CC BY
70
2017.03.028-030. СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ИСТОРИЯ СОВЕТСКИХ МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ. (Сводный реферат).
2017.03.028. РОТ-ЭЙ К. Московский прайм-тайм: Как Советский Союз построил медиаимперию, которая проиграла культурную холодную войну.
ROTH-EY K. Moscow prime time: how the Soviet Union built the media empire that lost the cultural Cold War. - Ithaca: Cornell univ. press, 2014. - IX, 315 p.: ill.
2017.03.029. ЛОВЕЛЛ С. Россия в эпоху микрофона: История советского радио, 1919-1970.
LOVELL S. Russia in the microphone age: a history of Soviet radio, 1919-1970. - Oxford: Oxford univ. press, 2015. - XII, 237 p.: ill.
2017.03.030. ЭВАНС К.Э. Между «правдой» и «временем»: История советского Центрального телевидения.
EVANS CH. E. Between Truth and Time: a history of Soviet Central Television. - New Haven; L.: Yale univ. press, 2016. - XVIII, 340 p.
Ключевые слова: СССР; массовая культура; массовые коммуникации; советское радио; советское телевидение; холодная война.
По истории советской массовой культуры и массовых коммуникаций в последние годы вышло сразу несколько работ. Наиболее широкую проблематику рассматривает Кристин Рот-Эй (Школа славянских и восточноевропейских исследований Университетского колледжа Лондона). Ее монография хронологически охватывает 1950-1970-е годы, тематически - прежде всего историю советского кино, радио, телевидения, в меньшей степени - печатных СМИ (028). Источниковую базу исследования составили фонды нескольких российских (ГАРФ, РГАЛИ, РГАНИ, РГАСПИ, Центральный архив общественно-политической истории Москвы, Гостелерадиофонд) и украинских архивов, фонд радио «Свобода» в будапештских Архивах открытого общества, а также материалы устной истории, включая интервью, собранные самой К. Рот-Эй в Москве, Санкт-Петербурге и среди российских иммигрантов в США. Книга состоит из введения, пяти тематических глав и краткого эпилога.
На протяжении 1950-1970-х годов советские средства массовой коммуникации развивались поистине невиданными темпами,
пишет автор. Если в 1950 г. в стране по статистике насчитывался один телевизор на 12 тыс. человек, то в 1980 г. - уже один на четверых. Число радиоприемников к 1970 г. достигло 95 млн - в 7 раз больше, чем в 1950 г. Суммарный тираж популярных журналов за то же время вырос в 14 раз и к 1970 г. достиг 2 млрд 600 млн экземпляров. Число ежегодно продаваемых билетов в кино в 60-70-е годы нередко превышало 4 млрд. Общие тенденции были во многом сходны с тем, что происходило за пределами Союза, тем более что его культурная изоляция от остального мира не была полной даже при позднем Сталине, а после 1953 г. культурный обмен неуклонно расширялся. Это сходство характерно как для положительных, так и для отрицательных сторон массовой культуры. Преобладание развлекательной продукции над культурным просвещением тревожило не только советских, но и западных интеллектуалов. Общим было и беспокойство по поводу начавшейся глобализации культуры: европейцам в послевоенный период важнейшей угрозой в этой области казалась американизация, советским идеологам -«пагубное влияние» Запада в целом.
Культурная обособленность СССР проявлялась прежде всего в самосознании. Развитие массовых коммуникаций рассматривалось как важная государственная задача, ее конечной целью считалось приобщение широких масс населения к достижениям отечественной и мировой культуры. Хрущёвская программа построения коммунизма предполагала постепенное стирание грани между физическим и умственным трудом, а значит, и между интеллигенцией и рабочим классом. Позже, уже при Брежневе, развитие массового радио- и телевещания преподносилось как важное достижение в повышении благосостояния трудящихся. «Массовая культура» считалась характерной особенностью капиталистического мира, применительно к советскому обществу этот термин не использовался.
Парадокс послевоенной культурной истории СССР состоит, таким образом, в том, что советское руководство, выстраивая инфраструктуру массовых коммуникаций, основывалось на своих собственных концепциях, но при этом фактически решало ту же задачу, что и западные правительства в тот же период. Более того, созданная в СССР гигантская медиаимперия, одна из крупнейших в мире, в конце концов, вопреки усилиям властей, начала развивать-
ся в том же направлении, что и мировая массовая культура. С этой точки зрения несомненный успех советского проекта в области массовых коммуникаций оказался одновременно и его провалом. Это отражено и в заглавии книги.
Историю советского радиовещания в ее политическом и социальном контексте подробно исследует Стивен Ловелл (Королевский колледж, Лондон) (029). Его работа охватывает период начиная с первых экспериментов в области радиотелефонии в 19191920 гг. и заканчивая 1970-ми годами, когда значение радиовещания стало заметно снижаться в связи с распространением телевидения.
Автор отмечает, что историю радио не следует сводить к одной лишь технической ее составляющей; не следует и рассматривать ее только как производную от истории советского государства в целом. Социальные и политические перемены 1920-1960-х годов, безусловно, отразились на советском радиовещании, но и само радио, в свою очередь, сыграло важную роль в формировании советского человека и эволюции его мировоззрения. Это влияние было ощутимым уже в 1930-е годы, несмотря на явное отставание СССР от западных стран в темпах радиофикации, и только усилилось после Второй мировой войны. Причем если в сталинские годы сеть проводных «радиоточек» с единственным каналом сделала радиовещание инструментом централизованной государственной пропаганды, насаждавшим единообразие мнений просто в силу собственных технологических особенностей, то распространение беспроводного вещания в послевоенный период, напротив, способствовало раскрепощению советского общества, поскольку слушатели впервые получили сначала элементарную возможность выбрать программу или просто выключить радиоприемник, а впоследствии -и возможность принимать передачи из-за границы.
В англоязычной историографии книга Ловелла является первым комплексным исследованием по истории советского радиовещания, в предшествующей литературе затрагивались лишь отдельные составляющие этой проблематики. В отечественной науке данный вопрос изучался гораздо активнее, первые фундаментальные работы появились еще в советский период, они не утратили своего значения и сегодня. Тем не менее, как отмечается во введении, советские и современные российские публикации отличаются известной неполнотой, поскольку их авторы сосредоточиваются в
основном на технологической и институциональной истории радиовещания. Содержание радиопередач анализируется довольно редко, а влияние их на аудиторию и другие социальные аспекты истории советского радио и вовсе остаются почти неисследованными.
Монография основана на документах центральных и местных архивов, сохранившихся аудиозаписях радиопередач из Российского государственного архива фонодокументов, а также воспоминаниях работников советского радио. Источники по истории радиовещания отличаются значительной фрагментарностью, это обусловлено особенностями технологии и характерно не только для Советского Союза, но и для западных стран, где радиовещательные компании нередко уничтожали старые звукозаписи просто из-за нехватки свободного места. В СССР значительная часть документов межвоенного периода, хранившихся в Москве, была уничтожена в октябре 1941 г. Этот пробел отчасти восполняют личные фонды, а также местные архивы, особенно нижегородские, поскольку крупнейшими центрами радиовещания после Москвы были Горький и Ленинград. Запись радиопередач на магнитофон в 1930-е годы практиковалась крайне редко и регулярно стала применяться лишь в послевоенный период. Тем не менее, даже с поправкой на перечисленные факторы, существующий массив источников позволяет изучить историю советского радио, в том числе и довоенную, достаточно подробно и всесторонне.
Структура книги выстроена по проблемно-хронологическому принципу, автор последовательно рассматривает различные аспекты истории советского радиовещания на фоне эволюции технологий и политического контекста: первые эксперименты 1920-х годов, построение проводной широковещательной сети в 1930-е годы, роль радио в довоенном СССР, вещание в годы войны, технологические инновации послевоенного периода (беспроводное вещание, магнитофоны, вещание в записи), изменения в отношении слушателей к радиовещанию в послевоенные годы. В эпилоге кратко описывается дальнейшая эволюция советского и постсоветского радио в 1970-2000-е годы. Выводы автора излагаются в заключительных разделах к главам.
В межвоенный период радиовещание в СССР, как и в других странах, переживало время своего становления и поисков формы.
Это касалось не только технической стороны вопроса (построение радиосети, тем более на огромной территории Советского Союза, требовало колоссальных усилий и инвестиций), но и содержательной (по вопросу о том, что и как передавать по радио, единого мнения тоже не было). Поскольку развитие эфирного вещания тормозилось технологической отсталостью страны, основная ставка в 1930-е годы была сделана на проводные радиосети. К началу Отечественной войны в стране действовало около 5 млн 800 тыс. проводных радиоточек, тогда как радиоприемников насчитывалось всего около 1 млн. В военные годы это обернулось для советского руководства своеобразным преимуществом, поскольку сделало возможной максимальную централизацию новостного вещания и пропаганды. На протяжении 1941-1945 гг. влияние радио на советское общество достигло, по оценке автора, своего пика. Это было связано как с его способностью наиболее оперативно доставлять последние новости даже в удаленные районы страны, так и с определенной демократизацией вещания: именно во время войны по радио стали достаточно регулярно передавать выступления простых советских граждан. В конце войны в распоряжении радиокорреспондентов появились трофейные немецкие магнитофоны, что заметно расширило их технические возможности. Эфирное радио использовалось для вещания на оккупированные территории и пропагандистских передач на немецком языке, адресованных солдатам противника. От ответной германской пропаганды советских слушателей «защищало» прежде всего отсутствие приемников, хотя еще в конце 1930-х годов предпринимались и первые эксперименты по установке передатчиков-«глушилок» для противодействия зарубежному вещанию.
Необходимость наращивать эфирное вещание была в полной мере осознана уже в первые послевоенные годы, но его развитие еще довольно долго сдерживал дефицит дешевых бытовых радиоприемников, которые появились в достаточном количестве только после смерти Сталина. Годы «оттепели» автор оценивает как своеобразный «золотой век» советского радиовещания, в этот период оно не только получило обновленную технологическую базу и большую, чем раньше, свободу в том, что касалось содержания и стилистики передач, но и пользовалось наибольшей востребованностью среди слушателей. Возможность выбора радиостанции
привела к заметной дифференциации аудитории, нехарактерной для сталинской эпохи: уже в 1960-е годы социологи отмечали, что предпочтения слушателей отчетливо коррелируют с их социальным происхождением и уровнем образования. Отмечалось также, что лица интеллектуальных профессий по-прежнему предпочитают радио набирающему популярность телевидению. Это свидетельствовало о радикальном изменении общественной функции радио, которое на заре советского широковещания воспринималось скорее как технология, объединяющая и унифицирующая население. Продолжала функционировать и система проводного вещания - в модифицированном виде, с новыми трехканальными приемниками вместо прежних одноканальных «тарелок»; многие слушатели старшего поколения продолжают пользоваться ими даже сегодня. Определенную популярность получили и иностранные радиостанции, однако, как показывают источники 1970-х годов, большинство слушателей в этот период еще воспринимали их как «антисоветские», хотя и жаловались на то, что многие новости передаются «Голосом Америки» раньше, чем советским радио. Влияние последнего на аудиторию, по заключению автора, оставалось, таким образом, весьма значительным и в эпоху «развитого социализма».
Истории советского телевидения посвящена недавно увидевшая свет книга Кристины Эванс (Висконсинский университет в Милуоки, США) (030). Ввиду обширности изучаемого материала автор ограничила свое исследование рядом передач, выходивших по Первой программе Центрального телевидения. Тематически ее монография, как и работа Ловелла, охватывает не только техническую и институциональную историю советского телевещания, но и содержание выходивших передач, которое, в свою очередь, анализируется в общем социально-политическом контексте того времени. Последний влиял на развитие советского ТВ в нескольких отношениях. С одной стороны, свертывание «оттепели» и резкое ужесточение репрессивной политики и цензурных запретов во второй половине 1960-х годов, вкупе с отказом от хрущёвской программы построения коммунизма и отсутствием новых масштабных научно-технических прорывов, породили в образованных слоях населения ощущение крушения надежд, о чем было хорошо известно партийно-государственному руководству, которое, опасаясь за собственную легитимность, вынуждено было искать новые пути
для взаимодействия с обществом. Работникам телевидения это открывало достаточно широкие возможности для экспериментов, хотя и в определенных идеологических рамках, в том числе для развития развлекательных программ. С другой стороны, советское телевидение не было полностью изолировано от заграницы, в СССР активно заимствовались и переосмысливались иностранные форматы передач - главным образом восточноевропейские, которые, в свою очередь, нередко были заимствованы из Западной Европы. Общий контекст, в котором развивалось телевещание по обе стороны от «железного занавеса», также обнаруживает определенные черты сходства, поскольку западный мир в 1970-е годы тоже переживал, в другой форме и на другой основе, продолжительный консервативный ренессанс. Понимание этого контекста позволяет глубже и отчетливее изучить своеобразие советского ТВ - по сравнению как с капиталистическими странами, так и с просоветской Восточной Европой.
Хронологическими рамками исследования являются так называемые «долгие 1970-е годы» - с конца 1960-х до середины 1980-х годов, т.е. от свертывания «оттепели» до начала Перестройки, когда горбачёвская политика «гласности» ознаменовала начало новой эпохи в истории отечественного ТВ. Автор отмечает, что распространенное до сих пор представление о советских 1970-х годах как о «застое» нуждается в серьезной корректировке. Не отказываясь от этого термина полностью, она относит его скорее к истории массового сознания, поскольку в политическом, экономическом, научно-техническом и культурном отношениях брежневский период был в действительности весьма насыщенным. История телевидения, где строгий цензурный контроль сочетался с поощрением творческих экспериментов, наглядно это подтверждает.
Книга состоит из введения, семи тематических глав и эпилога. В первой главе автор анализирует представления о творческом потенциале и преобразующей общество силе телевидения, бытовавшие еще в 1950-е годы и сохранившие популярность среди телевизионщиков в более поздний период, когда телевизор действительно появился в каждом доме. Эти идеи оказали немаловажное влияние на содержание и стилистику передач. Программная политика первого канала описывается во второй главе. Во второй половине 1960-х годов руководство Центрального телевидения исполь-
зовало для ее корректировки социологические исследования аудитории. После 1970 г. эти исследования были по большей части прекращены, однако телевидение и в этот период продолжало подстраиваться под предпочтения зрителей, вплоть до показа аполитичных развлекательных программ в вечерние часы. Третья глава посвящена изменениям в сетке вещания накануне и в дни государственных праздников. Эта практика зародилась еще в 1960-е годы и составляла одну из отличительных особенностей советского телевидения по сравнению не только с западным, но и с восточноевропейским. В главах с четвертой по седьмую анализируются новостные передачи, первые советские мини-сериалы (на примере «Семнадцати мгновений весны») и, наконец, телевикторины («КВН», «Что? Где? Когда?»).
В эпилоге кратко описывается дальнейшая эволюция советского телевидения в годы Перестройки и российского - в постсоветский период. Автор показывает, что при всех отличиях перестроечного ТВ от брежневского, а современного российского - от советского в целом в развитии отечественного телевещания прослеживается и отчетливая преемственность. Такие новостные передачи второй половины 1980-х годов, как «Взгляд», «Двенадцатый этаж», «До и после полуночи», выглядели беспрецедентными для того времени и резко контрастировали с традиционной программой «Время», но их неформальная стилистика во многом основывалась на опыте телевикторин и музыкальных программ 1970-х годов. Более того: преимущества передач в прямом эфире обсуждались еще в конце 1950-х - начале 1960-х годов, однако практическая реализация этого подхода в 1980-е также учитывала опыт брежневской эпохи (использование специальных технических и стилистических приемов с целью обеспечить эффект присутствия и убедить зрителя в том, что передача действительно идет в прямом эфире без заранее утвержденного сценария).
В свою очередь преемственность между советским и современным российским телевидением прослеживается как на персональном уровне (многие работники телевидения перестроечного поколения продолжали успешно работать и в последующие годы, некоторые из них вошли в сегодняшнюю телевизионную «элиту»), так и на концептуальном. Наиболее явственными отличиями от советского периода являются коммерциализация телевидения и лави-
нообразное увеличение числа каналов. В то же время многие другие тенденции последних лет (относительная свобода развлекательных программ при сохранении идеологического диктата в новостях, поиски «национальной идеи» с заменой марксизма на определенным образом понимаемый «патриотизм» и др.) отчетливо восходят к 1970-м и даже к 1960-м годам. В условиях путинской «управляемой демократии» советский опыт, таким образом, по-прежнему остается востребованным.
М.М. Минц
НОВАЯ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ
2017.03.031. ОТ НАЦИОНАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВ К ЕДИНОЙ ЕВРОПЕ: ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ В XIX-XXI вв. - СПб.: Изд-во РХГА, 2016. - 620 с.
Ключевые слова: Европа, Х1Х-ХХ1 вв.; национальные государства; европейская интеграция; Франция; Германия.
В монографии, подготовленной авторским коллективом (С.-Петербург), прослеживается эволюция европейского единства от теоретических построений к военным и экономическим попыткам объединения Европы. Как отмечает во введении д-р ист. наук А.В. Смолин, цель, которую поставил авторский коллектив, состояла в том, чтобы показать, какие попытки на пути к европейской интеграции предпринимались на протяжении Х1Х-ХХ1 вв. и к каким результатам они привели. Авторы уделяют особое внимание роли Франции и Германии в этом процессе, позициям малых стран и существующим на сегодняшний день противоречиям. Книга состоит из предисловия, трех развернутых глав (каждая включает авторские статьи), заключения, библиографии, именного указателя.
Первую главу «Идеи единой Европы» открывает статья д-ра ист. наук В.И. Фокина, где рассматриваются идеи Соединенных Штатов Европы и их обсуждение в XVIII - начале XX в. Автор отмечает, что мысль о Европе как об особом мире в качестве мифа появилась еще во времена античности. В эпоху Просвещения «мысль о рациональном устройстве общества нашла свое олицетворение в эволюции от идеи "регулярного государства" к идее Соединенных Штатов Европы», получившей распространение после
