CC BY
134
А.Ю. Шаюк*
АБСУРД КАК ДОМИНАНТА СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА ТЕКСТА В РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА «СТРАХ» / «ANGST»
(на материале романов Ф.Кафки)
Ключевые слова: абсурд, концепт, эмоциональное пространство текста, Ф. Кафка; Angst.
В данной статье рассматривается связь концепта «страх» / «Angst» и концепта ««абсурд» /»Unsinn / Absurditaet», анализируются философские, логические, психологические и лингвистические подходы к изучению этих двух взаимосвязанных сущностей и природы этой взаимосвязи. В работе рассматривается роль абсурда в концептуализации страха в произведениях Ф. Кафки на уровне структуры и семантики текста.
In this article the connection between the concepts of ««Angst» (fear) and ««Unsinn /Absurditaet» (absurdity) is regarded. Some philosophical, logical and linguistic approaches to the two interrelated entities and the nature of their interrelation are also analysed. The article considers the role of absurdity in conceptualizing fear in Franz Kafka’s works at the semantic and structural levels of the text.
В предшествующих работах, посвященных исследованию концепта «Angst» на материале произведений Ф. Кафки, нами были выделены несколько типов контекстов, имплицитно включающих в себя концепт «Angst».
При их выделении за основу были взяты: этимология номинанта эмоции (контексты с признаком «узость, духота»), словарные дефиниции понятия Angst (контексты с признаками «неясность, туманность»; «потеря контроля над мыслями и действиями»), основные
* Шаюк Антонина Юрьевна, аспирант, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
108
признаки понятия, выделенные в философии (контексты с признаками «незащищенность», «внезапность»).
В настоящей работе поставлена задача определить репрезентацию эмоционального концепта «Angst» на уровне структуры текстов романов Ф. Кафки, так как «текст как продукт речемыслительной деятельности зависим от эмоционального состояния говорящего. Непосредственное эмоциональное переживание человека <...> выступает в качестве управляющего параметра структурно-семантического пространства текста» [2: 23].
Исследователи текстов предполагают наличие некоего «эмоционального остатка» [2: 23], который вызывает в воспринимающем его человеке определенным образом направленные эмоции. Эмоциональное пространство текста - это структурированная сторона его организации, которая обусловлена структурно-функциональным качеством, способным вызывать в процессе восприятия содержания динамический континуум эмоций в психике человека. Отсюда возникают важные для лингвистики текста вопросы: какие стороны эмоциональной плоскости текста вызывают в нас реакцию, адекватную намерению автора, что в структурно-семантической организации текста вызывает непосредственное переживание и сопереживание, а что только позволяет рас-предметить себя (например, мы понимаем, что здесь - эмоция грусти, хотя сами эту грусть не переживаем) [2: 23].
При рассмотрении различных сторон эмоциональной плоскости текстов романов Ф. Кафки можно выделить категорию абсурда, как одну из основных структурно-семантических особенностей данных текстов. Хотя большинство исследователей не причисляют работы Ф. Кафки к литературе абсурда, некоторые кафкаведы и философы отмечают абсурдность его произведений. М. Мамардашвили, описывая антропологическую катастрофу с помощью принципа «трех К», отмечает,
что первые два К (Картезий и Кант) «задают онтологическую основу рациональности, а третье «К» (Кафка) - неописуемую ситуацию абсурда, когда при всех тех же знаках и предметных номинациях и наблюдаемости их натуральных референтов не выполняется все то, что задается первыми двумя принципами. Третье «К» порождает «зомби-ситуации», вполне человекоподобные, но, в действительности, для человека потусторонние, лишь имитирующие то, что на деле мертво. Продуктом их, в отличие от Homo sapiens, т. е. от знающего добро и зло, является «человек странный», «человек неописуемый» [1].
Для рассмотрения связи концептов «страх» / «Angst» и «абсурд» / «Unsinn / Absurditaet», обратимся к существующим в лингвистической и философской литературе положениям. В.И. Карасик причисляет концепт «абсурд» к регулятивным концептам (главное место в содержании концепта занимает ценностный компонент) и отмечает: «Абсурд - это нечто, противоречащее здравому смыслу, логике, не соответствующее нашим знаниям о мире и поэтому не поддающееся пониманию и объяснению. Суть этого оценочного термина - в противопоставлении положения дел в мире нормальном и мире перевернутом. Отсюда вытекает принципиальное признание того, что существует перевернутый мир, законы которого для нас непостижимы и существование в котором лишено цели. Абсурд в его крайней степени ассоциируется с безумием» [4: 79].
В латыни термин absurdus развивается от глухоты (surdus - глу-
W \ ^ W W ^ W W
хой) - неблагозвучный - неприятный - несообразный, неуместный, нескладный, глупый, бездарный, неспособный [4: 79]. Следует отметить, что первоначальный смысл слова absurdus, таким образом, согласуется со смыслом лексем dunkel (темный), dunstig (туманный, пасмурный), dumpf (глухой (о звуке), душный, тупой, неопределенный, смутный), Dampf (дым, пар), verdutzt (запутанный, сбитый с толку), taub (глухой),
dumm (глупый), doesen (дремать), Dusel (головокружение, дремота), Tod (смерть) [9: 115, 141, 143]. Как было отмечено нами ранее, недостаток освещения, темнота, дым, туман, духота являются в произведениях автора сквозными символами концепта «Angst», и связаны не только этимологически, но и семантически, а именно признаком «скры-тость, неясность, невидимость, непонятность, затуманенность рассудка ^ потенциальная опасность».
Из сказанного можно сделать вывод, что центральный концептуальный признак «неясность, непонятность» является общим для описываемых концептов. «Абсурд соотносим с непониманием, но это особое непонимание, это осознание отсутствия смысла там, где смысл должен быть . Когда я читаю текст, в котором понятны значения, но невозможно установить их взаимосвязь и поэтому рациональная интерпретация такого текста для меня закрыта, т. е. я не могу вывести смысл сообщаемого, я испытываю сильный интеллектуальный дискомфорт и считаю текст (или - шире - ситуацию общения) абсурдной» [4: 80]. Центральный признак ‘отсутствие смысла’ выделяется в многочисленных синонимах слова Absurditaet, таких как: Irrwitz, Unsinn, Unsin-nigkeit, Dummheit, Widersinnigkeit, Sinnlosigkeit, Zusammenhanglosigkeit [10: 24]. Согласно словарю Ф. Дорнзайфа «Deutsche Lexik nach Sachgruppen» к лексико-семантическому полю слова absurd относятся grotesk, seltsam, falsch, fehlerhaft, grundlos, nebelhaft, unlogisch, unbegreiflich, undenkbar, unglaublich, unmoeglich, wunderbar, nutzlos, oede, leichtsinnig, sorglos, unbedacht, uebereilt [8]. В текстах романов Ф. Кафки «Der Prozess», «Der Verschollene / Amerika» и «Das Schloss» концепт «абсурд» / «Unsinn / Absurditaet» выражается как эксплицитно (номинантами и синонимами), так и имплицитно (признаки концепта передаются в контекстах описательным путем). Насыщенность текста лексемами лексико-семантического поля absurd подтверждается ре-
л
зультатами количественного анализа примеров: sinnlos (24)', unsinnig (12), Unsinn (8), nicht/ kein + Sinn (16), Irrsinn (3), Irre (3), Irrtum (8), sich ver/irren (23), verwirren (27), Fehler (33), falsch (23), unverstaendlich (28), nutzlos (27), zwecklos (4), grundlos (2), haltlos (2), laecherlich (26).
В.И. Карасик выделяет три функции абсурда в общении: деструктивную, игровую и парольную. «Если для постороннего наблюдателя абсурдное поведение кого-либо может выглядеть смешным, то для человека, участвующего в абсурдном действии и не принимающего ценностей этого действия, находиться в таком двойственном состоянии психологически очень трудно» [4: 87]. И. Смирнов высказывает тезис о том, что гротеск «входит в сеть близкородственных феноменов, к которым, в первую очередь, относятся такие, как страшное и das Unheimliche». «Страх овладевает психикой, исходя от тела, так или иначе предназначенного к исчезновению. Не по себе же нам становится при том условии, что психика ввергается во внутреннее противоречие» [5: 205-207]. Подобное психологически дискомфортное состояние вызывается наличием в произведениях Ф. Кафки абсурдных элементов.
Многие структурно-семантические элементы текстов Ф. Кафки, такие как построение романов (распределение глав, начало и конец), имена и личности героев, напоминают квазироманы. Его герои (К.) путешествуют из романа в роман: Josef K. (Der Prozess), Karl Rossman (Amerika), и просто K. (Das Schloss); главы произведений не связаны между собой (автор отсылал их по отдельности М. Броду, многое не дописано). По словам О. Бурениной, «анатомию абсурда» в квазиромане раскрывает фрагментарность и нагнетание бессобытийности (сюжет строится на ожидании того, что должно вывести из состояния ожидания) [3: 239]. Бессобытийность и бесполезное ожидание является цен-
1 Цифрами в круглых скобках далее указывается количество употреблений лексемы в текстах трех рассматриваемых романов Ф. Кафки.
112
тральной темой романов Ф. Кафки: в романе «Der Prozess» герой ждет конца своего судебного процесса или каких-нибудь новостей о ходе процесса, в романе «Das Schloss» - допуска в замок. Следует отметить, что «ожидание (нехороших вещей)» является одним из основных признаков концепта страх / «Angst».
О. Буренина называет абсурдный жанр, к которому принадлежат квазироманы, жанром «головокружения» - кружения на месте. Как при головокружении, в них отсутствует изменение местоположения, что подчеркивается циклично замкнутым построением текста. Его финал почти повторяет начало. В квазироманах вместо романного синтетизма возникает ситуация квазисинтетического циклизма. Биографию в квазиромане творят страшные события, а завязка начинается с середины [3: 234-236]. Все три романа Ф. Кафки начинаются внезапно: Йозефа К. арестовывают («Der Prozess»), Карла высылают в Америку («Amerika»), К. прибывает в деревню («Das Schloss»). В романе «Der Prozess» арест героя происходят в его день рождения, а казнь ровно год спустя, замыкая, таким образом, круг. ‘Кружение’ можно встретить в текстах романов на лексическом уровне и на семантическом уровне, исходя из смысла целых абзацев и глав. Так, характерной чертой процесса Йозефа К. является то, что «Der Prozess muss eben immerfort in dem kleinen Kreis auf den er kuenstlich eingeschraenkt worden ist gedreht werden» [11]; «er wird, wie es der ununterbrochene Verkehr der Gerichtskanzleien erfordert, zu den hoeheren Gerichten weitergeleitet, kommt zu niedrigen zurueck und pendelt so mit groesseren und kleineren Schwingungen, mit groesseren und kleineren Stockungen auf und ab» [11]. В данном примере семантика ‘кружения’ выражается лексемами Kreis (круг), drehen (вращаться), pendeln (качаться, колебаться), Schwingung (качание), а также повтором «mit groesseren und kleineren». Характерными лексемами для выражения состояния «головокружения» в романах являются Schwindel (3),
Schwebe (3), schweben (4), Kreis (12), Runde (5), sich um/drehen (66), Drehung/ Drehen (3), schwirren (2), wirbeln (3), waelzen (7), flattern (5), baumeln (2), schwanken (6), schwenken (11), schwingen (7), schaukeln (7), taumeln (4), а также сочетания с предлогами hin und her (27) и auf und ab (27). Следует отметить, что с головокружением С. Кьеркегор сравнивал страх / Angst: «Кто принужден заглянуть в разверзшуюся пред ним бездну, у того кружится голова... И страх есть головокружение свободы» [6]. ‘Кружение’ обнаруживается также на сверхфразовом уровне: например, в романе «Der Prozess» - повторение на следующий день уже самой по себе абсурдной картины избиения плеткой в каморке канторы Йозефа К.; возвращение героя в один и тот же квартал, где находятся судебные канцелярии, дом адвоката, ателье художника Титорелли, из которого вторая дверь ведет опять же в судебные канцелярии.
Абсурд приближен к пародии и карикатуре, в нем «доводятся до нелепости характерные черты канонического образа» [3: 243]. Такое низведение мы встречаем у Ф. Кафки при описании судебных канцелярий и адвокатов, художника и богини правосудия, а также человеческих отношений в целом. Судебные канцелярии находятся на чердаках многоэтажных домов, где работники сидят, отгороженные деревянной решеткой «manche Abteilungen hatten gegen den Gang zu statt einheitlicher Bretterwaende blosse, allerdings bis zur Decke reichende Holzgitter»; допросы проходят в квартире многоэтажного дома на окраине, где женщина стирает детское белье, а присутствующие упираются головами в потолок «Manche hatten Polster mitgebracht, die sie zwischen den Kopf und die Zimmerdecke gelegt hatten, um sich nicht wundzudruecken»; адвокаты расположены над судебными канцеляриями, в полу их конторы уже год дырка, которую не разрешают ремонтировать «Im Fussboden dieser Kammer - um nur noch ein Beispiel fuer diese Zustaende anzufueren
- ist nun schon seit mehr als einem Jahr ein Loch, nicht so gross, dass ein Mensch durchfallen koennte, aber gross genug, dass man mit einem Bein ganz einsinkt», а у богини правосудия на картине художника на ногах появляются крылышки, как у богини победы, и сама она превращается в богиню охоты «in dieser Helligkeit schien die Figur besonders vorzudringen, sie erinnerte kaum mehr an die Goettin der Gerechtigkeit, aber auch nicht an die des Sieges, sie sah jetzt vielmehr vollkommen wie die Goettin der Jagd aus» [11].
Изучая феномен страшного у Ф. Кафки, А. Шмидт предлагает рассматривать творчество автора через призму работы «Das Andere der Vernunft» братьев Бёме, посвященную исследованию логических идей Канта. «Das Andere der Vernunft: von der Vernunft her gesehen ist es das Irrationale, ontologisch das Irreale, moralisch das Unschickliche, logisch das Alogische. Das Andere der Vernunft das ist inhaltlich die Natur, der menschliche Leib, die Phantasie, das Begehren, die Gefuehle -oder besser all dies, insoweit es sich die Vernunft nicht hat aneignen koennen. Kafkas Figuren - so meine ich - bevoelkern dieses innere Ausland, diese weiten Raeu-me des Unbewussten, in denen der sichere Boden der Vernunft verlassen ist» [13: 320]. Тексты Кафки автор рассматривает как попытку открыть темные стороны, другое сознание «das dunkle, jenseitige Reich des Anderen der Vernunft», без цензуры и контроля со стороны сознания «ohne Zensur und Kontrolle der Vernunft zu Wort kommen zu lassen». Поэтому, как отмечает автор, они тесно связаны со сном. «Kafka laesst in seine Texten den Einbruch jenes ,Anderen der Vernunft' ganz bewusst zu, ja er provoziert ihn geradezu, denn hier sieht er die Quellen seiner literarischen Inspiration». А. Шмидт выдвигает тезис о том, что страх в произведениях Кафки можно понимать как внезапное, неожиданное вторжение этого ‘другого сознания’ (als der p^tzbche, unvermutete Einbruch des ,Anderen der Vernunft') в нашу защищенную, разумно упорядоченную жизнь (in
unsere heile, vernünftig geordnete und abgesicherte Alltagswelt). Такое нарушение границ, характерное для Ф.Кафки, вызывает беспокойство. Как отметил критик газеты «Die Zeit» Петер Кюммель: «Die Wirklichkeit hat sich seiner Fantasie gebeugt und ist „kafkaesk“ geworden» [12]. «Mit einem Schlage kann sie uns der Festigkeit, unsere Existenz berauben. Sie wirkt unheimlich, weil sie eine Wirklichkeit beschreibt, die nicht mehr den Gesetzen der Kontrolle der Vernunft unterliegt, nicht mehr den Gesetzen des Wahrscheinlichen und Vertrauten folgt. Die Erschütterung und Bedrohung der vertrauten, vernünftig geordneten Welt durchzieht Kafkas Werk wie ein roter Faden» [13: 322].
Нарушение логических законов вызывает тревогу также, как динамика «головокружения» - трансформационная динамика абсурда, реализующего переход одной формы в другую и одного смысла в другой [4: 229]. Страх сопровождается головокружением, негативной противоположностью которому является равновесие. Как отметил великий швейцарский психиатр и философ Людвиг Бинсвангер, анализируя случай своей пациентки, мир и существование в нем для человека даются как непрерывность. «Все, что делает мир значимым, подчиняется правилу этой единственной категории, на которой держится «мир» и бытие. Именно поэтому всякое нарушение непрерывности, всякое зияние, разрыв или разлука, отделение или отрыв вызывают большой страх» [7: 348-349]. С вышеуказанными характеристиками абсурда согласуется понимание страха К. Гольдштайном, как реакции на «неадекватность» стимула, приводящего к катастрофе в организме. Организм не знает, как реагировать на стимул, к которому он по своей природе не приспособлен, вместо реакции возникает чувство панического страха [17: 346].
Говоря о феномене страха, М. Ямпольский приводит пример монтажной структуры, формы, состоящей из скачков и внезапных перехо-
дов, которая «воспроизводит на своем, совершенно абстрактном уровне систему шоков, внезапных ударов. Таким образом, страх может вызываться «самой монтажной структурой, иначе говоря, формой удивления, потрясения, внезапности, которую анализировал Кьеркегор... Эта форма возникает из мейерхольдовского прыжка, перенесенного с тела актера на структуру текста» [7: 345-348]. Прыжок, падения оказываются такими матрицами смысла, в которые страх вписан как в некую форму, независимую от эмоционального состояния человека. Пугающее действие абсурда в романах Ф. Кафки достигается благодаря тому, что абсурд неожиданно вторгается в детальное описание реальной действительности, а повествование ведется от одного лица, выражающего ощущения и восприятие окружающего мира героем, и у читателя нет третьего лица, которое бы могло объяснить противоречащие факты. Таким образом, границы между внутренним миром героя и внешней действительностью исчезают, и читатель остается один на один с запутанным миром протагониста. Внезапность происходящего подчеркивается в текстах лексемами и устойчивыми сочетаниями: ploetzlich (107), ueberraschen/d/t (53), Ueberraschung (13), unerwartet (10), unversehens (5), auf einmal (5), mit einem Schlag (3).
Абсурд и нелогичность в произведениях Ф. Кафки, часто сравниваемых с сюжетами снов, имеет бессознательную природу также как форма мгновенного монтажного прыжка, находящаяся вне времени, которое, как показал еще И. Кант, дается нам как форма сознания. Именно потому, что она «вне времени», она столь радикально разрывает непрерывность [17: 351]. Абсурд и ‘головокружение’ в структуре и лексико-семантическом наполнении текста являются своего рода абстрактной матрицей, системой шоков, нагнетающей общее состояние непонимания и страха.
Список литературы
1. Бабайцев А.Ю. История философии: энциклопедия //
http://slovari.yandex.ru/dict/hystory_of_philosophy/article/if/if-0321.htm
2. Белоусов К.И. Эмоциональное пространство текста // Вестник высшей школы. 2005, № 7.
3. Буренина О. «И опять я вижу свой страх...»: О порождении genus absurdum в русской литературе // Семиотика страха. Сборник статей - Москва, 2005.
4. Карасик В.И. Языковые ключи. - Волгоград: Парадигма, 2007.
5. Смирнов И. О гротеске и родственных ему категориях// Семиотика страха: сб. ст. - М., 2005.
6. Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне) // www.orel.rsl.ru.
7. Ямпольский М. Форма страха // Семиотика страха: сб. ст. - М.,
2005.
8. Dornseiff F. Deutsche Lexik nach Sachgruppen http://dict.uni-leipzig.de/cgi-bin/wort_www?site=1&Wort=absurd&cs=1
9. Duden «Etymologie»: Herkunftswoerterbuch der deutschen Sprache. - Mannheim, Wien, Zuerich: Dudenverlag, 1989.
10. Duden «Sinn- und sachverwandte Woerter». Mannheim, Wien, Zürich: Bibliographisches Institut, 1986.
11. Kafka F. Romane und Erzaehlungen - Berlin, 2003.
12. Kuemmel P. Kafkas Tiere, unsere weisen Vorfahren // DIE ZEIT. 2003, №19.
13. Schmidt A. Das Andere der Vernunft. Bemerkungen zur Faszination des Schrecklichen bei Kafka // Mirabilia artium librorum recreant te tuos-que ebriant. 2001.
