CC BY
15
этих попыток состояла в том, чтобы, с одной стороны, отмежеваться от естественно-правовых и метафизических концепций идеального права (Idealrechte), а с другой - чтобы не отказываться от этической оценки права. Ссылка на культуру обуславливает необходимость иметь в виду позитивность установленного права как "культурного факта", а также делает возможным путь к более высокому измерению права - правовой ценности или правовой идее» (с. 164-165). Ценность права и, соответственно, идея права толкуются в юридическом неоканианстве как высшая для позитивного права норма. Но как, в таком случае, относятся ценность и идея права к этической ценности и как - к понятию права? Что признается «материальным субстратом» правовой ценности, или, выражаясь современным языком, что следует считать в идее права ценностно нагруженным - индивида или его социальные связи, и что следует признать высшей целью права - человека или человеческие общества? Вместе с релятивистским ответом Радбруха, который для решения дилеммы «индивидуализм - коллективизм» вводит понятие целесообразности, трактуемой как «относительная составляющая идеи права наряду с абсолютно значимыми формальными элементами справедливости - такими, как равенство и обеспеченный правопорядок» (с. 225), в философии права обнаруживаются как коллективистические позиции, например, Риккерта и Виндельбанда, так и такие концепции, в которых различным образом связываются коллективизм и индивидуализм, как это обнаруживается, например, в философии права Ласка.
Н.А. Дмитриева
2012.01.031. КЛИМОВА СМ. РУССКИЙ И ПОЛЬСКИЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ В ЗЕРКАЛЕ «ЕВРЕЙСКОГО ВОПРОСА», (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX в.).
KLIMOVA S.M. Russian and Polish existentialism mirrored by the «Jewish Problem» (The turn of XIX-XX centuries) // The influence of Jewish culture on the intellectual heritage of central and eastern Europe / Ed. Obolevitch T., Jozef Bremer Sj. - Krakow, 2011 - P. 79-89.
Статья посвящена рассмотрению «национального вопроса» в России на рубеже XIX - начала XX в. сквозь призму экзистенциальных судеб трех народов: русских, поляков и евреев, объединенных жизнью в российской империи.
С.М. Климова исследует проблему сквозь призму эпохального процесса переходности, для которого характерны лого-(европо)-центризм, формирование полифонического мира, вырабатывание диалогики культуры в дискурсах Иного, Другого, поиск диалогической природы понимания и взаимопонимания. В этот период активно формируются два вида этнических стереотипов: автостереотипы, то есть система образов о своей национальной общности, и стереотипные представления о «других» общностях, соотнесённые с автостереотипами. Самоидентификация предусматривает наличие образа «другого», «чужого», позволяющего увидеть специфику собственной культуры.
Как отмечает автор статьи, на рубеже позапрошлого и прошлого веков данные обертоны проявились в «еврейском вопросе» не только в форме исторической мифологемы «Мы - Они», описывающей евреев как вечных оппонентов христианских народов, но и с точки зрения Другого, находящегося в одном экзистенциально-культурном пространстве со славянскими народами (с. 80). Судьба еврейского народа становится «зеркалом» для славянских народов в понимании своей, внезапно обретенной «богоизбраннической» -мессианской - судьбы. Общность их религиозных претензий на духовное первенство через идею национальной исключительности и избранничества может быть реконструирована и как конфронтация друг с другом (сознательный и бытовой национализм, ресен-тимент), и как общее движение к межконфессиональному и межрелигиозному диалогу на пути к всеединству (идеал Вл. Соловьёва).
Автор вводит такое понятие, как внеэтнический антимессианизм, характеризующий общность экзистенциальных судеб еврейского и славянских народов со стороны европейских народов, особенно обострившийся в исследуемый период. В судьбах польского, русского и еврейского народов отразилось: бытие в «пограничных ситуациях», в которых они пребывают веками, бесконечные потрясения, связанные с духовным отчуждением правительства от собственных народов, восприятие этнической истории как бесконечных народных страданий, переживание собственного существования в мире, своей особенности в качестве «изгоев» и «вторичных» народов. Свое восхождение к подлинному существованию (экзистенция и есть подлинное существование, по мысли С. Кьеркегора) народ проходит через бесконечный путь страданий и испытаний, и спасе-
ние здесь видится лишь в своей богоизбранности и уникальной судьбе (с. 82).
Для раскрытия экзистенциальной основы той или иной нации автор предлагает взглянуть сущностно на ее религиозность. Евреи -образец непосредственного и чувственного общения Всевышнего со своим народом. Общение христианских народов (и католиков, и православных) с Богом - более абстрактно и метафорично, но от этого, как оказалось, еще более экзистенциально. Не столько телесность определяет глубину и меру их страдания, сколько понимание страдательной природы собственной души - то есть душевно-духовные страдания становятся мерой всего сущего. К XIX в. этот крест и истина оказались у польского народа, воплотившего в своей страдательной истории всю полноту богоизбраннического страдания, и у русских, также претендовавших на крест и мессианство. «История» богоизбранных христианских народов повторилась: вновь на периферии цивилизации поднялись мессианские надежды и вселенские амбиции. Началась идейная борьба за право быть большим страдальцем за веру и крест - как борьба за духовное лидерство во всеславянском (и европейском) мире.
Мессианским народам «мешала» чувствовать себя избранными «сильная еврейская идея» (Достоевский), которая не позволяла воцариться идее богоизбранности. Поляки и евреи стали двумя крайними точками русского антисемитизма и ксенофобии: и сознательного (Ф. Достоевский, бр. Аксаковы, А. Суворин, К. Леонтьев) и бытового (погромы, ущемление в правах, языковое и геополитическое унижение и т.д.). И то, и другое С.М. Климова рассматривает как отражение рабского положения русского народа, который, видя другие угнетенные народы (политически, экономически, географически), испытывает ресентимент к тем, кто сумел остаться духовно независимым (неукорененность в чужое пространство и религиозная независимость евреев; европейская образованность и культура поляков) (с. 86). Два совершенно разных народа (поляки и евреи) слились в «один образ врага», обостряя ресентимент русских своим существованием, которые всегда были духовными рабами своего государства и власти. Они все время им «мешали»: быть особым народом-страдальцем, богоизбранным, мыслить мифологически и бинарно, ну и наконец, носителем «всемирной отзывчивости» (Достоевский). Русская духовность не могла зачерк-
нуть аналогичные претензии других народов быть богоизбранными, духовными, сумевших, однако, сохранить свои точечные культуры и от великой Германии (Европы), и от «великой русской культуры».
Автор статьи рассматривает также другой разворот этой темы в русской мысли того периода, утверждая, что рефлексия интеллектуальной мысли в России над историей и судьбами славянских и еврейских народов как неукорененных (при наличии такого огромного пространства как империя), гонимых привела к возникновению русского экзистенциализма (Л. Толстой, В. Розанов, Л. Шестов, М. Гершензон, Вл. Соловьёв), отразившего в своих разнообразных подходах (не всеми принимаемых за экзистенциализм) базовые экзистенциалы этой философии: одиночество, бездомность, страх, ужас, страдание, с одной стороны, богоизбранниче-ство, религия семьи и быта, спасение и вера - с другой (с. 87). Преодолевая абстрактную веру и формализм в отношении человека и Бога, рассматриваемые нации становятся носителями «живой связи» с Богом, формулы: «Я и Ты» как воплощение личных интимных отношений между человеком и Богом.
В центре русского экзистенциализма - поиск исторической самостоятельности, возможностей реализации и развития своего творческого начала, определение меры человечности нации, по тем или иным причинам «исключенной» из общего хода истории. Данные народы ведут себя в отношении к доминирующим народам (европейским) как представители внепочвенных культур - мессианских, и философия указывает на призвание этих народов искать пути к вселенскому всеединству. Экзистенциализм как сочетание субъективной избранности и вселенского единения находит своеобразное выражение в русской, польской и еврейской культурах.
С.М. Климова
2012.01.032. МЕНЖУЛИН В. БИОГРАФИЧЕСКИЙ ПОДХОД В ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОМ ПОЗНАНИИ.
МЕНЖУЛ1Н В. Бiографiчний шдхвд в юторико-фшософському шзнанш: моногр. / Вадим Менжулш. - К. : НаУКМА : Аграр Медiа Груп 2010. - 455 с.
Монография посвящена проблеме применения биографического подхода в рамках историко-философского познания. Опира-
