос, иносказательно отображаемый в мифах о «спасении», «рае» и «дьяволе», составлял объективную основу наиболее влиятельных идеологий Английской революции 1640 - 1660 гг.
Литература
1. Барг, М. А. Народные низы в Английской революции XVII века. Движение и идеология истинных левеллеров / М. А. Барг. - М. : Наука, 1967. - 352 с.
2. Дарендорф, Р. Тропы из утопии / Р. Дарендорф / Пер. с нем. - М. : Праксис, 2002. - 536 с.
3. Законодательство английской революции 1640 - 1660 гг. / Отв. ред. Е. А. Косминский, сост. Н.П. Дмитревский. - М.-Л. : Институт Права, 1946. - 382 с.
4. Лабутина Т. Л. Политическая борьба в Англии в период реставрации Стюартов, 1660-1681 гг. / Т. Л. Лабутина. - М. : Наука, 1982. - 207 с.
5. Хюбнер, К. Истина мифа / К. Хюбнер / Пер. с нем. - М. : Республика, 1996. - 448 с.
6. Эйлмер, Дж. Восстание или революция? Англия в 1640-1660 гг. / Пер. с англ. А.А. Пала-марчук, С.Е. Федорова. - СПб. : Алетейя, 2004. - 264 с.
7. Hill C. The World Turned Upside Down. - New York: Viking press, 1972. - 351 p.
8. Sommerville J.P. Politics and Ideology in England, 1603 - 1640. - London: Longman 1986. - 250 p.
9. Tudor H. Political Myth. - New York; Washington; London: Praeger Publishers, 1972. - 165 p.
К ВОПРОСУ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ДАВНОСТИ СМЕРТИ И ДАВНОСТИ ЗАХОРОНЕНИЯ ТРУПОВ (ПО МАТЕРИАЛАМ ПОЛИЦИИ г. БРЕМЕН)
А.Б. СВИСТИЛЬНИКОВ,
кандидат юридических наук, доцент (БелЮИ МВД РФ);
Е.А. РОМАНЩАК
(БелЮИ МВД РФ)
Приходится констатировать, что такие преступления, как умышленные убийства, в том числе убийства матерью новорожденных, достаточно распространены. Как правило, они совершаются в условиях глубокой конспирации, а их раскрытие представляет значительную сложность для правоохранительных органов всех стран. Одним из ключевых моментов для установления истины происшедшего является точное установление давности и причины смерти.1 В этой связи представляет интерес опыт полиции г. Бремен, о котором мы сейчас расскажем.
При проведении работ на территории кладбища в г. Бремен рабочие обнаружили останки детского трупа в пластиковом пакете. В связи со спецификой места обнаружения был сделан первоначальный вывод о его нелегальном захоронении. При последующем осмотре необходимо было ответить на вопрос о времени захоронения. Первые приблизительные оценки шокировали поли-
1 Один из авторов статьи длительное время работал в практических органах и неоднократно организовывал работу по раскрытию аналогичных преступлений. По его мнению, установление времени и причины смерти является одним из определяющих факторов к установлению истины по делу.
цейских и специалистов. Подобные случаи свидетельствуют о том, что даже при наличии многолетнего опыта к оценке времени захоронения трупа необходимо подходить с особой осторожностью.
Остановимся на обстоятельствах обнаружения данного факта. Утром 25.01.2006 года на территории кладбища в Бремен-Блументале были обнаружены останки детского трупа. Они находились в пластиковом пакете голубого цвета, свёрнутого многократно и зафиксированного клейкой лентой. Останки трупа находились в стадии прогрессирующего разложения: внутри аморфной, жёлто-коричневой массы с интенсивным запахом аммиака обнаружены части костей, из которых был реконструирован скелет маленького ребёнка. Кроме того, были обнаружены синтетическая лента с нанесёнными надписями и клемма. Находка не была занесена в регистр ни одного из захоронений кладбища. У криминальной полиции появились основания для подозрения в совершении детоубийства или, по меньшей мере - нелегального захоронения трупа. В связи с этим к расследованию были привлечены судебные медики.
Остро стал вопрос о времени захоронения
