гда не дает советов, указаний или объяснений, но зато дает почувствовать неблагополучие русской жизни со всей силой»1. Как полагает Н.В. Володина, и в отношении названого вопроса для писателя главными оставалось признание тех скрытых возможностей индивида, которые «сохраняют в нем человека» (с. 248).
Е.А. Данилова
2012.02.002. БЭТЕН Й. «КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ» ЗАЩИТА ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ.
BAETENS J. Une défence «culturelle» des études littéraires // Revue LHT (Littérature. Histoire. Théorie): [Electronic resource]. - P., 2011. -N 8. - Mode of access: http://www.fabula.org/lht/8/8dossier/218-baetens
Автор статьи Йен Бэтен - специалист по междисциплинарным исследованиям в Дижонском ун-те - задается вопросом о причинах распространения в современном литературоведении «культурных штудий» (cultural studies). Он замечает, что романтизм утвердил автономию литературного факта от его социального, политического, экономического и др. контекстов, и такой подход к изучению литературы сохраняется до сих пор. Изначальное единство филологии создало своего рода литературно-лингвистический бином, разрыв которого сейчас кажется невозможным. Единое литературоведение, смешивающее текст и контекст, эволюционировало к весьма богатой, но неоднородной гамме подходов, одни из которых нацелены больше на объект, чем на теорию, а другие -прежде всего на теорию, мало занимаясь объектом (до такой степени, что у некоторых теоретиков тексты получают статус простых иллюстраций - как разрозненные примеры предложений в словаре, поясняющем отдельные лексические значения). «Научная» стилистика 1970-х годов была формой хрупкого синтеза этих противоречивых тенденций.
Современное литературоведение разделяется по методам и моделям анализа, различия между которыми основаны на все большей дифференциации между типами изучаемых объектов (те-
1 Эйхенбаум Б.М. О Чехове // Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии: Сб. ст. -Л., 1986. - С. 231.
атр более не текст, но перформанс, изучаемый отнюдь не литературоведческими способами) и дисциплинами, внешними по отношению к литературе, которые обращаются ныне к тексту и его контексту (например, «литература и медицина» или «литература и право»).
Больше ничто не мешает сдерживать эту динамику специализации и автономизации различий, которые иные специалисты считают необходимыми для развития литературоведения в подлинно научном поле, где существуют дисциплины и их подразделы, четко разграниченные, а другие полагают опасными, поскольку они не совпадают с «холистской» точкой зрения, каковую, по их убеждению, необходимо сохранить литературоведению.
Критики полагают, что сторонники междисциплинарности в литературоведении заменяют настоящее решение проблемы бегством в другую дисциплину. Й. Бэтен не желает вступать в сложные дебаты по этому поводу, но констатирует, что систематическая и ускоренная адаптация междисциплинарного подхода может быть легко истолкована как знак существенной слабости: чем больше мы сомневаемся в возможности создать свою собственную научную дисциплину, тем больше поем дифирамбы междисциплинарности.
Й. Бэтен задается вопросом о позиции, которую необходимо занять в условиях возрастающего разнообразия научных дисциплин. Он - сторонник такого подхода, который не преувеличивает специфичность литературоведения, но и не стремится интенсивно вводить междисциплинарость. Не отбрасывая ни одну из этих крайних позиций, он ставит задачу создать модель нового подхода к литературным феноменам - максимально открытого, но сконцентрированного на литературной практике. Вдохновили его, как утверждает автор статьи, «культурные штудии», которые, вопреки скептикам, особенно укоренившимся в США и Англии, с их беспощадной конкуренцией между культурологическими и филологическими факультетами, отнюдь не кажутся ему окончательными могильщиками литературы и литературоведения. Напротив, он рассматривает культурные штудии как средство внести больше динамики в литературоведение, которому сегодня угрожают как изнутри, так и извне.
По мнению Й. Бэтена, полезно вспомнить весьма плодотворный диалог, установленный между классической дисциплиной «ис-
тория искусства» и «исследованиями визуальной культуры», которые являются эквивалентом культурных штудий в области визуального анализа. Несмотря на внешнее различие этих двух моделей, современные мутации позволили увидеть, что история современного искусства способна включить инновации «визуальной культуры», а «исследования визуальности», в свою очередь, открыты для важнейших моментов условного искусства. Другой пример, методологически и институционально более сложный, можно обнаружить в истории современной культуры.
Если мы определяем научную дисциплину через специфический объект ее исследования, а затем - через теоретические или методологические принципы и, наконец, через тип или степень ин-ституционализации, все эти аспекты вместе определяют, какие вопросы мы ставим внутри этой дисциплины. Автор статьи пытается далее, по каждому из параметров, определить специфику культурных штудий.
Что касается первого пункта, то здесь произошло перемещение от изучения объекта (как статической и замкнутой формы) к анализу культурных практик (как показательных «форм жизни»). Такое перемещение позволило понять, что культурология вовсе не предполагает способ, который закрепляет переход от текстуальной или литературной культуры к визуальной культуре или культуре медиа, образовавшейся в обществе спектакля, как иногда называют его противники. То, что делают культурные штудии, заключается в чтении текстов или знаков как проявления социальных привычек, форм закрепления политического содержания. Рассматривать, как функционируют объекты и почему они производят тот эффект, который производят, вопрошать о целях собственных изысканий и об их воздействии на социальное поле - все это можно свести к одной проблеме о семантической и формальной принадлежности изучаемого объекта.
Ориентируясь на дисциплинарность, культурные штудии в общем занимают междисциплинарную позицию, которая может быть определена как комбинация многих точек зрения на один и тот же объект, либо как рассмотрение нескольких объектов с одной точки зрения, а значит не является абсолютной. С самого начала культурные штудии ощущали потребность структурировать свои междисциплинарные или многодисциплинарные продвижения с
помощью некоторого умолчания - не основного, но вспомогательного. В зависимости от периода или от индивидуальных предпочтений исследователи основываются то на антропологических или социологических методах, то на методах семиотических.
В любом случае учитывать следует не столько точную ориентацию междисциплинарного поворота, тот или иной вариант культурных штудий, сколько воздействие критической позиции сторонников монодисциплинарных исследований на работу такого ученого. Поскольку подобная критика может принимать совершенно различные формы, культурные штудии оказываются весьма чувствительными к тому факту, что цель исследования никогда не бывает «чистой» и что необходимо располагаться вовне исследуемых объектов, в социальной реальности.
Необходимость перерастать отдельные или индивидуальные точки зрения ведет сторонников культурных штудий к скрещиванию «объективных» и «субъективных» сторон исследования: всякое изучение основывается не только на личной импликации ученого (в культурных штудиях он тем или иным способом «принимает сторону» изучаемого объекта), но также и на рефлексии о причинах изучения, которые никогда не бывают строго моно-или междисциплинарными. В культурных штудиях аналитизм и пристрастность определяются посредством друг друга и помогают друг другу: целью исследования никогда не является только установление (меж) дисциплинарного знания, оно всегда затрагивает и социальную практику.
Конечно, всякая наука выходит или переходит к реальному, откуда и берет свое начало. Но в случае с культурными штудиями рефлексия о том, что это за дисциплина, острее касается вопроса о социальном содержании. В этой перспективе культурные штудии связаны не с «культурой», а с «историей», если следовать концепции Алена Бросса, противопоставившего Историю культуре, поскольку История обращена к действию и его последствиям, а культура ориентирована на воспоминания об объектах1.
Трудности, связанные с попытками вписать культурологию в монодисциплинарное или междисциплинарное поле, определяется
1 Brossat A. Le Grand dégoût culturel. - P. : Ed. du Seuil, 2008. - P. 56.
также тем, что культурные штудии располагаются везде и нигде. На практике, подчеркивает Й. Бэтен, литературоведение уже является «культурными штудиями». Новые объекты культурных изысканий (гендерные, постколониальные, этнические, экологические и т.п. штудии) сегодня составляют часть обучения и исследования историков литературы, при том что степень проникновения в них различна. Так, расширение поля франкофонии ставит в центр системы постколониальные штудии; обращение к компаративному изучению литературы и медицины создается в перспективе развития идей М. Фуко о биополитике и т.п. Можно предположить, что культурные штудии побуждают традиционное литературоведение обратить внимание на новые объекты - например на паралитературу (т.е. детскую литературу, комиксы, розовые романы, порнографические сочинения, сериалы и т.д.). Соответственно начинают использоваться и новые инструменты исследования - социологические опросы, статистика, юридические и финансовые документы, иконология и др.
Но главное заключается не в новых объектах и не в новых способах изучения, считает ученый. Основное - это новый взгляд на предмет исследования и постановка новых проблем. Так, определение литературного произведения как культурной практики ставит вопрос взаимоотношений письма и чтения. Вопрос о том, зачем существует литература (зачем писатели пишут) занимает сегодня в литературоведении ведущее место, о чем свидетельствуют работы Р.П. Харрисона1, А. Компаньона2 и Ц. Тодорова3. Эти книги, по существу, рассматривают две проблемы. Одна исследует оппозицию между внутренним (анализ только текста) и внешним (анализ внетекстовых факторов) изучением произведений, но боязнь утраты специфики литературности, утверждает Й. Бэтен, мало обоснована. Между имманентным и социокультурным подходами вовсе не существует непримиримого конфликта. Удачным примером сочетания того и другого автор статьи считает книгу П. Дюра-
1 Harrison R.P. Rome, la pluie: à quoi bon la littérature? - P.: Flammarion,
1994.
2
Compagnon A. La littérature, pour quoi faire? - P.: Collège de France et Fayard, 2007.
3 Todorov Tzv. La littérature en péril. - P.: Flammarion, 2007.
на о Малларме1. Другая проблема - это защита и прославление литературы как носительницы смысла и ценностей перед лицом общества, все более отворачивающегося от литературы, перестающего читать. Социальная оппозиция между теми, кто пишет, и теми, кто читает, дополняется оппозицией между публикуемыми и не-публикуемыми авторами. В эпоху Интернета каждый пишущий может стать опубликованным, но пропасть между писателями и читателями не становится от этого меньше.
Самой актуальной проблемой Й. Бэтен считает вопрос о статусе писателя и читателя, об их взаимоотношениях. Сегодня письмо и чтение - две замкнутые сферы, однако это состояние может быть преодолено, по мнению ученого, если мы вернемся к принципам риторики, в которой письмо и чтение были неразрывны друг с другом, письмо было предназначено для чтения, а чтение - для письма. При этом их связь осуществлялась в социальном функционировании.
Если литературоведческий анализ вновь окажется не самоцелью, а будет поставлен на службу обучению письму, при этом такое обучение не превратит писателя в античитателя, если, напротив, писатель как высший тип читателя будет оценивать работу других и предлагать свои рецепты творчества, это окажется частью социальной жизни. Культурные штудии, делает вывод Й. Бэтен, помогают восстановлению этой риторики - или этой литературы.
Н.Т. Пахсарьян
2012.02.003. КНОБЛОХ К. НЕОЭВОЛЮЦИОНИСТСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ КРИТИКА: Очерк.
KNOBLOCH Cl. Neoevolutionistische Kulturkritik - eine Skizze // Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. - Stuttgart, 2011. -Jg. 41, H. 161. - S. 13-39.
Клеменс Кноблох (университет Зигена) анализирует мировоззренческие основы (и в первую очередь антропологические воззрения) нового влиятельного направления в культурной критике -неоэволюционизма, который оказывает сильное влияние на раз-
1 Durand P. Mallarmé. Du sens des formes au sens des formalités. - P.: Ed. du Seuil, 2008.