CC BY
37
чем они... Однако с течением времени данные нормы стали приобретать все более уничижительный характер.» (с. 94).
К.Б. Демидов
ИСТОРИЯ
2012.01.056. БАЛАБАНЛЫЛАР Л. БЕГИМ МИСТИЧЕСКОГО ПИРА: ТЮРКО-МОНГОЛЬСКАЯ ТРАДИЦИЯ В МОГОЛЬСКОМ ГАРЕМЕ.
BALABANLILAR L. The begims of the mystic feast: Turco-Mongol tradition in the Mughal harem // J. of Asian studies. - Ann Arbor, 2010. -Vol. 69, N 1. - P. 123-147.
Преподаватель университета Райса (США) пересматривает роль женщин династии Могольского султаната в Индии.
В годовщину вступления на престол шаха Хумаюна (правил в 1530-1556 гг.) могольская правящая элита съезжалась на собрание, которое называли «мистическим пиром» (оно проходило в Та-лисманном дворце на берегу Ямуны в Агре). Это собрание было утверждением могольской имперской власти и празднованием выживания династии. Завоевав Дели и Агру в 1526 г., основатель Могольского султаната Бабур (правил в 1526-1530 гг.) - потомок одновременно Тимура и Чингисхана - приютил в Индии многих своих родственников, вынужденных, как и он, бежать из Средней Азии от завоевателей-узбеков, в том числе 96 бегим и ханим1. Одной из традиций, за которые держались Тимуриды, было их понимание власти и положения женщин при дворе. Ряд историков описывают роль женщин тимуридских династий в политической и культурной жизни как уникальную именно для тюрко-монгольской элиты Центральной Азии. Однако представительницы этого рода продолжили данную традицию в Индии. Конечно, вскоре моголь-ский гарем включил большое количество немусульманок и нетюрчанок, но тимуридская традиция продолжала сильно влиять на поколения представительниц шахской семьи в Индии.
Коренным отличием женщин тюрко-монгольской кочевой культурной традиции от их современниц в персидско-исламском мире была большая свобода, причиной которой был кочевой харак-
1 Тюрк. «госпожа», «знатная женщина». - Прим. реф.
тер общества, из которого они происходили. Участие женщин в функционировании политических и общественных институтов не уменьшилось и с исламизацией кочевых племен. В годы правления Тимура женщины среднеазиатской элиты продолжали пользоваться правом участвовать в племенных курултаях, выступать регентшами при малолетних сыновьях и играть важную роль в официальных церемониях. Общественное положение женщин-Тимуридов объясняется также их ключевой ролью в утверждении легитимности династии. Поскольку в постмонгольской Центральной Азии законной считалась власть только потомков Чингисхана, Тимур, проявив осторожность, управлял через Чингисида-марионетку и заключал браки своей семьи с Чингисидами (благодаря этому его династию в научной литературе называют «династией свойственников»). Кроме того, чтобы гарантировать лояльность, Тимуриды заключали браки и с семьями своих знатных приверженцев. Таким образом, тимуридская женщина сохраняла независимую идентичность, что позволяло ей по-прежнему выражать лояльность к собственному роду.
Такая же ситуация наблюдалась в начальный период истории Сафавидской империи в Иране: Сафавиды унаследовали тимурид-ские традиции происхождением от тюркских кочевых племен Ак-коюнлу. С утратой власти кызылбашами--туркменами, приобретением империей все более оседлого характера и все большим обращением сафавидской династии к консервативному толку ислама с середины XVI в. придворные женщины теряли независимость, утратив значительную часть общественного и политического влияния. В отличие от них, могольская династия Индии как прямые потомки Тимуридов Центральной Азии цепко держалась за свою наследственную тюрко-монгольскую идентичность.
При могольском дворе женщины пользовались значительной свободой. При шахах Хумаюне, Акбаре, Джахангире и Шахе Джа-хане обитательницы гарема постоянно участвовали в охотах, пирах, военных походах. Уже в мемуарах Бабура («Бабур-наме») прослеживается глубокое уважение к женщинам его династии, а также отмечается их важная роль в истории тимуридской Средней Азии в целом и его родной Ферганы в частности. При сыне Бабура Ху-маюне могольские женщины продолжали играть политическую роль по модели, заданной тимуридскими предками. Так, тетя Ху-
маюна по отцу Ханзада-бегим выступала главной придворной и даже совершила поездку из Синда в Кандагар, чтобы обговорить для Хумаюна безопасный проезд в Сафавидский Иран.
«Женщины раннего могольского периода были далеки от "затворнической" домашней жизни и демонстрировали постоянную вовлеченность не только в вопросы семьи и престолонаследия, но и в военные и политические проблемы представителей тиму-ридской династии, когда те вели войны за удержание империи» (с. 133). Так, после поражения под Кабулом от брата в 1549 г. Ху-маюн попросил не только дипломатической, но и военной помощи у жены своего двоюродного брата Харам-бегим, и та прислала коней и оружия на несколько тысяч человек.
Со стабилизацией Могольского султаната можно было бы ожидать отхода династии от среднеазиатских традиций. Из описания советником Акбара Абу-л-Фазлом имперского двора будто бы следует, что при нем установилась более консервативная и изолированная система гарема. Однако Абу-л-Фазл в своем сочинении представил идеализированное видение реалий. На самом деле и при Акбаре могольские женщины не вели затворнической жизни. Так, во время мятежа сводного брата Акбара в 1581 г. последний официально назначил наместниками могольских территорий своих мать и сестру. «С начала правления Акбара в то время, когда многие писали, будто могольский двор стал стационарным и более консервативным, знатные женщины шахской семьи участвовали и обогащались в международной морской торговле; были признанными учеными и покровительницами искусств; строили роскошные дворцы с садами для себя, а также жертвовали средства не только на мечети, но и на рынки, караван-сараи и великолепные ухоженные сады, которые изменили внешний вид столичных городов империи; играли публичные политические роли; устраивали пиры для празднования браков, обрядов обрезания и ежегодных солнечных и лунных церемоний взвешивания могольских принцев» (с. 135-136). Причиной этого отчасти было сохранение двором Акбара кочевого характера: столицами поочередно выступали Фатехпур Сикри, Лахор, Агра.
И в зените имперского могущества в Индии могольская династия сохраняла верность традициям предков с их уважением генеалогии каждой отдельной женщины. Резкий контраст наблюда-
ется в Османском султанате, где разработали целую систему имперского контроля над династическими браками и материнством. В отличие от Моголов Османы полностью отделили доступ женщины к власти от ее происхождения, неразрывно связав этот доступ с рождением наследника мужского пола и наступлением пострепродуктивного возраста. При Османах стратегические браки с женщинами из знатных родов продолжались, но почти все принцы рождались от наложниц. По сути, к системе воинов-рабов и администраторов-рабов Османы добавили систему матерей-рабынь, исключив воспроизводство с помощью законного брака (причиной могло быть стремление сохранить лояльность к династии). Войдя в шахский гарем без учета своей родословной, османские женщины достигали власти только как матери принцев. В ти-муридской Средней Азии было совершенно иначе: бездетные женщины были в состоянии влиять на династическую политику, а практика усыновления внутри семьи не влияла на относительный политический вес приемной матери. Возможно, причиной такой практики было стремление исключить возможность конфликтов матерей принцев, примерами которых полна османская история XVII в. При могольском дворе ни брак, ни материнство, ни даже усыновление наследника престола, похоже, не играли решающей роли в установлении иерархии влияния в гареме.
Не удивительно, что пожилые женщины вмешивались в семейные или политические дела, как сделали мать Акбара и его тетя Гульбадан-бегим в 1601 г., заступившись за принца Салима после подавления его мятежа. Однако вопреки обычаям других имперских династий того периода в Могольской Индии молодость не была препятствием к власти. При Джахангире, Шахе Джахане и Аурангзебе молодые жены, дочери и сестры шаха активно вмешивались в династическую политику; право на это было обусловлено их членством в императорской семье. Так, после смерти своей жены Мумтаз Махал Шах Джахан во многом полагался на свою 18-летнюю незамужнюю дочь Джаханару. Она располагала большим влиянием и немалым личным имуществом, участвовала в международной торговле. Именно она построила рыночную площадь в Дели Чандни Чоук. В войне принцев за престолонаследие Джаха-нара и ее сводная сестра Раушанара активно поддержали противоборствующие стороны (Дара Шикоха и Аурангзеба).
Роль тимуридских женщин не ограничивалась политикой, а распространялась на искусство, покровительство религиозным братствам и святыням. Как невестка Тимура Гаваршад была патроном святыни Алидов в Машхаде, так Джаханара вступила в суфийское братство кадирийя и сама написала житие суфийского шейха Муин-уд-дина Чишти. Могольские женщины были хорошо образованны, их учили не только правилам поведения, но и фарси, арабскому, богословию, истории и знакомству с классической литературой. Гульбадан-бегим владела крупной библиотекой и написала мемуары о своем брате «Хумаюн-нама». Возможно, самой известной из могольских женщин была жена Джахангира - Нур Джахан, которую он сделал своей соправительницей. Нур Джахан тоже была судовладельцем и торговала с английскими купцами; известна как меткий стрелок на охоте (однажды убила шестью выстрелами четырех тигров). Иностранные наблюдатели объясняли удивительное влияние молодых представительниц династии тем, что шахи не позволяли своим дочерям выходить замуж. Это не так, но количество достойных брачных партнеров было ограниченным, и поскольку доступ к власти не зависел от возраста или брачного статуса, эти хорошо образованные и влиятельные женщины нередко предпочитали отвергать брачные союзы, чреватые потерей положения.
«Распространенная дихотомия, особенно популярная в спорах о раннесовременном исламском обществе, противопоставляющая внутреннее "женское пространство" детей и хозяйства внешнему "царству мужчин" имперской и династической политики неадекватно отражает реальность могольских социальных структур и институтов, не говоря о таковых царского двора ранних Тимури-дов. Удобное культурное положение (accommodation) независимых знатных женщин сохранялось поколениями власти на индийском субконтиненте как компонент культурного и социального наследия Тимуридов, бережно поддерживаемого могольской династией Индии» (с. 146).
К.А. Фурсов
