CC BY
185
Литературная теория вызывает сильное сопротивление ей тем, что опрокидывает укоренившиеся идеологии, разоблачая механизмы их действия.
Возражения против теории всегда свидетельствуют о грубом непонимании таких терминов как мимесис, вымысел, действительность, идеология, референция. Сопротивление теории есть сопротивление риторическому, образному, символическому измерению языка, которое выступает на первый план в литературе отчетливей, чем в других вербальных явлениях и которое открывается при подходе к любому словесному явлению как к тексту.
То, что в сегодняшнем контексте составляет сопротивление теории - часть проблемы, которая несводима к одной исторической эпохе. Проблема эта называется то модерном, то постмодерном, постклассической эпохой или романтизмом, и она предстает в смене исторических периодов. Подобные трудности можно обнаружить в теории литературы в любую эпоху, и осознание этого факта -одно из основных достижений современной теории литературы. Сегодняшнее прочтение литературной теории прошлого - классической, средневековой, ренессансной - с помощью методов, отдающих себе отчет в том, что они делают, предотвращает «модернизацию» теории, невольное осовременивание теории.
Ничто не может преодолеть сопротивление теории, потому что теория сама и есть сопротивление. Литературной теории не грозит опасность исчезновения, и чем больше сопротивление ей, тем больше она расцветает, потому что она говорит на языке самосопротивления.
Эссе де Мана демонстрирует его характерную иронию в принятии главного парадокса деконструкции: попытка выразить истину посредством языка одновременно неизбежна и невозможна, обречена на неудачу.
НАПРАВЛЕНИЯ И ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ
2019.03.003. БАХМАН-МЕДИК Д. КУЛЬТУРНЫЕ ПОВОРОТЫ / Пер. с нем. С. Ташкенова. - М.: Новое литературное обозрение, 2017. - 504 с. - (Серия «Интеллектуальная история»).
Ключевые слова: история культуры; новые ориентиры; культурные повороты; интерпретативный поворот; перформа-тивный поворот; постколониальный поворот; пространственный поворот; иконический поворот.
Немецкий литературовед и культуролог Дорис Бахман-Медик, преподаватель университетов Геттингена, Берлина, Потсдама и Цюриха, предлагает теорию «культурного поворота» -подход к «картографированию» культурологических исследований, противопоставляющий широко распространенному распределению по «дискурсным сферам» и «тематическим комплексам» ориентацию на «культурные повороты» - особые периоды переосмысления установок восприятия, методов, концепций и аналитических категорий. Методологическая ориентация на «культурные повороты» (в противовес, например, «парадигмам» в смысле Томаса Куна) позволяет оставлять открытыми «границы» отдельных научных дискурсов и рассматривать поле наук о культуре как единое целое, осуществляя в том числе и «картографические подходы» к изучению его целостного «ландшафта», обращая особое внимание на внутренние условия «интеллектуального поля».
«Культурологический поворот», по А. Реквицу, знаменует в социальных науках «эпистемологический разрыв» (Г. Башляр) и связан с внедрением и распространением «нового управляющего познанием словаря, открывающего аналитические перспективы нового типа»1. Для А. Реквица развитие наук о культуре определяется не сменой парадигм, а «трансформацией» теорий предшественников, нацеленной на конвергенцию. Происходящее при этом
2
«концептуальное смещение» , как и «смещение исследовательского
3
интереса» он сводит, однако, к отдельным авторам, ведущим представителям науки, научным школам (с. 22).
Д. Бахман-Медик руководствуется другой логикой: в основе ее подхода - систематическая классификация «поворотов» в соответствии с их ориентацией на трансдисциплинарные процессы перевода между системами методических установок и подходов к
1 Reckwitz A. Die Transformation der Kulturtheorien. Zur Entwicklung eines Theorieprogramms. - Weilerwist, 2000. - S. 644.
2 Ibid. - S. 22.
3 Ibid. - S. 26.
исследованию («повороты» различаются именно по доминирующим процессам перевода). Такая точка зрения освобождает структурирование наук о культуре из-под влияния «систематической истории теорий».
Для динамики «поворотов» в начале характерна, например, такая структура: «Сначала обнаруживаются и вычленяются новые, общие для отдельных дисциплин предметные области, на которых концентрируется исследование, - например, ритуал, перевод, пространство и т.д.», и «на этом предметно-содержательном уровне прощупываются новые сферы для исследования» (с. 28).
Возникает вопрос: когда поворот становится «поворотом»? Единства среди исследователей (К. Шлёгель, М. Хеслер, В. Вельш и др.) не наблюдается. Говорить о «повороте», считает Д. Бахман-Медик, имеет смысл только тогда, когда новый ракурс исследования переходит с предметного уровня новых областей на уровень аналитических категорий и концепций: т.е. прекращается простая фиксация новых объектов познания и формируется собственно «поворот» - как средство и метод познания. Для динамики «поворотов» характерно, что в процессе формирования и распространения новые аналитические категории обретают «метафорический» характер, сообщая «особую движущую силу» (с. 29).
Исследовательница выделяет семь «поворотов» в социальных и гуманитарных науках в конце ХХ - начале ХХ1 в.: (а) интерпре-тативный поворот; (б) перформативный; (в) рефлексивный (литературный); (г) постколониальлный; (д) переводческий; (е) пространственный; (ж) иконический. Анализ каждого показывает, насколько тот или иной из них действительно устойчив и в какой мере способствует формированию новой парадигматической конфигурации.
«Напряженное взаимодействие различных поворотов» (с. 50) лежит в основе прогнозирования развития в гуманитарных и социальных науках, считает автор. «Повороты» оказывают влияние на формирование профилей новых социокультурных дисциплин и постепенное «перепрофилирование» существующих. Однако их разветвление и сосуществование нескольких сразу в междисциплинарном контекстном поле не порождает бесконфликтного эклектизма: между разными «поворотами» сохраняется напряжение, которое может даже нарастать. И если в англо-американских cultural studies границы дисциплин и академического дискурса в
целом смещаются в сторону социально-политических дебатов (с. 52), то в Германии «повороты», напротив, с самого начала крепко привязаны к академическим дисциплинам.
«Интерпретативный поворот» (а) сложился еще в начале 1970-х годов и задал направление последующим. Он связан с введением в сферу научного употребления широкого (и все еще спорного) понятия «текст». Порождающей метафорой стала метафора «культуры как текста». Находя фактическую опору в культурной антропологии / этнологии, в своей философии он исходит, в первую очередь, из герменевтики Георга Гадамера, Франкфуртской школы и взглядов Пола Рикёра, в области социологии ориентируется на традицию «понимающей социологии» (от Вильгельма Дильтея через Макса Вебера и Альфреда Щютца до этнометодолгии).
«Интерпретативный поворот» связан с именем профессора Принстонского университета этнолога Клиффорда Гирца (19262006) и его эссе «Размытые жанры. Изменение формы социальной мысли»1, подчеркивая, что становление соответствующего дискурса было длительным и естественным, он вырос из «академических разногласий» (с. 72): помимо немецкого историзма (Гердер, Гумбольдт), герменевтики (Дильтей, Щюц, Гадамер), социологии Тол-котта Парсонса и прагматизма (от Джона Дьюи до Ричарда Рорти) в круг дискуссий вовлекался французский структурализм Клода Леви-Стросса.
Критическому переосмыслению подверглось не только понятие «культуры» (введено понятие, ориентированное на смысл, основанное на стремлении читать культуру как текст), но и понимание текста как таковое, «текстуалистское приписывание смыслов» (с. 87). Помимо антропологии и культурологии в целом «интерпретативный поворот» оказал влияние на литературоведение. «Понимать "культуру как текст" означает также признавать культурную функцию литературы как конструирующего реальность средства порождения (а не только оформления) смыслов» (с. 95). Возможности данного «поворота» в области исторической науки проработали
1 Geertz C. Blurred genres. The refiguration of social thought // Geertz C. Local knowledge. Further essays in interpretive anthropology. - N.Y., 1983. - P. 19-35.
Ганс Медик, Линн Хант, Уильям Сьюэлл-младший1; в 1990-е годы очередь дошла до политологии.
В первую очередь, этот поворот осуществился как «лингвистический» («лингвистический поворот» - другое его название, приводимое в книге), «заставив» науки о культуре по-новому определить объекты и методологические принципы. При этом, с одной стороны, он способствовал размыванию границ между социальными и естественными науками (открыв потенциал сближения); с другой - навел на мысль о необходимости разделять (при всей размытости) понятийные системы социальных наук и наук естественных, поддерживая стремление сохранить специфику культурного (саморефлексию) как познавательную установку.
«Перформативный поворот» (б), зародившийся также в 1970-е годы, переключил внимание на сферу действий - способы выражения - и дал толчок к развитию социальной культуры инсценировки. На первый план выступило практическое измерение производства культурных смыслов. Источником потенциалов данного поворота явилось «обращение к анализу ритуалов из "классического" поля символической этнологии» (с. 123), в частности, В. Тернером2. «Перформанс», «перформативность» стали новыми ключевыми понятиями многих наук о культуре3. В рамках «перформативного поворота» были переосмыслены понятия ритуала, обряда, введена концепция социальной драмы, развивающейся по определенным законам; в смысловом поле между наукой о литературе и театроведением сформировалось ключевое понятие «трансгрессия»4 (с. 148). В наибольшей степени «поворот» затронул театроведение, литературоведение, гендерные исследования, социально-психологические аспекты исторических исследований.
«Рефлексивный / литературный поворот» (в) в науках о социуме и культуре вывел на первый план аспект писательства: «Чем
1 См. об этом: Clark E.A. History, theory, text. Historians and linguistic turn. -Cambridge; L., 2004. - P. 149-155.
2 Turner V. Dramatisches Ritual - Rituelles Drama. Performative und reflexive Ethnologie // Vom Ritual zum Theater. - Frankfurt a. M.; N.Y., 1989. - S. 140-160.
3 Kertscher J., Mersch D. Einleitung // Performativität und Praxis / Hrsg. von Kertscher J., Mersch D. - München, 2003. - S. 8.
4 Transgressionen. Literatur als Ethnographie / Hrsg. von. Neumann G., Warning R. - Freiburg, 2003.
занимается этнограф? - Он пишет», ответил еще Клиффорд Гирц1 в очерке о «насыщенном описании». Ранее «письмо как таковое, создание рукописи, текста, оттеснялось на задний план и очевидно недооценивалось» (с. 170). Постепенно осознание связи способов репрезентации с властью, на что повлияли постструктурализм и деконструктивизм (М. Фуко), добрались до периферии социальных наук, а затем и до политической среды.
В конце 1980-х годов в широком контексте интерпретативно-го и перформативного поворотов возникла дискуссия о «writing culture» (записывающей себя культуре), поэтике и политике культурной репрезентации. Поскольку в ходе «рефлексивного поворота» оказалась основательно подорвана вера в объективную репре-зентируемость чужих культур и других людей посредством научного описания, в социальных и гуманитарных науках наметился сдвиг от принципа бинарных противоположностей (здесь - мы, там - другие), который, «на первый взгляд, представляется очередным отходом от разделяющих, дихотомических различий в целом» (с. 173). Однако, если приглядеться, считает автор книги, данный отказ коренится в таком состоянии мирового сообщества, для которого уже неприемлемы обособленные различия и которое через возникшие глобальные сети вынуждено воспринимать различия как взаимосвязанные - целый «спектр перемешанных отличий» (К. Гирц).
Благодаря развитию уровня «саморефлексии научного письма» (с. 174) в рамках «рефлексивного поворота», выявившего «кризис репрезентации» (с. 176), новую актуальность обрела «проблема авторитета» (с. 181), отодвинувшая понимание чужих культур на второй план и перенаправившая внимание на проблему репрезен-тируемости и культурной репрезентации в целом. Нового осмысления потребовали вопросы авторства и авторитета, использования метафор, наррации, повествовательных стратегий. Поворот, развернувшийся прежде всего в поле литературоведения, оказал существенное влияние на переводоведение, гендерные исследования, исторические науки, визуальную антропологию и медиаэтнологию. В его расширяющихся горизонтах формируется новое понимание
1 Гирц К. Насыщенное описание: в поисках интерпретативной истории культуры // Гирц К. Интерпретация культур. - М., 2004. - С. 28.
культуры как не объективируемого целостного резервуара символов и смыслов (с. 199).
«Постколониальный поворот» (г) в широком смысле относится ко всему, что связано со стадией деколонизации (после 1945 г.), указывая на распад колониальных империй и изменения в самосознании обретших независимость обществ. Решающее значение имеет смысловой сдвиг понятия «постколониальный» в 1980-е годы в связи с возникновением postcolonial studies (постколониальных исследований) как самостоятельной дисциплины, изучающей влияние «колониалистских структур», существующих до настоящего времени внутри разных форм культуры и экономики. Этот «поворот» связан с именами Эдварда В. Саида, Гаятри Чакраворти Спивака, Хоми К. Бабы и соотносится с деконструктивизмом, развивавшимся параллельно в рамках лингвистического поворота, со взглядами Жака Деррида, видевшего языковые системы состоящими из различий, не маркирующими, однако, сущностных несходств: в противоположность западному метафизическому мышлению, часто конструирующему идентичность «одного» через исключенное «другое». Подобная «форма мышления традиционной западной метафизики укореняет прочные и насильственные иера-рахии (активный / пассивный, культура / природа, мужское / женское), которые все же оказываются уязвимыми европоцентристскими конструкциями. Будучи алжирским евреем, которого непосредственно затронул постколониальный опыт, Деррида де-конструирует эту систему знаний и репрезентаций с позиции тех, кто оказался из нее исключен» (с. 224).
«Постколониальный поворот» (д) породил «перекартографирование культуры» и «критику канона», существенно повлияв на дискуссии об истории мировой литературы, «гибридность», «третье пространство» («пороговое пространство между определенными идентичностями»1), подвергнув критическому переосмыслению центральное понятие культуры - «культурную идентичность». В наибольшей степени проявился в классическом литературоведении, постепенно расширяющем «канон» мировой литературы за счет внеевропейских литератур и тем самым вступающем в диалог с другими представлениями о литературе, а также
1 Bhabha H.K. Die Verortung der Kultur. - Tübingen, 2000. - S. 5.
в компаративистике и переводоведении; в исторических науках, включая историю науки и историю искусства, и философии.
«Переводческий поворот» стал следствием естественной глобализации связей мирового сообщества. Необходимость «межкультурного перевода», вынесенная на поверхность «постколониальным поворотом», привела к перерастанию «переводом» границ и рамок лингвистически-текстуального уровня осмысления. Этот поворот берет начало в конце 1980-х годов и связан с именами С. Хантигтона, В. Изера, но не менее важную роль играют теоретики «постколониального поворота» - Э. Саид и Хоми К. Баба.
В понимании последнего, культуры не являются данностями, которые можно (следует) перевести. Они формируются «за счет сложных явлений наложения и переноса, возникающих в каждом отдельном случае культурного сопряжения в неравных условиях распределения власти в мировом обществе» (с. 294). Сама культура понимается как процесс перевода, в том числе в смысле новой пространственной парадигмы перевода, которая помимо идеи «культуры как путешествия» («culture as travel»)1 отражается в концептах культурного перекартографирования политической карты («cultural mapping») и построения некоего «третьего пространства» («third space») как специфического пространства действий и переводческих процессов. Предложенная Майклом Кронином формулировка «глобализация как перевод»2 предполагает, что в каждой точке земли определенные элементы глобальной экономики «переводятся», исходя из конкретного контекста освоения и осмысления.
Эпистемологические и методологические горизонты «переводческого поворота» связаны с «перерастанием» категорией «перевод» уровня предметности и превращением его в аналитическую категорию. Развивая актуальную тенденцию к критике бинарности, эта категория одновременно обладает потенциалом к разрешению спора «о свободе воли» между исследователями мозга и гуманитарными науками (Ю. Остерхаммель).
«Переводческий поворот» серьезно отразился на компаративистике (предложив рассматривать компаративистские понятия как
1 Clifford J. Routes: Travel and translation in the late twentieth century. - Cam-brige; L., 1997. - P. 25.
2 Cronin M. Translation and globalization. - L.; N.Y., 2003. - P. 34.
переводческие: Джеймс Клиффорд); этнографии (по своей сути представляющей собой науку о переводе чужих культур); перево-доведении (способствуя, в частности, обращению к художественному переводу в связи с проблемой соотношения авторства и власти на уровне текста), на исторических науках, все чаще рассматривающих «культурный перевод» как реальный исторический процесс.
«Пространственный поворот» (е) как порождение постмодернизма (отказавшегося от преобладавшей в модернизме ориентированности на время) связан с именем Фредрика Джеймисона, выступившего в конце 1980-х годов с методологическим призывом «Всегда помещай в пространство!» («Always spatialize!»1). Пространственная перспектива способствует обращению к материальности, действию и изменению. Вместе с тем «пространственный поворот» вкупе с пространственным мышлением являет собой следствие «лингвистического поворота», поскольку ставит синхроническое над диахроническим, системное над историческим, языковую систему над прагматикой речи.
Пространственный поворот - не только выявление современных пространственных отношений и «производство новых пространственных различий» (Д. Аренс). Важной осью исследований оказывается связь пространства и власти: ориентирами предстают концепция «гетеротопий» Мишеля Фуко2, производства социального пространства как устоявшейся формы практики Пьера Бурдье3, феминистическая трактовка «пространственных геометрий власти» Дорин Мэсси4.
Автор книги выделяет две версии «пространственного поворота»: «англо-американскую», которая ориентируется на глобализацию, большие пространства мировых пространственных отноше-
1 Jameson F. The political unconcious. Narrative as a socially symbolic act. - L., 1998. - P. 9.
2 Foucault M. Andere Räume (1967) // Raumtheorie. Grundlagentexte aus Philosophie ud Kulturwissenschaften / Hrsg. von Dünne J., Günzel S. - 3. Aufl. - Frankfurt a. M., 2008. - S. 317-329.
3 Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» // Бурдье П. Социология социального пространства. - М.; СПб., 2007. - C. 14-18.
4 Massey D. Power-Geometries and the politics of space-time // Hettner lecture 1998. - Heidelberg, 1999. - P. 9-23.
ний и политику пространства, и «немецкоязычную» - которая, напротив, обращена преимущественно к сфере европеизации, пространствам локального и регионального опыта. Разделение обнаруживается, когда та и другая версии обращаются к собственным способам изображения пространства -«локализуются» в соответствии с «местом возникновения» (с. 359).
В целом «пространственный поворот» подталкивает к осмыслению пространства как универсальной аналитической категории и оказывает влияние на методологию этнологии и географии (в первую очередь), но и литературоведения (где «рассказанные пространства» осваиваются традиционно, в том числе с точки зрения способов кодирования, форм репрезентации, практик, нагруженно-сти символами и представлениями, превращения в символические, «воображаемые места»), где открывает возможности «топографической поэтологии» (с. 367), «культурной топографии» (с. 370) и транснациональных перспектив (с. 372). В исторических науках пространственным поворотом порожден вызов переключения с «хронологическй перпективы» на «опространствливание истори-ческх нарративов» (Соджа); в гендерных исследованиях - интерес к сопряженности тех или иных пространств с гендерными ролями; в социологии - актуализация аспектов «периферия - центр», «граница», «ловушка пространства» и др.
«Иконический поворот» (ж) порожден тотальными сдвигами роли визуального восприятия в ХХ в. По сути, он наметился во второй половине XIX в. в связи с возникновением фотографии, затем кинематографа, и сейчас переживает очередное ускорение в результате качественного изменения средств визуализации и ее места в культуре.
Доминирование языка в западных культурах, долгое время вытеснявшее изучение визуального на периферию, поставлено под вопрос. Поворотными пунктами представляются объявленный в 1992 г. американским литературоведом У. Митчеллом «пиктори-альный поворот» («pictorial turn»1) и трактат «Возвращение образов»2 (1994) историка искусства Готфрида Бёма. В рамках «икони-
1 Mitchell W.J.T. Der Pictorial turn // Privileg Blick. Kritik der visuellen Kultur / Hrsg. von Kravagna Ch. - Berlin, 1997. - S. 15-40.
2 Boehm G. Die Wiederkehr der Bilder // Was ist ein Bild? / Hrsg. von Boehm G. - München, 1994. - S. 11-38.
ческого поворота» наметилось формирование транскультурных методологических подходов к изучению науки и культуры непосредственно через образы - «науки об образах культуры», «визуальных исследований» в разных областях и сферах человеческого знания, перехода к образу как инструменту познания. «Икониче-ский поворот» может интерпретироваться как движение, направленное против «лингвистического поворота» и его диктата, связанного с установлением зависимости всякого познания от языка (с. 417).
Влияние «иконического поворота» велико в медицине и естественных науках (МРТ, КТ, УЗИ), в экономике (визуальный менеджмент), науке о средствах массовой информации, юриспруденции («иконология права»), литературоведении (интермедиальность, расширение исследований интертекстуальности), истории, гендер-ных исследованиях и др.
В завершение автор книги задается вопросом «Ведут ли культурные повороты к "повороту" наук о культуре?» и называет главные современные «вызовы». Это принципиальная готовность (неготовность) наук о культуре к переводу, пределы «нейробиоло-гического поворота», транскультурные подходы в их способности к объединению. В целом автор книги видит в ближайшем будущем наук о культуре появление новых, неожиданных и непредсказуемых, областей системного развития.
Е.В. Соколова
2019.03.004. КОГНИТИВНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: Специальный номер «Журнала литературной теории». Cognitive literary studies: Special issue // Journal of literary theory. -Berlin: Walter de Gruyter, 2017. - Vol. 11, N 2. - P. 161-254.
Ключевые слова: опыт; радикальный эмпиризм; Р. Браунинг; драматические монологи; воображение; литература и наука; теоретический историзм; культурные исследования.
«Когнитивное литературоведение1 - одна из наиболее дискуссионных и быстро эволюционирующих областей гуманитарного знания», - пишут в предисловии к специальному номеру «Журнала
1 Далее - КЛ.
