CC BY
107
ВЛАСТЬ
2010.02.020-021. ЯДЕРНАЯ ПРОГРАММА ИРАНА: ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ.
2010.02.020. KIBAROGLU M. Good for the shah, banned for the mullahs: the West and Iran's quest for nuclear power // Middle East j. -Wash., 2006. - Vol. 60, N 2. - Р. 207-232.
2010.02.021. BOWMAN B.L. The «demand-side»: avoiding a nuclear-armed Iran // Orbis. - Philadelphia, 200S. - Vol. 52, N 4. - P. 627-643.
Мустафа Кибароглу (университет Билькент, Анкара, Турция) в своей статье (020) рассматривает историю ядерной программы Ирана, которая превратилась в одну из животрепещущих тем международной аналитики с августа 2002 г., когда стало известно о существовании завода по обогащению урана в Натанзе и предприятия по производству тяжелой воды в Эраке. Американские чиновники и эксперты утверждают, что Иран лелеет планы использования своего атомного потенциала для создания соответствующих видов вооружения. Представители Тегерана отрицают подобные утверждения и заверяют о сугубо мирном назначении данных объектов. Невзирая на официальную риторику, ряд иранских ученых, интеллектуалов и даже бюрократов полагает, что их стране стоит серьезно задуматься о развитии этого типа оружия. Однако духовные лидеры еще не вынесли окончательного решения о придании военно-стратегического характера ядерному потенциалу страны, хотя налицо неуклонный рост атомно-энергетической инфраструктуры ИРИ. Угрозы воздушных ударов по атомным объектам Ирана со стороны США и Израиля лишь подкрепляют позиции «атомного лобби».
Стремление Тегерана получить в свое распоряжение законченный цикл переработки атомного топлива отнюдь не ново. С середины 70-х годов XX в. шахское правительство интенсивно расширяло технологическую инфраструктуру, способствуя аккумулированию экспертной информации, необходимой для прогресса в ядерной сфере. Этому способствовало тесное сотрудничество с США, Францией и ФРГ начиная с 60-х годов.
В послевоенный период именно США резко увеличили свою экономическую и военно-техническую помощь Ирану, в то же время вовлекая страну в развивающийся ядерный рынок. В 1957 г.
Вашингтон и Тегеран подписали Соглашение о сотрудничестве в области мирного использования атома, а в 1967 г. компания «Аме-рикен машин энд фаундри» поставила Ирану первый бассейновый реактор с топливным наполнением. В те же десятилетия сотни иранских студентов прошли обучение в западноевропейских и американских университетах, подготовку на современном уровне получили и многочисленные специалисты-техники. Поэтому в 1970-е годы произошел массированный приток в страну квалифицированных кадров, в ведущих учебных заведениях появились подразделения, занимающиеся ядерными технологиями, что обеспечило сравнительно надежную базу для честолюбивой программы, заявленной Мохаммад Реза-шахом Пехлеви в 1974 г.
Дополнительным толчком к атомному сотрудничеству с США послужил визит Р. Никсона в Тегеран в 1972 г., который был призван закрепить на практике положение «доктрины Никсона» 1969 г. о намерении Вашингтона «шире учитывать инициативы, выдвигаемые влиятельными региональными государствами по обеспечению стабильности и безопасности в соответствующих регионах» (020, с. 213). В данном случае речь шла об усилении монархии Пехлеви в противовес советскому влиянию на Среднем Востоке.
Скачок цен на нефть 1973 г. предоставил Мохаммад Реза-шаху дополнительные возможности. Уже в следующем году была учреждена Иранская организация атомной энергетики, а председатель комиссии по атомной энергии США провел переговоры в Тегеране по вопросу строительства совместных предприятий по обогащению и переработке урана. Масштаб сотрудничества существенно увеличился после визита госсекретаря Г. Киссинджера, и в 1975 г. между двумя государствами было заключено соглашение о строительстве восьми ядерных реакторов на общую сумму 15 млрд. долл. Кроме того, Иран предложил инвестировать 2,8 млрд. долл. в завод по обогащению урана на территории США. Одновременно Массачусетский технологический институт обязался подготовить для Ирана инженеров-атомщиков.
Ту же линию продолжила администрация Картера. В 1977 г. Иран и США подписали соглашение об обмене ядерными технологиями и сотрудничестве в области атомной безопасности, а в 1978 г. Иран получил от США статус «наиболее благоприятствуемой на-
ции» в области переработки отработанного топлива, что было санкционировано особым нормативным актом.
Что касается европейских партнеров, то в 1974 г. были подписаны контракты с французской «Фраматом» о возведении в окрестностях Дарховина двух реакторов, работающих на воде под давлением. В 1975 г. Иран купил 10% акций совместной франко-бельгийско-испано-итальянской компании «Евродиф», занимавшейся обогащением урана. Французские научные центры также приняли значительное количество иранских ученых и студентов, специализировавшихся в области ядерной физики, и т. п.
В 1976 г. Иран договорился с ФРГ о закладке шести ядерных реакторов, первые из которых должна была обустроить корпорация «Крафтверк Унион» в Бушире. Тогда же были заключены ирано-западногерманские договоры о поставках ядерного топлива. Особым размахом отличалась программа повышения квалификации иранских ядерщиков в Западной Германии.
Эта фаза эволюции иранской атомной программы завершилась в 1979 г. с Исламской революцией. Отныне США перешли к «политике отрицания» (policy of denial), заключавшейся в отказе от какого-либо взаимодействия с Ираном и прямом давлении на его возможных партнеров в энергетической сфере. Первые годы революционного режима с их подчеркнутыми антимодернизационными тенденциями привели не только к падению уровня технической оснащенности вооруженных сил страны, но и к практически тотальной стагнации сети атомно-энергетических предприятий, которые словно символизировали отторгаемые пришедшим к власти духовенством вестернизационные планы шаха. Свою роль сыграло и то, что значительная часть подготовленных специалистов покинула Иран.
Чувствительные удары, нанесенные иракской авиацией в ходе войны 1980-1989 гг. по транспортной и нефтедобывающей инфраструктуре Ирана, продемонстрировали новому руководству всю значимость оружия массового поражения (ОМП) в условиях современных боевых действий. «С точки зрения духовенства, администрация Рейгана выступила не только против его гегемонист-ских чаяний, но и вступила в союз с иракской "Баас", пытаясь сокрушить Иран. Если бы Исламская Республика обладала ядерным
оружием, США задумались бы, прежде чем вводить свой флот в Персидский залив и провоцировать иранцев» (020, с. 216).
Жестокий энергетический кризис, разразившийся в постреволюционном Иране, стал еще одной причиной для пересмотра высшими духовными авторитетами своих воззрений на энергетическую безопасность. Было решено возродить Организацию атомной энергетики во главе с новым председателем, который бы возобновил контакты с «Крафтверк Унион». Однако западногерманская фирма отказалась от сотрудничества, возможно, под американским давлением. Аналогичное предложение отвергла и «Фраматом». Промежуточное решение официальный Тегеран пытался найти во взаимодействии с такими поставщиками, как Чехословакия, Испания, Аргентина и, особенно, Пакистан, что, однако, не дало долгосрочных результатов.
Ухудшение взаимоотношений с Западом не помешало Тегерану вскоре приступить к работе по соответствующему направлению с главной опорой на РФ и КНР. В самый разгар войны с Ираком в 1984 г. Иран открыл Центр ядерных исследований в Исфахане, который вскоре был снабжен набором установок, необходимых для обогащения урана. Все это было осуществлено при прямой поддержке и поставках топлива из Китая. В 1991-1992 гг. Пекин и Тегеран вели интенсивные переговоры (в том числе на высшем уровне) о поставке в Иран от одного до трех китайских реакторов. Позднее решительный протест США заставил КНР расторгнуть сделку.
Контакты ИРИ с СССР на почве ядерного сотрудничества завязались еще с конца 80-х годов по инициативе тогдашнего президента Хашеми Рафсанджани, который обсуждал с М.С. Горбачёвым перспективы продолжения работ на объектах в Бушире. Дальнейшее продвижение по этому пути существенно замедлилось с распадом Советского Союза, и Договор о сотрудничестве в ядерной сфере обе стороны подписали только в 1995 г. Взяв на себя завершение строительных работ на I блоке Буширского атомного комплекса, Москва также обязалась повышать квалификацию штатных сотрудников Иранской организации атомной энергетики, а также аспирантов и докторантов в россиийских академических учреждениях. Стоимость сделки составила приблизительно 1 млрд. долл.
По данным Университета Шахида Бехешти, на 2006 г. в иранских вузах функционировало 45 подразделений, занимающихся ядерными исследованиями, создание еще 80 запланировано в средне- и долгосрочной перспективе. Восемь научно-исследовательских институтов были связаны с ядерной проблематикой, а их количество должно вырасти в ближайшем будущем до 15. Численность аспирантов по специальности «инженер-атомщик» была равна 450; ее планировалось довести до 1500 человек.
Б.Л. Боумэн (Совет по международным отношениям, США) (021) полагает, что в стратегию сдерживания ядерных амбиций Ирана должны быть внесены коррективы, особенно с учетом того факта, что в декабре 2007 г., по оценке разведорганов США, эта страна уже располагала «научно-техническими и промышленными мощностями, необходимыми для производства атомных вооружений, при принятии соответствующего решения ее руководством» (021, с. 627). Американской внешней политике следует обратить больше внимания на анализ мотивов, которыми руководствуется Тегеран в гонке за ОМП. Международного мониторинга активности Ирана в ядерной сфере и регулирования его доступа к соответствующим технологиям и материалам недостаточно, и меры, предпринимавшиеся в этом отношении Вашингтоном, «были решительно односторонними, так как упускали из виду причины, по которым Иран стремится получить атомное оружие» (021, с. 628).
Автор указывает на то, что с момента окончания Второй мировой войны над созданием собственных ядерных арсеналов работало 29 стран, из которых 18 добровольно закрыли свои программы1 («ядерный откат»). Эти примеры со всей очевидностью свидетельствуют о том, что те или иные государства можно убедить в выгодности отказа от ОМП, если международное сообщество, в частности США, обращается к их внутренней мотивации. В связи с этим можно сделать четыре принципиальных вывода.
Во-первых, за решением развивать ядерную программу, как правило, стоят соображения следующего порядка: угроза извне, нарушение международных норм нераспространения ОМП, национальная консолидация и престиж, укрепление индивидуального
1 Норвегия, Италия, Индонезия, Египет, Швейцария, Швеция, Австралия, Бразилия, Аргентина, Югославия, Южная Корея, Тайвань, Румыния, ЮАР, Украина, Казахстан, Беларусь, Ливия. - Прим. авт.
лидерства, стратегическое сдерживание, ослабление коллективных систем безопасности. Не следует недооценивать и сугубо внутриполитических факторов: корпоративных интересов внутри профессионального военного истеблишмента, тех или иных групп влияния и соперничества группировок.
Во-вторых, решения, принимаемые по ядерному вопросу, никогда не носят однозначного и необратимого характера и отличаются замедленностью и постепенностью. Напротив, процесс их принятия представляет собой скорее серию колебаний внутри- и внешнеполитического курса, в ходе которых правительства то «подключают», то «отключают» свои программы для создания наиболее выгодной для себя атмосферы. Это означает, что при любом развитиии событий «международное сообщество никогда не сможет почивать на лаврах, уверенное, что Иран окончательно оставил всякие мысли о ядерном вооружении» (021, с. 629).
В-третьих, мотивы, стоящие за ядерными программами, могут варьировать, а изначальные причины интереса к ОМП - отличаться от тех, которые будут объяснять развитие соответствующих технологий в дальнейшем. Так, первоначальное желание гарантировать безопасность своего государства может переродиться в жажду создать образ сильной власти как внутри страны, так и за ее пределами, и в этих условиях отказ от развертывания ядерных проектов может быть воспринят электоратом как признак слабости режима.
В-четвертых, военное превосходство и глобальное влияние США часто предопределяют позиции тех или иных государств в ядерной сфере в зависимости от отношений их правящих кругов с Вашингтоном (союзнических или конфронтационных). «Уважение и признание Соединенных Штатов, расширение пактов о ненападении или заслуживающие доверия обещания экономических или политических преимуществ могут иногда убедить потенциальных противников "свернуть" свои программы ядерного вооружения» (021, с. 603).
Стремление Ирана добиться безопасности своих границ вполне закономерно. Не говоря уже о длительной истории британского и российского присутствия в этой стране, достаточно напомнить, что за последние три десятилетия ИРИ подверглась вторжению Саддама, оказалась в кольце американских оккупационных
контингентов (военные базы в Ираке, Афганистане, центральноа-зиатских республиках и эмиратах Персидского залива), а американская дипломатия открыто пригрозила Тегерану сменой режима. Война 1980-1989 гг. была отмечена не только ракетными обстрелами иранских городов, но и применением иракцами химического оружия (в частности горчичного газа) против личного состава армии Ирана, что не вызвало никакой серьезной реакции в Западной Европе, несмотря на попытки иранцев привлечь к этому внимание западной общественности. На этой почве получило широкое хождение представление, что мировое сообщество в этой ситуации «пропустило мяч», «что внушило многим из нынешних командиров Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) абсолютное презрение к международным нормам и правилам. Иран почувствовал, что он не может никому доверять и должен самостоятельно развивать средства самозащиты» (021, с. 632). Сами за себя говорят слова влиятельного экс-президента Рафсанджани: «Война научила нас тому, что международное право - это всего лишь клочки бумаги» (021, с. 632). Это и стало важнейшим стимулом возвращения к разработке ядерных технологий.
Развитие событий начиная с 11 сентября 2001 г. лишь усугубило у иранцев чувство уязвимости и опасности. Тегеран, длительное время противодействовавший талибам, на ранних стадиях операции в Афганистане снабжал вооруженные силы США тактической разведывательной информацией, предоставлял гуманитарную помощь и другие виды содействия. Можно предположить, что эти шаги в глазах иранцев служили прелюдией к некоему сближению. Однако уже в 2002 г. прозвучало знаменитое обращение Дж. Буша-младшего к конгрессу, включившее ИРИ в ось зла.
За этой вербальной эскалацией напряженности последовало вторжение в Ирак. «Сравнительная легкость, с которой американские военные низвергли Саддама Хусейна и заняли Багдад за три недели - чего Иран не мог добиться за восемь лет - вызвала, как кажется, большое смущение в Тегеране» (021, с. 633). Поэтому в мае 2003 г. Иран пошел на «большой торг» с США, который, видимо, был результатом оживленных внутренних дебатов в Тегеране и получил одобрение самого руководителя республики. Он мог бы обозначить крупномасштабный сдвиг в иранской внешней полити-
ке, если бы США сходу не отвергли его, подкрепив тем самым аргументацию консерваторов и подорвав позиции умеренных.
Пренебрежительные высказывания представителей командования КСИР о низкой вероятности удара по ИРИ со стороны США не могут служить достаточным основанием для того, чтобы сбрасывать со счетов «американский фактор» в активизации иранской ядерной программы. Вместе с тем отдельные подвижки в восприятии американцев как партнеров наблюдаются даже в радикально антизападное, по внешности, президентство Махмуда Ахмадине-жада: устойчивое обозначение США как «большого сатаны» отходит на задний план перед новым словосочетанием «глобальное высокомерие», а тема диалога на базе «взаимного уважения» (по сути реминисценция «диалога цивилизаций» Мохаммада Хатами) всплывает в открытом письме иранского президента американскому народу 2006 г.
Право на обладание атомной мощью служит Ахмадинежаду важным рычагом сплочения вокруг себя иранской нации. Популистская экономическая платформа, с которой он пришел во власть, не оправдала себя: безработица продолжает раскручиваться по спирали, нарастает инфляция. В апреле 2008 г. министр экономики, покидая свой пост, возложил ответственность за неудачи на президента, а 50 ведущих экономистов, рискуя подвергнуться репрессиям, опубликовали открытое обращение к главе правительства, выдержанное в весьма жестких тонах.
В этой обстановке всякий пакт о ненападении с единственной сверхдержавой современного мира будет выглядеть как уступка, которую «могущественные американцы» якобы делают «слабым иранцам» как своим будущим вассалам, с чем лидеры этой страны, заявляющей о себе как о наследнице великой цивилизации и одном из региональных гегемонов, никогда не примирятся.
Крах переговорных инициатив мая 2003 г., поддержка со стороны США иранских эмигрантских сообществ, публичное признание Вашингтоном ряда составных частей иранской военной системы террористическими организациями еще более убеждают власти ИРИ, что Белый дом будет непреклонно следовать линии на вооруженное свержение существующего строя.
Мощным доводом против атомной программы для Тегерана послужил бы исторический опыт, демонстрирующий быструю
цепную реакцию, которую создает прецедент обретения одним из региональных игроков статуса ядерной державы (создание водородной бомбы США и СССР, атомные испытания Китая, Индии и Пакистана). На Ближнем Востоке лидерство Ирана в этой сфере могло бы катализировать процесс распространения ОМП прежде всего в Саудовской Аравии, а также в Турции, Египте и ОАЭ.
Опасения, вызываемые Израилем в Иране, куда менее серьезны. Здесь полагают, что потенциал еврейского государства недостаточен для нанесения непосредственной атаки, которая, не достигнув своих целей, лишь спровоцирует асимметричное возмездие. Кроме того, присутствие до зубов вооруженной «Хизбаллах» у северных границ «сионистского образования» служит достаточной сдерживающей силой. Наконец, невзирая на антиизраильскую риторику Тегерана, предназначенную, прежде всего, для арабской публики, в Иране помнят о фактически 20-летнем военном сотрудничестве с Тель-Авивом, причем половина этого срока приходится на период после Исламской революции: на протяжении 80-х годов хомейнистский режим поддерживал скрытые, но многоуровневые связи с Израилем.
В заключение Б. Боумэн ссылается на мнение израильского экс-министра иностранных дел Ш. Бен-Ами о том, что «Ираном руководит отнюдь не навязчивая идея уничтожить Израиль, а решимость сохранить свой режим и утвердиться в качестве стратегически значимой региональной державы перед лицом как Израиля, так и Саудовской Аравии», и «ответом на иранскую опасность может быть только политика детанта, которая переменит модель поведения иранской элиты» (цит. по: 2, с. 642). Американский аналитик высказывает сожаление, что эта сторона вопроса никогда не принималась во внимание администрацией США, фокусировавшейся, прежде всего, на мероприятиях запретительно-репрессивного порядка. В настоящий момент только политическое решение сможет положить предел ядерному перевооружению Тегерана, и если запросы иранцев будут продолжать игнорироваться, то никакое интернациональное давление или экономические санкции не смогут воспрепятствовать разработке здесь ОМП, а любая масштабная стратегия Вашингтона будет обречена на провал.
Т.К. Кораев
