CC BY
35
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г. •ыходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 96.02.001-96.02.019
МОСКВА 1996
индейский мир впервые получил статус культурности, ему придается роль структурирующего начала в общей картине неоформленности мира. В XX в. идея незавершенности, переходности мира также, хотя и на ином уровне, остается характерной для бразильского идейно-ху-дожественного сознания.
Н. А. Богомолова, автор статьи "Латиноамериканский роман 80-х годов и массовая культура", отмечает, что в минувшее десятилетие вся система романного жанра "пришла в движение". На первый план вышла проблема развлекательности как эстетической категории. Это относится не столько к организации сюжета — развлекательность сама становится объектом художественного осмысления, предметом литературной игры. В литературе идет процесс "реабилитации" мелодрамы, в поле зрения писателей оказываются популярные телесериалы, несомненная заслуга которых — в создании единой континентальной аудитории. "Высокая" литература обращается к арсеналу телесериалов — доступности, развлекательности и бытовой функциональности. Автор статьи приводит в пример роман Исабель Альенде "Эва Луна", где с успехом использовались и обыгрывались жанровые признаки телеромана. В качестве предшественника подобного использования кино в качестве емкого символа действительности H.A. Богомолова называет аргентинца Мануэля Пуига. Одним из признаков "нового правдоподобия" становится использование серьезной литературой материала "третьей культуры" (городского фольклора). Кроме того, резко возрос престиж детектива в испаноязычной литературе, он становится своеобразным ответвлением городского романа и несет в себе реализм нового типа.
Статья Л. И. Тананаевой посвящена изучению стилевых ориентиров колониального искусства Латинской Америки XVI-XVIII вв. В работе И. А. Кряжевой рассматривается "ибероамериканизм" как тип композиторского мышления, анализируются категории "свое"/"чужое" в профессиональной музыке Латинской Америки. В. Г. Аладьин в статье "О механизмах формирования философско-мировоззренческой культуры в Латинской Америке" показывает, как результат встречи различных этносов порождает синтетичную по существу и форме культуру, констатирует незавершенность ее мировоззренческих форм
Е. В. Огнева
96.02.019. ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУР ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ, КОНЕЦ XIX- НАЧАЛО XX ВЕКА (1880-1910-е годы) / Гирин Ю. II , Дридзо А. Д., Земсков В. Б. и др.; Отв. ред. Балашов Н. И. (гл. ред. изд.) и др.; РАН. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького — М.: Наследие, 1994. — 654 с. — Библиогр. в конце глав.
Реферируемое издание является третьей частью серии "История
литератур Латинской Америки". Во введении дается общая характеристика литературного процесса Латинской Америки в общественно-культурном контексте конца XIX- начала XX в. Это, подчеркивает автор введения В. Б. Земсков, самостоятельный отрезок истории латиноамериканской литературы, целостный и завершенный. Авторы предприняли, пишет он, системное и комплексное исследование литературного процесса.
Во введении рассматривается ряд исторических и социокультурных явлений, позволяющих выделить границы изучаемого периода, демонстрируются различия в этнокутурном уровне разных регионов Латинской Америки рубежа веков; говорится о борьбе концепций исламизма и панамериканизма в общественной жизни континента. Новые тенденции развиваются в Аргентине, Мексике, Венесуэле, Чили, но, как ни парадоксально, начальные импульсы даются им из маленьких стран латиноамериканской "периферии". Такими импульсами послужило творчество Хосе Марти (1853-1895), кубинца, никарагуанца Рубена Дарио (1867-1916), уругвайца Хосе Энрике Родо (1871-1917). С этими именами связывается основная тенденция в духовно-культур-ной жизни Латинской Америки рубежа веков — испаноамериканский модернизм. Он, отмечает В. Б. Земсков, стал мощным противотоком позитивистким концепциям, создавшим пессимистический образ "варварской" неполноценной Америки.
Первая часть книги специально посвящена проблеме испаноамери-канского модернизма, его философии, эстетике и поэтике. Автор главы "Идейно-эстетические основы испаноамериканского модернизма" Ю. Н. Гирин замечает, что у модернизма есть две даты официального рождения: 1882 ., — год выхода сборника стихов Марти "Исмаэ-лильо" и 1888 г. — год выхода сборника стихов Дарио "Лазурь", "одно название которого уже воспринималось как символ и знамя нового искусства" (с. 39) и где впервые было сказано само слово "модернизм". Далее Ю. Н. Гирин рассматривает "континентальную динамику" модернизма, взрыв журнальной периодики, создание журналов нового типа.
Автор главы рассматривает завоевания модернизма в области художественной формы, пишет о перевороте в области художественного языка, но при этом подчеркивает, что модернизм был прежде всего ми-роотношением. Культ формы у модернистов не исчерпывался стремлением к изысканности и манерности, естественность и простота составляли отличительную черту их поэтической манеры. Новаторство состояло в том, что творческая индивидуальность жаждала своего выражения в "речи", посредством которой впервые Испаноамерика раскрыла свое "я".
Ю Н. Гирин отмечает, что такая субъективная тяга модернистов к
индивидуальному самовыражению запечатлена, помимо поэзии, и в таких жанровых проявлениях, как эссеистика и хроника. Что же касается модернистского романа, тсГ он, отмечает Гирин, не стал самозначащим явлением.
Эволюция модернизма связывается автором с тенденцией его к "сниженному, реалистически обытовленному изводу его абстрактных образов, его мифологем и архетипов... поэтизации мира повседневной действительности" (с. 43), а также с переводом мифологизированного образа Поэта в индивидуально-личностный аспект". Ю. Н Гирин подробно рассматривает концепцию Поэта как носителя идеального, героического начала; роль мифообразов, выражавших представление об идеальном Герое; функционирование универсальной формулы "вечного возвращения"; образ женщины, образ художественного пространства у модернистов.
Подводя итог, автор главы отмечает, что индивидуализм модернистской эстетики был порожден потребностью ощутить национальную индивидуальность. Модернизм не разрешил проблемы латиноамериканского самоосуществления, но ему принадлежит заслуга ее постановки.
В трех последующих главах общие наблюдения и выводы соотносятся уже непосредственно с художественной практикой наиболее известных модернистов. Так, глава, написанная Ю. Н. Гириным, посвящена творчеству Хосе Марти, а главы, написанные В. Б. Земсковым, соответственно, — творчеству Рубена Дарио и эссеисту, философу и критику Хосе Энрике Родо.
Вторая часть книги строится по иному принципу. В ней воссоздается ход литературного процесса в региональных образованиях Латинской Америки. В задачу авторов глав входило выделение общего и особенного в латиноамериканских литературах исследуемой эпохи, а также отражение общественного развития и формирования национальных художественных традиций. Автор главы о мексиканской литературе В. Н. Кутейщикова отмечает, что начало нового периода в развитии мексиканской прозы связано с именем Эмилио Рабасы (1856-1930), чьи романы конца 80-х годов прошлого века остались наиболее сильным выражением формирующего мексиканского реализма. Художественное исследование мексиканской жизни продолжили Р. Дельгадо, X. Лопес Портильо и Рохас, Федерико Гамбоа. В их творчестве свободно сочетаются элементы костумбризма, романтизма, реализма и натурализма. Эволюция мексиканской поэзии протекала в ином направлении: Мексика стала крупнейшим центром распространения модернистского движения. Автор подробно рассматривает творчество Мануэля Гутьерре-са Нахеры (1859-1895), Сальвадора Диаса Мирона (1853-1928), роль журналов "Ревиста Асуль" и "Ревиста Модерна", дает развернутую
характеристику творчеству Амадо Нерво (1870-1919) и Энрике Гон-салеса Мартинеса (1871-1952). В главе исследуется также творческий путь Рамона Лопеса Веларде, (1888-1921) поэта, чей художественный мир был генетически связан уже с постмодернизмом. Новую веху в становлении мексиканской литературы обозначила революция, начавшаяся в стране в 1910 г. Первые отклики на ее события дал фольклор. Автор главы подчеркивает, что именно в нем сформировался ряд характерных мифологем, которыми в дальнейшем будет оперировать мексиканский роман.
Автор главы о кубинской литературе В. Б. Земсков отмечает, что на идейно-эстетической ситуации болезненно сказался перерыв преемственности развития, вызванный войной за независимость. На Кубе не сложился в целостное явление модернизм,, кроме того, здесь на исходе XIX в. не успела сложиться и новая проза на основе позитивистски-натуралистической эстетики. Однако такие процессы там наметились. В главе подробно рассматривается творчество Хулиана дель Касаля (1863-1893), чья поэзия являет собой "парадоксальный вариант испа-ноамериканского модернизма, в котором его утверждающая культуро-строительная роль воплощается в формах крайнего негативистского отношения к жизни" (с. 257). Поэту удалось, по мнению исследователя, насытить довольно тривиальную топику "кладбищенского" латиноамериканского романтизма новой энергией чувства. На этот период приходится и творчество видного кубинского прозаика Мигеля де Кар-риона (1875-1929), органично сочетающее в себе элементы эстетики натурализма, ницшеанства, "витализма". В главе рассматриваются наиболее известные его романы — "Чудо", "Честные", "Нечистые" и "Сфинкс".
Автор главы о литературе Венесуэлы А. Ф. Кофман отмечает, что в рассматриваемый период в стране наблюдалось очевидное отставание развития поэзии от прозы. Он выделяет ряд общих черт, характерных для венесуэльского романа реалистической направленности рубежа веков, они строятся на социальном конфликте, обладают критической направленностью, миметически отображают среду, используют принцип типизации; им присущи художественная незрелость, декларативность, отсутствие стилевого единства, обилие идеологических отступлений (роман "Пеония" Мануэля Висенте Ромеро Гарсии, 1865— 1917). Новый уровень венесуэльской прозы А. Ф. Кофман связывает с ранней прозой Урбанехи Ачельполя (1878-1937), где начинается преодоление ограниченности ранних форм реализма.
В главе, посвященной литературам Колумбии и Панамы, А. Ф. Кофман замечает: "В Колумбии модернистское движение зародилось раньше, чем во многих испаноамериканских странах — первоначально оно питалось исключительно самородными стимулами,-не испытывая не-
посредственного воздействия Дарио" (с. 353). У него был собственный национальный стимул - оппозиция национальной романтической традиции. Эта оппозиция определяет своеобразие творческого почерка виднейшего колумбийского модерниста Хосе Асунсьона Сильвы (1865-1896). А. Ф. Кофман подробно рассматривает его поэтическое наследие, анализирует единственный роман Сильвы "Застольные беседы" (1887), в стиле которого наглядно отразилась универсалистская тенденция модернизма.
Глава о перуанской литературе также принадлежит перу А. Ф. Коф-мана. Здесь, отмечает автор, модернизм утверждался позднее, чем в других странах континента. В развитии перуанской модернистской поэзии он выделяет три основные тенденции: традицию "мундоновизма", связанную с лирикой Хосе Сантоса Чокано (1875-1934), модернистскую интимную лирику (Хосе Гальвес Барренчеа, 1885-1957), а также линию, связанную с именами Мануэля Гонсалеса Прады (1872-1936) и Хосе Марии Эгурена (1874-1942). Лирика Прады и Эгурена связана с новаторскими эстетическими установками, это уже промежуточное явление между модернизмом и авангардизмом.
В главе о чилийской литературе А. Ф. Кофман отмечает, что ведущим направлением литературы этой страны последней четверти прошлого века оставался костумбризм. С костумбристским очерком был связан и роман, образцы которого продолжал создавать А. Блеет Гана (1830-1920). Это роман городской тематики, семейный и салонный, нравоучительный и психологический. Экзотистская и эскапистская тенденция модернизма получила развитие в поэзии Франсиско Контрераса (1877-1933), а логическим завершением и итогом чилийского модернизма стало творчество поэта и эссеиста Карлоса Песоа Велиса (1879-1908). Что же касается творчества Бальдомеро Лильо (1870-1923), то его творчество складывалось под воздействием натурализма. В историю литературы он вошел благодаря новизне тематике своего творчества.
Его сборник "Под землей", посвященный труду шахтеров, принято было рассматривать как образец социально ангажированной литературы. Однако, отмечает автор главы, книга созрела на совершенно иной основе — христианско-гуманистической. Рассматривая далее такое явление чилийской литературы как "креолизм", исследователь отмечает его связи с костумбризмом. Наиболее зрелое выражение крео-лизма автор главы отмечает у Мариано Латорре (1886-1955), чьи ранние сборники рассказов относятся к изучаемому периоду. Что же касается психологически ориентированной прозы, то эту тенденцию возглавил Эдуардо Барриос (1884-1963). В главе рассматривается ранний этап творчества этого писателя. А. Ф. Кофман анализирует также модернистскую эстетическую концепцию Педро Прадо (1886-1952),
его поэтический сборник "Блуждающие птицы" и роман "Альсино".
Глава, посвященная аргентинской литературе, принадлежит перу Е. И. Межиковской. Она отмечает роль пребывания в Буэнос-Айресе Рубена Дарио в 1893-1998 гг. для формирования аргентинского модернизма. Вокруг него объединились молодые поэты, в том числе Лео-польдо Лугонес (1874-1938), прошедший в своем творчестве сложную эволюцию от модернизма к фольклорному традиционализму. Отправная точка его эволюции — кризис национальной культуры, пишет автор главы. Она отмечает переходный характер его поэзии конца 1900-х годов, движущейся к сюрреализму и футуризму. В качестве наиболее совершенного и сложного образца модернистской прозы исследовательница рассматривает роман Энрике Ларреты (1875-1961) "Слава дона Рамиро". Модернистской прозе, показывает она, был противопоставлен "креольский", буэнос-айресский костумбризм, расцвет которого пришелся на 1900-е годы. Костумбристская линия явственно ощущается и в творчестве Роберто Пайро (1867-1928), мастера реалистической прозы, воплотившей дух переломной эпохи. В своих знаменитых романах "Женитьба Лаучи" (1906) и "Забавные приключения внука Хуана Морейры"(1910), а также в сборнике рассказов "Паго Чи-ко"(1908) он вывел образ плута, "придав ему эстетическое качество" (с. 519). Двуединое движение — восхождение к вершинам власти и моральное падение — составляют, по мнению Т. И. Межиковской, один из вариантов аргентинской дихотомии "цивилизация-варварство". Борьба между "варварством" и "цивилизацией" прослеживается и в романах Бенито Линча (1880-1952), писателя, завершающего костумбрист-ский этап развития литературы. Мануэль Гальвес (1882-1962), создатель таких романов как "Нача Регулес" и "Метафизическое зло", испытал заметное влияние Золя, воззрения которого на роман как зеркало и учебник жизни он сочетал с религиозной идеологией. 1900-е годы — расцвет творчества Эваристо Карриего (1883-1912), в поэзии которого звучат голоса буэнос-айресского предместья. Автор главы отмечает архетипичность персонажей Карриего, называет их участниками творимого поэтом "мифа о Предместье". Обращаясь затем к анализу тан-говой поэзии, занимающей промежуточное место между фольклором и профессиональной поэзией, она выделяет такие ее черты, как сентиментальность, экзотизм, устойчивость образных клише и эстетизация реальности.
М. Ф. Надъярных в главе о бразильской литературе отмечает стилевой эклектизм как момент присущий бразильской словесности рубежа веков. Она рассматривает творчество Алоизио Азеведо, Инглеза ди Соузы, Жулио Рибейро и Адолфо Каминьи, писателей-натуралистов, замечая, что натурализм определил магистральную линию развития прозы 80-х начала 90-х годов прошлого века. Способ художественно-
го познания мира и человека кардинально изменил Жоакин Машадо ди Ассиз (1839-1908), зрелый период творчества которого приходится на 1881-1908 г., когда были написаны его известные романы "Кин-кас Борба", "Посмертные записки Браз Кубаса", "Дон Касмурро" и др. Подробно анализируя особенности писательской манеры Машаду ди Ассиза, М. Ф. Надъярных пишет о "своеобразной двойственности, которая организует всю художественную структуру книг писателя" (с. 605). Эта двойственность проявлялась в жанровом напряжении, стягивающем трагедию и фарс, во взаимодействии текста и подтекста, в соотношении точек зрения автора и героя. Основу такой двойственности, по мнению автора главы, составляла пародийность, таящаяся в художественной концепции писателя.
Рассматривая особенности творчества поэтов "парнасской школы", автор главы отмечает, что она сформировалась из протеста против отжившего романтизма, а также — как реакция на позитивизм и "реалистическую поэзию". Основными представителями парнасской поэзии были Олаво Билак, Алберто ди Оливейра, Раймундо Коррейя. В 1893 г., пишет далее М. Ф. Надъярных, заявил о себе символизм. Вышел сборник стихотворений "Щиты", принадлежащий перу Жо-ана Крузаи-Соузы, затем — ряд сборников Алфонсуса ди Гимараинса. Одновременно с символистской поэзией и прозой формируется противоположная тенденция — творчество писателей-регионалистов. Центральная коллизия этой прозы — борьба человека с вечно враждебной природой. Ограниченность их художественного исследования связывается М. Ф. Надъярных с отрывом от социальной практики изображаемого крестьянства. Лишь в творчестве Эуклидеса да Куньи (1866-1909), автора документально-художественной книги "Сертаны" (1902) произошел поворот от регионалистского к системному изучению трагедии жителей бразильского северо-востока. Да Кунья, по мнению автора статьи, показал "весь ужас насилия человека над природой, уничтожения мифа историей" (с. 623). Книга да Куньи имеет колоссальное значение для всей бразильской литературы XX в.
В приложении содержится исследование В. Н. Кутейщиковой, посвященное изучению литературных связей Латинской Америки и России в изучаемый период.
Все главы и разделы реферируемой книги снабжены обширной и подробной библиографией.
Е. В. Огнева
