CC BY
66
2015.01.026. НОВАТОРСТВО РОМАНА «ПИРАМИДА» Л. ЛЕОНОВА В РЕЦЕПЦИИ КРИТИКИ. (Аналитический обзор).
Ключевые слова: философский роман; «магический реализм»; структура художественной картины мира; пространство и время; смысл заглавия; художественная антропология.
Двухтомный роман «Пирамида»1, над которым писатель работал с перерывами почти 50 лет, был опубликован в 1994 г. Существуют разные суждения о названии произведения. Например, указывают на его связь с теорией символизма: «...эмблема цельной символической теории», построенная А. Белым, являла собой «пирамиду треугольников», где линия высоты, по словам А. Белого, «графически указывает, на какой ступени деятельности кончается дуализм между познанием и творчеством». И «этот дуализм для Леонова всегда являлся главной творческой проблемой» (1, с. 139), -утверждает Т.В. Вахитова.
Разностороннюю и убедительную трактовку смысла названия дает Н. В. Сорокина, анализируя эволюцию заглавий произведений Л.М. Леонова, а также некоторые предварительные номинации будущего романа: «Мироздание по Дымкову», «Последняя прогулка», «Спираль», «Ангел». Последнее название указывало «на одного из действующих лиц - ангела Дымкова» (с. 308-309). К тому же названия частей «Пирамиды» - «Загадка», «Забава», «Западня» -внешне связаны с сюжетной линией этого персонажа. Однако в семантике заглавия заложен и более глубокий замысел, обусловленный взглядами писателя. По его признанию, процесс написания был «трудным занятием»: «.применительно к пирамидам неохватного, дымящегося, стонущего сырья, представленного судьбой писателю на рассмотрение», необходимо было это освоить, но «по неохватности умом. лишь с помощью антенн душевных» (цит. по: 23, с. 312). Таким образом, смысл заглавия последнего произведения Леонова подразумевал «основательность, глобальность, заявку на монументальность изложения.» (там же). Этой установке, продолжает Н.В. Сорокина, отвечало расширение и углубление
1 Леонов Л.М. Пирамида: Роман-наваждение в 3 частях. - М., 1994. - Т. 1. -736 с.; Т. 2. - 688 с. Далее цитаты приводятся по этому изданию в тексте статьи с указанием в скобках тома и страницы.
значений, заложенных в символике слова «пирамида» и транслируемых в рассуждениях некоторых из основных персонажей (Дым-кова, профессора Шатаницкого, Вадима Лоскутова).
В первую очередь речь идет о трактовке найденного образа как олицетворения «формы движения человеческой истории». При этом путь человечества предстает «в виде пирамиды, каждый новый отрезок которой прочно базируется на предыдущем. Идея спирали, по мысли Леонова, целиком не отражает необходимость преемственности достижений предшествующих периодов. Пирамидальный принцип развития, напротив, подразумевает полный учет накопленных прогрессом богатств в будущей практике» (23, с. 314). Вместе с тем учитывается и «противоречивость самой геометрической фигуры - устремленность вверх и одновременно пересечение всех граней лишь в одной точке (т.е. сведение пространства многогранника от четырехугольного основания и треугольных граней к вершине) - отражает и столь же противоречивый путь развития человечества...» (23, с. 315).
Выход «Пирамиды» заострил внимание исследователей на своеобразии художественного метода писателя. По свидетельству О.А. Овчаренко, которая была последним редактором романа (с авг. 1992 по авг. 1994 г.), писатель считал возможным все свое творчество определить словами Достоевского: «Я ужасно люблю реализм, так сказать, доходящий до фантастического» (15). Суждения и споры критиков о романе раскрывают особые качества его реализма; насыщая повествование реалиями разных времен и эпох, писатель создал философский роман (13). Многосложное единство новаторского произведения, его проблематики и поэтики - в фокусе разборов и размышлений критиков на протяжении почти двух десятилетий.
В свое время Д.С. Лихачёв отмечал, что «реализм. изобретает все новые и новые средства выражения, борется с литературными канонами, стремится освободиться от них в изображении мира, человека, его поведения, психологии, связей с окружающим обществом и т.д.» (7, с. 55).
Автор «Пирамиды» показал, что его художественное мышление свободно вписывается в авангардное сознание ХХ века.» и что «. отдельные принципы модернизма и постмодернизма оказались близкими художественному перу писателя»; все это обогаща-
ло его палитру, переводя мировидение «на уровень метареализма» (12, с. 185, 186).
Последний роман Леонова породил ряд определений творческого метода писателя: символический реализм (Ю. Оклянский), мифологический реализм (А. Дырдин), интеллектуальный реализм (А. Лысов), экзистенциальный реализм (Л. Якимова), магический реализм (О. Овчаренко).
Леонид Максимович Леонов (1900-1994) - один из немногих отечественных писателей, кто стал свидетелем полного цикла развития советской России от революции 1917 г. до крушения великой державы в 1990-е годы. За этот период он прошел путь от неизвестного поэта-символиста («Отравленный принц»), автора политических агиток (псевд. Васька-Лапоть), «попутчика», недостаточно знакомого с марксистской идеологией, к признанному представителю соцреализма, лауреату Сталинской премии за пьесу «Нашествие» (1943), Ленинской премии за роман «Русский лес» (1956), писателю-философу, создателю итогового романа ХХ в. -«Пирамида».
Именно в «Пирамиде» этот «последний русский классик», по убеждению многих исследователей, представил полномасштабную художественную картину мира как многоуровневую систему. Рассматривая предшествующую романистику писателя, Т.М. Вахитова уделяет преимущественное внимание проблемам пространства и времени. В каждом романе картина мира имеет некий центр, и это «не просто какой-то отдельный фрагмент пространства, где происходят события», это - «заповедное пространство, куда не допускаются "чужие"; оно окружено тайной и носит сакральный смысл. В нем происходят странные философские разговоры и этические споры, сплетаются и существуют в разрядах чуть ли не космической энергии бои разнонаправленных идей, там рождается то потаенное, подразумеваемое поле между двумя парадигмами веры или жизни, в котором можно обнаружить момент истины» (2, с. 124).
При этом писатель последовательно заменял один центр другим. Русская жизнь в его романах как бы «закольцовывалась» по кругу: сначала центром была природа («Барсуки»), потом -трактир («Вор»), разрушенный скит («Соть»), снова природа («Скутаревский»), утопическая мечта («Дорога на Океан»), а далее вновь природа («Русский лес»), трактир («Вор», 2-я ред.). В конце
жизни, в романе «Пирамида», снова возникает полуразрушенный (взорванный) храм; здесь происходят таинственные и странные для русского православия события. Названные центры картины мира, по сути, обозначают некие основы русской жизни: от природы к монастырю - к утопической мечте - к трактиру - к храму и погосту.
И эта «цепочка» отражает «русскую антропологию» как определенную форму жизни, искаженную, по мнению Леонова, «порочным геном». Писатель, как считает Т.М. Вахитова, «не раскрыл эту метафору, доверяя своему читателю самому вычислить ее из всего творчества» (2, с. 275-276).
В «Пирамиде» Леонов стремится совместить реалистическую (жизнеподобную) картину мира, картину мнимых миров, религиозную картину бытия и научный взгляд на проблемы развития Земли и Вселенной. Задача - трудноразрешимая. Ведь религиозная картина мира (в ее основе лежит апокриф Книги Еноха) находится в иной плоскости художественного мышления, чем научная картина Вселенной с ее эффектом «красного смещения», «черными» дырами и т. п.
Объединяющим фактором в «Пирамиде» является образ автора, который представлен в разных ипостасях. Почти все идеи романа «подвергаются ироничному рассмотрению», ибо человечество, как мыслит Леонов, движется к своему концу, расставаясь с духовными богатствами, культурными сокровищами и нравственными ценностями. Писатель оставляет человечеству в виде чуда «только пару столетий». И «этот пессимизм вызван "наваждением" автора, который в своем разностороннем глобальном пространстве уже не может справиться со словом - оно "победило" его, заменив реальность» (2, с. 280). К такому обобщению приходит Т.М. Вахи-това.
Сам писатель жанр последнего произведения обозначил как «Роман-наваждение в трех частях». В предисловии он говорит «о нарастающей жути уходящего века» и «возрастном эпилоге человечества». Необратимость этого процесса он соотносит с космическими явлениями: «стареют и звезды»! А заключает он свое предисловие словами: «Из-за недостаточной емкости памяти людской события угасающей поры хранятся ею в тесной упаковке мифа или апокрифа, вплоть до иероглифа. Громада промежуточного време-
ни, от нас до будущих хозяев омолодившейся планеты, уплотнит историю исчезнувших предшественников в наконец-то прочитанный апокриф, который объясняет ущербность человеческой природы слиянием обоюдно несовместимых сущностей - духа и глины [имеется в виду библейский апокриф из Книги Еноха. - А.Р.]. Гулкое преддверие больших перемен надоумило автора огласить свою, земную, версию о том же самом на страницах предлагаемой книги» (т. 1, с. 6).
И действительно, с первых страниц открывается тема «размером в небо и емкостью эпилога к Апокалипсису» (т. 1, с. 11). Писатель ставит своей целью уточнить «трагедийную подоплеку и космические циклы Большого бытия. чтобы примириться с неизбежностью утрат и разочарований.» (там же). Эта тема, по его признанию, позволит ему в итоге «определиться на циферблате главного времени - откуда и куда мы теперь. раскроет логический финал человеческого мифа» (т. 1, с. 20).
Творческая концепция писателя обусловила сложность его пространственно-временной конструкции. Его стремление «определиться на циферблате главного времени» выводит эсхатологию на передний план и формирует всю «оркестровку романа».
Уяснить принципы этой пространственно-временной конструкции - важнейшая задача критиков. В поисках ответа на вопрос, почему писатель так настойчиво и многозначно упоминает пророка Еноха, А.И. Павловский пишет: «.нельзя не увидеть известного сходства в разработке столь важной для обоих "писцов" темы странничества, Енох - странник по миру, по нашей грешной земле и по вселенной. Огромная, космическая по размаху сфера открывается читателю Книги Еноха, когда, поднявшись над землей, он начинает странствие по семи небесам. Пророк подробно описывает, что он увидел на каждом из семи небес, а увидел он на одном из них "превеликое море", на другом небесном круге - падших ангелов, на третьем - рай, на четвертом - светила, на пятом - обиталища Сатаны. а на седьмом - архангелов и самого Господа. Ему было велено сесть одесную, и Бог рассказал, как был сотворен мир. Затем Енох возвращается на землю, передает эти знания людям и вновь. поднимается живым на небо» (18, с. 128-129). Вполне возможно, замечает критик, что модель мира «по Еноху» преломи-
лась в леоновском «Мироздании по Дымкову» (Дымков - особый персонаж романа - Ангел или посланец из иных галактик).
Исследователи по-разному пытаются расшифровать загадки «Пирамиды». Именно так - «Загадка» - называется первая часть романа. По мнению В. А. Петишевой, в качестве разгадки предполагается прежде всего ответ на вопрос: «Какова роль небесных сил в устройстве миропорядка на земле?». Во второй части, озаглавленной «Забава», главные вопросы могут быть сформулированы так: «Каков итог забавы человека, отвергнувшего высшие идеи ради временных, преходящих? Можно ли вернуться к Богу?». В третьей части - «Западня» - возникает целый ряд вопросов: «Удастся ли русскому человеку - жертве наваждения - выйти из западни, и какой ценой оплатит он свое блуждание по лабиринтам бездуховности? Каково будущее России, пережившей разрушительную эпоху эксперимента и оказавшейся в ловушке?» (19).
Формально начало событий в «Пирамиде» относится к «поздней осени предвоенного года» (т. 1, с. 7), но, по сути, они охватывают весь ХХ в. в России: выделены начало 40-х годов, 70-е годы, последнее десятилетие ХХ в. с его социальными экспериментами, жестокими испытаниями, невосполнимыми утратами. Время в романе выступает то реальным, то условным, то космическим, то эпохальным, то календарным, то суточным.
Фабульная основа романа в компактном изложении В.И. Хрулёва выглядит следующим образом: «В центре произведения - история опального священника Матвея Лоскутова, который преследуется за веру, терпит нужду и лишения. Судьбы его близких: жены, дочери Дуни и сыновей Вадима и Егора - составляют центральный узел романа» (24). Однако маленький «домик со ставнями» на кладбище, в котором обитает семейство Лоскутовых, оказывается «на пересечении земных и космических конфликтов, становится местом противостояния добра и зла, надежды и отчаяния, страха и человеческой стойкости. Разрастающийся конфликт втягивает в свою орбиту Хозяина Кремля, посланца небес Ангела Дымкова, резидента дьявола на Руси Шатаницкого...». Этот последний, в частности, развертывает монолог о пользе зла для предостережения добра от излишнего милосердия к человеку и поддержания его в жизнеспособном состоянии. Однако в центральном поединке с о. Матвеем ему не удается сломить дух и веру человека.
В итоге «сюжетная конструкция» «Пирамиды», продолжает В.И. Хрулёв, несет в себе три уровня: конкретно-исторический (семья Лоскутовых, режиссер Сорокин, цирковая семья - Юлия и Дюрсо Бамбалски и т.д.), философско-научный уровень (версия мирозданья, механика Вселенной) и мифологический (апокриф Еноха о размолвке Начал и генетическом противоречии происхождения человека). Соотнесенность уровней «позволяет рассмотреть судьбу отдельного человека в широком контексте (от частной жизни до Космоса, от истоков земной цивилизации до ее катастрофы).» (24). При этом именно концепция Леонова остается «главным и всепроникающим героем романа», а все остальное - как бы сопутствующий антураж и живописное оформление.
Таким образом, по своей структуре «Пирамида» - «монологический роман» с разветвленной имитацией диалога. «Автор», комментируя большинство событий, предстает переводчиком мыслей героев, выраженных в их собственной манере. Подчеркнем этот вывод, поскольку он корреспондирует с монолитностью (при всей многоаспектности) заглавия: Пирамида - единый центр, куда собираются все ответвления мысли писателя, воплощенные в диалогах с многочисленными персонажами.
«Дерзость леоновской мысли» состоит в том, полагает В.И. Хрулёв, что писатель поставил под сомнение перспективность замысла Творца: создание человека и признание его богоподобным. Интерпретируя древнее предание, Леонов допускает, что «в споре о человеке дьявол способен побудить Творца смести людей с планеты их собственными руками, чтобы прекратить затянувшуюся тяжбу. Зло вытесняет добро и готово торжествовать свою победу. Человечество вместо нравственного совершенствования погружается в бездуховность и распущенность. Более того, Святая Русь, проходящая через страдания, очищение и возмездие за неисполненные надежды, может стать зеркалом процесса самоуничтожения цивилизации. Протяженность его может включать несколько столетий, но важно то, что он уже совершается на наших глазах.». При этом «бесстрашие мысли, способной заглянуть в неизведанное, и чуткость души, стремящейся защитить право человека на будущее» - две важнейшие точки отсчета в произведении (24).
Итак, глубокое сопряжение явлений во времени и пространстве становится одной из доминант концепции романа. И здесь
важнейшая роль отводится мифу, который привлекал писателя емкой образностью, широтой обобщения. Миф для Леонова - аналогия, к которой он обращается за неимением более авторитетных представлений: «При отсутствии в передовых науках подходящего средства для надежного, потустороннего. проникновенья в такую глубь естества и впрямь лучше всего годилась панорамная библейская схема»1, - утверждал писатель.
В конечном итоге мифологическое начало служит в романе философским сводом, благодаря которому авторская мысль обретает всечеловеческий масштаб - масштаб пирамиды.
Глобальный замысел потребовал создания обширного культурного контекста, позволяющего «уплотнить» повествование, говорить с читателем на языке мировых знаков и образов (Творец, Ангел, Антихрист, чудо, блудный сын, пирамида, золотой век и др.). В романе видны переклички с эсхатологическими сказаниями о «конце мира» («Слово об Адаме», «Слово Мефодия Патарско-го», «Откровение» Иоанна Богослова). При этом предания древних памятников (Веды, Библия), темы, мотивы и образы мировой литературы (Данте, Шекспир, Гёте и др.) предстают в качестве «философской поэтики» (по слову Л. Леонова).
Культурно-исторические связи в романе охватывают и науку. В развернутых спорах и публицистических монологах писатель использует понятия из области физики, астрономии, космологии: «температура абсолютного нуля» (т. 1, с. 64), «диссоциированная материя» (т. 1, с. 144), «спектральный анализ» (т. 1, с. 24) и др. Он предлагает следующие характеристики человеческой цивилизации: «атомная инженерная конструкция» (т. 1, с. 25), «суперцивилизация» (т. 1, с. 24), «астральный архипелаг» (т. 1, с. 23), «автоматическая нейронная запись» (т. 1, с. 69), «мистический иероглиф бытия» (т. 1, с. 58) и т.п.
Еще более высока плотность употребления имен знаменитых людей. Например, на одной странице текста (т. 1, с. 79) фигурируют: Цицерон, Плутарх, Вольтер, Гиппократ, Франклин, Марк Аврелий, Навуходоносор, Аристотель, а полный перечень имен, понятий, терминов потребовал бы составления специального словаря с
1 Леонов Л.М. Собр. соч.: В 10 т. - М., 1981. - Т. 10. - С. 573.
разделами по областям знаний. Роман нуждается в обширном культурологическом комментарии, в частности в фиксации многочисленных стилизаций, реминисценций и других форм интертекстуальности.
Интеллектуальная «игра» с читателем, приобщение его к тайнам культурного наследия и к тому, как оно может быть использовано современным художником, сочетание реального и ирреального планов, использование приемов художественной фантастики, экскурсы в потусторонние миры, абсурдность ряда конфликтов и поступков героев - все это определяет своеобразие леоновского философского дискурса.
Мысль о «магическом реализме» развивает О.А. Овчаренко. Ей довелось, работая над рукописью романа вместе с писателем, вникать в то, как он сам объяснял значение философских эпизодов. И прежде всего это касается «основных сцен романа (условно называемых. космогонией, но практически под этим понималось не только происхождение и грядущие судьбы вселенной, но и спор Бога и дьявола при создании человека, и условия их примирения, появление на Земле ангела Дымкова и его постепенное очеловечивание, еретические элементы в мышлении о. Матвея и т.п.).» (17, с. 3-5).
Одним из свойств «магического реализма» является игра со временем: летосчисление в «Пирамиде» начинается если не с сотворения мира, то с момента сотворения человека и раздора Бога с Сатаной. Библейское время падения Люцифера и его легионов постоянно вспоминается при описании условий довоенной советской действительности, а линейное время повествования о семье Лоску-товых перемежается с эпохой Хеопса и т.п. Значительное место в романе занимает антиутопия, порой разрастаясь во вставные новеллы с относительно независимым ходом повествования.
Как обобщает О.А. Овчаренко, в романе «Пирамида» обнаруживаются следующие черты, характерные для «магического реализма»: «. органический сплав реального и фантастического начал и отсюда - многоплановость повествования; опора на мифологическое мышление европейского человека с обращением к его коллективному сознанию; наличие в пределах одного произведения различных жанровых начал, многочисленные временные смещения, создание особого Старо-Федосеевского хронотопа» (16, с. 435).
Поэтика романа, сочетая жизнеподобие и фантастику, гротеск, позволяет свести в ключевых эпизодах (в том числе в эпизоде первомайского свидания) Шатаницкого (пособника дьявола) и «еретика» о. Матвея Лоскутова, а также представить разговор Сталина с Дымковым. Этот принимаемый за Ангела миссионер, или как бы посланец иных галактик, призван наказать зло, а заодно исследовать позитивный опыт и неиспользованные возможности человека. Вождь «требует от него помощи в построении общества, основанного на всеобщем равенстве, а именно - укрощения похоти и мысли, на которых зиждется человеческое неравенство» (25, с. 182). Сталин и Дуня Лоскутова ожидают от Дымкова по-разному понимаемого чудодейственного вмешательства в судьбу России, а следовательно - и всего человечества. В эпилоге романа этот ангело-ид, похожий на птицу, предварительно открыв Дуне (мечтающей о спасении человечества) «пророчества о последних временах человечества, покидает Землю, так и не успев покарать царящее на ней зло», - заключает В.И. Хрулёв.
Именно благодаря поэтике «магического реализма» и органичному для нее жанру романа-наваждения становится возможным и сам огромный (немыслимый исторически) монолог Сталина, обращенный к Дымкову, а также и ночная беседа вождя с Иваном Грозным в Архангельском соборе.
По поводу этой художественной мистификации В.И. Хрулёву довелось побеседовать с Леоновым сразу по прочтении соответствующей главы. И его первое впечатление позднее перешло в убеждение, что «это был монолог писателя Леонова, имитирующего строй мысли Сталина. Вождь превращался как бы в двойника писателя, озвучивающего не только свои, но и леоновские суждения»; в монологе «представлен уровень сознания 1990-х годов, перенесенный на Сталина 1939 г., в то время как он не мог еще предвидеть ни исход социализма в России, ни свою судьбу после смерти» (25, с. 194).
Монолог вождя явился завершающим звеном в цепи философских размышлений самого Леонова о судьбе России, ее нынешнем состоянии. Автору «Пирамиды» важно было найти «эпицентр координат, образующих противоречивость диктаторства и его истоки в русской истории. В этом плане монолог явился творческим открытием романа, ключом к отражению внутренней драмы Ста-
лина и его идеи. Духовный крах вождя накануне великих испытаний - это знак беды, вызревавшей внутри "железного" руководства» (25, с. 196). Писатель «показал истоки краха, связал их с историческим путем России и природой диктаторской власти. Сам образ пирамиды применительно к судьбе России ХХ в. служит знаком "иронии истории", безжалостно отметающей благие намерения властей, высокие, но нереальные идеи, скрывающей трагедию народа, совершившего подвиг во имя демонов, овладевших им» (там же).
Поскольку Леонова интересовала «механика диктаторского режима, которая независима от национальности и времени», он использует опосредованные обозначения - «хозяин Кремля», «вождь», «диктатор» «властелин», «тиран» - и лишь однажды называет его официальным именем «Сталин». В первую очередь он исследует идеологию обожествления личности. В романе, в частности, проводится параллель между фараоном и вождем; но несмотря на внешние их различия (один «проживал в безмерной роскоши», другой «ходил в солдатской шинели без пуговиц» (т. 2, с. 161), более существенно их сходство.
Подобно египетскому фараону, Сталин выстраивает пирамиду тоталитарного общества и удостаивается канонизации при жизни: он объявляется «вождем всех народов»; как фараон, он увековечил себя в колоссальном памятнике (прочнее меди и превыше пирамид), созданном, чтобы вызвать всеобщее преклонение и страх -«гора с человеческим лицом» (т. 2, с. 189). Советский вождь близок к мысли древних о том, что человек и после смерти продолжает свой жизненный путь в царстве бессмертия.
В подходе к изображению вождя Леонов предстает и как непосредственный свидетель, и как философ, осмысляющий глубинные корни явления с высоты исторического опыта и отношения к прошлому, характерного для 80-90-х годов ХХ в. Отсюда - «коварство монолога» (подчеркивает В.И. Хрулёв), ведь на пути выявления своих мыслей художник «создает ложные отвлекающие ходы, ставящие в тупик неискушенного читателя»; однако этот характерный для Леонова «прием амбивалентности, размытости источника информации не может ввести в заблуждение» (25, с. 189).
«Прием амбивалентности» сказывается и на всех уровнях изображения в романе Святой Руси. Являя собой некий «соборный
свод» всех раздумий Леонова о судьбах страны, «Пирамида» может рассматриваться и как «роман-завещание».
Господство традиционного для русской литературы «вида сверху» (т.е. с какой-то высшей точки, которая придает философский смысл изображаемым событиям, действиям героев, их способу мышления и оценки мира) соединяется в прозе Леонова «с моментом авторского отстранения от изображаемого объекта», -отмечает Т.В. Вахитова. Так возникает один из главных принципов архитектоники его романов - принцип «матрешки» (выражение Леонова); согласно этому принципу «предметный, материальный мир состоит из вдетых "друг в дружку" объектов, внутри которых может находиться и метафизическое пространство. По этому принципу построена и Вселенная, в каждой точке которой может быть обнаружен какой-то другой, параллельный мир с другими параметрами и другой жизнью» (2, с. 189).
Этот принцип писатель распространял и на временной континуум: «.так же обстоит и со временем, - пишет Леонов, - ибо, помимо здешнего, сейчас имеется не только микровремя, в более мелких дозировках которого разместились целые эры, эпохи и периоды с империями, династиями, цивилизациями вовсе никому пока не ведомых жителей, при помощи сходных с нашими телодвижений осуществляющих свою великую историю, но и макро [время], где в одной из секундных долек угнездилась отведенная нам веч-ность»1.
Пространство у Леонова обычно ограничено определенными знаками (будь то объекты цивилизации - стройки, железные дороги, провинциальные города и столицы, или православные святыни -церкви, монастыри, кладбища и т.п.); однако с неизменным постоянством в его творчестве обнаруживается дворянская усадьба. «Усадебный акцент» является свойством текста, приближающегося к классическому, и это, полагает Т.В. Вахитова, «генетически обуславливает родственность поэтическо-пространственного идеала» писателя ХХ в. «с историко-культурными основами Х1Х в.». Вместе с тем разрушение русской усадьбы, ее трансформация в «дом отдыха» для совслужащих железной дороги, или полное исчезно-
1 Леонов Л.М. Собр. соч.: В 10 т. - М., 1981. - Т. 1. - С. 161.
вение в огне, или превращение в мираж, ускользающий из материальной жизни, - все это становится «свидетельством об утрате идеала» (2, с. 196).
В последнем романе Леонова картина мира в целом ирреальна, но реалистические детали «привязывают» ее к эпохе 30-х годов, которая смешивается с другим временем - началом 90-х годов и др. Выявленные поэтические приемы: «вид сверху», «движение по кругу», принципы «матрешки» и «вывернутости наизнанку» -имеют глобальный характер: они действуют и в необозримости вселенского пространства, и в рамках практической (бытовой) картины мира. В результате главы о настоящем (жизнь обитателей Старо-Федосеевского акрополя, богоборческая «деятельность» коммуниста Вадима и т.п.) чередуются с главами о прошлом (история циркового рода Бамбалски, юношество режиссера Сорокина и др.) и будущем («прогулки» ясновидящей Дуни в ирреальный мир, пожары новой мировой войны и пр.). Так возникает образ движущегося времени, соединяющего в единое целое судьбы героев с историческими или вымышленными, фантастическими событиями (2, с. 278).
Закономерно в заключение обратить внимание на вопросы, которые пока остаются открытыми. К числу малоисследованных аспектов леоновского итогового романа принадлежит «художественная антропология», выделяемая на современном этапе как новое направление гуманитарной мысли.
В область художественной антропологии входят: «осмысление, интерпретация и разноаспектное изучение 1) образов-персонажей, которые появляются как результат трансформации и фантазийного воссоздания человека в авторском художественном мире и в поэтике конкретных художественных текстов, а также 2) форм присутствия автора-человека в созданном им художественном мире и порождаемых им художественных текстах» (22, с. 8). Продолжая представленный ход мыслей, стоит подчеркнуть, что актуальность такого подхода обусловлена остротой человековедческого ракурса в современном искусстве.
Применительно к творчеству Л. Леонова в таком аспекте уже начата научно-продуктивная работа. Имеются в виду, в частности, статьи А.Ю. Ковалёвой и В.В. Компанейца (7, 8), а также кандидатская диссертация А.Ю. Майдуровой (11). Названные исследова-
тели преследуют цель охарактеризовать систему персонажей романа, типологизировать и классифицировать ее основные элементы; рассмотреть формы и приемы создания личности леоновских героев; раскрыть специфику структуры фундаментальных антропологических констант, представленных в тексте произведения; выявить обобщенно-условный образ человека, развернутый в художественном мире «Пирамиды».
Речь идет о «возвращении к целостному пониманию литературного героя как художественной интеграции не только языковых, но и внеязыковых, в том числе идеологических, факторов, его формирующих» (6, с. 159). Новая эпистема соотносит популярные прежде установки (литература - «человековедение», «учебник жизни») с общим уровнем, достигнутым наукой о литературе в конце XX в., прежде всего - с развитием теории интерпретации.
Список литературы
1. Вахитова Т.М. Леонов и символизм (К постановке проблемы) // Век Леонида Леонова: Проблемы творчества. Воспоминания. - М., 2001. - С. 135-144.
2. Вахитова Т.М. Художественная картина мира в прозе Леонида Леонова: (Структура. Поэтика. Эволюция). - СПб., 2007. - 320 с.
3. Дарьялова Л. Герменевтика художественного моделирования и инертекст в романе Л. Леонова «Пирамида» // Слово.ру: балт. акцент. - Калининград, 2013. -№ 1. - С. 59-66.
4. Дырдин А. А. В мире мысли и мифа: Роман Л. Леонова «Пирамида» и христианский символизм. - Ульяновск, 2001. - 116 с.
5. Дырдин А. А. Проза Леонида Леонова: Метафизика мысли. - М., 2012. - 294 с.
6. Егорова Л.П. Технология литературоведческого исследования. - Ставрополь, 2001. - 166 с.
7. Ковалёва А.Ю., Компанеец В.В. Антропологические константы в романе Л. Леонова «Пирамида» // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 8: Литературоведение. Журналистика. - Волгоград, 2006. -Вып. 5. - С. 41-45. - Режим доступа: http://cyberleninka.rU/article/n/antropolo gicheskie-konstanty-v-romane-l-leonova-piramida
8. Компанеец В.В., Ковалёва А.Ю. Пирамида в «Пирамиде» Л.М. Леонова // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 8: Литературоведение. Журналистика. - Волгоград, 2005. - Вып. 4. - С. 47-53.
9. Копоть Л.В., Панеш С.Р. Магический реализм романа Л. Леонова «Пирамида» сквозь призму антропонимов // Вестн. Адыг. гос. ун-та. - Сер.: Филология и искусствоведение. - Майкоп, 2013. - Вып. 1 (114). - С. 137-141.
10. Лихачёв Д.С. Об одной особенности реализма // Вопр. лит. - М., 1960. - № 3 -С. 55.
11. Майдурова А.Ю. Роман Л.М. Леонова «Пирамида»: Проблемы художественной антропологии: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2007. -21 с.
12. Матушкина В.И. Леоновский реализм и его интерпретации // Знание. Понимание. Умение: Проблемы филологии, культурологии и искусствоведения. - М., 2008. - № 2. - С. 181-188. - Режим доступа: суЬег1ешпка.ги/аг11с1е/пЛеопоУ8к1у-геаН7т-ье§о-т1егрге1а181
13. Мирошников В.М. Романы Леонида Леонова: Становление и развитие художественной системы философской прозы. - Рязань, 2000. - 190 с.
14. Модели мироздания и трагическая судьба русской литературы XIX - начала XXI в. Художественный и мемуарный дискурс: Материалы IX Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 14-15 сентября 2012 г. / Сост., отв. ред. Дырдин А.А. -Ульяновск: УлГТУ, 2012. - 280 с.
15. Овчаренко О.А. Еще раз об итогах «Пирамиды» // Завтра. - М., 1997. - № 34 (195), 26 авг.
16. Овчаренко О.А. Магический реализм: К проблеме художественного своеобразия романа Л. Леонова «Пирамида» // Теория литературы. - М., 2001. - Т. 4: Литературный процесс. - С. 425-442.
17. Овчаренко О.А. О романе Леонида Леонова «Пирамида» // Леонов Л.М. Пирамида: Роман-наваждение в 3-х частях. - М., 1994. - Т. 1. - С. 3-5.
18. Павловский А.И. Роман Леонова «Пирамида» и Книга Еноха // Духовное завещание Леонида Леонова: Роман «Пирамида» с разных точек зрения. - Ульяновск, 2005. - С. 116-138.
19. Петишева В.А. Жанровое своеобразие романа Л.М. Леонова «Пирамида». -Режим доступа: http://www.rusnauka.com/7_NITSB_2013/РЫ1о1о§1а/8_130540. doc.htm
20. Прилепин З. Подельник эпохи: Леонид Леонов. - М., 2012. - 832 с.
21. Роман Л. Леонова «Пирамида»: Проблема мирооправдания. - СПб., 2004. -464 с.
22. Савельева В.В. Художественная антропология. - Алматы, 1999. - 281 с.
23. Сорокина Н.В. От метафоры к образу-символу: Эволюция заглавий произведений Л.М. Леонова и смысл названия романа «Пирамида» // Век Леонида Леонова: Проблемы творчества. Воспоминания. - М., 2001. - С. 308-315.
24. Хрулёв В.И. «Пирамида» Л. Леонова: Замысел и культурное пространство романа // Вельские просторы. - Уфа, 2006. - № 11. - С. 137-147. - Режим доступа: http://www.hrono.ru/text/2006/hru11_06.html
25. Хрулёв В.И. Фигура вождя и художественная мистификация в романе Л. Леонова «Пирамида» // Духовное завещание Леонида Леонова: Роман «Пирамида» с разных точек зрения. - Ульяновск, 2005. - С. 180-196.
А.А. Ревякина
