CC BY
253
ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ
А.А. Никишенков
ИСТОРИЯ БРИТАНСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ*
В монографии рассматриваются различные версии методологии и логики разных направлений, сложившихся в рамках британской социальной антропологии в ходе ее исторического развития. Речь идет о таких направлениях, как: эволюционизм, диффузио-низм, функционализм, структурализм, а также всевозможные их модификации, представленные в деятельности наиболее влиятельных представителей этой научной дисциплины - Э.Б. Тайлора, Дж. Мак-Леннана, Г. Мейна, У. Риверса, Г. Элиота Смита, Э. Вестер-марка, Б. Малиновского, А.Р. Рэдклифф-Брауна, Э. Эванс-Причарда, Р. Фёрса, О. Ричардс, М. Фортеса, З. Наделя, М. Вильсон, М. Глак-мена, Э. Лича, В. Тэрнера, М. Дуглас и др. Автор предпринимает попытку комплексной, системной оценки британской социальной антропологии на протяжении всего исторического пути ее развития.
Книга состоит из четырех частей, включающих в себя 12 глав. В части 1 описано начало британской социальной антропологии, в частности глава 1 посвящена исследованию ее социальных предпосылок и идейных истоков. Здесь рассматриваются основные факторы, воздействовавшие на процесс формирования новой научной дисциплины. В качестве наиболее существенных из этих факторов названы: 1) сложившаяся в Европе к середине XIX в. традиция осмысления феномена «цивилизации» («культуры») и роли в ее развитии европейских «доисторических» и неевропейских (восточных,
* Никишенков А.А. История британской социальной антропологии. -2008. - 495 с.
СПб., 17
первобытных, колониальных и др.) народов; 2) философские направления, трактующие природу общества и культуры в натуралистическом (естественно-научном) ключе, а также философские, научные и теологические направления в изучении фундаментальных институтов человечества; 3) предшествующие социальной антропологии организационные формы изучения простонародной культуры; 4) литературная традиция описания заморских стран и народов в сочинениях путешественников, миссионеров, чиновников и др. В частности, в качестве одного из идейных истоков исследуется философский позитивизм, при этом особенно важную роль автор отводит Г. Спенсеру, подчеркивая, что именно с его легкой руки сам термин «эволюционизм» стал обозначением целого направления, объединившего многие сферы познания. В главе 1 анализируется также этнология Дж.К. Причарда, отмечается особенность его научного подхода, которая состояла в том, что он отрицал значимость таких, казалось бы, утвердившихся в социальном познании с XVIII в. категорий, как «прогресс» и «эволюция» общества и культуры. Его прежде всего интересовал процесс дивергенции (расхождения) расовых, социальных и культурных форм, их распределение в пространстве и времени. Эта установка, получившая позже наименование «диффузионизм», не была принята основоположниками социальной антропологии, но со временем к ней не раз возвращались последующие поколения ученых. В главе 1 рассматривается также «лингвистическая палеонтология» М. Мюллера, отмечается его многоплановый вклад в развитие британской науки, в частности, подчеркивается, что благодаря Мюллеру элементы немецкой научно-философской традиции были довольно быстро и успешно адаптированы в Англии. Продолжением лингвистической концепции Мюллера явилась его теория мифа, которая, в числе прочего, повлияла на развитие британской фольклористики.
В главе 2 представлены основоположники британской социальной антропологии - Э.Б. Тайлор, Г. Мейн, Дж. Лёббок, Дж. Мак-Леннан и др. «Эти весьма разные по своим взглядам исследователи разделяли тем не менее тот набор общетеоретических принципов, которые образовали исследовательскую программу эволюционистского направления...» (с. 83). В их работах, наряду с конкретным материалом по изучению первобытности, содержались и общетеоретические положения о природе культуры, общества и человека, а
также методологические принципы познания этих явлений. В частности, онтологическим основанием методов Тайлора явилось его убеждение в том, что социальная антропология должна стать по всем параметрам наукой подлинной, т.е. аналогичной таким естественным наукам, как физика, химия, биология и т.п., которые ориентированы на открытие законов. «Формулируя свои методы, Тай-лор фактически предложил в качестве исследовательского приема не систему познавательных процедур и логических средств анализа.., а априорные теоретические тезисы (гипотезы)» (с. 79). Особое место в ранней истории социальной антропологии занимает Джон Лёббок (1834-1913), автор таких известных работ, как «Доисторические времена» (1865) и «Происхождение цивилизации и первобытное состояние человека» (1867-1869). Именно во второй своей книге Лёббок изложил основные общетеоретические постулаты зарождающейся социальной антропологии. Они формулировались в духе дарвинизма и практически совпадали с теоретическими положениями Тайлора.
Эволюционистской парадигме в целом соответствуют теоретические воззрения Джона Фергюсона Мак-Леннана (1827-1881). Его мировоззрение формировалось под сильным влиянием философии утилитаризма, «в следовании принципам которого он был более последовательным, чем Тайлор и Лёббок» (с. 89), а также исторической школы права К. Савиньи, философии Уэвелла и той версии позитивизма, которую развивал Дж.С. Милль. Мак-Леннан явился тем ученым, который в полном смысле слова заложил основы антропологического изучения родства, брака и семьи в Великобритании. Построение Мак-Леннана представляет собой «чисто логическую конструкцию, лишь иногда иллюстрируемую обрывочными фактами из отчетов путешественников и миссионеров» (там же). Сомнения в эмпирической обоснованности теории развития брака и семьи Мак-Леннана возникли уже вскоре после выхода в свет его книги. Американский этнолог Льюис Генри Морган в своей работе «Древнее общество» подверг критике ряд положений этой теории, в частности, он указал на неверность трактовки племени как экзогамной социальной единицы и рода как группы, допускающей эндогамию. Настоящая интеллектуальная война началась между Мак-Леннаном и Г. Мейном, теория патриархальной семьи которого уже пользовалась широкой известностью в Великобритании. Г. Мейн по-
святил критике теории Мак-Леннана целую книгу «Патриархальная теория». В теории Мейна особое место занимает его трактовка категории «родство», в рамках которой собственно кровные (биологические) узы были не главным. Место семейной организации в обществе в ходе истории, согласно Мейну, менялось. Этот исторический процесс был движением «от статуса к контракту», т.е. от совокупности прав и обязательств, вытекающих из родственных уз, к правам и обязательствам, принимаемым на себя индивидом или налагаемым на него обществом, движением от групп, объединенных родством, к группам территориальным, образующим политические системы. Идеи Мейна, хотя и существовали на периферии дисциплины, продолжали оказывать влияние на умы. Несмотря на критику Мак-Леннана его концепция эволюции брака и семьи доминировала в ранней антропологии в течение почти трех десятков лет. Сравнительный метод Мак-Леннана, примененный им в работе «Первобытный брак», основан на общетеоретическом допущении, что широкое бытование сходных форм человеческого поведения -это действие сходных причин в сходных обстоятельствах, т.е. проявление неких единых для всего человечества закономерностей.
В целом эволюционистская парадигма стараниями виднейших ее представителей приобрела черты стройной исследовательской программы, обещающей значительные научные достижения. Во второй половине XIX в. эта парадигма практически не имела конкурентов, «ее принципы разделяло абсолютное большинство ученых, ориентированных на изучение развития человеческого общества» (там же). Но все они придерживались установки на индуктивный, экспериментальный, эмпирический характер научного познания и были убеждены в том, что познавательные возможности указанной исследовательской программы могут быть доказаны лишь в ходе изучения конкретных общественных институтов на основе широко развернутых полевых исследований. Приверженцем эволюционистской парадигмы называл себя Эдуард Вестермарк (1862-1939). Но, что парадоксально, в своей работе он фактически не оставил камня на камне от того, что принято было считать «эволюционной теорией брака и семьи». Он неявно дал понять классикам антропологического эволюционизма, что их так называемый дарвинизм не имеет ничего общего с подлинным дарвинизмом, который, по его мнению, есть «соединение биологической ипостаси
человека с его социальной сущностью» (с. 98). Он сформулировал основополагающий постулат своего труда: основой брака является половой инстинкт, и именно с ним связаны многие социальные особенности брачного института на всех стадиях истории, включая и первобытную. Вестермарк также утверждал, что у всех известных наиболее отсталых племен современности можно обнаружить наличие индивидуальной семьи. Все это противоречило тому, что было принято считать научно установленным в эволюционной антропологии. Вестермарк прямо и решительно отверг концепции промискуитета, группового брака и пр. Он постоянно, особенно в последних переизданиях своего труда «История человеческого брака», подчеркивал специфику общественных функций брака и семьи, утверждая, что брак - это нечто большее, чем просто регулирование половых отношений. Брак, с его точки зрения, это своеобразное средство установления стабильных отношений не только между мужем и женой и их ближайшими родственниками, но и между крупными общественными объединениями. Одним из тех, кто приобщился к критическому направлению Вестермарка, был Бронислав Малиновский, впоследствии ставший лидером антиэволюционистского направления в антропологии.
Важным аспектом развития британской социальной антропологии явилось изучение первобытной духовной культуры. Духовная культура в философии и науке XIX в. почти полностью отождествлялась с религией, поэтому ранняя антропология сконцентрировала свое внимание преимущественно на изучении истоков и стадиального развития религиозных верований в первобытности. В частности, Тайлор в своей работе «Первобытная культура» последовательно излагает свою концепцию, в которой на место догматов и авторитетов церкви он ставит науку с ее стремлением все выводить из естественных закономерностей. Законы возникновения религии - это «умственные законы». Так выражается основной методологический принцип Тайлора в изучении религии, который позже получил наименование «интеллектуализм». Своеобразным фокусом теории религии Тайлора была его концепция анимизма. Согласно Тайлору, анимизм составляет по существу основу философии как у дикарей, так и у цивилизованных народов. С его точки зрения, по существу на Земле нет безрелигиозных народов. Значительную часть «Первобытной культуры» занимают главы, посвя-
щенные мифологии. Многие достоинства книги Тайлора объясняются его проницательностью и виртуозным владением своей невероятной эрудицией. Многие его мысли о мифе получили развитие и подтверждение много лет спустя в трудах других ученых. В частности, он высказал мысль о том, что миф не есть отражение реальных исторических событий. «Миф есть история его авторов, а не действующих в нем лиц. Он есть воспоминание о жизни не сверхъестественных героев, а создавших его своим поэтическим воображением народов» (цит. по: с. 108).
Непосредственными продолжателями религиоведческих исследований Тайлора стали его младшие коллеги и друзья - Дж.Дж. Фрэзер, У. Робертсон Смит, Э. Лэнг и др. Джеймс Джордж Фрэзер (1854-1941) был наиболее последовательным сторонником методологического подхода Тайлора в изучении первобытной религии. Теория развития первобытной духовной культуры, разработке которой Фрэзер посвятил всю свою жизнь, основана на его концепции происхождения и соотношения магии, науки и религии, наиболее отчетливо изложенной в «Золотой ветви». Согласно Фрэзеру, магическое мышление основывается на двух принципах. 1. Подобное производит подобное (следствие похоже на свою причину). 2. Вещи, которые однажды пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта. Первый принцип можно назвать законом подобия, а второй - законом соприкосновения или заражения. Согласно Фрэзеру, в любом обществе присутствуют элементы и магии, и религии, и науки. Но на самой ранней стадии эволюции магия в сознании людей доминирует. «Эволюция духовной культуры, по Фрэзеру, выражается в постепенном повышении сначала роли религии, а затем -науки» (с. 113). Процесс этот в его трактовке имеет характер интеллектуального развития, т.е. является результатом напряжения ума «дикаря-философа». К концу XIX в. эволюционистская общетеоретическая парадигма приобрела характер «рамочной концепции» для большинства британских антропологов; она вполне допускала сосуществование разных и порой несовместимых исследовательских решений. Но в недрах британской социальной антропологии уже вызревали центробежные тенденции, исподволь готовившие кардинальные преобразования в ней, наступившие позже - в первой четверти XX в. Среди ученых, деятельность которых особенно
ярко отражала эти тенденции, были У. Робертсон Смит и Э. Лэнг, занимавшиеся проблемами первобытной религии.
Первое поколение британских антропологов в подавляющем большинстве разделяли основные принципы позитивизма, «позитивизм же предписывал особое внимание к эмпирическим основаниям научных исследований» (с. 127-128). Антропологам-эволюционистам нужен был массовый материал, охватывающий первобытные племена планеты, и в этом отношении наилучшим средством им представлялась рассылка вопросников во все концы Британской империи. В 1874 г. Тайлор стал инициатором и организатором создания такого вопросника под эгидой Британской ассоциации содействия развитию науки. На анкету откликнулось ничтожное количество адресатов, но важно было то, что появилась новая научная дисциплина, новым явлением стало регулярное общение теоретиков и самодеятельных этнографов. Среди работников британских колоний, откликнувшихся на призывы антропологов к сотрудничеству, было немало миссионеров, а также чиновников, предпринимателей, учителей. К миссионерам новой формации можно отнести Лоримера Файсона (1832-1907), а также Альфреда Уильяма Хауитта (1830-1906). Они быстро нашли общий язык и начали активно собирать материал о культуре аборигенов. «В общем, труд Файсона и Хауитта - корпус фактических обоснований положений трудов Моргана, но он содержит подтверждения основных постулатов и эволюционной антропологии в целом» (с. 133). Книга Файсона и Хауитта - яркий пример доминирования антропологической теории над этнографическим фактом, «но это также пример некоторого осознания ненормальности такого положения в науке» (с. 134). Продолжателями линии сотрудничества этнографов-любителей с теоретиками эволюционной антропологии, начатой Файсоном и Хауиттом, стали У.Б. Спенсер и Ф. Гиллен.
В главе 2 освещается также литературная деятельность Э. Лэнга, который никогда формально не считался антропологом, но весьма своеобразно повлиял на судьбу идей ведущих представителей этой научной дисциплины; представлена история профессиональных полевых этнографических исследований (А. Хэддон и «Кембриджская школа социальной антропологии»), анализируется работа Л.Г. Моргана «Система родства и свойства человеческой семьи». Особое внимание уделяется истории профессиональных полевых
этнографических исследований, проводимых специалистами-антропологами из Кембриджского университета. По давно устоявшемуся мнению, именно эта школа сыграла особую роль в формировании современных параметров и принципов британской социальной антропологии. В этом смысле невозможно переоценить роль главы этой школы - Альфреда Корта Хэддона (1855-1940), ставшего организатором в рамках Кембриджского университета Школы антропологии с обширным штатом сотрудников. Здесь нельзя не упомянуть У. Риверса, Ч. Селигмена, А.Р. Рэдклифф-Брауна, Б. Малиновского и др. Для экстенсивной этнографической работы Риверс предназначал и свои методы сбора данных, которые он назвал «генеалогическим» и «биографическим», причем особенно подчеркивал достоинства первого метода. Его проект получил реализацию лишь стараниями его учеников - Б. Малиновского и А.Р. Рэдклифф-Брауна, которые после Первой мировой войны возглавили новые научные центры.
На рубеже веков кризис эволюционистской парадигмы стал очевиден. Декларативный поворот Риверса к диффузионизму получил воплощение в конкретном исследовании. В 1914 г. вышел его двухтомный труд «История меланезийского общества», в котором он, как им самим было сказано во введении, освободился от власти «грубой эволюционистской доктрины». Одним из последователей диф-фузионистских идей Риверса стал Графтон Элиот Смит (1871-1937), лидер такого научного направления, как гипердиффузионизм. Его исследования в сравнительной неврологии и эволюции мозга, проведенные в Египте, сделали его одним из ведущих авторитетов в этой области науки. Особый интерес для истории британской социальной антропологии представляют его работы в области сравнительного изучения культур народов мира. В 1911 г. вышла в свет книга Элиота Смита «Древние египтяне и их влияние на цивилизацию Европы». В этом труде автор сформулировал гипотезу, согласно которой влияние древних египтян на формирование европейской цивилизации осуществлялось тремя путями: 1) посредством постепенной диффузии египетских достижений от народа к народу в пределах так называемой «средиземноморской расы»; 2) при посредничестве переднеазиатских народов, воспринявших у египтян искусство обработки металлов; 3) посредством прямого влияния египтян на древних насельников Европы в ходе морских
экспедиций. В его новой книге «Миграции ранней культуры» (1915) отчетливо оформился и проявился «панъегиптизм» во взглядах автора (это направление называют также «гелиолитическая концепция»). Наиболее ревностным сторонником этой концепции был Уильям Джеймс Перри (1887-1950). Характерным для Перри было придавать диффузионистским идеям четкость математических формул. Все культуры Перри разделяет на две категории -«собирателей пищи» и «производителей пищи», уделяя второй категории особое внимание. В основании любого локального варианта культуры «производителей пищи» он вычленяет главные источники и предпосылки культурной диффузии (называя их «подателями жизни») - золото, жемчуг, медь, другие металлы, все, что может привлекать «народ избранный» - древних египтян.
Концепция панъегиптизма не нашла положительных откликов среди профессиональных социальных антропологов, отношение которых к этим идеям грубо, но точно выразил Б. Малиновский, назвав его представителей «сумасшедшими». Ч. Селигмен, А. Хэддон и другие решительно отвергали гипотезу о глобальном культуртрегерстве древних египтян.
Во второй части монографии представлена история британской социальной антропологии в межвоенный период (20-40-е годы ХХ в.). Основные сюжеты этой части книги: 1. «Структурно-функциональный переворот» (Рэдклифф-Браун и Малиновский). 2. Методология структурно-функционального подхода. 3. Методы структурно-функционального анализа в действии. 4. Структурно-функциональное направление в развитии: научные школы и преемственность поколений.
Структурно-функциональный подход формировался в недрах эволюционной викторианской антропологии, имел истоки в социально-философской мысли XIX в., но современное науковедение часто расценивает его появление как «переворот», «научную революцию» и т.п. в духе Т. Куна. На самом деле становление функционализма осуществлялось постепенно и сопровождалось переходом к новому стилю работы - не в одиночку в кабинетах, а в научных коллективах с относительно едиными исследовательскими программами в сочетании теоретической работы с обязательными полевыми исследованиями. Познавательные усилия разделялись на «включенное наблюдение» общественной жизни «дикарей» в поле
и на последующее теоретическое осмысление результатов этого наблюдения. Понятие «функционализм» неразрывно связано с личностями Рэдклифф-Брауна и Малиновского. В главе 2 второй части монографии представлены общетеоретические концепции культуры и общества Малиновского и Рэдклифф-Брауна. В частности, Малиновский при создании общей теории культуры видел свою главную задачу в ответе на следующие вопросы: как поддерживается интегральная целостность культуры; каковы цели и потребности, удовлетворению которых служит аппарат культуры; каков механизм процесса удовлетворения этих потребностей? Пытаясь ответить на эти вопросы, Малиновский отталкивался от положения, которое доминировало в его научном мировоззрении: «... теория культуры должна базироваться на биологическом факте», т.е. на факте биологической природы человеческого организма. Как отмечает автор, Малиновский «свел на нет качественную специфику человеческой культуры, низведя ее к биологии.» (с. 216). Из его трудов, по словам автора, совершенно не ясно, каким образом происходит трансформация биологических потребностей в «культурные императивы». Функция любого явления культуры, по Малиновскому, - это процесс удовлетворения этим явлением какой-либо из «основных» или «производных» человеческих потребностей. Составной частью общей концепции культуры Малиновского является теория института. Именно институт, считает исследователь, является тем механизмом, который обслуживает удовлетворение основных и производных потребностей «своих участников и всего общества в целом и, таким образом, исполняет свою функцию» (цит. по: с. 217). Автор полагает, что трактовка Малиновским процесса институционального удовлетворения человеческих потребностей «свидетельствует о беспомощной двойственности культурологической позиции антрополога» (с. 218).
Теория общества Рэдклифф-Брауна наиболее полно изложена в его труде «Естественная наука об обществе». Главным мировоззренческим постулатом, от которого отталкивался Рэдклифф-Браун при создании своей теории, было утверждение, что «все виды объективной реальности представляют собой различные классы естественных систем. Такими системами являются, например, атом, молекула, агрегаты космических тел, биологические организмы, общества людей и т.д.» (с. 219). Рэдклифф-Браун выступил против широко
распространенной в социальной науке Запада редукционистской тенденции, сводящей природу общества либо к индивидуальному сознанию, либо к биологии человеческого организма. Он присоединился к точке зрения Э. Дюркгейма на общество как особую реальность, не сводимую к индивидам, ее составляющим. Таким образом, в отличие от Малиновского, Рэдклифф-Браун сконцентрировал свое внимание не на проблеме удовлетворения человеческих потребностей, а на интегративной функции социальных явлений.
При всем различии взглядов Малиновского и Рэдклифф-Брауна на сущность общества оба они увязывали это явление с неизменной природой человека, они были едины в том, что «конечной целью научной деятельности в социальной антропологии считали открытие универсальных общечеловеческих законов» (с. 225). Эта установка была воспринята функционалистами от своих предшественников и учителей - представителей эволюционистской социальной антропологии. Но в отличие от классиков эволюционизма функционалисты утверждали, что «универсальные общественные законы проявляются не в историческом развитии - эта сфера объявлялась царством случайности, - а в функционировании социальных институтов и структур» (с. 225-226).
В главе 4 второго раздела монографии исследуется научная деятельность учеников Рэдклифф-Брауна и Малиновского. При этом она рассматривается как своеобразная проверка методов структурно-функционального анализа на эффективность. Малиновский и Рэдк-лифф-Браун не составляли единой научной школы, хотя их влияние на функционалистов второго поколения было одинаково существенным. В 1924 г. начал работу знаменитый семинар Малиновского, из которого вышли почти все ученые, занявшие ключевые позиции в британской социальной антропологии после Второй мировой войны, - Э. Эванс-Причард, Р. Фёрс, М. Фортес, И. Шапера, М. Глак-мен, М. Вильсон, Х. Купер, О. Ричардс, З. Надель и др. На первых порах школа Малиновского отличалась почти полным единством теоретических воззрений ее представителей. Это было внешним выражением непререкаемого авторитета Малиновского и его почти патриархальной опеки по отношению к ученикам. Однако в дальнейшем наметились определенные расхождения во взглядах между Малиновским и отдельными его учениками, которые в ходе своих теоретических изысканий пришли к концепциям, близким к струк-
туралистской концепции Рэдклифф-Брауна, не сумевшего, в отличие от Малиновского, создать стабильную научную школу. Его влияние на обучение и руководство научной деятельностью молодого поколения осуществлялось косвенно, через так называемый «незримый колледж». Под влиянием Рэдклифф-Брауна Фёрс, Эванс-Причард и Фортес избавились от характерного для школы Малиновского скептического неприятия всего, что было связано с эволюционизмом. С конца 30-х годов объектом критики в британской социальной антропологии стала методология Малиновского. «Одним из первых, кто выступил против теоретической невнятности и эмпирической перегруженности этнографических работ, написанных в стиле Малиновского, был Эванс-Причард. Он подчеркнул глубокое различие между теоретическим описанием (моделированием) и интуитивно-беллетристическим нагромождением фактов» (с. 313).
Проблеме связи теоретических основ функционализма с прикладными исследованиями в области социальной антропологии специально посвящен третий раздел монографии.
В четвертой части книги представлена британская социальная антропология во второй половине ХХ в. К середине ХХ в. она настолько окрепла организационно, что в 1946 г. представители этой науки образовали собственную Ассоциацию социальных антропологов Великобритании (АСА). Сообщество британских антропологов можно также условно разбить на две группы. Представители первой группы - Э. Эванс-Причард, М. Фортес, М. Глакмен, В. Тэрнер, М. Дуглас (все - африканисты) - в разной степени придерживались структуралистской доктрины с ее вниманием к жестко детерминированным общественным связям. При этом наиболее последовательно идеи структурализма, восходящие к трудам Рэдклифф-Брауна, развивались М. Фортесом, возглавлявшим кафедру в Кембриджском университете. Представители второй группы - Р. Фёрс, Э. Лич и др. - продолжали линию Малиновского с его особым вниманием к личности и личностному выбору в культурных процессах. Многие из учеников Малиновского в своей научной карьере проделали своеобразную эволюцию: начав с исследований, проводимых в стиле своего учителя, они со временем оказывались под влиянием структуралистских методов Рэдклифф-Брауна, но на закате карьеры возвращались к некоторым «романтическим» приемам и принципам работы своего учителя. В какой-то степени это
было характерно для З. Наделя с его «мягким структурализмом». Фёрс предлагает усовершенствовать приемы наблюдения, выявления смысла наблюдаемого и передачи познанного в тексте. Он разрабатывает свою концептуальную схему, делая упор на основное понятие современной ему антропологии - «социальная структура». Это понятие он лишает статуса самодостаточной категории и вписывает его в контекст более широкого понятия - «социальная организация». При разработке категории «социальная организация» Фёрс вышел на понятие «социальное поле». Это понятие и связанные с ним исследовательские процедуры получили особенно интенсивную разработку в трудах представителей Манчестерской школы М. Глакмена (с. 393-394).
Глава 2 четвертого раздела монографии посвящена концепции Эдварда Эванс-Причарда и «феноменологическому повороту» в британской социальной антропологии. Как антрополог он прошел все фазы своего ремесла от длительного общения с африканцами до теоретических обобщений высокого уровня. Основные темы трудов Эванс-Причарда, по словам автора, сродни вечным вопросам человечества.
В главе 3 четвертого раздела монографии представлены теоретические поиски послевоенного поколения британских социальных антропологов. В частности, анализируются: 1) структурализм Э. Лича; 2) символическая антропология В. Тэрнера; 3) когнитивная антропология М. Дуглас.
В заключении подчеркивается, что конец ХХ в. ознаменовался в британской социальной антропологии новыми веяниями, условно обозначаемыми термином «постмодернизм», сущность которых, применительно к изучаемой дисциплине, может быть сведена к отказу от стандартного идеала научности (объективность, закономерность, экспериментальность, верифицируемость знания) и переосмыслению задач социальной антропологии - они зачастую стали трактоваться как задачи, аналогичные задачам литераторов. «У дисциплины стали размываться парадигмальные рамки, что выражается во все большем отходе от традиционного предмета - неевропейских маломасштабных обществ - и в обращении к проблемам, характерным для социологии, истории, литературоведения, лингвистики, философии и пр., а также в экспериментах с создаваемыми текстами» (с. 459).
И. И. Ремезова
