CC BY
18
тания) Генриетта Мур и ее коллега Николай Минчев. Вразрез с общепринятой точкой зрения, согласно которой несовпадение этнокультурных традиций провоцирует межгрупповые конфликты, авторы, продолжая линию известного социального антрополога С. Вертовека1, утверждают, что определенный тип этнической диверсификации в мультикультурных пространствах современности способствует сближению сообществ и в перспективе создает условия для социального процветания.
Подводя итог, отметим, что адекватный ответ на вызовы глобализации и миграции требует корректировки представлений о механизмах социокультурной адаптации в иноэтничной среде. Необходимо сосредоточить внимание на взаимодействии факторов расы и этничности, с одной стороны, и совокупности таких параметров, как экономический, социальный, культурный и символический капиталы, - с другой. Это, в свою очередь, обусловливает теоретическую и практическую значимость дальнейших исследований в области оценки долгосрочных перспектив сосуществования и взаимодействия различных культурных сообществ, трансформации мульти-культурных практик.
2017.03.001. ДОС САНТОС И. АНГОЛА - ЭЛЬДОРАДО ДЛЯ ПОРТУГАЛЬСКОЙ МОЛОДЕЖИ? ВООБРАЖАЕМЫЕ МИРЫ И ОПЫТ МОБИЛЬНОСТИ В ПОРТУГАЛОЯЗЫЧНОМ ПРОСТРАНСТВЕ.
DOS SANTOS I. L'Angola, un Eldorado pour la jeunesse portugaise? Mondes imaginés et expériences de la mobilité dans l'espace lusophone // Cahiers d'études africaines. - P., 2016. - Vol. 221, N 1. - P. 29-52.
Ключевые слова: социальные представления; Португалия; Ангола; экономическая миграция; трудовая мобильность; португалоязычный мир.
В работе Ирэн Дос Сантос (Междисциплинарный институт современной антропологии, Париж, Франция; Научно-исследовательский антропологический центр, Новый Лиссабонский университет, Лиссабон, Португалия) описываются причины и мотивации современной трудовой миграции португальцев в Анголу, а также
1 Vertovec S. Super-diversity and its implications // Ethnic a. racial studies. - L., 2007. - Vol. 30, N 6. - P. 1024-1054.
анализируются связь миграционных процессов с постколониальной ностальгией и отражение отношений с бывшей колонией в общественном сознании португальцев.
Объектом исследования стали португальцы, работающие в Анголе. Эмпирическую основу исследования составили данные полевых наблюдений и проведенных автором неструктурированных интервью.
К изучению соответствующей проблематики автора подтолкнуло фиксируемое с начала 2000-х годов прогрессивное увеличение численности португальцев, проживающих в Анголе. На момент написания статьи их насчитывалось около 115 тыс. [с. 30]. Они составляли третью по численности группу иностранцев в стране (после китайцев и бразильцев). Экономическую миграцию в бывшие колонии (кроме Анголы миграционные потоки из Португалии идут в Бразилию и Мозамбик) называют «иронией истории», отмечая произошедшую инверсию позиций метрополия-колония, а также отношений Север-Юг. Португалия - одна из наиболее пострадавших от кризиса стран Европы, тогда как экономика бывшей колонии Анголы является самой быстрорастущей среди государств Африки южнее Сахары1. При этом нельзя не учитывать политиче-
1 Для понимания специфики современного процесса перемещения португальцев в Анголу следует учесть, что та являлась колонией Португалии с конца XV в. до 1974 г. После Второй мировой войны вопреки процессу деколонизации, охватившему страны Африки, режиму португальского диктатора Салазара удалось удержать Анголу в состоянии колониальной зависимости, пойдя лишь на незначительные уступки. С 1961 по 1975 г. в стране шла война за независимость; после «революции гвоздик» в Португалии и отказа от своих колоний (1974) - гражданская война (1975-2002). В 1975 г. 350 тыс. португальцев были вынуждены покинуть Анголу. Определенный экономический рост фиксировался в стране уже в период между 1961 г. и началом гражданской войны. С завершением последней начался экономический бум, обусловленный интенсивным развитием сектора добычи нефти. На сегодняшний день ангольская экономика занимает третье место среди африканских стран, расположенных южнее Сахары. Тем не менее она до сих пор носит преимущественно сырьевой характер: промышленность и сельское хозяйство не развиты, 95% экспорта составляют доходы от продажи нефти. Показатели экономического развития и уровня жизни населения крайне низки, 70% живет ниже порога бедности. Начавшаяся в конце 1990-х годов интернационализация экономики выразилась, в числе прочего, в увеличении инвестиций за рубеж, в частности в Португалию. Рост объемов этих инвестиций с 2006 по 2007 г. привел к зависимости Португалии от ангольских элит. - Прим. реф.
ский аспект миграции, которая происходит с одобрения олигархического режима президента Ж.Э. душ Сантуша, находящегося у власти с 1979 г. а также тот факт, что приезжает в основном образованная португальская молодежь, тогда как 90% ангольского населения не относятся ни к элите, ни к среднему городскому классу, и режим блокирует возможности восходящей мобильности. Противники нынешнего режима полагают, что властям безопаснее импортировать специалистов, чем давать образование собственному народу.
Респонденты настоящего исследования различались по: статусу пребывания в стране (экономические мигранты, экспаты, потомки «retornados» (вернувшихся), обладатели двойного гражданства); срокам и режиму пребывания (постоянный, временный или «маятниковый»); профессиональным навыкам (инженерно-технические специалисты, архитекторы, специалисты финансового сектора, юридические консультанты, предприниматели, работники сферы услуг). Тем не менее в их рассказах прослеживались три общих черты: они настаивали, что находятся в Анголе по собственному выбору, а не вынужденно; утверждали, что эта страна для своего развития нуждается в их знаниях и умениях; подчеркивали, что, поехав работать в Анголу, они бросили вызов, совершили подвиг, на что способны далеко не все их сограждане. Подобная риторика призвана работать на «героизацию» трудовой миграции португальских специалистов, выведение этого процесса за границы простой экономической целесообразности.
Трудовая миграция в Анголу непроста, несмотря на принадлежность обеих стран к португалоязычному миру. Условия проживания в стране скромны в смысле удобств и комфорта. Получение визы осложнено формальностями, ее продолжительность ограничена, возобновление связано с трудностями, в связи с чем некоторые респонденты сделали попытки получить ангольское гражданство (не отменяющее португальское). Кроме того, с 2010 г. власти страны, осознав, что в связи с экономическим кризисом Португалия может «импортировать» к ним свою безработицу, издали протекционистские законы в отношении местной квалифицированной рабочей силы. Однако это не остановило поток португальских «гастарбайтеров», начавшийся после окончания гражданской войны в 2002 г. Характер миграционного обмена между двумя страна-
ми, по мнению автора, зависит от двусторонних отношений между ними и состояния их экономик. Так, падение цен на нефть летом 2015 г. вызвало снижение доходов Анголы, что спровоцировало значительное сворачивание государственных строительных проектов и соответствующий отток части португальских специалистов.
Автор выделяет среди респондентов два типа: 1) классический «экономический мигрант», который бежит от тяжелой экономической ситуации на родине, от угрозы опуститься по социальной лестнице; 2) квалифицированные кадры, обладающие очень высокой степенью мобильности; срок их пребывания варьируется от трех месяцев до трех лет, своего рода экспаты-космополиты. При этом И. Дос Сантос отмечает, что в реальности граница между выделенными категориями довольно размыта.
Мощное проникновение ангольских капиталов в экономику европейских стран заставляет молодых квалифицированных португальских специалистов рассматривать опыт работы в Анголе как своего рода перспективное вложение, поскольку он может стать трамплином для их последующей успешной карьеры в Европе. В объяснении причин своего приезда многие респонденты стремились избегать упоминаний об экономическом кризисе в Европе, с тем чтобы не придать своим действиям характер вынужденных. Из их рассуждений вырисовывалась бинарная оппозиция мотивов профессиональной мобильности: квалифицированная трудовая мобильность по свободной воле, повышающая их положение и статус в обществе и в собственных глазах versus вынужденная экономическая мобильность, подрывающая их статус, представляющаяся унизительной.
Также интервьюируемые в большинстве своем возражали против определения самих себя как «эмигрантов» в силу вызываемых данным термином негативных коннотаций в массовом сознании португальцев. Обычно он связывается с неграмотными крестьянами, покинувшими страну в 60-70-х годах ХХ в. и появляющимися в родной деревне раз в год на праздник, демонстрируя напоказ приметы своего преуспевания.
У одних респондентов присутствует желание в случае успеха осесть, связать свою жизнь и профессиональную карьеру с Анголой. Другие же, напротив, считают свою работу на Черном континенте временной. При этом большинство настроенных на обрете-
ние ПМЖ в Анголе респондентов противопоставляют себя некоему обобщенному образу португальского экспата, «неоколониалиста», приехавшего воспользоваться богатствами страны по соглашению с ангольским олигархатом. И это осуждение указывает на потенциально конфликтную точку в португальском обществе: между смешанными португало-ангольскими семьями, оставшимися в стране после провозглашения независимости и составившими элиту, и «белыми» португальцами, недавно приехавшими в страну.
Приезд португальцев в Анголу поднимает также тему сохраненных репатриантскими семьями связей, их отношения к Африке, памяти о ней, а также о совместном прошлом, чему посвящена вторая часть статьи. В данной статье не ставится задача исследовать память о колониальном прошлом в португальском обществе; описываются лишь те аспекты коллективных представлений о нем, которые лежат в основе мобильности современной португальской молодежи.
В Португалии тема освобождения от колониальной зависимости является табуированной, при этом присутствует ностальгия по империи. «С момента утраты собственной империи Португалия не оставляла попыток воссоздать модель своего присутствия в мире: через национальную «диаспору», а также выстраивая «португалоязычное пространство» (институционализированное в 1996 г. через создание Содружества португалоязычных стран)» [с. 42]. По мнению антрополога Стивена Любкеманна1, «"возвратившиеся"2 участвовали начиная с 1990-х годов в поиске и воссоздании национальной постколониальной идентичности. В тенденции к расширению португальского присутствия в мире они усматривали способ представить свою идентичность в более выгодном свете» [с. 42]. «Память о колониальном прошлом» со свойственными ей позитивной трактовкой и идеализацией становится заметной в португальском обществе в 2000-е годы, когда она переходит из частной, семейной сферы в общественную; это находит выражение в появлении автобиографических романов, документальных филь-
1 Lubkemann S. The moral economy of Portuguese postcolonial return // Diaspora: A j. of transnational studies. - N.Y., 2002. - Vol. 11, N 2. - P. 189-213.
2
«Retornados» - термин, обозначающий португальских колонистов, вернувшихся в Португалию из Анголы после обретения ею независимости. - Прим. реф.
мов, сериалов, представляющих трагический взгляд на травматичный опыт возвращения. При этом, отмечает автор статьи, африканские мигранты, проживающие в Португалии с 1980-х годов, так и не подняли «колониальный вопрос», чтобы разоблачить дискриминацию и расизм.
Беседы с репатриировавшими семьями респондентов показали, что существует сильная ностальгия по их жизни в Африке, воспринимаемой как «утраченный рай». Их рассказы воспроизводят идеализируемое прошлое; при этом акцент делается на интенсивной общественной жизни португальских семей и на особом отношении колонистов к Африке, ее природе и населению1. У них присутствует чувство, что, уехав из Анголы, они «покинули цивилизацию» [с. 43]. Опыт колониальной жизни до сих пор остается маркером этой группы по отношению к другим португальцам. В течение 40 лет их связь с Анголой поддерживалась путем сохранения и воспроизведения воспоминаний, фотографий, африканских предметов для украшения интерьера, пищевых практик; они сохранили связи между семьями, практики общения; ежегодно организуются встречи ассоциаций репатриантов. Кроме эмоциональных связей некоторые семьи сохранили социальные связи через оставшихся в Анголе или живших на две страны родственников; в основном речь идет о смешанных семьях.
У всех респондентов, происходящих из семей репатриантов, при объяснении причин приезда в Анголу в большей или меньшей степени проскальзывали ссылки на семейную историю, связанную с этой землей. Хотя не удалось определенно доказать, что их приезд осуществлялся с опорой на семейные связи с этой страной. Большинство респондентов были вывезены из Африки в раннем детстве и не сохранили воспоминаний о ней. Это избавляет их от
1 В 1950-е годы бразильский социолог Жилберто Фрэйре (Gilberto Freire) сформулировал теорию так называемого лузотропикализма (lusotropicalisme), согласно которой португальцы являются лучшими колонизаторами из всех европейских народов. В качестве доказательств приводилась продолжительность существования португальской империи, ее цивилизационная миссия, склонность португальских колонистов к метисации. Теория была взята на вооружение «новым государством» Салазара с целью оправдания колонизаторской политики Португалии во время антиколониального движения после Второй мировой войны. - Прим. реф.
присущего старшему поколению опасения разочароваться при столкновении воспоминаний с реальностью. Они лишь сопоставляют рассказы старших с ангольской реальностью, отмечая отсутствие ожидаемого налета европейской цивилизованности и неожиданно большую долю африканской аутентичности. Автор наблюдает у них «выстраивание отношения к этой территории, основанного на чувстве принадлежности к стране, но скорее к ее будущему, чем к ее прошлому» [с. 44].
При этом наличие ангольского гражданства воспринимается теми, у кого оно имеется, как экономический капитал и капитал мобильности. Оно позволяет остаться в стране дольше, чем на три года (срок длинной визы), и дает возможность строить планы на перспективу. Один из таких респондентов говорит, что в Португалии он не чувствовал свою причастность к решению общественных проблем, тогда как в Анголе у него возникло ощущение своей принадлежности к новому формирующемуся обществу. «Чувство принадлежности и желание вписаться в коллективный проект» [с. 44], сопровождающие обладателей ангольского гражданства, не присутствовали у респондентов-экспатов, лишенных семейных связей с Анголой. Они отмечают, что не хотели бы жить и работать тут постоянно, подчеркивают профессиональные и экономические причины своего нахождения в стране.
Анализ полученных интервью позволяет автору заметить еще одну разделительную линию - отношение выходцев из семей репатриантов к семейному прошлому в колониальной Анголе. Когорта «дистанцирующихся» воспринимает его как нечто постыдное, избегая в разговоре этой темы. Они производят впечатление людей, «воспринявших официальную установку страны, повернувшейся спиной к прошлому» [с. 45]. «Принимающие» охотно и с гордостью рассказывают о посещении мест, связанных с семейным прошлым, и испытанных ими эмоциях. В случае закрепления на этой земле это означает для них восстановление связи с прошлым.
В данном контексте выбор места проживания также показателен с точки зрения отношений со временем - устремленности в прошлое или будущее. Луанда в качестве столицы, места концентрации власти, средоточия событий вынуждает к большим социальным взаимодействиям с элитами, связанными с режимом. Тогда как выбор одного из провинциальных городов может означать по-
