CC BY
24
тельской миссии. Цинизм их интонации становится формой конформизма, но именно это, считает М. Морантен, позволяет роману излечиться от кризисного состояния. Уэльбек высмеивает собственный статус автора, Селф десимволизирует литературу, Барнс использует концепт симулякра - все это демонстрирует, что писатели ясно осознают смерть Литературы и выбирают свою творческую позицию в постлитературной реальности. Их романы позволяют нам понять содержание новейшей литературы, лишенной своего собственного предмета, демонстрирующей тщетность попыток видеть в литературе форму фиксации знаний о мире, возможность коммуникации и т.п. Парадоксальным образом эти прозаики возлагают некоторые надежды на поэзию, что особенно ощутимо у Дж. Барнса («Англия, Англия») и М. Уэльбека («Возможность острова»). Статья завершается лозунгом: «Литература умерла, но да здравствует поэзия!»
Н.Т. Пахсарьян 2010.03.004. ХОЛЛАНД Н.Н. ЛИТЕРАТУРА И МОЗГ. HOLLAND N.N. Literature and the brain. - Gainesville: The PsyArt foundation, 2009. - VIII, 457 p.
Норман Холланд (Флоридский университет) - один из ведущих американских теоретиков литературы, опирающихся в своих исследованиях на понятия, заимствованные из различных отраслей психологии. До последнего времени он использовал в работе концепции психоанализа, однако реферируемая книга представляет новый этап в развитии его теоретических взглядов, обогащенных достижениями новой научной отрасли - нейропсихологии, исследующей физиологические основы психологических процессов и явлений. «Я думаю, что в науках, которые во Франции называются "науками о человеке", в гуманитарных науках произошло нечто очень важное. Мне кажется, мы (изучающие литературу, искусство, философию, историю) уже не ограничиваемся изучением текстов или приемов этих дисциплин. Я думаю, мы теперь, как мудро заметил Марк Тёрнер, изучаем, как работает человеческое сознание, когда "занимаемся" литературой, искусством, философией, историей» (с. 10). Вопрос, что такое литература, включает в себя вопрос, что такое человеческое сознание, поскольку и создание, и восприятие литературных произведений - один из видов активности человеческого мозга. Поэтому нейрология и гуманитарные дисциплины,
по образному выражению Н. Холланда, «пробивают туннель под Монбланом человеческого сознания навстречу друг другу» (с. 11). На самом деле гуманитарные дисциплины и раньше делали выводы относительно функционирования человеческого сознания, опираясь на универсалии человеческого поведения. Однако их методы были до известной степени ограничены тем, что мозг рассматривался как своего рода «черный ящик», умозаключения о содержимом которого основывались на сопоставлении «входящей» и «исходящей» информации. В свою очередь нейропсихологи и нейрофизиологи работали, как правило, с особыми популяциями -например, аутистами. В последние годы развитие инструментальных методов изучения физиологии мозга сделало возможным наблюдение над тем, какие его системы «включаются» при обычной деятельности здоровых людей. Это открывает широкие возможности для изучения того, какие материальные процессы лежат в основе литературного творчества и восприятия литературы.
Вместе с тем работу Н. Холланда нельзя назвать литературоведческой нейрофизиологией, когда сознание (и, следовательно, литература) рассматривается как непосредственный продукт деятельности мозгового вещества. Такой подход можно назвать монистическим, в то время как традиционное, восходящее к Декарту представление о принципиальном различии между сознанием и мозгом - дуализмом. Автор книги выбирает для себя третий путь, который вслед за некоторыми философами называет двухаспект-ным монизмом (dual-aspect monism). Он предполагает, что мозг и сознание составляют единое целое, которое можно наблюдать (исследовать) двумя способами: извне, объективно - как это делают нейрофизиологи (естественники), или изнутри, субъективно - как это делают психологи (точнее, психоаналитики, так как Н. Холланд считает именно психоанализ наиболее проработанной системой изучения человеческого сознания и подсознания с точки зрения субъекта). Их сочетание дает комплексный метод нейропсихоана-лиза, при котором наблюдаются и фиксируются некоторые симптомы, физиологические проявления, но одновременно выявляется значение этого проявления для его субъекта. В конечном счете это приводит к выявлению нейрофизиологического фундамента традиционных литературоведческих категорий: например, характер, смысл, дистанция, форма и т.п. Н. Холланд специально отмечает
отличия своей позиции от когнитивного литературоведения, которое работает в первую очередь с функциональными описаниями, используя высокоуровневые понятия, связанные с функциями и деятельностью сознания, и, кроме того, сосредоточивается преимущественно на собственно когнитивных аспектах ментальной активности. В нейропсихоанализе значительно большее внимание уделяется подсознательным процессам, эмоциям, чувству удовольствия, собственно сенсорной перцепции, а деятельность мозга рассматривается на более «низком» уровне. Автор прилагает значительные усилия, чтобы изложить сложные нейрофизиологические концепции «простым» языком, доступным гуманитарию, не получившему естественнонаучного образования. Кроме того, книга снабжена приложением, где кратко описываются анатомия и физиология человеческого мозга, а также даны ссылки на более подробные, хотя и доступные справочные материалы.
Книга Н. Холланда «не является работой в области литературной критики, она не дает оценок или интерпретаций отдельных литературных произведений. Это книга содержит в себе вопросы о литературе в ее многообразии и попытку найти ответы на них» (с. 9). К важнейшим из этих вопросов, вокруг которых организовано изложение и которые образуют план книги, можно отнести несколько проблем.
Где находится текст? Мы знаем, что все, что нам известно о стихотворении или романе, сообщено нам нашими органами чувств. Откуда же тогда у нас возникает ощущение, что художественный текст находится где-то вне нашего сознания? Подобная уверенность лежит в основе множества литературоведческих теорий, в том числе и постмодернистских: «исследователи литературы пишут о произведении так, как будто оно им доступно независимо от деятельности их мозга и органов чувств» (с. 34). Между тем мы «по большей части конструируем, а не воспринимаем мир вокруг нас» (с. 33), однако наш мозг заставляет нас поверить, что электрохимические сигналы в наших нейронах эквивалентны окружающей реальности, в том числе книге или фильму.
Н. Холланд рассматривает физиологические аспекты восприятия, подробно останавливаясь на двух моментах. Во-первых, это наличие двух путей обработки информации - как зрительной, так и слуховой. Один из них связан с восприятием объекта - что мы
ощущаем, другой - среды, в которой находится объект, т.е. где или как он существует. За них отвечают разные системы перцептивных органов и разные проводящие пути. Во-вторых, это взаимосвязь восприятия и действия: в нейрофизиологических экспериментах с восприятием слепыми зрительной информации через тактильные ощущения было показано, что визуальные перцепции не появляются, если воспринимающий индивид поведенчески не активен. Это привело к выявлению значительной роли активного действия или намерения действовать в процессе восприятия. «Литературное произведение, таким образом, находится где-то между нами и реальным миром. Оно присутствует и там, и там, потому что представляет собой созданный нами конструкт, комплекс наших перцепций и действий» (с. 38).
Эти общие соображения имеют особое значение при ответе на вопросы о том, почему мы «теряем себя» в книгах и спектаклях и откуда берется ощущение, что мы перенесены (transported) в другой мир. Почему мы испытываем реальные эмоции по отношению к вымышленным персонажам? Явление «переноса» имеет несколько аспектов. Во-первых, мы теряем ощущение собственного тела, а окружающая действительность становится незаметной, уходит на задний план. Во-вторых, воспринимаемые нами люди и вещи находятся в неопределенном пространстве, которое располагается и не «внутри нас», и не «снаружи». В-третьих, это поэтическая вера в описываемый мир, мы принимаем реальность произведения независимо от того, насколько она фантастична. В-четвертых, это наша способность испытывать реальные страх, горе или радость по отношению к людям и событиям, существующим в тексте. Таким образом, изменяются четыре области нашего отношения к реальности: отношение к собственному телу, к окружающей среде, проверка реальности существующего, эмоции (с. 46).
В книге рассмотрены нейрофизиологические основы этих изменений. Так, в частности, ощущение потери себя и окружающей действительности связано с функционированием таламуса, участка мозга, выступающего в роли «ворот» для сенсорной информации. Поскольку количество «психической энергии» у человека весьма ограничено, мы разделяем важные и не важные перцепции, сосредоточиваясь на первых и отбрасывая вторые. При чтении префрон-тальная область мозговой коры сообщает таламусу: «Это литера-
турное произведение важно. Остальное нет. Забудь о сенсорной информации, которая не связана с этим стихотворением, или рассказом, или драмой» (с. 49). Кроме того, важную роль играет явление «привыкания» («habituation»). Сигналы, передаваемые нейронами, сильнее в том случае, если мы совершаем действие в первый раз, и слабее, если ничего нового не происходит. Когда мы сидим в кресле и читаем книгу, наши ощущения от окружающего пространства стабильны (повторяются), поэтому нервная система реагирует на них слабее. Ощущения от книги, напротив, непривычны и поэтому вызывают более сильную реакцию. Заметим, что если книга становится скучной, повторяющейся, то наша реакция на окружающий мир усиливается, мы в большей степени реагируем на окружающую действительность. Еще один влияющий на это психологический процесс носит название «поток» («flow») и связан с достижением оптимального баланса между усилием и получаемым результатом, благодаря интенсивной концентрации на какой-либо деятельности. Задние ядра таламуса в этом случае блокируют передачу импульсов в лобную долю мозговой коры, отвечающую за целенаправленные действия. Аналогичные явления происходят при медитации, поэтому аналогия между чтением художественной литературы и вхождением в транс имеет под собой физиологические основания.
«Добровольный отказ от недоверия», который со времен Колриджа считается наиболее существенным моментом в восприятии художественного текста, также имеет под собой нейрологиче-ский фундамент. «Отказ от недоверия» не означает безусловной веры в реальность описываемых событий, на самом деле нам просто становится неважно, является ли правдивой (реальной) рассказываемая нам история. Это очень важный момент в литературной рецепции, поскольку вся наша повседневная жизнь связана с постоянным «тестированием реальности», выяснением, правдива или нет информация, поставляемая нам органами чувств. Отключение этого механизма противоречит стратегии выживания, поэтому неудивительно, что оно возможно, как верно отметил Колридж, лишь на короткие моменты. Но сама возможность такого отключения определяется блокированием импульсов, идущих к лобным долям головного мозга и от них, в условиях, когда от человека не требуется эффективное воздействие на окружающую среду. Тормозятся
волевые побуждения, источником которых является эта часть мозга, и, напротив, акцентируются эмоции.
В восприятии литературного произведения особую роль играет нейрологическая система «поиска» (seeking), на которой основано чувство желания - одна из базовых эмоций, выделенных в нейрологии аффектов. Существенная часть нашего удовольствия от текста, включая наслаждение стилем, метафорами, выявлением скрытого смысла в действиях персонажей, связана именно с ней. Эта система отвечает также за парадоксальное явление, на которое обратил внимание еще Аристотель: при восприятии художественного текста мы получаем удовольствие даже тогда, когда испытываем отрицательные эмоции. Однако в объяснении этого факта Н. Холланд расходится с Аристотелем. Если последний связывал это явление преимущественно с приобретением знания, то американский исследователь считает здесь первичной роль эмоций, поскольку к наслаждению ведет активация системы «поиска». Кроме того, активация отрицательных эмоций вне необходимости что-то предпринимать в связи с ними (благодаря торможению лобных функций), обеспечивает эмоциональное возбуждение (которое доставляет удовольствие) без негативных эффектов.
Наша способность испытывать реальные чувства по отношению к выдуманным персонажам определяется еще одним важным нейрофизиологическим элементом. В середине 1990-х годов были открыты так называемые «зеркальные нейроны» - область мозга, отвечающая за эмпатические реакции. Было экспериментально показано, что прослушивание высказываний о действиях активирует посредством зеркальных нейронов моторные системы, которые были бы использованы при совершении этих действий. Однако на следующем этапе другие отделы мозга тормозят активность моторных систем. Таким образом, наблюдая персонажа на сцене или читая о нем, мы испытываем те же нервные импульсы, которые должен был бы испытать этот персонаж (будь он реальным человеком). Однако поскольку эти импульсы тормозятся другими системами, они не приводят к реальному действию, а порождают эмоции и ощущения, соответствующие ситуации. Именно поэтому мы можем сострадать литературному персонажу, или вместе с ним испытывать предвкушение, или чувствовать страх, когда герою предстоит сразиться с чудовищем.
В книге рассматриваются также различные компоненты художественного текста, обеспечивающие удовольствие от его восприятия: форма произведения, завершенность (принцип завершения), литературный язык, индивидуальный и общекультурный стили. Исследуется сам «принцип удовольствия», специфика наслаждения ужасным и уродливым, а также некоторые нейрологи-ческие основы выявления смысла произведения. В заключительной части работы Н. Холланд анализирует концепцию креативности и нейропсихологический фундамент эстетической оценки. Он также рассматривает вопрос, который волнует многих современных литературоведов, работающих в когнитивных, эволюционных и эмпирических направлениях: если литература - универсальный феномен, являются ли литературное творчество и потребность в чтении художественной литературы врожденными человеческими качествами? Многие из ученых отвечают на него утвердительно, опираясь, в частности, на тезис о том, что литература эксплуатирует механизмы мышления, используемые в повседневной деятельности и необходимые человеку для адаптации к окружающей среде. Здесь Н. Холланд в известной степени расходится с некоторыми из представителей общекогнитивных направлений в литературоведении. По его мнению, специфика нейропсихологической деятельности, связанной с восприятием и созданием литературного текста, состоит в том, что человек «включает и выключает системы мозга таким образом, как он это не делает в обычной жизни» (с. 322). Вместе с тем он согласен с теми авторами, которые указывают на то, что существенную роль в восприятии и порождении литературных текстов играют механизмы метарепрезентации, разрыва (decoupling) и «Теории сознания». Однако ключевым моментом, обусловливающим существование литературы, Н. Холланд считает стремление человека к удовольствию через системы «поиска» (SEEKING), работающие с эмоцией желания.
Е.В. Лозинская
2010.03.005. IBERICA AMERICANS: ЛАТИНОАМЕРИКАНСКАЯ КУЛЬТУРА В ДИСКУССИЯХ КОНЦА ХХ - НАЧАЛА ХХ! ВЕКОВ / Отв. ред. Земсков В.Б. - М.: ИМЛИ РАН, 2009. - 463 с.
Реферируемая книга, вышедшая под редакцией профессора, доктора филологических наук В.Б. Земскова (ИМЛИ), издана в се-
