CC BY
35
тературы. Власти не в состоянии эффективно бороться с этими явлениями.
В условиях избыточного спроса на религию у властей остается три возможности решения. 1. Продолжать искусственно снижать спрос, при том что атеистическая пропаганда показала свою ограниченную эффективность. 2. Повысить цену на желаемый продукт (автор имеет в виду не экономические, а социальные издержки). Но и этот путь не может оказаться вполне эффективным, поскольку мировая общественность бдительно следит за соблюдением прав человека в Китае. 3. Увеличить предложение. Данный путь представляется наиболее эффективным, однако основной проблемой является столкновение официальной атеистической идеологии и необходимого снятия ограничений на религиозную деятельность. В любом случае в ближайшие годы китайскому правительству придется решить вопрос избыточного спроса на религию со стороны населения.
А.А. Лисицына
ИСТОРИЯ
2011.03.036. ЛИ ХУАЙИНЬ. ОТ РЕВОЛЮЦИИ К МОДЕРНИЗАЦИИ: СМЕНА ПАРАДИГМЫ КИТАЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ В ЭПОХУ РЕФОРМ.
LI HUAIYIN. From revolution to modernization: The paradigmatic transition in Chinese historiography in the reform era // History a. theory. - Middletown, 2010. - Vol. 49, N 3. - P. 336-360.
Американский синолог (Техасский университет, г. Остин) характеризует современную историографическую ситуацию в КНР.
24 января 2006 г. в еженедельном приложении к общенациональной молодежной газете «Чжунцинбао» была опубликована статья профессора Чжуншаньского университета (провинция Гуандун) Юань Вэйши «Модернизация и учебники по истории», вызвавшая суровое осуждение властных структур. Контрольная груп-па1 при Отделе пропаганды ЦК КПК обнаружила в статье «отрицание более чем вековой борьбы китайского народа против иностранной агрессии и прямую атаку на Китайскую коммунисти-
1 Специальные органы контроля за прессой. - Прим. реф.
ческую партию и социалистическую систему»1. А отдел пропаганды Коммунистического союза молодежи Китая, в ведении которого находилась газета, принял резолюцию о том, что статья «оправдывает преступные действия империалистических держав, вторгшихся в Китай, и жестоко оскорбляет национальные чувства китайского народа» (с. 336).
Между тем репрессий, даже в той ограниченной форме, как во время кампании «против буржуазного либерализма» 1980-х годов, не последовало. В марте «после беспрецедентного давления со стороны, в том числе либеральной части ветеранов компартии и интеллигенции», приложение вновь стало выходить. Правда, оно открылось статьей директора Института новой истории Китайской академии общественных наук Чжан Хайпэна «Борьба против феодализма и империализма - центральная тема новой истории Китая». Подход Юань Вэйши критиковался с официальных позиций без упоминания, однако, его имени. Юань немедленно ответил статьей в гонконгском еженедельнике «Почему, когда и как следовало бороться с феодализмом и империализмом» (с. 337).
Этот эпизод иллюстрирует то давление, какому подвергается официальная идеология КПК. «Начиная с середины 1980-х годов в описании новой истории Китая отмечается переход от восхваления восстаний и революций к акцентированию модернизации и реформ в конце правления Цин и в республиканский период (1840-1949). Контраст между двумя парадигмами разителен». Господствовавшая три десятилетия с приходом КПК к власти «революционная парадигма» (РП) акцентировала «борьбу против феодализма и империализма», роль народных масс как «главной движущей силы истории» и доказывала, что «переход к социализму - это единственное решение проблем Китая» (с. 337).
«Модернизационная парадигма» (МП) подчеркивает роль правящих элит и эвентуальную возможность индустриализации, урбанизации, демократизации Китая путем реформ. Напротив, восстания и революции видятся «в лучшем случае излишними, а в худшем - контрпродуктивными для развития Китая». Распространению МП в Китае сопутствовало «возрождение» теорий модернизаций в западной историографии, предпосылкой чего сделались
1 Хтшеп уиерк^. - 2006. - N. 34. - Описание приводится по реф. источнику.
прогресс «новых индустриальных стран» Восточной Азии, откат революций в Третьем мире и крушение социализма в Восточной Европе. Это возрождение всецело распространилось на западную историографию новой истории Китая1. Для историков КНР решающими мотивами перехода к МП явились, с одной стороны, реакция на радикалистскую идеологию, выраженную в «культурной революции», а с другой - стремление «обосновать программу реформ постмаоистской эпохи историческими прецедентами» (с. 337-338).
Первооткрывателем теорий модернизации для историков КНР считается профессор американской истории Пекинского университета Лу Жунцю (1927-1996), который во время пребывания в Принстонском университете США (1981) сблизился с одним из теоретиков модернизации С.Е. Блеком, автором книги «Динамика модернизации: Проблемы сравнительной истории» (1966). Боясь обвинений в распространении «западных буржуазных теорий», Лу дождался окончания кампании против «духовного засорения» и лишь в 1986 г. выступил с первой статьей «Теория модернизации и исторические исследования» в ведущем историческом журнале КНР «Лиши яньцзю». В 1993 г. выходят в свет монография Лу Жунцю «Новая концепция модернизации: История модернизации в Китае и мире» и сборник под его редакцией «Сравнительное изучение модернизации стран».
Одновременно с Лу с пропагандой МП выступил Дин Сю-элян. В 1985 г. он опубликовал рецензии на книги Блека и Мариона Леви («Модернизация и структура обществ»), а в 1988 г. в самом престижном журнале КНР по общественным наукам «Чжунго шэхуй кэсюэ» была помещена его пространная статья «Генезис и концептуальные основы теории модернизации» с изложением классических социологических теорий, начиная с Фердинанда Тён-ниса, Эмиля Дюркгейма и Макса Вебера. Осуществленная в 80-х годах серия переводов на китайский язык социологической классики от М. Вебера и Т. Парсонса до С. Хантингтона и Г. Олмонда сделалась главным источником знания о теориях модернизации для историков КНР.
1 Dirlik A. Reversals, ironies, hegemonies // Mod. China. - 1996. - Vol. 22, N 3; Id. Modernity as history: Post-revolutionary China, globalization, a. the question of modernity // Social history. - 2002. - Vol. 27, N 1.
В 90-х годах МП приобрела уже широкую популярность. Президент Китайской академии общественных наук Ху Шэн (1918-2000), переиздавая свой труд «От "опиумной войны" до движения Четвертого мая», основанный на классовой теории, снабдил его предисловием (1998), где призывал «использовать модернизацию как тему в изложении новой истории Китая» (с. 339).
МП стала популярной в 90-х годах и среди руководства КПК, найдя отклик в теории «четырех модернизаций» Дэн Сяопина. Хотя курс КПК поименовали «социалистической модернизацией», «по существу подтверждалась универсальность западной модели капиталистической модернизации». Ведь «через коммерциализацию, приватизацию, глобализацию» реформы «превратили китайскую экономику к началу 2000-х годов в часть мировой капиталистической системы». Единственно, чего не приняли Дэн Сяопин и его преемники, была идея политической модернизации. Они противопоставили ей упор на стабильность политической системы при монополии власти КПК. Впрочем, этот подход соответствовал выводам американских «ревизионистов» 70-х годов о «важности политической стабильности (обычно при авторитарном режиме) для модернизирующихся обществ» (с. 342-343).
У китайских историков тоже нашлись серьезные претензии к классической концепции модернизации: им требовалось дистанцироваться от нее, чтобы создать «марксистскую школу изучения модернизации в Китае» (с. 345). Прежде всего последовали обвинения идеологического характера: концепция есть выражение «идеологии американского империализма», «продукт маниакальной идеи Америка № 1», инструмент духовного порабощения стран Третьего мира. Теоретическая критика затрагивала главным образом дихотомию «традиционности - модерности». Китайские историки доказывали, что не бывает «чисто модерных обществ» и все современные общества соединяют черты «традиционности» и «модерности». К тому же дихотомия нивелирует традиционные общества, игнорируя различие в степени их развития, и одновременно превращает современные общества в нечто «однородно модерное» по западному образцу. А в результате концепция «модернизации» превращается в концепцию «вестернизации» (с. 343-344).
Вместе с тем китайские сторонники МП разделяли с западными коллегами убеждение в универсальности модернизации как
процесса, приводящего к формированию индустриального общества, и в значении для модернизации современных знаний и промышленного развития. Считая, как провозглашал Лу Жунцю, что неотвратимый процесс «ведет все человеческие общества от сельскохозяйственной цивилизации к совершенно новой эпохе индустриальной цивилизации», историки КНР устанавливали несколько «волн» этого процесса.
Лу писал о трех «волнах»1. Первая началась с промышленной революции в Великобритании и прошла в конце XVIII - середине
XIX в. по Западной Европе; вторая со второй половины XIX в. до середины XX в. затронула Восточную Европу, включая Россию, а также Северную Америку и европейские колониальные владения; третья началась с середины XX в. и продолжается в странах Третьего мира и в Китае (с. 344).
Не следует преувеличивать роль западных теорий в формировании МП у китайских историков. Уже Цзян Тинфу, видный историк 1930-1940-х годов описывал развитие Китая после «опиумной войны» как «историю модернизации (цзиньдайхуа)», понимая под этим процесс перехода от аграрного к индустриальному обществу и считая этот переход «универсальной проблемой для всех незападных обществ после их встречи с модернизированным Запа-дом»2 (с. 346).
Историки КНР, которые в начале 1980-х годов подхватили идеи «Нового Просвещения», понимали под цзиньдайхуа программу реформ в конце периода Цин, направленных на внедрение западной техники и институтов. Они оставались в рамках марксистской теории, но, в отличие от сторонников господствовавшей РП, делали упор не на классовую борьбу, а на роль в социальных преобразованиях развития «производительных сил». К тому же они отождествляли «модернизацию» Китая середины XIX - середины
XX в. с «капитализацией», складыванием капитализма.
Новое поколение историков, вышедших к МП во второй половине 1980-х, стремится обойтись без обращений к марксизму и, в
1 Теория «трех волн» исторического процесса в новой истории человечества имела хождение в советской историографии с середины 1970-х годов. Но говорилось не о «модернизации» (концепция оставалась одиозной до окончания советского времени), а об утверждении капитализма. - Прим. реф.
2
Jiang Tinfu. Zhongguo jindaishi. - Shanghai: Shangwu yinshuguan, 1939.
противоположность предшественникам, предпочитает термин сяньдайхуа, понимая под этим весь процесс развития Китая от «опиумной войны» до современных рыночных реформ и вхождения Китая в мировую капиталистическую систему. Термин используется и в «модернизационном» словаре руководства КПК.
Итак, у сторонников РП и МП общая точка отсчета новой истории Китая - «опиумная война» и общее представление о том, что западное влияние явилось «катализатором изменений в новой истории Китая». Расходятся же они по двум основным позициям - в оценках империализма и коммунистической революции (с. 348).
В РП время от «опиумной войны» до подавления Ихэтуань-ского восстания (1899-1901) определяется как период «агрессии западных держав и Японии», а таковая, в свою очередь, характеризуется как «самое вопиющее проявление западного империализма и корень всех бед Китая в Новое время». Сторонники МП находят в этих войнах «самые действенные стимулы для модернизационных реформ в Китае» (с. 348).
Разумеется, сторонники МП учитывают общественное мнение и потому прибегают к обходным маневрам. Мао Хайцзянь в книге «Династический крах Поднебесной: Переоценка "опиумной войны"» проводит точку зрения о том, что сопротивление интервентам было обречено из-за отсталости Китая и потому лучшим выходом для императорской власти было «заключить относительно благоприятный договор с Великобританией и чем раньше, тем лучше». Он отвергает привычную для РП критику примирительной политики Цинов: «компромисс» нельзя отождествлять с «капитуляцией», а «капитуляцию» с «предательством». Сопротивление интервентам было корректно с «моральных позиций», но ошибочно с «политической». И, напротив, Нанкинский договор (1842)1, открывший для Великобритании пять китайских портов, одновременно «открыл для Китая возможность покончить с династической цикличностью», и если в краткосрочной перспективе его последствия были негативными, то с наступлением ХХ в. позитивные последствия намного превосходили негативные. «Трудно вообразить,
1 Характеризуется в советской историографии как «первый неравноправный договор, навязанный Китаю», и открывший путь превращению страны в «полуколонию». - Прим. реф.
чем бы был Китай сегодня, не откройся он в середине XIX в. или откройся позже»1, - заключал Мао Хайцзянь (с. 348-349).
Сторонники МП прослеживают благоприятные последствия империализма. Концессии сделались «эффективными инструментами распространения западной цивилизации в китайском обществе», начиная с коммунального хозяйства и общественного транспорта и введения муниципальной администрации на институционном уровне и кончая идеями свободы и равенства. Миссионерские школы, а их в 1860-1890 гг. было открыто около двух тысяч, явились мощным средством распространения научных знаний, поскольку, откликаясь на потребности китайского общества, стали из своих учеников формировать, в первую очередь, учителей, инженеров, механиков, а не священников. Миссионеры же открытием школ для девочек положили начало женскому образованию в Китае, а вместе с ним утверждению принципа женского равноправия (с. 349-350).
Распространение МП оказало влияние и на приверженцев РП. Они остаются принципиальными критиками, но в их критике появляются новые моменты: подчеркивается связь между модернизацией Китая и завоеванием независимости, хотя на первое место ставится независимость. «Чтобы модернизироваться, Китай должен был прежде всего устранить империализм и феодализм и обрести национальную независимость», - такую позицию выражает Лю Даньянь в центральном органе КПК «Жэньминь жибао» (11 января 1997). «Революция не противоречила модернизации. Скорее она была ее важной и мощной движущей силой. Модернизация была невозможна без революции», - мнение Ли Вэньхая2. Характерно обращение при этом приверженцев РП к тезисам западных теоретиков модернизации, в частности к выводу У. Ростоу («Стадии роста») о том, что «создание эффективного централизованного национального государства является почти всегда необходимой предпосылкой взлета (take-off )(с. 350-351).
Приверженцы МП, со своей стороны, постарались интегрировать в свои концепции РП, представив революции как «часть бо-
1 Mao Haijian. Tianchao de bengkui: yapian zhanzheng zai yanjiu. - Beijing: Sanlian shudian, 1995. - P. 484.
2 Qinshi yanjiu. - 1997. - N 1.
лее общего процесса модернизации». Так, Лу Фухуй признает, что революция «стала необходимой для создания централизованной эффективной власти», поскольку Цинские и республиканские правители оказались неспособными к проведению модернизации. Но это заявление было сделано во введении к коллективной монографии под редакцией Чжан Кайюаня «Ранняя модернизация в Китае в сравнительной перспективе» (1993), а в своей сюжетной линии авторы рассматривают политическую историю Китая до 1949 г., не затрагивая коммунистическую революцию (с. 352).
В «Истории модернизации Китая, 1800-1949» под редакцией Сюй Цзилиня (Xu Jilin) и Чэнь Дакая (1995) коммунистическая революция учитывается, но значение ее преуменьшается. Один из авторов Сюй Цзилинь назвал ее «династической революцией (gai-chao huandai geming)». По его мнению, это была не революция во имя модернизации страны, а «самый драматический эпизод сугубо традиционнейшего (most ancient)» явления «смены династии» (с. 352-353).
В монографии «Модернизация Китая в исторической перспективе» под редакцией Ху Фумина (1994) коммунистическая революция, напротив, рассматривается как «кульминация националистического движения», завершение «создания современной нации-государства». Успех коммунистов в этом государствотворчестве объясняется: 1) «беспрецедентной волной национального пробуждения в ходе антияпонской войны 1931-1945 гг.», 2) «мобилизацией крестьянских масс во время антияпонской и гражданской (19461949) войн», 3) «формулированием собственной националистической доктрины, теорией "новой демократии", которая адаптировала марксизм к китайским социальным и политическим условиям» (с. 353).
При всех частных различиях в освещении коммунистической революции в трех основных работах МП 1990-х годов она уже очевидно не является «решающим этапом (ultimate destination) исторического развития Китая по пути к социализму», как неизменно подчеркивалось в РП. Это «побочный продукт», следствие неудач предшествовавших режимов в государственном строительстве, и это только «средство достичь модернизации, но не собственно цель, каковой является модернизация» (с. 353).
Сторонников РП и МП разделяет отношение к культурной традиции. Первые унаследовали «радикальный антитрадиционализм» движения «Четвертого мая», добавив к осуждению культурного наследия страны реформаторами 1919 г. классовую оценку: наследие стало отождествляться с «феодальной надстройкой». Сторонникам МП свойственно амбивалентное отношение к культурному наследию. Успех модернизации «азиатских тигров» (Гонконг, Сингапур, Южная Корея, Тайвань) из конфуцианского культурного ареала сделался для них основанием истолковать учение Конфуция как азиатский вариант «протестантской этики» Вебера. Носителями конфуцианских ценностей в Новое время они представили «торговцев-шэньши», оценив «посюсторонность» конфуцианской традиции и традиционные китайские ценности усердия и бережливости, честности и добросовестности как факторы успеха предпринимательства. Вместе с тем сторонники МП отмечали у «торговцев-шэньши» неспособность использовать новейшие промышленные технологии и практики менеджмента, а также зависимость от покровительства властей. Итак, культурные традиции страны оказывались одновременно и «активом (asset), и препятствием для модернизации Китая» (с. 354-355).
Очевиден контраст между приверженцами РП и МП в оценке «новой политики» Цинского двора. Первые видят в ней «реакционный» ответ на рост недовольства маньчжурской династией, вторые -«начало системной модернизации» страны, а в планах подготовки конституционной реформы - не «фарс», а «фундаментальные черты конституционной монархии», сулившие «начало демократизации Китая». Тема стала «горячей», и только за 1990-1997 гг. ей были посвящены четыре монографии и более 200 статей (с. 355-356).
Признавая, что гражданское общество в Китае было в конце XIX - первой половине XX в. лишь «нарождающимся», а зависимость подданных от государственной власти значительно большей, чем в европейских странах раннего Нового времени, сторонники МП тем не менее ищут «негосударственный центр власти (nongovernmental nexus of power)». Отсюда их интерес к различным самоуправляющимся обществам типа «торговых палат (шанхуй)» и вспомогательным организациям городского самоуправления.
Вообще, по сравнению с РП, сфокусированной на аграрных проблемах, у сторонников МП четко прослеживается сдвиг к изуче-
нию китайского города. С конца 1980-х до конца 1990-х годов отдельным городам было посвящено несколько монографий и более 700 статей. Особый интерес у сторонников МП вызывают «договорные порты» как центры модернизации страны. Чжан Чжунли на примере Шанхая предложил концепцию «концентрации и радиации» модернизации, суть которой в том, что Шанхай, став центром модернизации страны, затем волнообразно распространял ее в своем окружении. Тем самым объясняется дуализм регионального развития современного Китая, деление на «центр» и «периферию» (с. 358-359).
Утверждение МП в историографии КНР изменило сам тон историописания. В отличие от предшественников-либералов и историков-коммунистов, сторонники МП поставили в центр не то, «как и почему Китай не смог модернизироваться», а то, «что было достигнуто» на этом пути. На смену пессимизму, придававшему китайской истории трагический колорит, который отзывался в обществе горечью и разочарованием, или героической манере историков РП, сводившей китайскую историю к «непрекращающейся борьбе добра и зла», пришел исторический оптимизм (с. 359).
«Новая история Китая была пересказана как медленное, но постоянное движение к модерности... которое, к несчастью, было прервано коммунистической революцией и последующим маоистским радикализмом, но возобновилось после Мао». Таким образом, оптимизм МП - это «продукт конвергенции между растущим влиянием либеральной идеологии Запада (особенно теорий модернизации) на либеральную интеллигенцию Китая и неизменным стремлением либеральных историков служить политике современности, переоценивая прошлое» (с. 360).
А.В. Гордон
2011.03.037. ОКО Дж.К., ГИЛМАРТИН Д. ГОСУДАРСТВО, СУВЕРЕНИТЕТ И НАРОД: СРАВНЕНИЕ «ВЕРХОВЕНСТВА ЗАКОНА» В КИТАЕ И ИНДИИ.
OCKO J.K., GILMARTIN D. State, sovereignty, and the people: a comparison of the «rule of law» in China and India // J. of Asian studies. -Ann Arbor, 2009. - Vol. 68, N 1. - P. 55-100.
Преподаватели истории университета Северной Каролины анализируют концепцию «верховенства закона» применительно к Цинскому Китаю и Британской Индии.
