CC BY
10
данное поэтическое единство третьей книги предстает символом божественного присутствия во Вселенной.
Таким образом, по Д. Квинту, для Милтона невозможен отрыв Бога от его творения ради должных молитв и правильного изучения самой Вселенной. Архангел Михаил представляет основную доктрину Милтона Адаму: неважно, как работает творение Бога, главное, что он создал все во Вселенной. Это противопоставлено скептицизму Сатаны, его «Я вопрошаю». Как Бог, так и Солнце действуют незримо, поэтому Сатана дважды лжет, когда в разговоре с Евой говорит, что видит действие Солнца.
Противоборство доктрины архангел Михаила и скептицизма Сатаны повторяет идею третьей книги с ее разделением невидимого света и света солнца, ока веры и взора смертных. Видение, утверждает слепой поэт, не есть вера.
Э. Т. Ахмедова
2012.04.019. НОВАК М. «СУММА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ
СТРАДАНИЙ?»: ТОЛКОВАНИЯ ТЕМЫ ИЗГНАНИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ ДЕФО.
NOVAK M. «The sum of humane misery?»: Defoe's ambiguity toward exile // Studies in English literature, 1500-1900. - Baltimore, 2010. -Vol. 50, N 3. - P. 601-623. - Mode of access: http://www.thefree library. com/%22The+Sum+of+humane+misery%22%31+Defoes+embi quity+toward+exile-ao237627543
Профессор Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Максимилиан Новак считает изгнание популярной темой в литературе XVIII в., что особенно характерно для творчества Дефо как диссентера (инакомыслящего). Акт о присяге, принятый английским парламентом в 1679 г., не позволял никому, кроме представителей англиканской церкви, занимать позиции в правительстве, и все инакомыслящие чувствовали себя изгоями в своей стране.
Совместное правление короля Вильгельма III и Марии II, а затем только Вильгельма III прервало преследования, но при королеве Анне церковь решила положить конец инакомыслию. В 1724 г. королева Анна подписывает Акт о схизме, запрещающий детям диссентеров получать образование, и хотя она умирает в день, когда акт должен был вступить в силу, опасность, угрожающая дис-сентерам, усиливается.
В 1717 г. в работе «Записки шотландской церкви в четыре этапа» (Memoirs of the church of Scotland in four periods) Дефо изображает жизнь шотландских ковенантеров. Они предстают людьми, вырванными из общества и отправленными в изгнание Карлом II. Дефо полагал, что ковенантеры были буквально вытащены из собственных домов и принуждены жить в суровых условиях в горах. Изгнание для Дефо - это физическое и психологическое страдание.
К религиозному изгнанию прибавлялось изгнание политическое. Всю жизнь Дефо был в так называемой внутренней ссылке из-за своей службы секретным агентом правительства. Он заплатил такую цену за освобождение из тюрьмы, куда был заключен за публикацию памфлета «Кратчайший путь расправы с диссентера-ми» (Shortest way with the dissenters, 1702). Дефо был вынужден всю жизнь скрывать свои политические воззрения, справедливо считая себя изгнанником.
Встреча Робинзона со ссыльным князем в Сибири в «Дальнейших приключениях Робинзона Крузо» (1720) показывает отношение Дефо к русским и шотландским ссыльным. Ситуация, в которой оказывается князь, отличается от той, в которой был Крузо. Князь попадает в жестокие условия, проходит через страшные испытания и в конце концов, отворачиваясь от всей своей прошлой жизни, стремится жить в добродетели, ждет божественной награды. Робинзон Крузо сбегает с острова при первой возможности; князь же отказывается покинуть свою ссылку. Он просит Крузо вывести сына из страны, но предложение покинуть Россию самому воспринимает как дьявольское искушение.
Образ князя у Дефо основан на истории Василия Васильевича Голицына, фаворита царевны Софьи Алексеевны, фактически правившего Россией в течение восьми лет ее регентства. Европейцы видели в В.В. Голицыне идеалиста, который хочет повернуть Россию на западный путь, культурного человека, любившего книги и искусство. Его изгнание было воспринято как варварский акт тирании Петра Великого. Дефо помещает своего князя в Тобольск, в то время как реальный князь был сослан в Пинегу, поселок в Архангельском крае, где он жил в самых убогих условиях.
В течение XVIII столетия в Англии происходит рост национального самосознания, но Просвещение рассматривает такие чувства как отклонение. Поддерживается точка зрения, высказанная
О. Голдсмитом в его «Гражданине мира» (1762): вместо того, чтобы тосковать по утраченному дому, изгнанник должен наслаждаться тем, что ему предоставляет открывшийся перед ним мир. В сатире «Чистокровный англичанин» («The true-born Englishman», 1701), где Англия предстает как нация изгнанников и чужаков, и направленной на английскую ксенофобию, Дефо приходит к сходным выводам.
За свою жизнь Дефо застал две большие группы изгнанников: это гугеноты после отмены Нантского эдикта в 1685 г. и Пала-тины, в больших количествах прибывшие в Англию в 1709 г. Гугеноты преследовались за свои религиозные знания и находили поддержку в протестантской Англии. Палатины покидали свои дома по экономическим и военным причинам и тоже находили здесь помощь. Дефо поддерживал решение королевы Анны об оказании помощи этим людям, приводя как аргумент, во-первых, необходимость христианского милосердия, во-вторых, пользу стольких рабочих рук для Англии.
Дефо, считает М. Новак, совмещал космополитизм и живое чувство сострадания к изгнанникам. Все это нашло отражение в трех частях романа о Робинзоне Крузо. В первой части Робинзон, пробыв много лет на острове, начинает сомневаться, является ли Англия его настоящим домом. Когда на остров прибывают испанский католик и язычник (отец Пятницы), Робинзон радуется интернациональному составу своей «страны» и царящей в ней свободе вероисповедания. В душе Робинзон - настоящий путешественник. И если ссыльный русский князь в конце концов отрекается от былого космополитизма, Крузо продолжает считать его своего рода идеалом.
Возможно, самые важные мысли Дефо об изгнании нашли отражение в «Серьезных размышлениях во время жизни и приключений Робинзона Крузо». Крузо высказывает мысль о том, что изгнание - часть человеческой природы. Он приходит к выводу, что все человеческое существование есть вид добровольной ссылки. Рассуждая о пользе добровольного ухода от общества и мира вообще, моряк, ставший философом, видит в таком изгнании путь к духовной свободе.
А.А. Каршакевич
