CC BY
31
ния, формирования мнений и верований, сравнительного анализа возможностей, построения риторического этоса. Интересно также использование фикциональности в историческом дискурсе, в особенности о наиболее тяжелых моментах прошлого - Холокосте, Второй мировой войне.
В заключение, отвечая на вопрос, должна ли консолидация нарратологии каким-то образом учитывать различие онтологических и эпистемологических предпосылок различных ее направлений, С. Иверсен и Х.С. Нильсен снова подчеркивают, что не видят необходимости в самой консолидации, а следовательно, и проблемы в вышеуказанных различиях. Эти различия существуют не только внутри науки, сами повествования основаны на различных эпистемологических и онтологических фундаментах. И было бы большой ошибкой пытаться свести их к единой модели, игнорируя разницу между вымышленным и невымышленным, визуальным и невизуальным, естественным и неестественным, ситуационным и неситуационным нарративами. «Мы глубоко убеждены, что нам предстоит много захватывающей работы в рамках одной или на пересечении нескольких дисциплин, чтобы проанализировать и сравнить реализацию фикциональности и нарративности в различных жанрах и медийных носителях в политическом, философском, литературном, историческом, повседневном дискурсах, при этом не игнорируя существующие между ними различия» (с. 128).
Е.В. Лозинская
2016.01.003. ДЕСЯТЬ ТЕЗИСОВ О ФИКЦИОНАЛЬНОСТИ И ПРОТИВ НЕЕ: ДИСКУССИЯ В ЖУРНАЛЕ «НАРРАТИВ». (Сводный реферат).
Narrative. - Columbus: Ohio state univ. press, 2015. - Vol. 23, N 1.
From the content:
1. НИЛЬСЕН Х.С., ФЕЛАН Дж., УОЛШ Р. Десять тезисов о фик-циональности.
NIELSEN H.S., PHELAN J., WALSH R. Ten theses about fictionality. -P. 61-73.
2. ДОУСОН П. Десять тезисов против фикциональности. DAWSON P. Ten theses against fictionality. - P. 74-100.
3. НИЛЬСЕН Х.С., ФЕЛАН Дж., УОЛШ Р. Фикциональность как риторика: Ответ Полу Доусону.
NIELSEN HS., PHELAN J., WALSH R. Fictionality as rhetoric: A response to Paul Dawson. - P. 101-111.
Ключевые слова: вымысел; риторика; коммуникативная установка; фикциональность.
Бурное развитие нарратологии в конце XX - начале XXI в. привело к тому, что изучение повествований перестало быть прерогативой литературоведческих исследований и стало компонентом самых разнообразных дисциплин от лингвистики и риторики до медицины и юриспруденции. Это привело к разграничению понятий нарратив (повествование), обозначающего определенный класс текстов, преимущественно литературных, и нарративность, использующегося для обозначения качества, присущего, в частности, этим текстам, но также и другим дискурсивным и мыслительным практикам. Представители риторической школы Джеймс Фелан (Университет шт. Огайо) и Ричард Уолш (Йоркский университет, Великобритания) совместно с одним из создателей «неественной нарратологии» Хенриком С. Нильсеном (Орхусский университет, Дания) предлагают сделать то же самое с еще одним понятием англоязычной науки о литературе - fiction (вымышленная повествовательная литература) - и ввести в научный обиход термин фикцио-нальность для обозначения особого дискурсивного модуса, характерного для художественной литературы, но встречающегося в самых разнообразных речевых жанрах, в том числе в текстах не-фикциональных, т.е. не являющихся в целом вымышленными.
Исследователи выдвигают десять тезисов о фикционально-сти, позволяющих охарактеризовать ее как свойство дискурса, используемого с определенными коммуникативными целями. Фик-циональность - сущностная характеристика высказывания, в котором говорится не о действительном, а о вымышленном положении вещей, и это не скрывается, а наоборот, подчеркивается, но которое призвано каким-либо образом влиять на наше понимание и оценку реальной действительности.
Фикциональность основана на использовании человеком воображения - способности, находящей применение в самых разнообразных сферах речевой и мыслительной деятельности - от политической риторики и художественной литературы до оценки рисков, постановки мысленных экспериментов и построения гипо-
тетических сценариев. Не только художественные, но и документальные, невымышленные тексты изобилуют контрфактическими, гипотетическими, спекулятивными построениями, основанными на фикциональности. Фикциональный и нефикциональный дискурс, с одной стороны, альтернативны друг другу, конкретное высказывание может быть либо вымышленным, либо невымышленным. Но, с другой стороны, эти два дискурсивных типа или модуса тесно связаны между собой и находятся в постоянном взаимодействии.
Ключевым тезисом исследователей является утверждение, что вопрос о фикциональности в их трактовке связан в первую очередь не с проблемой референции (существует или нет денотат высказывания) и не с речевыми конвенциями (идея притворного речевого акта), а с вопросом о дискурсивной интенции. Риторика фикциональности основана на коммуникативном намерении субъекта речи. Разграничивать вымышленный и невымышленный дискурс следует, опираясь на намерение говорящего, а не на объективные свойства самого текста. В этом плане сны и мечтания не обладают свойством фикциональности, поскольку не подразумевают активной реализации фикциональной коммуникативной установки. Мифы не обладают этим свойством, поскольку исходно были призваны описывать реальное устройство вселенной. Но детские ролевые игры являются хорошим примером внелитературной фик-циональности, поскольку предполагают осознанное намерение детей притвориться кем-то другим.
Фикциональность связана с коммуникативным актом, а не с объектом репрезентации. Переходя от нефиктивного к фиктивному модусу речи, субъект высказывания не превращает реальный предмет в вымышленный, а выбирает иную коммуникативную позицию для достижения своих конкретных целей.
В перспективе адресата высказывания восприятие некоторого текста как фикционального является интерпретативной установкой, которая может совпадать или не совпадать с намерением его автора.
Риторическое представление о фикциональности делает ее «культурной переменной», а не логическим или онтологическим абсолютом. Фикциональность дискурса выявляется из контекста коммуникации, Не существует такой техники или приема, который был бы характерен для всех вымышленных текстов и только для
них, тем самым выступая в роли безусловного маркера фикцио-нальности. Однако в рамках конкретной культурно-исторической ситуации могут существовать общепринятые знаки фикциональной коммуникативной установки: например, в эпоху господства реалистического романа таковым была «нулевая фокализация» повествования, до недавнего времени маркером фикциональности могли служить парактекстуальные элементы (подзаголовок «роман» и т.п.).
Фикциональная коммуникативная или интерпретативная установка изменяет способы восприятия информации. Фикциональ-ность допускает не только такую стратегию интерпретации, которая основана на «натурализации» - осознанном согласовании с конвенциональной картиной мира тех элементов текста, которые ей противоречат, но и читательские стратегии, допускающие и оставляющие без объяснения те аспекты текста, которые были бы невозможны в нефикциональном дискурсе в физическом, логическом, мнемоническом и психологическом планах.
Одна из важнейших риторических функций фикционального высказывания - проекция не существующего вымысла на реальность, не совпадающую с этим вымыслом. В литературе жанр дистопии провоцирует читателя «наложить» картины вымышленного будущего на современность, как бы она ни отличалась от этого вымысла. Классический пример использования этой стратегии в ораторском искусстве - знаменитая речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта...», где картины свободного будущего без угнетения и неравенства призваны акцентировать присутствие угнетения и неравенства в современной действительности. В этом заключается, по мысли исследователей, «парадоксальная двойственность фикционального, которое не должно пониматься как правдивое, но тем не менее призвано повлиять на наше представление о реальности» (1, с. 78).
Фикциональность оказывает влияние на формирование этоса говорящего, а нередко и на логос всего сообщения в целом. В предвыборной дискуссии Барак Обама, обращая внимание на искажение фактов соперником по президентской гонке, изобрел (invent) вымышленную болезнь «ромнезию», от которой тот якобы страдал. Этот риторический прием был нацелен на создание этоса достойного человека, который сохраняет сдержанность и ироничность
при возмутительном нарушении правил коммуникации. Вместе с тем использование фикциональности в данном случае представляло собой аргумент, который крайне тяжело опровергнуть: было бы странно со стороны Ромни доказывать, что он не болен «ромнези-ей» или что такой болезни не существует.
Этот пример хорошо иллюстрирует основную мысль исследователей, вокруг которой и сосредоточены их десять тезисов: фикциональность не просто существует как свойство некоторых текстов, она используется людьми с определенными целями для воздействия на определенную аудиторию в данное время, в конкретных обстоятельствах. Риторический подход к фикционально-сти не исключает ее литературоведческого анализа или философского изучения способности воображения, но вбирая в себя эти разновидности исследования, позволяет понять, как эта способность реализуется на практике, где, когда и почему люди ее используют, каким образом «фикциональность меняет мир и наши способы его восприятия» (1, с. 71).
С критикой риторического подхода к фикциональности выступил австралийский писатель и литературовед Пол Доусон (Университет Нового Южного Уэльса). Эту концепцию он вписывает в широкий научный контекст, считая ее очередным этапом в дискуссии между прагматиками (определение вымысла через теорию речевых актов) и семантиками (теория возможных миров и поиск маркеров фикциональности). Неориторический подход он сближает с позицией прагматиков, указывая на внимание обоих направлений к контексту высказывания в противоположность акценту на вопросах референции и формальной структуры, характерному для семантического анализа вымысла. Но на самом деле, как подчеркивает П. Доусон, это противопоставление довольно искусственное: семантический и прагматический подходы не противоречат друг другу, они описывают разные аспекты одного явления. Авторы статьи поддерживают этот тезис П. Доусона, однако не могут согласиться с идентификацией их собственной концепции и прагматического подхода. Риторический анализ выходит за границы и семантики, и прагматики, не исключая из рассмотрения те аспекты, которые их интересуют, но дополняя их вопросом об интенцио-нальности и цели высказывания. «Фикциональность базируется не на формальных признаках, референции или следовании правилам
коммуникации, но на намерении субъекта коммуникации использовать вымысел для достижения некоторых целей в определенной аудитории» (3, с. 102).
В утверждении, что фикциональность связана не с жанром текста, а с присутствием в нем определенного качества, П. Доусон видит указание на то, что в понимании неориториков фикциональ-ность - характеристика количественная. Отсюда вытекает вопрос, сколько фикциональности должно присутствовать в тексте, чтобы он мог считаться «fiction» (художественной литературой). Вопрос этот, скорее, риторический, поскольку сам критик исходит из того, что принадлежность к художественной литературе - качественная характеристика.
В данном случае имеет место некоторое недопонимание, отвечают авторы статьи. Степень фикциональности и фикциональ-ность - характеристики разного рода. Конкретный текст или его часть может быть только вымышленным или невымышленным, это бинарная оппозиция, не допускающая переходных форм. Но то, что они называют уровнем фикциональности, - это проработанность и внутренняя обоснованность вымысла. В этом смысле фантастическая трилогия «Голодные игры» С. Коллинз более фикциональна, чем предвыборная острота Обамы, поскольку в ней детально описан целый мир, отличный от реальной действительности. Фикцио-нальность трилогии выражена сильнее, чем фикциональность романа «Доводы рассудка» Джейн Остен, поскольку изображает полностью вымышленный мир, в то время как роман Остен локализован в современной ей действительности.
П. Доусон активно защищает концепцию маркеров фикцио-нальности: на его взгляд, «маркеры остаются маркерами, даже если они исторически вариативны», и таким образом, решение вопроса о вымышленности текста очень сильно зависит от наличия объективных сигналов его вымышленности. Отвечая ему, авторы статьи подчеркивают, что в их концепции маркеры фикциональности рассматриваются не только как объективные свойства текста, они -ресурсы или инструменты, которыми пользуется автор, делая это по-разному в разных ситуациях и с различными целями. В свою очередь читатель - не единственная инстанция, определяющая, является ли текстовый элемент сигналом фикциональности. В основе
этого явления лежит сложное взаимодействие автора, читателей и исторического контекста.
По мнению критика, теория фикциональности выросла из неестественной нарратологии, в которой антимиметическое и неестественное приравнивается к эксплицитно фикциональному. Неестественная нарратология привлекает внимание к тем свойствам текста, которые невозможно натурализовать и которые, собственно, и отличают fiction от non-fiction. Однако распространение концепции фикционального на все дискурсивные практики подрывает это разграничение. На самом деле, как утверждают авторы статьи, П. Доусон преувеличивает сходство между неестественной нарра-тологией и теорией фикциональности; оно имеется лишь в том, что обе концепции привлекают внимание к гетерогенности повествования и других дискурсивных практик и нацелены на выявление всего разнообразия интерпретативных стратегий, которые могут применить адресаты высказывания.
П. Доусон считает концепцию фикциональности аналогом постструктуралистского представления о литературности, в рамках которого подверглась критике идея привилегированного положения литературы как дискурсивного модуса. Это стало «результатом изучения риторических и тропологических функций языка в нелитературных (нефикциональных) типах дискурса» (2, с. 90). Неориторика в этом плане весьма сходна с теорией, например П. де Мана, но при этом лишена ее панфикциональных оттенков. Авторы статьи возражают против подобной аналогии, указывая на различие фундаментальных предпосылок этих теорий: П. де Ман говорит о процессе означивания, а неориторика - об участниках коммуникации и их намерениях, поэтому и вопрос о привилегированности того или иного типа дискурса для них не очень важен.
По мнению П. Доусона, фикциональность - в своем роде «незаконное дитя нарративного поворота». Он видит определенное сходство между теориями нарративности и фикциональности. Оба явления, по мнению их защитников, существуют во всех дискурсивных практиках, связаны с базовой человеческой способностью извлекать смыслы и требуют интердисциплинарного подхода к их анализу. Казалось бы, теория фикциональности имела своей целью спасти представление о fiction от нарративного поворота, но в реальности получилось, что она повторила по отношению к новому
предмету все то, что уже было сделано с понятием о нарративе. Эти утверждения стали следствием недопонимания общей позиции авторов статьи. На самом деле, как утверждают исследователи, неориторика не предполагает интердисциплинарности, представляя собой вполне самостоятельный подход к анализу текста. Кроме того, риторическая школа никогда не ставила своей целью спасение fiction от нарративного поворота, если не иметь в виду, конечно, отрицательное отношение к постмодернистской теории панфик-циональности.
Одна из важных претензий П. Доусона к неориторике состоит в том, что теоретическое отделение фикциональности от художественной литературы как дискурсивного жанра сопровождалось заявкой на свежий взгляд на категорию художественной прозы. Фактически же все сводится к традиционным утверждениям, что художественная проза не подразумевает установку на уход от действительности вследствие своей нереференциальности. Художественный вымысел - разновидность серьезного дискурса, влияющего на наши мнения и мировоззрения. И здесь, по мнению П. Доусона, все сводится к набившему оскомину вопросу о «пользе» литературы. Хотя в исходной статье и говорится о целях литературного высказывания, речь в ней не идет о какой-то общей пользе от литературы в целом, утверждают исследователи. Разные авторы в разных текстах ставят перед собой различные коммуникативные цели, в том числе такой целью может быть эскапизм, желание отвлечься от реальной действительности. «Предложенный нами риторический подход к фикциональности привлекает внимание не только к вездесущности этого явления, но также к как, где, когда и зачем его конкретных реализаций, тем самым обещая нам существенно расширить наши представления об области человеческой коммуникации, которая имеет дело не только с реальной действительностью» (с. 3, с. 110).
Е.В. Лозинская
