CC BY
33вой нигилизм и в итоге - разочарование населения в указанных институтах и даже их отторжение.
Продвижение верховенства права как универсального (единого) кода правовых и демократических ценностей в условиях сосуществования нескольких цивилизаций должно осуществляться на основе постепенного естественного взаимодействия и взаимопроникновения культур. «Лишь осознание общности и принятие особенностей пути развития друг друга могут позволить выявить действительно универсальные человеческие ценности, к числу которых, безусловно, принадлежит верховенство права, и придать национальным правовым системам и международному праву мощный импульс для дальнейшей реализации принципов общечеловеческой цивилизации права» (с. 405).
Реализация принципа верховенства права и правового равенства суверенных государств, причем как в рамках отдельных цивилизаций, так и на межцивилизационном поле, есть единственный путь к достижению такого согласования и баланса правовых ценностей и норм, которые способны обеспечить альянс цивилизаций и упрочить человечество в целом как цивилизацию права (там же).
Роль права, национального и международного, состоит в том, чтобы служить инструментом гармонизации, удержания и тонкой настройки групповых, общенациональных, региональных и глобальных ценностей и интересов.
Размышляя о выживании человечества, автор не устает подчеркивать, что принцип верховенства права лежит в основе современной человеческой цивилизации. Именно поэтому он и называет ее цивилизацией права.
К.Ф. Загоруйко
2017.01.002. ХЕРД Я. МЕЖДУНАРОДНОЕ ВЕРХОВЕНСТВО ПРАВА И ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННАЯ АНАЛОГИЯ. HURD J. The international rule of law and the domestic analog // Global constitutionalism. - Cambridge, 2015. - Vol. 4, N 3. - P. 365-395.
Ключевые слова: теория соответствия; международное верховенство права; международное право; правовая теория; верховенство права.
В статье адъюнкт-профессора Северо-Западного университета (США) Яна Херда утверждается, что теория и практика между-
народного верховенства права не сводится к привычной англоамериканской версии господства права, описанной Д. Рэзом и др. Существуют две соперничающие концепции международного верховенства права. Первая основывается на позитивистской теории соответствия (compliance), вторая - на структуралистской теории, опирающейся на практику. Первая более характерна для правовой и политической науки, вторая - для анализа политической власти, которой обладает международное право по отношению к государствам.
Идея о том, что международная политика должна реализовы-ваться в рамках права, воспринимается как само собой разумеющееся, а приверженность международному верховенству права почти универсальна. Международный порядок, основанный на правилах, - это и констатация мира, и преследуемая нормативная цель. Однако, рассматривая содержание и воплощение этой приверженности, автор обнаруживает, что привычные положения о международном верховенстве права концептуально противоречивы и эмпирически нереалистичны. Повсеместная практика обращения к международному праву для оправдания поведения государства -это и есть международное верховенство права, считает автор. Такой подход отражает инструментальное видение международного права, его связь с политикой власти, что обычно воспринимается как отрицание международного верховенства права, но для автора такая связь является самой важной.
Верховенство права становится определяющим как в концепции современного государства, так и в исследованиях международного права и международной политики. Две версии верховенства права - международная и внутренняя - призваны решать очень разные проблемы. Внутренняя связана с наличием централизованной власти в обществе; ее задача - поставить ограничения в использовании государственной власти посредством набора правил, равно применимых ко всем гражданам. В международных делах принцип верховенства права является ответом на отсутствие такой централизованной власти, на внешние влияния, на неэффективность формально децентрализованной и атомизированной структуры власти, характерной для системы суверенных государств.
Таким образом, межгосударственные отношения строятся по особой модели отношений между агентами и правом. Некоторые
элементы, существенные для внутреннего верховенства права (например, контроль над политической властью), не очень подходят международному устройству. Другие (такие, как легитимность обязательств по согласию) более приспособлены к международной сфере: международные акторы очень четко выражают свое согласие на применение обязывающих правовых механизмов, в то время как внутренняя общественно-договорная теория зависит от того, как и когда индивид дает на это согласие.
Несмотря на различия, обе версии привержены либеральному нормативному видению политики и общества, полагая, что верховенство права предоставляет ценные блага, не доступные при его отсутствии; что его конечным результатом являются действия субъектов права в соответствии с нормами.
Однако, пишет автор, ни одно из этих положений не согласуется с тем, как выражается международное господство права на практике. Необходимо исследовать, каким образом право используется в качестве источника понимания, объяснения и оправдания внешней политики. «Именно в ситуации приспособления государственной политики к международному праву последнее демонстрирует свою мощь и раскрывает себя как нечто подобное конституционной структуре мировой политики» (с. 367). Международное верховенство права строится на предположении, что государствам необходимо объяснять их внешнюю политику, соотнося ее с международным правом. «В публичной дипломатии государства всегда оправдывают свои действия соответствующими правовыми обязательствами. Эта практика оправдания, и ожидание ее от другой стороны являются международным господством права» (там же).
Из такого видения международного права и политики вытекают три следствия, важные для науки международного права и понимания господства международного права. Во-первых, утверждается инструментальная модель международного права, где право - инструмент или ресурс, используемый акторами для достижения своих целей. Во-вторых, предполагается, что международное право оказывает существенное влияние на государственные решения, так как наличие правового оправдания усиливает позиции актора, а его отсутствие в равной мере их ослабляет. Существование права, способного легитимировать политику государства, укрепляет государство, опровергая наивные утверждения о том, что госу-
дарственная мощь превосходит право. В-третьих, тот факт, что международное право обретает свое влияние и значение в процессе использования в практике государств, предполагает скорее структуралистский, нежели позитивистский метод исследования. На границе между международным правом и международной политикой возникает междисциплинарная область.
Во внутригосударственной теории верховенства права автор подчеркивает три главных положения: 1) общество должно управляться стабильными, публичными и четко определенными правилами; 2) эти правила должны исполняться и управляемыми, и правителями; 3) правила следует равно и беспристрастно применять ко всем делам и людям.
Может ли каждое из этих установлений транслироваться в межгосударственный контекст? - спрашивает автор, и приходит к выводу, что ни один из перечисленных постулатов не может быть применен к международным делам. Верховенство права в мировой политике, считает он, должно базироваться на уникальных особенностях политической власти и институтов, которые существуют в международной области. Автор подчеркивает, что он не стремится оспорить международное верховенство права в целом, а лишь показывает, что его международная версия не может быть просто выведена из внутренней. Обе версии развивались отдельно, в ответ на разные политические нужды и вызовы и исходят из различных систем политической власти.
В отношении первого положения - стабильность, публичность законов - международная правовая система не может гарантировать, что право будет ясным, стабильным и известным заранее, она не в состоянии указать, законно ли конкретное действие или нет, независимо от идентичности рассматриваемого государства-актора. Государства свободны в разработке своих обязательств, приспосабливая их к своим потребностям и интересам. Совокупность законов каждого государства уникальна, и законность действия не может определяться безотносительно к обстоятельствам (с. 381). «Соответствие» международному праву зависит от того, кто это делает, как государство действовало и оценивало обсуждаемую норму в прошлом и что оно может сделать и сказать в конкретном случае. Одно и то же действие может быть легальным, когда оно совершается одним государством, и незаконным, если
совершено другим, законным по отношению к одному государству и незаконным по отношению к другому. Законность акта обусловлена скорее выбором конкретного государства, нежели независимо от него, как это обстоит во внутренних делах (с. 381).
Второй принцип внутригосударственного верховенства права требует, чтобы право применялось к правительству так же, как и к гражданам. Он призван сохранить автономию правовой сферы от политической, обеспечить превосходство права над правительством, защитить индивидов от государства. Подобный международный аналог отыскать трудно: если в рамках международного верховенства права оценивать соотнесение с тем, как правительство подчиняется праву, то что такое международное «правительство»? В международном политическом пространстве отсутствует центральный политический институт и царит анархия очень специфического свойства.
Однако распространена и другая точка зрения - в межгосударственной системе существуют различные формы и степени управления. К ним относят квазипубличное регулирование частных акторов, контакты или координацию между равными с точки зрения закона сторонами, руководство великих держав или доминион, транснациональные классовые объединения и другие легитимированные международные институты. Хотя они и не соответствуют формальному определению «правительства», но все-таки свидетельствуют об особом, несистемном управлении.
Таким образом, можно предполагать, что международное верховенство права будет регулировать отмеченные институты, в том числе сильные государства и систему ООН в качестве международного «правительства». Однако ряд случаев, и среди них легализация «гуманитарного вмешательства» вопреки запрету Совета Безопасности, показывает, что их действия выступают как «коллективное узаконение насилия, конструктивное «несоответствие», с помощью которого насилие трансформировалось в ревизию права» (с. 385). Международные организации, за небольшим исключением, в целом не связаны международным правом, заключает автор.
Третий принцип верховенства права требует беспристрастного и одинакового применения норм ко всем, невзирая на личность. Однако международные правовые обязательства основаны на противоположном принципе: идентичность, характеристика государ-
ства являются важнейшими соображениями при оценке международной законности акта.
Международная правовая система различными способами требует, чтобы правовое поведение государств оценивалось парти-кулярно - как реакция на конкретные обстоятельства вовлеченных сторон. Во многих областях международного права не может быть общего ответа на вопрос о законности акта. Для определения законности действий государства необходимо узнать, какие нормы оно приняло и какие оговорки внесло в их понимание.
Государства обладают большой свободой в отношении конкретных норм международного права, что несовместимо с пониманием верховенства права во внутренних делах. Они имеют законное право принимать или отвергать нормы и даже практическую возможность переопределять их в соответствии со своими пожеланиями. Это особенно характерно для сильных государств, но вовсе не означает, что нормы являются незначащими.
Каждый из трех принципов внутреннего господства права, заключает автор, противоречит фундаментальным основам межгосударственной системы.
Партикуляризм особых правовых обязательств государства контрастирует с универсализмом идеологии верховенства права. Противоречие между фрагментацией и единством, которое мешает развитию согласованной международной правовой системы, фактически указывает направление в решении проблем международного господства права. Оно четко отделяет тот путь его развития, который универсален и неоспорим, от того, который является частным и спорным. В обычном восприятии международного права первый путь означает ожидание того, что государства будут действовать в согласии с международным правом, а второй предполагает учет ими обязательств, которые на них возложены. Последний варьируется от государства к государству и активно реконструируется ими посредством определенных механизмов; он, по сути, неоспорим в мировой политике сегодня, что означает международное верховенство права. Эта приверженность конституирует международную политическую систему, раскрывая политическую составляющую международного верховенства права, набор либеральных политических убеждений, которые деполитизируют властные от-
ношения и встроены в обычные «законодательные» проекты в международных отношениях.
Международное господство права обращено к идее, что поведение государства должно согласовываться со всеми международными обязательствами, относящимися к нему. Результатом воплощения этой идеи является хорошо упорядоченное международное пространство. Широко распространенное убеждение, что государства должны вести себя в соответствии с международным правом, на практике означает, что государства используют источники международного права для объяснения и оправдания своей политики. «Использование международного права как легитимирующего дискурса широко проникло в современную международную политику. Государства почти без сбоев предоставляют публичные объяснения того, как их поведение соответствует взятым правовым обязательствам, и рутинно используют обвинения в "незаконности", чтобы делигитимировать действия тех, кто им противостоит. Эта практика... обеспечивает структуру мировой политики» (с. 391).
Международное верховенство права становится «конституционным» в мировой политике в смысле обеспечения фундаментальных норм поведения политиков. Международный конституционализм, по мнению автора, зависит от сущностных приверженностей к космополитизму, гуманизму или демократии и не зависит от централизованной власти, не внедрен в какое-либо конкретное внутреннее конституционное устройство (с. 392).
Такой подход меняет изучение отношений между международным правом и международной политикой. Он отказывается от либерального положения о нейтральности верховенства права, от представлений о нем как о «неполитических рамках для политики» и открывает три новых направления исследований.
Во-первых, он требует четкого инструментального подхода к международному праву. Это означает аргументированно защищать свои позиции, свой выбор и его легитимацию, используя правовые источники прошлого, приспособленные к современным нуждам. Подобные правовые доводы не сопровождаются тщательными процедурами, они не строятся на общественных аргументах и вряд ли приведут к консенсусу. Хотя они предвзяты и инструментальны, они основываются на общих источниках международного права с его внутренней логикой и конкретной структурой. Государства по-
стоянно демонстрируют то, что они действуют в соответствии со своими обязательствами, интерпретируют нормы и свое собственное поведение таким образом, что они совпадают.
Во-вторых, такой подход нивелирует концепцию «соответствия». Когда государства меняют свою политику, чтобы соответствовать норме, это расценивается как свидетельство эффективности нормы и характеризует государство как хорошего международного актора, а международный порядок как успешно функционирующий. Автор настаивает на том, что «политическое влияние от использования правовых доводов исходит не от соответствия (или его отсутствия) между оправданием и объективной мерой согласия, а от политических процессов представления и оспаривания самого правового оправдания» (с. 393). «Когда суть верховенства права идентифицируется с использованием правовых норм в борьбе за легитимность, тогда вопрос о "соблюдении" государством своих обязательств теряет часть своего значения» (там же).
В-третьих, все это указывает на связь между правом и политикой. Способность обеспечить правовое оправдание сама по себе является источником мощи государств. Государства ценят эту способность и стремятся оправдать свои действия, используя источники международного права. Только инвестирование в правовое оправдание может легитимировать власть государства (с. 393).
Внутреннее верховенство права имеет дело с проблемами управления, возникающими из иерархического устройства политической власти внутри государства. Международное верховенство права адресуется к проблемам взаимозависимости между акторами, внешними условиями и потенциальными взаимными выгодами, получаемыми в случае, когда юрисдикции свободны принимать собственные решения в горизонтальной плоскости. Что касается трех принципов внутреннего верховенства права, то ни один из них не транслируется в международный контекст. Практика государств предполагает, что верховенство права существует в той степени, в какой государства чувствуют необходимость политических действий с использованием международного права. Это побуждение является почти универсальным и может квалифицироваться как центральная норма современного мира политики, единственная норма соответствующего поведения, о которой можно сказать, что она широко воспринята государствами. Почти все государства поме-
щают объяснения их поведения в рамки права, хотя они выбирают те аспекты международного права, которые соответствуют их интересам. Такое инструментальное использование не является недостатком права, не является и проблемой, которую следует отмечать. Это система, действующая так, как она и была задумана. Она подтверждает концепцию международного верховенства права: чтобы правовые оправдания работали, должно существовать широко распространенное убеждение в важности права, соответствия праву и верховенства права в целом. Без распространенной приверженности государств к верховенству права легитимирующая функция требований соответствия не имела бы места.
К.Ф. Загоруйко
2017.01.003. БУКСИНСКИ Т. МОНОЦЕНТРИЗМ И МУЛЬТИ-ЦЕНТРИЗМ КАК ПРАВОВЫЕ ТЕОРИИ В ГЛОБАЛЬНУЮ ЭРУ. BUKSINSKI T. Monocentrism and multicentrism as legal theories in the global era // Archiwum filozofii prawa i filozofii spolecznej. -W-wa, 2015. - N 1. - P. 5-13.
Ключевые слова: теория права; международное право; глобальное право; мультицентризм; моноцентризм.
В статье Тадеуша Буксински, профессора факультета общественных наук Университета им. Адама Мицкевича в Познани (Польша), обсуждаются две противостоящие друг другу в глобальную эру правовые теории: мультицентризм и моноцентризм. Стартовым пунктом дискуссии является сравнение фундаментальных характеристик традиционного международного права и глобального права. Общепринято, что международное право: (1) стремится предотвратить конфликты и разрешить их, учитывая интересы и мощь конфликтующих сторон; (2) применяется к отношениям между государствами, но не выше уровня государств; (3) считает государства суверенными, обладающими статусом правовых субъектов; (4) учреждается суверенными государствами, наделенными равными правами; (5) ограничено (посредством договоров, соглашений, деклараций, международных обычаев, правовых принципов) свободой действий государств - с их согласия; (6) заявляет о своей объективности и универсальности; (7) включает положения о военных и политических санкциях в случае его несоблюдения;
