CC BY
36
честности и выполнении данных обязательств в инструментальном сообществе.
Экономические сообщества связаны моральными и юридическими отношениями с другими сетями сообществ. При этом, например, моральные принципы солидарности в функционировании отдельных финансовых сетей могут радикально отличаться и входить в противоречие с моральными нормами других сетей внутри более крупного сообщества (государства), где солидарность структурируется иным способом. Достижение солидарности на уровне всего общества требует интеграции сообществ внутри него, так как является производной солидарности всех компонентов сетей сообществ, а также развития коммуникаций и взаимодействия между ними.
Внутреннее саморегулирование сетей сообществ обусловлено потребностью поддерживать межличностное доверие в отношениях между членами. Внешний источник регулирования - законодательство страны - имеет целью регулирование общества в целом как сети сообществ путем установления норм, регламентирующих жизнедеятельность этих сообществ. По мнению автора, в настоящее время перед такой отраслью науки, как социология права, стоит задача исследовать проблемы регулирования сетей сообществ, прежде всего экономических. Причем предполагается учитывать необходимость легитимации автономности сообществ и принципов внутренней солидарности наряду с потребностью во взаимной интеграции, а также содействовать утверждению ценностей этих сообществ в обществе в целом. Социологический анализ роли права в экономике должен касаться всех юридических аспектов внутренней культуры сетей сообществ и координации сетей с целью поддержки солидарности внутри них и между ними, что является необходимым условием достижения стабильности и сплоченности общества в целом.
О.Н. Пряжникова
2014.03.005-006. ВЛИЯНИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ТРАДИЦИЙ НА ФОРМИРОВАНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ. (Сводный реферат).
2014.03.005. GRIGORIADIS T. Religious origins of democracies and dictatorships // Discussion paper, School of business & economics:
Economics, Free University Berlin. - 2013. - N 2013/16. - 32 p. -Mode of access: https://www.econstor.eu/dspace/bitstream/10419/852 72/1/769721117.pdf
2014.03.006. GRIGORIADIS T., TORGLER B. Religious identity, public goods and centralization: Evidence from Russian and Israeli cities // Discussion paper / School of business & economics: Economics, Free University Berlin. - 2013. - N 2013/13. - 40 p. - Mode of access: http://econstor. eu/bitstream/10419/80442/1/766287858.pdf
Сотрудники Свободного университета Берлина (Freie Universität Berlin) рассматривают влияние религиозных норм и религиозной идентичности на формирование спроса на общественные блага, их распределение, а также на формирование политических режимов и моделей административного управления. Влияние религии на политический режим отражается во взаимосвязанности религиозных и светских правовых актов, распространении религиозных ценностей и практик на бюрократические институты общества, а также в представлениях о религиозных общинах как прототипе экономической системы. Анализируя религиозные общины в этом качестве, авторы обращаются к опыту православия и иудаизма.
Основой экономической жизни еврейских поселенцев в Палестине до создания государства Израиль был физический труд и принцип самообеспечения в сочетании с безразличием к материальной выгоде, социально-экономическому статусу и политической власти. Все это позже укоренилось в израильском обществе, способствовало возникновению кибуцев и мошавов, определило особенности структуры общественных институтов, например Всеобщей федерации труда (Histadrut) - объединения профсоюзов Израиля.
Несмотря на схожесть с колхозами, для кибуцев характерны добровольное членство (отсутствие частной собственности в кибу-цах «компенсируется» правом выхода из него) и демократический характер управления, главным органом которого является общее собрание всех взрослых членов кибуца. Важными характеристиками кибуца также являются мониторинг и контроль на всех уровнях структуры, взаимодополняемость индивидуальных и коллективных интересов и эффективность каналов распространения информации и обратной связи внутри коллектива. В кибуцах не существует какого-либо универсального централизованного набора правил для распределения ресурсов, хотя и были попытки их учреждения.
Модели кибуца присущ компромиссный баланс между уравнительной системой распределения ресурсов и добровольным участием в коллективе. Члены общины с большей производительностью труда имеют меньше стимулов оставаться в ней, чем те, чья производительность ниже. Однако в условиях равного потребления богатые кибуцы остаются привлекательными для более производительных членов, так как они обеспечивают оптимальный уровень экономической безопасности, минимизируя издержки выхода из кибуца, и, кроме того, часто имеют конкурентные схемы поощрения наиболее продуктивных участников.
В кибуцах главный стимул к труду традиционно взаимосвязан с отношением к труду как к процессу самореализации. Такая трудовая этика мотивирует работников к оптимизации усилий в форме вклада в благосостояние общины. Ответственное отношение к труду в общине объясняет устойчивость такой формы организации экономической и социальной жизни при отсутствии прав собственности и дифференциации материального вознаграждения. При этом именно идеологические установки трудовой этики, а не следование принципам альтруизма, обеспечивают действенную взаимопомощь среди членов кибуца и его организационную целостность.
Прозрачная процедура голосования и правило, согласно которому решение о приеме новых членов должны поддержать 2/3 участников кибуца, демонстрируют пример сочетания принципов демократии и коллективизма, что позволяет рассматривать кибуц как демократический религиозный коллектив и институциональный прототип общества, в основе которого лежат как взаимная поддержка, так и рыночные стимулы. Баланс интересов коммуны и индивидуальных интересов ее членов определяет верхний предел личных доходов и личной инициативы. Одновременно добровольность участия в кибуце устанавливает нижний предел управленческого контроля и корректирует дефекты иерархичной структуры.
По мнению Т. Григориадиса (005), кибуц предлагает институциональные и экономические основы, которые и сформировали модель политической и экономической системы государства Израиль. Она одновременно сочетает в себе коллективизм и индивидуализм, общинность и рыночные стимулы, элементы государства всеобщего благосостояния и либеральной рыночной экономики с
четкой нацеленностью на политическое представительство интересов и защиту прав граждан всех слоев общества (005, с. 10).
В отличие от кибуца, представляющего собой институт коллективной демократии, русский православный монастырь представляет собой пример диктатуры как способа управления коллективом. Монастырь не предусматривает возможности выхода из общины и закрепляет за наместником абсолютную власть при распределении ресурсов общины и установлении размера вклада каждого ее члена.
После периода иконоборчества церковные принципы устроения монастырей были инкорпорированы в государственные структуры Византийского государства, число монастырей росло, и они стали центрами интеллектуального и политического влияния. Сущностные основы коллективных форм восточного православия получили свое оформление в конце XI - начале XII в. Они предполагали духовное развитие христиан внутри монастырской общины, допуская при этом возможность появления в ней харизматических личностей, которые могли бы стать примером и для мирян. Для организации жизни духовных лиц в Византии были характерны иерархичность и харизматическое лидерство, а также принципы духовного подвижничества и независимости от материальных благ.
Император Византии нес ответственность за благосостояние народа перед церковью, которая устанавливала этические стандарты административного поведения. Православная церковь в Византии осуществляла посредничество между феодальной элитой и государственными чиновниками, с одной стороны, и средним и низшим классами - с другой. Она доводила до сведения элиты информацию, касающуюся интересов народа, пользуясь при этом государственными субсидиями для обеспечения собственного выживания. В основе договора между императором и церковью в отсутствие четкого разделения секулярных и духовных регламен-таций лежал обмен: церковь получала права собственности на материальные ресурсы и пыталась максимизировать их, а император -сакрализацию своей власти.
Сходная модель взаимоотношений религиозных и государственных институтов существовала в Киевской Руси и Московском княжестве. Во второй половине XIV в. был основан Троице-Сер-гиевский монастырь, который вскоре стал духовным центром рус-
ского православия. Регулярные паломничества в монастырь Великих князей Василия III и Ивана Грозного подтверждают политическую значимость легитимации власти духовных лидеров нации. При этом с 1533 по 1605 г. Иваном Грозным было издано 149 указов, по которым Троице-Сергиевскому монастырю предоставлялись имущественные и экономические привилегии. Одновременно в монастыре формировалась иерархическая структура (настоятель, келарь, казначей, стряпчий и дьяки), представляющая собой прототип экономической системы, где глава обладает абсолютной властью распоряжаться всей собственностью, а личная собственность отсутствует. Такие принципы, как управленческий контроль на всех уровнях иерархии, семейные и экономические связи с дворянским сословием (в XVI в. 38% монахов были выходцами из класса землевладельцев), получение привилегий и льгот от московской власти, обеспечение монахов минимальными ресурсами для поддержания их существования, стали экономической основой жизни православного монастыря (005, с. 13). Впоследствии в результате реформ Петра I и Екатерины II российская православная церковь стала своего рода административной единицей, находящейся в подчинении главы государства. Она потеряла свое влияние в качестве автономного участника политической жизни России, однако осталась составляющей социальной и политической идентичности российского общества, а принципы устройства монастыря во многом отразились на экономической системе государства.
Рассматривая влияние религии на экономическое и политическое устройство общества, авторы утверждают, что в странах протестантской и католической традиций местные органы власти обеспечивают производство общественных благ на основе социального контракта с гражданами. В странах же исламской и православной традиций обеспечение общественными благами воспринимается обществом как гарантия коллективного благосостояния и социальной справедливости; при этом административная эффективность определяется не способностью властей следовать данным обещаниям, а демонстрацией приверженности обязательству бороться с бедностью и неравенством (006, с. 30). Так называемые коллективистские экономические системы, которые характеризуются высоким спросом граждан на общественные блага, присущи странам, где большинство населения являются приверженцами
«коллективистских» религиозных традиций - католицизма, православия и ислама.
Т. Григориадис исследует вопрос о том, как в странах с коллективистской системой власти осуществляют выбор между демократической и диктаторской политикой, на основе разработанной им модели «Революция и модернизация в коллективистских обществах». Он приходит к следующему выводу: когда в обществе спрос на общественные блага высок, а уровень государственного контроля снижен, повышается вероятность революционной смены власти. Чтобы избежать радикализации, политический лидер, находящийся в данный момент у власти, принимает на себя обязательства предоставить гражданам больший объем общественных благ в будущем, что на какое-то время снимает угрозу потери власти (005, с. 19).
В коллективистском обществе в условиях, когда высока вероятность протеста граждан, лидер вынужден выбирать между двумя вариантами выхода из сложившейся ситуации - экономической отсталостью или модернизацией. Когда угроза переворота сочетается с низким уровнем «ренты извлечения» (extraction rent), т.е. экономических выгод, которые имеет политический лидер, то он выбирает стратегию экономической отсталости - минимум общественных благ. Однако при высокой степени централизации в такой ситуации граждане могут получать недостоверную информацию, и степень радикализации останется высокой. При высокой «ренте извлечения» централизация повышает издержки производства общественных благ и вероятность протеста, поэтому для сохранения власти лидер выбирает модернизацию (005, с. 25).
При высоком уровне государственного контроля снижается вероятность выбора модернизации, так как возможность радикализации минимизируется, а власти получают возможность увеличить извлекаемую ими из экономики ренту и объем общественных благ. Таким образом, при высоком уровне государственного контроля власть выбирает путь централизации, а при низком - модернизации.
Консервация экономической отсталости как политический выбор свидетельствует о том, что лидер недостаточно слаб для того, чтобы удовлетворить требования протестующих граждан, и одновременно недостаточно силен, чтобы для сохранения власти предпочесть централизацию экономической отсталости.
Современная Россия и Китай, по мнению Т. Григориадиса, представляют собой типичный пример выбора ее лидерами стратегии централизации, тогда как выбор экономической отсталости наблюдается в странах Ближнего Востока и бывшего СССР. При этом период модернизации имел место и в России в 1990-х годах, однако эта стратегия провалилась в условиях крайнего ослабления государственного контроля. В современных условиях автор предлагает тем арабским государствам, которые решили встать на путь демократии и верховенства закона, извлечь урок из недавней российской истории, и подчеркивает тот факт, что, хотя государственный контроль в период модернизации должен быть низким, он не должен исчезать совсем (005, с. 26).
О.Н. Пряжникова
2014.03.007-010. СОЦИАЛЬНАЯ И СОЛИДАРНАЯ
ЭКОНОМИКА. (Сводный реферат).
2014.03.007. DASH A. Towards an epistemological foundation for social and solidarity economy / UNRISD conference: Potential limits of social and solidarity economy. - Geneva, 2013. - 21 p. - Mode of access: http://www.unrisd.org/80256B3C005BCCF9/httpPublications? 0penForm&view=project&count=1000&expand=1.9#1.9
2014.03.008. MARQUES J.S. Social and solidarity economy: Between emancipation and reproduction / UNRISD conference: Potential limits of social and solidarity economy. - Geneva, 2013. - 15 p. - Mode of access: http://www.unrisd.org/80256B3C005BCCF9/httpPublications? 0penForm&view=project&count=1000&expand=1.9#1.9
2014.03.009. LAVILLE J.-L. Social and solidarity economy: A theoretical and plural framework / UNRISD conference: Potential limits of social and solidarity economy. - Geneva, 2013. - 15 p. - Mode of access: http://www.unrisd.org/80256B42004CCC77/(httpInfoFiles)/2A9 22D7DFB4821EEC1257B720032E1F4/$file/Jean-Louis%20Laville.pdf
2014.03.010. LEMUS B., BARKIN D. Rethinking the social and solidarity economy in light of community practice / UNRISD conference: Potential limits of social and solidarity economy. - Geneva, 2013. -15 p. - Mode of access: http://www.unrisd.org/80256B3C005BCCF9/ httpPublications?0penForm&view=project&count=1000&expand=1.9#1.9
Противоречия и кризисные явления, характерные в последнее время для доминирующей в мире системы капиталистической
