CC BY
101
УДК 81'23
А.Ю. Шаюк
Смежные концепты концепта ANGST (страх) и их роль в имплицитной репрезентации концепта в художественном тексте (на материале произведений Ф. Кафки)
В данной статье рассматриваются связи концепта «CTpax»/«Angst» с концептами «вина»Л^^и№», «CTbw»/«Scham» и «отвращение»/«Abneigung», философские и психологические взаимосвязи данных концептов. На примерах произведений Ф. Кафки доказывается роль смежных концептов в имплицитной репрезентации концепта «Angst» в художественном тексте.
In this article the connection between the concept of „Angst" (fear) and the concepts of „Schuld" (guilt), „Scham" (shame), „Abneigung" (aversion) is regarded, and it also shows the philosophical and psychological interrelation of these concepts. The role of the adjoining concepts in the implicit representation of the concept of „Angst" is demonstrated with the examples from Franz Kafka's works.
Ключевые слова: концепт, смежные концепты, имплицитная репрезентация, концепт ANGST (страх), Ф.Кафка.
Keywords: concept, adjoining concepts, implicit representation, the concept of „Angst" (fear), Franz Kafka.
Уделяя внимание периферийным компонентам концепта ANGST, необходимо отметить также значимость «концептуальных соседей» - ближайших смежных концептов, неразрывно связанных с ним и образующих определённую группу имплицитных средств его репрезентации в языке.
Важная роль концепта ANGST в немецкой культуре связана с культурной значимостью «уверенности», точного знания того, чего следует ожидать и что следует делать. В качестве примера исторического факта, вызвавшего «неуверенность» немецкого народа, А. Вежбицкая приводит крушение средневековой феодальной системы, когда человек утратил чувство бесспорной принадлежности к общности и ощущал одиночество и тревогу. Таким образом, одним из компонентов концептуального поля концепта ANGST является «Sicherheit» - понятие (противоположное как опасности, так и сомнению) подразумевающее чувство глубокого удовлетворения от сознания неподверженности ни опасности, ни сомнению. Концепт SICHERHEIT соединяет в себе идеи «уверенности», «безопасности» и «защищённости» и рассматривается как положительный коррелят концепта ANGST [2, с. 103-111]. В разговорной немецкой речи употребляются и другие слова, предполагающие уверенность: bestimmt,
genau, klar и Bescheid. Bescheid происходит от глагола bescheiden, употребляемого в официально-деловом языке, значение которого определяется как "jemandem behördlicherseits eine Entscheidung über etwas mitteilen". В разговорной речи Bescheid просто указывает на желаемое состояние «достоверного» знания о том, как кто-либо поступит в некоторой данной ситуации. Соответственно, если «Sicherheit» противопоставляется «Angst», то «Unsicherheit» является сопутствующим состоянием страха-тревоги, периферийным компонентом концепта, а в языковой репрезентации - неэксплициро-ванным страхом.
Цитируя немецкого исследователя Нусса, А. Вежбицкая подчёркивает ORDNUNG (порядок) как центральную ценность немецкой культуры. «Für Deutsche ist unerlässlich, Ordnung zu haben und in einer Welt zu leben, in der Ordnung herrscht. In der Tat ist nur die Ordnung imstande, den inneren Frieden zu sichern. Der Deutsche kann es nicht ausstehen, wenn er sich nicht, „zurechtfindet" - in seinen Sachen wie in seinen Gedanken, im Beruf wie in seinem Gefühlsleben. Das Unbekannte belastet, ja erschreckt ihn» [2, с. 116]. На серьёзное отношение немцев к точности как части глобального концепта ORDNUNG, который выражается в пунктуальности и строгом соблюдении норм закона, указывает также В.И. Карасик. Ученый соглашается с тем, что понятие «Angst» антонимически связано с понятием «Ordnung», поскольку «Ordnung» - «порядок» подразумевает «Sicherheit» - «безопасность, приобретаемая в уверенности» и «Geborgenheit» - «укрытость, то есть нахождение в месте, где можно себя чувствовать в безопасности и защищенным» [5]. Таким образом, концепт UNORDNUNG также можно отнести к ближайшему окружению концепта ANGST, так как они связаны смысловыми, причинно-следственными связями.
Т.В. Коновалова отмечает в своей диссертации, что отсутствие доверия «Vertrauen» вводит субъект в постоянное эмоциональное состояние страха, что выражается значением сочетания существительного «die Angst» с прилагательным «permanent»: Wenn wir nicht Vertrauen, leben wir in permanenter Angst [7, с. 21]. Уверенность противопоставляется опасности, она подразумевает чувство защищённости. «Vertrauen» предстает в виде психологической защиты от жизненных невзгод, облегчает её, придаёт чувство уверенности.
И.В. Когородина относит ANGST к периферии эмоционального концепта ABNEIGUNG, наряду с концептуальными признаками «Empörung (возмущение), Ärger (гнев), Misstrauen (недоверие), Neid (зависть)» [6, с. 12].
Как следует из сказанного, немецкий концепт ANGST специфичен, как специфична история развития понятия, слова и народа, что вызы-
вает обоснованный интерес исследователей в области лингвистики. Согласно объёмному анализу научной литературы эмоция страха относится к первичным эмоциональным реакциям, аффектам, доступным как высокоразвитым приматам, так и человеку. Данная эмоция постоянно и активно переживается не только древним, не умеющим защитить себя от природы человеком, пребывающем в примитивном состоянии ожидания опасности, но стабильно сопровождает и современных цивилизованных людей. Происхождение страха связано с неизвестностью, непониманием, человеческим неумением объяснить происходящие вокруг него события. Как аксиома сегодня признается мнение о паническом страхе человека в прошлом, в особенности в средние века, перед господним судом, который, по представлению людей того времени, непременно должен был состояться. Его прихода средневековый человек ждал со страхом. Как установлено психологической наукой, с эмоцией страха непосредственно коррелировало чувство вины, используемое государственной религией с целью сохранения определённых моральных устоев [3, с. 7].
По результатам ассоциативного анализа среди носителей немецкого языка первой ассоциацией слова «Scham» (стыд) является слово «Angst». «Da die soziale Komponente hier so zentral ist, wurde Schamgefühl auch als soziale Angst bezeichnet ... die Angst vor drohender Scham (Schamangst)» [16, с. 181]. А. Вежбицкая отмечает особенность эквивалента английского shame в австралийском языке Gid-jingali, где он используется в ситуациях, скорее обозначающих страх (in a situation in which the English word fear rather than shame would be used), и сравнивает его с немецким словом „Scham", которому присущи такие же признаки, а именно - импульс к бегству (the same impulse to retreat) [17, с. 130-132]. Согласно мнению немецких исследователей, стыд (наряду со смущением, стеснительностью и страхом публики) является разновидностью социального страха [15, с. 134].
Вина «Schuld» концептуализируется как определенная форма страха перед ожидаемым наказанием «gelernte, internalisierte Bestrafung, als eine Form von Furcht vor erwarteter Strafe aufgrund früherer Straferlebnisse» [16, с. 183]. Физиологическое проявление вины - вторичные признаки напряжения или страха, специфических физиологических процессов не обнаружено. Символика греховности связана с идеей нарушенных, разорванных отношений: «Der Sünder hat sich von Gott „entfernt"; er hat Gott „vergessen"; er ist „unsinnig", „ohne Verstand" ... es stellt das mächtige emotionale Analogon des Nichts: vom Eindruck des Leichten, Leeren, Unhaltbaren, Flüchtigen ausgehend, der sich mit dem materiellen Bild des Dunstes, des Hauchs, des Staubes verbindet...» [14, с. 88-89]. Отсутствие бога есть неуверенность и страх (Unsicherheit und Angst), они хуже всяких страданий.
Согласно работе И.Г. Заяц, посвящённой репрезентации концептов «радость» и «горе» в средневерхненемецком языке, концепты «ад» и «горе» являются смежными концептами ANGST, так как «типичная ассоциация, связанная с концептом leit в сознании средневекового человека - представление об аде, перед которым человек испытывает «непреодолимый страх» [4, с. 17]. Подавленность, грусть, горе (Niedergeschlagenheit, Trauer, Kummer), как и страх, связаны с потерей контроля, с осознанием собственной беспомощности: «Die Trauer bedeutet seelische Schmerzen, Leiden, psychische Krise, bis hin zu dem Gefühl, ein Stück des eigenen Selbst verloren zu haben» [16, с. 178]. Анализируя концепты FREUDE и TRAUER, М.В. Адамова среди семантических групп, относящихся к микрополю Trauer, выделяет маркеры: Trauer, Trübsal, Kummer; Unglück, Jammer; Bedrücktheit, Beklemmung, Druck; Sorge, Verzweiflung, Bekümmertheit и т. д. [1, с. 13], некоторые маркеры особенно характерны для концепта ANGST (Sorge, Beklemmung, Kummer, Druck).
Немецкие ученые отмечают связь гордости с напряжённым чувством страха: «Stolz kann aber auch als gespannter Gefühlszustand beschrieben werden, vor allem wenn der Situation starke Unsicherheit, Unbehagen, Befürchtungen, Ängste vorausgingen, die sich so schnell nicht abbauen können» [16, с. 156]. Гордость в некоторых случаях может быть вызвана сильной неуверенностью, неловкостью и страхами. Такого рода гордость часто связана с одиночеством, одной из самых часто упоминаемых причин страха. Опираясь на данные немецких исследователей, концепты STOLZ (гордость) и EINSAMKEIT (одиночество) можно причислять к смежным концептам концептуального поля ANGST.
Внезапность, называемая Декартом и Кьеркегором одной из причин страха, является ключевым компонентом концептов ÜBERRASCHUNG и ERSTAUNEN. Отмечается, что эти концепты, в отличие от концепта SCHRECK, описывают скорее положительные ситуации: «Überraschung und Erstaunen beziehen sich dabei eher auf positive Situationen, Schreck bezieht sich eher auf Bedrohungen ... Überraschung wird eher angenehm, Schreck eher unangenehm erlebt, wenn auch die Wertung nie im Vordergrund steht» [16, с. 157-158]. Но «неожиданности» часто бывают неприятными, портят планы, и для немецкого сознания, ценящего порядок и дисциплину, являются нежелательными. Компонент «Plötzlichkeit», который мы относим к периферии концепта ANGST, тесно связывает данные концепты.
Ревность (Eifersucht), связанная со страхом перед реальным или предполагаемым конкурентом (mit der Angst vor tatsächlichen oder vermuteten Konkurrenten) [16, с. 165], также входит в концептуальное поле концепта ANGST.
Помимо названных концептов к ближайшему окружению ANGST относятся многие другие концепты (DUNKELHEIT, ENGE, PEINLICHKEIT u.s.w.), связанные с тем или другим его признаком, и способные в определённых контекстах метонимически выражать центральный концепт.
Особое внимание следует уделить смежным концептам SCHULD, SCHAM, ABNEIGUNG, которые широко представлены в текстах Ф. Кафки, а в некоторых являются основной идеей произведения. Так как единицы выражения смежных концептов в тексте могут выступать как метонимическое выражение самого концепта ("In general, in most cases related concepts are like conceptual metonymies; expressions referring to them can be used to mean the concept to which they are related" [11, с. 45]), и на основе особенностей авторского идиоконцепта, включающего в себя три основных элемента (Angst, Scham и Schuld), мы относим номинанты смежных концептов к периферийным единицам репрезентации концепта ANGST.
Произведения Ф. Кафки относят к работам, отмеченным крайней степенью мотива вины - «radikalisierten Schuld-Motivik beherrschten Arbeiten» [8, с. 301]. Мотив вины и возможного наказания, невозможность доказать свою невиновность, осуждение без вины или непомерное наказание являются лейтмотивами большинства произведений и представлены лексемами Schuld/schuldig (110) , а также единицами лексико-семантического поля «ВИНА-НАКАЗАНИЕ»: Strafe (18), be/strafen (27), Verhaftung (18), verhaften (24), Urteil (52), Endurteil (3), verurteilen (51) и др. Страх у Ф. Кафки непосредственно связан с мучительным чувством вины (selbstquälerischen Schuldgefühl): «Wie bei Kierkegaard ist bei Kafka die Angst ein Akzidens der Schuld und besitzt als Signal des unausweichlich kommenden Gerichts zentrale Bedeutung» [12, с. 60].
Карл (по мнению Ф. Кафки, невиновный), в 15 лет сосланный родителями в Америку, всё время терпит наказания и оказывается в глазах других виноватым: »Dann muß ich um Entschuldigung bitten«, sagte Karl laut und ehe jemand Zeit zur Antwort hatte, »denn ich bin daran schuld, daß Herr Pollunder sein Geschäft heute früher verließ, und es tut mir sehr leid«. Но в своём первом большом несчастье в Америке Карл винит друга дяди: «Der beste Mensch, der ohne eigene Schuld zum Boten einer so geheimen und quälenden Entschließung auserwählt wird, muß, solange er sie bei sich behält, verdächtig scheinen.<...> Und Sie sind es, der die Schuld trägt, daß ich ihn versäumt habe.« Karl sah Green mit scharfen Augen an und erkannte wohl, wie in Green die Beschämung über diese Entlarvung mit der Freude über das Gelingen seiner Absicht kämpfte». В глазах господина Грина борется стыд с радостью от причинённого Карлу несчастья. В данном примере пере-
плетаются различные эмоциональные концепты: вина, стыд, радость от причинённого зла, разочарование и чувство обманутого ожидания и беспомощности. Герою некому верить, некуда идти, все его лучшие побуждения оборачиваются против него. Во время службы в отеле, Карл оказывается виноватым, из-за своей наивности и доброты, во всём - даже в пьянстве и кражах, которых он не совершал - лишается своего рабочего места и терпит физические издевательства главного портье: «Und wenn selbst diese Dienstversäumnis verziehen werden sollte, so lag doch drinnen im Schlafsaal noch Robinson als lebendige Schuld». Карлу не дают возможности оправдаться, извращают его слова и действия настолько, что он понимает бессмысленность дальнейших объяснений.
Йозеф К., арестованный рано утром в своей комнате, считает всё нелепой ошибкой, хотя никакой ошибки быть не может, суд не ищет виновных, вина сама притягивает эту судебную инстанцию: «Es gibt darin keinen Irrtum. Unsere Behörde, soweit ich sie kenne, und ich kenne nur die niedrigsten Grade, sucht doch nicht etwa die Schuld in der Bevölkerung, sondern wird, wie es im Gesetz heißt, von der Schuld angezogen und muß uns Wächter ausschicken. Das ist Gesetz. Wo gäbe es da einen Irrtum?« » Dieses Gesetz kenne ich nicht«, sagte K. »Desto schlimmer für Sie«. Сам же герой отрицает свою вину, хотя, поднимаясь по лестницам, выбирает первую попавшуюся, так как «суд притягивает вину», и находит зал суда: «Schließlich stieg er doch die Treppe hinauf und spielte in Gedanken mit einer Erinnerung an den Ausspruch des Wächters Willem, daß das Gericht von der Schuld angezogen werde, woraus eigentlich folgte, daß das Untersuchungszimmer an der Treppe liegen mußte, die K. zufällig wählte». Далее герой акцентирует внимание на комнате соседки, которая, как он говорит ей лично, по его вине (хотя в зале суда он отрицает свою вину) была приведена в беспорядок: »Ihr Zimmer ist heute früh, gewissermaßen durch meine Schuld, ein wenig in Unordnung gebracht worden, es geschah durch fremde Leute gegen meinen Willen und doch, wie gesagt, durch meine Schuld; dafür wollte ich um Entschuldigung bitten«. В данном контексте фигурирует наряду с концептом SCHULD концепт UNORDNUNG, о роли которого говорилось во второй главе. По мнению героя, если навести порядок в комнате, всё сразу встанет на свои места. Йозеф К. испытывает мучительные угрызения совести из-за происшествия в кладовке, он даёт себе установку не думать о возможной вине, но у художника он признаёт, что есть много тонкостей и огромная вина может возникнуть там, где её раньше не было: «Es kommt auf viele Feinheiten an, in denen sich das Gericht verliert. Zum Schluß aber zieht es von irgendwoher, wo ursprünglich gar nichts gewesen ist, eine große Schuld hervor». Если суд убеждён в виновности, а только в этом случае мог произой-
ти арест, ничто не может заставить суд отказаться от своего решения, вина считается доказанной.
Землемеру также приходится сталкиваться с различными обвинениями, которые часто объясняются его незнанием местных порядков: «Daß nicht geheizt ist, ist also seine Schuld, daß aber der Schuppen erbrochen wurde, meine <...> »So«, sagte der Lehrer, »ihr habt also gelogen? Oder wenigstens leichtsinnig den Schuldiener beschuldigt?« Sie schwiegen noch immer, aber ihr Zittern und ihre ängstlichen Blicke schienen auf Schuldbewußtsein zu deuten. »Dann werde ich euch sofort durchprügeln« <...> Dieser Herr Schuldiener, der aus Feigheit ruhig zugibt, daß man andere fälschlich seiner eigenen Lumpereien beschuldigt». В своём неудачном положении К. винит сына кастеляна, но так как ему всё прощается, за всё приходится расплачиваться К.: «K. wollte bei Gelegenheit daran denken, auch war Schwarzer bei ihm noch vom ersten Abend her in Schuld <...> Nun war ja K. an dem allen unschuldig, die Schuld traf Schwarzer, aber Schwarzer war der Sohn eines Kastellans, und äußerlich hatte er sich ja korrekt verhalten, man konnte es also nur K. vergelten lassen <...> Aber das war ein schlimmes Geschenk, es ersparte zwar K. viel Lüge und Heimlichtuerei, aber es machte ihn auch fast wehrlos, benachteiligte ihn jedenfalls im Kampf und hätte ihn im Hinblick darauf verzweifelt machen können.». Наряду с виной в данном контексте фигурируют концептуальные признаки «беззащитность», «причина страха» (Kampf, Machtunterschied), «отчаяние», «ложь». Не имея возможности чего-то добиться, он обвиняет во всём своих помощников, по мнению Фриды виноват во всём К.: «Im Grunde ist alles deine Schuld; hättest du die Gehilfen nicht verjagt und wärst jenen Leuten nicht nachgelaufen, wir könnten jetzt friedlich in der Schule sitzen. Nur du hast unser Glück zerstört». В гостинице для чиновников он виноват в том, что оказался в коридоре, где ему никак нельзя было находиться, и вызвал тем самым недовольство и упрёки хозяев и чиновников. К. долго не может понять, в чём он виноват, а потом списывает всё на свою усталость как извиняющий фактор. К. виноват также в несчастье Пепи: «Zunächst erfuhr K., daß eigentlich er an Pepis Unglück schuld sei», но здесь он тоже не понимает и не признаёт своей вины: «Ich weiß nicht, ob es so ist, auch ist mir meine Schuld gar nicht klar».
В рассказе «Das Urteil» в несчастье семьи виноват Грегор, мучимый угрызениями совести, он бегает по стенам, по потолку, затем падает в отчаянии вниз: «Gregor war nun von der Mutter abgeschlossen, die durch seine Schuld vielleicht dem Tode nahe war; <...> und von Selbstvorwürfen und Besorgnis bedrängt, begann er zu kriechen, überkroch alles, Wände, Möbel und Zimmerdecke und fiel endlich in seiner Verzweiflung». Интересная деталь прослеживается в
произведениях Ф. Кафки: чтобы получить прощение, нужно доказать свою вину, но в Замке не хотят её признавать, создаётся впечатление, что её скрывают: «Aber um Verzeihung zu bekommen, mußte er erst die Schuld feststellen; und die wurde ihm ja in den Ämtern abgeleugnet. Er verfiel auf den Gedanken - und dies zeigte, daß er doch schon geistig geschwächt war -, man verheimliche ihm die Schuld, weil er nicht genug zahle». Йозеф К. не знает своей вины, и в рассказе «Исправительная колония» осуждённый не знает ни своей вины, ни приговора. Не знает за собой вины охотник Гракх: «... ich war Jäger, ist das etwa eine Schuld? Aufgestellt war ich als Jäger im Schwarzwald, wo es damals noch Wölfe gab. Ich lauerte auf, schoß, traf, zog das Fell ab, ist das eine Schuld? Meine Arbeit wurde gesegnet. ,Der große Jäger vom Schwarzwald' hieß ich. Ist das eine Schuld?». Объяснение такому свойству вины в произведениях Ф. Кафки можно найти в письме к отцу: «Von allen Seiten her kam ich in Deine Schuld ... Jetzt hättest Du also schon durch Deine Unaufrichtigkeit genug erreicht, denn Du hast dreierlei bewiesen, erstens daß Du unschuldig bist, zweitens daß ich schuldig bin.». Акцент, который делается на вину в произведениях Ф. Кафки, позволяет отнести языковые единицы смежного концепта SCHULD к сквозным единицам текста и к единицам выражения авторского индивидуального концепта ANGST.
Исследователи отмечают у Ф. Кафки сходное отношение к стыду с тем, что прослеживается в философии Хайдеггера и Кьеркего-ра: „Scham und Angst, sie bezeichnen einen Gefühlszustand in Bezug zum Unbegrenzten und Unendlichen: Sie entsprächen dem „Unendlich-klein-Machen" des Selbst gegenüber dem Unendlichen" [9, с. 122]. Страх и стыд соответствуют «бесконечному уменьшению» Себя по отношению к Бесконечному. По мнению К. Кёнига, мудрость языка (этимология слова) раскрывает загадки стыдливости: „Das Wort „Scham" hängt mit dem deutschen Wort „Hemd", dem französischen „chemise" und dem englischen „shirt" zusammen. Alle diese Worte wurzeln in dem gotischen „ga-hamon", was „anziehen", „überdecken" bedeutet. Die Weisheit der Sprache enthüllt damit eines der Geheimnisse des Sich-Schämens" [10, с. 56].
Стыд передаётся в текстах лексемами Scham, be/schämen, schamhaft (36), «peinlich» (32), «Peinlichkeit» (3). Карл, помимо того, что он везде во всём виноват, стыдится своей слабости, неосведомлённости, своего образования, получает постыдное наказание: «.konnte Karl gerade noch aus dem Durcheinander von Wut und Scham rufen, in dem er sich befand»; «Eher wäre hier in Amerika Grund gewesen, sich der fünf Gymnasialklassen zu schämen»; «Überdies wurde er jetzt noch vom Oberportier festgehalten, der wohl darüber nachdachte, wie er Karl noch weiter beschämen könne». Йозефу К. тоже приходится испытывать чув-
ство стыда в доме, на работе, в судебных канцеляриях, и перед смертью он думает о стыде: »Wie ein Hund!« sagte er, es war, als sollte die Scham ihn überleben». Стыд, который, согласно Б. Нойману, остаётся и Заратустре Ницше в качестве наследства изгнанного из рая человечества: «wie sie in Nietzsches Zaratustra als die Erbschaft der durch Erkenntnis aus dem Paradies vertriebenen Menschheit anwesend scheint, wird ihn überleben - jene „Scham", die in Nietzsches Schrift im Dunkel eines, christlich-jüdisch induzieren, schlechten Gewissens ihr zweifelhaftes Zuhause besitzt» [13, с. 110].
Как отмечается в практике психологов, одним из доминирующих ощущений пациентов с психозом страха является антипатия и отвращение. Связь концепта ABNEIGUNG и концепта ANGST также отмечается в лингвистических работах. Тексты Ф. Кафки изобилуют неприятными или шокирующими сценами: будь то казнь в исправительной колонии: «Wie kann man ohne Ekel diesen Filz in den Mund nehmen, an dem mehr als hundert Männer im Sterben gesaugt und gebissen haben?»; превращение в насекомое и его существование: «Schmutzstreifen zogen sich die Wände entlang, hie und da lagen Knäuel von Staub und Unrat»; описание грязных, пыльных, душных комнат, подворотен с крысами: «Es war eine noch ärmere Gegend, die Häuser noch dunkler, die Gassen voll Schmutz, der auf dem zerflossenen Schnee langsam umhertrieb. Im Hause, in dem der Maler wohnte, war nur ein Flügel des großen Tores geöffnet, in den anderen aber war unten in der Mauer eine Lücke gebrochen, aus der gerade, als sich K. näherte, eine widerliche, gelbe, rauchende Flüssigkeit herausschoß, vor der sich einige Ratten in den nahen Kanal flüchteten». В нашу задачу в данной работе не входит описание разнообразия средств репрезентации отвращения, читателю не составит труда их обнаружить. Определяя средства репрезентации концепта ANGST в текстах Ф. Кафки, прибегая к информации источников по философии, психологии и лингвистике, к средствам метонимического выражения исследуемого концепта мы относим единицы лек-сико-семантических полей, репрезентирующих смежные концепты SCHULD, SCHAM и ABNEIGUNG.
Список литературы
1. Адамова М.В. Семантически сопряженные категории Freude и Trauer и их актуализация в немецком языковом сознании: автореф. дис. ... канд. филол. Наук. - Иркутск, 2007.
2. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики / пер. с англ. - М., 2001.
3. Дженкова Е.А. Концепты «стыд» и «вина» в русской и немецкой лингво-культурах: автореф. дис. ... канд. филол. Наук. - Волгоград, 2005
4. Заяц И.Г. Языковая репрезентация эмоциональных концептов «радость» и «горе» в средневерхненемецком языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 - Санкт-Петербург, 2006.
5. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс - Волгоград,
2002.
6. Когородина И.В. Концепт Abneigung и способы его объективации в современном немецком языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук: - Иркутск, 2007.
7. Коновалова Т.В. Концепт Vertrauen в немецком языковом сознании: автореф. дис. ... канд. филол. Наук. - Воронеж, 2006.
8. Hermsdorf K. Nachbemerkung // Franz Kafka, Der Verschollene. - Berlin, 2003. - S. 299 - 311.
9. Kim H.K. Ästhetik der Paradoxie Kafka im Kontext der Philosophie der Moderne - Würzburg, 2004.
10. König K. Über die menschliche Seele - Stuttgart, 1989.
11. Kövecses, Z. Emotion concepts - New York, 1990.
12. Miethe H. Sören Kierkegaards Wirkung auf Franz Kafka. Motivische und Sprachliche Parallelen - Marburg, 2006.
13. Neumann B. Franz Kafka: Aporien der Assimilation - München, 2007.
14. Ricoeur P. Symbolik des Bösen Phänomenologie der Schuld II - Freiburg / München, 2002.
15. Schwarzer R. Angst // Emotion und Kognition, München, Wien, Baltimore, 1983. - S. 123-147.
16. Ulich D., Mayring Ph. Psychologie der Emotionen - Stuttgart, 2003.
17. Wiersbicka A. Semantics, culture, and cognition: universal human concepts in culture-specific configurations - New York / Oxford, 1992. -
