ИСТОРИЯ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО МИРА
2012.03.011. ГРИЛЛО Л. ПОКИДАЯ ТРОЮ И КРЕУСУ: РАЗМЫШЛЕНИЯ О БЕГСТВЕ ЭНЕЯ.
GRILLO L. Leaving Troy and Creusa: Reflections on Aeneas' flight // The classical journal. - Minneapolis, 2010. - Bd. 106, N 1. - S. 43-68.
Эпизод бегства Энея, Анхиза и Аскания из охваченной пожаром Трои и исчезновения супруги Энея, Креусы («Энеида», книга вторая), - один из самых знаменитых в поэме Вергилия. На протяжении многих веков он трактовался комментаторами (начиная с Сервия) как проявление образцового благочестия (pietas) Энея, готового пожертвовать собой ради своих родных.
Лука Грилло (колледж Амхерста) предлагает новое прочтение этого эпизода, стремясь показать, что «прямолинейное понимание героизма Энея» (с. 44) не исчерпывает всех смысловых нюансов текста, а сам Эней отнюдь не проявляет того однозначного «благочестия», которое приписывали ему комментаторы.
Тщательное прочтение эпизода в самом деле вызывает вопросы, на которые не так легко ответить. «Что происходит с супругой Энея? Что означает ее исчезновение?» (с. 43). Но ситуация усложняется еще больше, если прибегнуть (как это и делает Л. Грилло) к интертекстуальному анализу эпизода, а именно - к его сравнению с двумя другими «супружескими» сценами, ситуативно перекликающимися со второй книгой «Энеиды»: сценой утраты Орфеем Эвридики в «Георгиках» Вергилия (книга 4) и разговором Гектора и Андромахи из «Илиады» Гомера (книга 6).
Интертекстуальный анализ показывает, что Вергилий стремится подчеркнуть противоречивость поведения Энея, которое далеко от идеального «благочестия». Однако, прежде чем обратиться к этому анализу, Л. Грилло отмечает, что еще довергилиевские ле-
генды об Энее трактовали историю его супруги крайне противоречиво. Античные авторы расходились во мнениях и относительно имени жены Энея (по свидетельству Павсания, некоторые поэты считали его супругой Эвридику), и относительно ее судьбы (одни авторы полагали, что она последовала за Энеем в изгнание, другие, опираясь, скорее всего, на свидетельство Стесихора, утверждали, что Кибела и Афродита спасли ее из гибнущей Трои), и относительно движущих мотивов самого Энея (по одной версии, ахейцы помиловали Энея за его «р1е1а8», по другой - Эней спасся предательством, отдав Трою на разграбление в обмен на собственную жизнь) (с. 44).
Приступая к созданию поэмы, Вергилий имел в своем распоряжении целый ряд версий легенды, трактующих как судьбу Кре-усы (претерпевшую то ли изгнание, то ли гибель, то ли полуобожествление благодаря вмешательству богинь), так и поведение Энея (ставшего образцом то ли благочестия, то ли предательства). К какой же версии склонился поэт? Заставляет он нас симпатизировать Энею или встать на сторону Креусы?
Коннотации, определяющие отношение Вергилия к своему герою, выявляются, по мнению Л. Грилло, лишь при чтении второй книги «Энеиды» как бы «сквозь» вышеупомянутые тексты самого Вергилия и Гомера. В первую очередь «Вергилий активизирует интертекстуальное сравнение между поведением Энея во второй книге "Энеиды" и Гектора в Шестой песни "Илиады"» (с. 45). Бегство Энея должно восприниматься на фоне рассказа о возвращении Гектора с поля битвы в Трою; связь эпизодов поддерживается несколькими аналогиями - в частности, тем обстоятельством, что Энею и Гектору в ходе их движения из города / в город встречаются функционально тождественные женские персонажи: Елена Троянская; матери героев (соответственно Венера и Гекуба); их жены (соответственно Креуса и Андромаха).
В сценах встречи с женами Гектор и Эней ведут себя различным образом. Гектор нежно улыбается жене и сыну, обращает к Андромахе прочувствованную речь, ласкает ее, прежде чем отправиться назад на поле битвы. Вергилиевский же Эней «не проявляет никаких знаков любви», дважды не отвечает на реплики Креусы
(Aen. 2.679-80, 7741) и пытается обнять ее лишь после ее пророчества, «когда уже слишком поздно, и призрак Креусы растворяется, как воздух» (с. 47). Л. Грилло подчеркивает, что невнимательность Энея к супруге становится заметной для читателя лишь при сопоставлении текстов Вергилия и Гомера.
Другая деталь, которую можно расценить как свидетельство того же странного небрежения супругой, обнаруживается исследователем в монологе Энея, где тот излагает план бегства: отца он взвалит на плечи, сына поведет за руку, «супруга же пусть на расстоянии последует нашим шагам (longe servet vestigia conjux)». Так все и происходит: Креуса в самом деле «следует позади (pone subit)» (Aen. 2.712, 725), вследствие чего Эней не сразу замечает ее загадочного исчезновения.
Зачем же Вергилий заставляет своего героя принять столь фатальное решение? Почему, собственно, Креуса должна идти позади? По мнению Л. Грилло, поэт этой деталью вводит еще одну интертекстуальную связь - с историей Орфея и Эвридики, рассказанной самим Вергилием в «Георгиках» (4.453-536). «И тематические, и лингвистические параллели оправдывают это сравнение: подобно Энею, Орфей пытается спасти свою супругу от ужасной участи, заставляя ее следовать за ним (...); оба героя почти достигают цели, но в итоге терпят крах; обе супруги, будучи навек утраченными, обращают последние слова к своим мужьям, которые сохраняют безмолвие, понимая, что контакт отныне невозможен» (с. 49). Сходны языковые формулы, использованные в обоих текстах. Так, об Эвридике, как и о Креусе, сказано, что она «следует позади (pone sequens)». Выражение «dulcis conjux» («милый, нежный супруг»), которым Креуса определяет свое отношение к мужу, появляется и в «Георгиках», однако с любопытным отличием: здесь его использует Орфей, называя «милой супругой» Эвридику. Герои словно меняются ролями: нежность Орфея, созвучная нежности Креусы, вместе с тем выявляет холодность Энея.
Безрассудность (dementia) Орфея состоит в том, что он забывает запрет богов и, обернувшись к супруге, смотрит (respexit) на
1 Здесь и далее при цитировании произведений Вергилия указываются номера песни (книги) и стихов.
«свою Эвридику» (местоимение «suam» подчеркивает силу его нежности). В «Энеиде» Вергилий использует те же языковые идиомы, но производит инверсию в поведении героя: в противоположность Орфею, «Эней ни разу не оборачивается назад, не смотрит на супругу (nec .... respexi, Aen. 2.741). Как для Эвридики фатальным оказывается обращенный на нее взгляд, так для Креусы фатально его отсутствие» (с. 50).
Эней, как и Орфей, забывчив. Но если Орфей забывает условие, позволившее бы ему спасти супругу, то Эней забывает саму супругу. Его забывчивость и небрежение акцентирует и другая интертекстуальная связь - с монологом Гектора из «Илиады» (6.44755), в котором тот уверяет Андромаху, что в неминуемый час падения Трои все его мысли будут направлены на спасение супруги. На фоне этих проявлений супружеской заботы и ответственности (существенно, что Гектор на протяжении всей «Энеиды» выступает образцом героического поведения) молчание Энея, никак не выражающего свои чувства к жене, выглядит многозначительным.
Обнаружив, наконец, что Креуса исчезла, Эней вынужден вернуться назад, чтобы попытаться найти ее, рискуя при этом жизнью. Рассказывая об исчезновении жены, Эней восклицает: «Кого, безумный, из людей и богов не обвинял я [в этом]?» На этот риторический вопрос, по мнению Л. Грилло, сам собой напрашивается простой ответ: «среди богов и людей есть один, кого Эней не обвиняет, - он сам» (с. 53). В самом деле, меньше всего Эней склонен винить в произошедшем себя, - а ведь его холодность не ускользала от внимательных читателей уже в эпоху античности. Еще до того как Сервий в своих комментариях к «Энеиде» попытался оправдать Энея, Овидий в «Героидах» заметил, что Креуса «погибла, оставленная в одиночестве своим жестокосердным супругом (occidit a duro sola relicta viro)» (Her. 7.84).
Л. Грилло показывает, что Эней не только стремится снять с себя всякую ответственность за исчезновение супруги, но и намекает на ее собственную вину. Этот намек, по мнению исследователя, заключен в глагольной форме «fefellit», которым Эней передает поступок Креусы в отношении «спутников, ребенка и мужа». Глагол «fallo» обладает широким спектром значений (от «исчезнуть незамеченным» до «обмануть»), так что переводы сильно различаются в передаче мысли Энея: его фразу можно понять и в том
смысле, что Креуса «ускользнула» от своих спутников, «исчезла» от них; и в том смысле, что она «разочаровала» и даже «обманула» их.
Л. Грилло находит у Вергилия еще семь случаев употребления глагольной формы «fefellit»: один - в «Георгиках» и шесть - в «Энеиде». Сопоставление всех этих словоупотреблений указывает на несомненный семантический параллелизм контекстов, где фигурирует словоформа «fefellit». «Вергилий всегда использует эту форму в конце стиха, и повсюду она обозначает не "незамеченное исчезновение", но разочарование, вызванное нарушением некой договоренности» (с. 56).
Есть все основания заключить, что Эней, описывая поступок Креусы глаголом «fallo», выражает неудовольствие тем, что она обманула своих спутников; он, таким образом, перекладывает всю вину за случившееся на супругу.
Несправедливость этого обвинения вполне очевидна на фоне идеальных черт, которыми Вергилий наделил Креусу: она послушна (morigera), по-настоящему благочестива (pia); ее жертвенность проявляется в готовности умереть вместе с мужем (Aen. 2.675). При этом Креуса лишена ярко выраженной индивидуальности, выступая скорее как «образец римской супруги» (с. 58). И, разумеется, ее отношение к Энею абсолютно противоположно отношению мужа к ней: если Эней склонен обвинять, то Креуса готова прощать. Являясь ему в виде призрака, она именует мужа «нежным супругом», показывая, что не винит его в том, что произошло.
Какой же смысл забывчивость и небрежение Энея имеют в общей конструкции его образа? Л. Грилло считает, что эпизодом с Креусой Вергилий стремится подчеркнуть противоречивость героя, который на протяжении всей второй книги «совершает и героические, и совсем не героические поступки, давая и позитивные, и негативные примеры pietas, то принимая, то отвергая волю богов» (с. 58-59). На протяжении всей книги духовные силы и интеллектуальные способности героя подвергаются испытанию сильными аффектами, которые повергают его в состояние «неразумия» (mens laeva - Aen. 2.54), «замешательства» (confusa mens - 2.736) и наконец «безумия» (amens - 2.745). В частности, встреча с Еленой вызывает у героя приступ такой ярости (furiata mente ferebar - Aen. 2.588), что он забывает о семье.
Забывчивость Энея по отношению к супруге - лишь момент общей утраты им интеллектуального контроля над ситуацией: в трагический час гибели Трои он становится «незнающим» (nescius); обуревающие его гнев, ужас, подозрения скрывают от него даже факт и причину исчезновения собственной жены. «Вводя элементы забывчивости, обиды, неудовлетворенности и разочарования в рассказ Энея о потере Креусы, Вергилий делает невозможным прямолинейное понимание благочестия (pietas) героя» (с. 65).
А.Е. Махов
ЛИТЕРАТУРА СРЕДНИХ ВЕКОВ И ВОЗРОЖДЕНИЯ
2012.03.012. БУРЖЕ ДЖ. ДАНТЕ: РАЗУМ И РЕЛИГИЯ. BURGE J. Ба^е: Reason and religion // History today. - L., 2011. -Vol. 61, Iss. 3. - Р. 10-15.
Джеймс Бурже, автор книги о Данте1, продолжает исследование средневекового шедевра фэнтезийной литературы (fantasy-fiction), как он характеризует «Божественную комедию» Данте (1265-1321). Поэт представляет современному читателю возможность проникновения в мировоззрение человека, жившего в период высокого Средневековья. Это произведение содержит уникальный содержательный ресурс, интересный даже для сторонников точки зрения Ричарда Докинза (Richard Dawkins), суть которой заключается в сложившемся мнении о религии, как реальной и непосредственной угрозе рационализму эпохи постпросвещения (post-Enlightenment rationalism), т.е. в уверенности, что вера способна навредить рациональной мысли. Если исходить из данного утверждения, то Данте, который не только жил во время повсеместного распространения религиозного культа, но сам был верующим, о чем свидетельствует каждая написанная им строчка, должен был стать фанатиком Папы Римского, убежденного во вреде всего, что хотя бы отчасти напоминало научный прогресс.
Однако в «Божественной Комедии» Данте представил широкий спектр своих научных, этических, политических и религиозных представлений, ставших отправными для человечества на его пути
1 Burge J. Dante's invention. - Stroud, 2010. - 252 p.